Постыдный и глупый бред?
А Эрдман? Что с ним было в это время? Из ссылки он сообщил свой адрес: Енисейск, ул. Сталина, 23. Еще один грустный парадокс в его духе!
Ему писали помимо А. Степановой родные и друзья. Редкие письма приходили от Владимира Масса, сосланного в Тобольск. После декабрьской 1934 года премьеры "Веселых ребят" пошли поздравления с невиданным приемом зрителями картины. Откликнулась и Любовь Орлова:
"Дорогой Коля!
Прежде всего поздравляю Вас с большим успехом нашей фильмы. Я надеюсь, что Вы скоро увидите и оцените "Веселых ребят" по-своему. Посылаю Вам кадры из фильмы. Я очень довольна картиной как за себя, так и за Гришу, за Вас, за всю группу – поработали недаром.
Шлю Вам самые сердечные приветы, жму крепко руку и надеюсь скоро увидеть Вас и начать вместе с Вами делать фильму "Новые люди", о которой я не перестаю думать.
Надеюсь скоро Вас видеть. Сердечный привет. Л. Орлова.
Коля, я помню, что Вы любите духи, посылаю Вам на понюшку".
Николаю Робертовичу удалось увидеть работу Александрова только в феврале 1935-го. Впечатление она произвела на него такое, что при следующей возможности сходить в кино он "с удовольствием не пошел". Оценка Эрдмана кратка и беспощадна: "Такой постыдный и глупый бред. Неужели нельзя было сделать даже такой пустяковой вещи?"
Неожиданно? Спорить с автором сценария тому, кто считает "Веселых ребят" если не лучшей, то одной из лучших отечественных музыкальных комедий, изобилием которых наш экран не отличался, доказывать ее сценарные, актерские удачи, говорить о музыкальных и режиссерских достоинствах фильма вряд ли здесь стоит. Попытаемся понять Эрдмана.
Думаю, его прежде всего оскорбило некое пренебрежение режиссера сценарием, безжалостное сокращение его – как реплик, так и больших сцен. Быть может, сказалось и настроение драматурга: ссылка мало располагает к веселью. Не будем гадать. Право Эрдмана не принять комедию не подлежит сомнению.
Но хочется все же заметить: Александров тоже имел право на свой фильм, на свое, режиссерское понимание комедийного зрелища. Он воплотил в нем провозглашенный Эйзенштейном принцип "монтажа аттракционов". Отбросил бытовые детали, логические переходы от одного аттракциона к другому, не тратил время на объяснения, как возникла та или иная ситуация, и это обеспечило динамичность действия, что катится как по рельсам, не громыхая на стыках.
К тому же режиссер точно дозировал чередование смеховых и лирических эпизодов – без этого ленту не выдержал бы ни один зритель. Да, закон чередования открыт не Александровым, он использовался в десятках, если не в сотнях американских фильмов. Подражательность налицо. Но ставить ее в упрек пионеру музыкальной комедии не годится: других примеров для овладения профессией у него не было.
"Веселые ребята" выдержали экзамен у зрителя. Не только нашего. После Венецианского фестиваля картину купили многие страны: в Югославии она шла под титулом "Пастух из Абрау", в Польше – "Весь мир смеется", во Франции и США – "Веселые ребята".
Зарубежные кинокритики усмотрели в фильме немало недостатков, но остались единодушны в признании его удачи.
"Этот фильм выходит из рамок обычной советской продукции, – писал в декабре 1934 года журнал "Синематографи Франсез". – Сделана попытка избежать социальных сюжетов и голой пропаганды. Это забавный и веселый фарс, окруженный приятной и живой музыкальной атмосферой.
Постановка Александрова отличается цепкостью, изобилует находками. Иногда, однако, этот молодой режиссер был обманут исполнителями, декорациями, недостаточной приспособленностью советских актеров к элегантности, к светскости. Отметим, однако, усилия в сторону нового, которое мы видим в фильме".
Жаль, что Эрдман не читал этих строк.
Сегодня "Веселые ребята" стали раритетом отечественного кино. Хранимым, неприкасаемым, к которому ни прибавить, ни убавить. И его смотрят новые поколения, другие страны и континенты.
В заключение рассказа об этом фильме вернемся на землю. Вот цитата из Леонида Утесова: "Веселые ребята" приносили мне и радости. Когда отмечалось пятнадцатилетие советского кино, Г. Александров получил орден Красной Звезды, Любовь Орлова – звание заслуженной артистки, а я – фотоаппарат".
Счастливый финал "восстановленного" фильма
Но вот еще одна история – послесловие к "Веселым ребятам".
В начале шестидесятых в клубе дорхимзавода Бюро пропаганды киноискусства устроило творческий вечер народной артистки СССР Л. П. Орловой. Вечер начинался необычно рано – в четыре дня. Зная беспокойный характер Любови Петровны, я приехал за полчаса до этого и застал ее за гримерным столиком.
– Сначала вы расскажете обо мне, покажете два ролика – я привезла их: один из "Веселых ребят", другой из "Волги-Волги", – попросила она. – Потом уж выступлю я и отвечу на вопросы.
Один вопрос у меня возник тут же:
– Ролик из "Веселых ребят" оригинальный или дублированный?
– А вам дублированный не нравится?
– Нет. И я никогда не смогу понять, зачем за вас поет в нем Леокадия Масленникова и мы слышим голос не Анюты, а оперной примадонны. Как не понимаю, зачем вместо Утесова звучит Трошин, – он не только не передает одесских интонаций, но на высоких нотах, что Утесов легко брал, хрипит и переходит на речитатив. По-моему, все это ужасно.
– Вы должны понять, Григорий Васильевич хотел продлить жизнь фильму, – объясняла Любовь Петровна. – Фонограмма картины так износилась, что печатать новые копии стало невозможно!
Это была неправда. Точнее, ложь, которой Александров пытался – не найду другого слова – запудрить мозги и жене, и сотрудникам Госкино. Подлинных причин освежевания собственной работы сегодня не установить. Можно предположить, режиссер в трудную минуту захотел подзаработать – за так называемое "восстановление" фильмов прошлых лет платили неплохо. Или он стремился представить "улучшенный" вариант на Всемирную выставку 1958 года в Брюсселе, но ничего там не снискал – об этом сообщалось в печати.
Когда я заставил себя посмотреть "восстановленную" копию, скрипел от возмущения зубами. Изменилось все: голоса актеров, ведущих диалоги, голоса актеров поющих, вместо вдохновенно играющего утесовского джаза и блистательных авторских инструментовок с экрана лились дистиллированные звуки академически холодного ансамбля Вадима Людвиковского, переделавшего Дунаевского на свой лад.
Такая "новизна" оказалась чужеродна старой ленте и соединялась с нею как масло с ледяной водой.
Леонид Осипович переживал все это остро. И измену Людвиковского, столько лет проработавшего у него вторым дирижером, и инсинуации Александрова, уговорившего Владимира Трошина петь и говорить за Утесова, якобы наотрез отказавшегося от переозвучания.
Эти переживания в конце концов нашли у Утесова своеобразный выход: он написал эпиграмму. Не очень профессиональную и не очень веселую. Скорее грустную:
Был веселый фильм когда-то,
Были песни, была радость.
Где ж "Веселые ребята"?
Обновили – стала гадость.
Обошлось это во сколько?
Все в бухгалтерском тумане.
Веселее стало только
В александровском кармане!
Пытаясь все-таки разобраться, чем вызвано "восстановление" знаменитой картины, я связался с Госфильмофондом – главным нашим кинохранилищем. И тут-то и выяснилось самое неожиданное. На фильмофондовских полках лежат в целости и невредимости и первая, и вторая копии "Веселых ребят", напечатать с которых можно сотни экземпляров, идентичных первоначальному варианту фильма. Никакой нужды в обновлении картины не было.
Я позвонил Леониду Осиповичу:
– Мы можем сделать пластинку со всей музыкой из "Веселых ребят". Госфильмофонд перепишет нам звуковую дорожку с кинопленки на магнитку.
– Надеюсь, вы имеете в виду оригинальный вариант фильма? – спросил Утесов.
– Только его. И хотел бы попросить вас прочесть на этом диске комментарий, чтобы слушателям было ясно, почему звучат та или иная песня, мелодия или диалог на фоне музыки.
Утесов с радостью согласился. Пластинку мы сделали быстро. Получилось путешествие по фильму с увлекательным экскурсоводом! Во всяком случае, любители грамзаписи оценили диск своим кошельком – он раскупался охотно и вышел не одним тиражом.
А появление на экранах улучшенного варианта "Веселых ребят" вызвало нешуточный скандал. В газетах (и не в одной!) появились статьи композиторов, критиков, письма зрителей с недоумениями и возмущениями по поводу "измывательства над любимой картиной". Госкино пришлось выпустить приказ: "Изъять из проката все восстановленные копии "Веселых ребят" и выпустить на экраны первоначальный вариант".
Счастливый финал некрасивой истории. К сожалению, единичный. Телевидение и сегодня продолжает крутить "восстановленные" копии десятков фильмов прошлых лет, фильмов, говорящих и поющих современными голосами. Ну как отнестись к тому, что вместо Раневской, мастерски сыгравшей врача в "Небесном тихоходе", мы слышим голос неизвестной актрисы, ни на йоту не похожий на оригинал?! И примеров таких не перечесть!
Последний парадокс с "Веселыми ребятами" произошел несколько лет спустя, после того как с экранов убрали искореженные экземпляры. На этот раз новый вариант оставил оригинал почти в неприкосновенности. Но лента теперь начинается с досъемки – неким вступлением, в котором сам Александров сообщает зрителям, как он безумно счастлив, что они наконец увидят картину такой, какой она появилась в 1934 году!
Случай на даче
Утесов был не совсем прав: "Веселые ребята" принесли ему еще одну, пусть недолгую, радость. Картина вышла на экраны еще до того, как Александров, Орлова и примкнувший к ним Николай Экк, постановщик первой советской звуковой ленты "Путевка в жизнь", добровольно обратились в правительство с просьбой избавить их, а заодно и всех работников кино от непосильного бремени доходов: до 1937 года с каждого сеанса в пользу создателей фильмов шли отчисления с проданных билетов. Отчисления крошечные – в одну десятую копейки, но при миллионных зрителях куш получался приличный. Пользуясь им, Орлова и Александров, а также Утесов и Дунаевский построили во Внукове хорошие дачи среди лесного массива.
И когда Эрдман в начале 1937-го, отсидев срок, вышел на свободу ("свободу минус три", что означало без права проживания в Москве, Ленинграде и Киеве), он поселился у Леонида Осиповича: Внуково не считалось ближним Подмосковьем. На утесовской даче его посетили родители – Роберт Карлович и Валентина Борисовна, а главное – приехал Миша Вольпин, и они засели за сценарий фильма "Волга-Волга". Владимир Масс все еще находился в ссылке, в Тобольске, где стал художественным руководителем самодеятельности местного клуба. В Москву ему разрешили вернуться только в 1943 году.
К жене – Дине Воронцовой – Николай Робертович выбирался тайно, на один-два дня, нарушая предписанный режим.
– Ты опять рискуешь, – говорил ему не раз Утесов, понимая, что слова его бесполезны: Эрдман любил рисковать, хоть никогда и не бравировал этим.
Соавторы ходили на дачу к Орловой и Александрову – она располагалась в ста метрах, советовались с ними, и однажды Эрдман прочел им готовый сценарий. Оба были в восторге.
– Великолепно! Любочкина роль – просто блеск! И характеры какие – один Бывалов чего стоит! Остро и злободневно – настоящий удар по бюрократизму! – возбужденно восклицал Александров. – Дуня с Кумачом истосковались по такой работе!
Любочка, явно довольная, сначала улыбалась, но не сказала ни слова. Неожиданно она напряглась и замкнулась, будто хранила некую тайну.
Гриша попросил Эрдмана пройти в другую комнату: "Есть разговор".
– Понимаешь, Коля, ты написал прекрасную вещь. Да, да, – поправился он, видя, что Эрдман хочет что-то сказать. – Вы, вы вдвоем написали, но это не меняет дела. И ты, и Миша были арестованы и побывали в ссылке. Знаю, басен он не писал, но сотрудничал с тобою – этого достаточно. И вот теперь я кладу на стол знакомого тебе Шумяцкого сценарий, написанный людьми, вернувшимися из мест не столь отдаленных и лишенных права жить в столице! Ты представляешь, какой будет эффект! Сценарий тут же зарубят!
– Что ты предлагаешь? – спокойно спросил Николай Робертович.
– Безусловно необходимо снять ваши фамилии, – уверенно произнес Александров. – Пойми, слава мне не нужна, ее и так хватает, за сценарий вы получите все сполна, до копейки. И единственный выход – оставить только мою фамилию.
– Согласен, – кивнул Эрдман.
– Но это не все. – Александров выдержал паузу. – Сегодня вошло в практику, что Иосиф Виссарионович смотрит фильмы до выхода на экран. Особенно мои. Скорее всего, Качалова с твоими баснями он не забыл, и, если увидит в титрах твою фамилию, готовую картину не увидят зрители. Поэтому...
– Понятно, – прервал его Эрдман. – Поступай как знаешь.
Больше с ним он никогда не встречался. А на экраны "Волга-Волга" вышла с одним указанием – "Сценарий и постановка Григория Александрова".
"Волга-Волга" действительно стала любимым фильмом Сталина. Он смотрел ее много раз и знал наизусть. Игорь Владимирович Ильинский, сыгравший в этой картине Бывалова, рассказывал, как однажды на приеме в Кремле, куда пригласили его, Сталин подошел к нему:
– А, гражданин Бывалов! Вы бюрократ, и я бюрократ, нам есть о чем поговорить. Всегда поймем друг друга!
И предложил гостям посмотреть "Волгу-Волгу". Сам сел в центре первого ряда. Слева – Ильинский, справа – Владимир Иванович Немирович-Данченко, основатель МХАТа, с традиционной серебряной бородкой венчиком – ему исполнилось восемьдесят. Начался просмотр, и Сталин, то и дело опережая реплики Бывалова, хлопал Владимира Ивановича по колену и говорил:
– А сейчас он скажет: "Примите у граждан брак и выдайте им другой!"
У Эрдмана рассказ об этом восторга не вызвал.
"Тишина" и вокруг нее
Эрдман был уже занят новой работой для Утесова – одноактным водевилем "Много шума из тишины". Поставил его режиссер Алексей Григорьевич Алексеев, первый, а потому и старейший конферансье на русской эстраде.
Действие водевиля в трех картинах с прологом поначалу воспринимается как шутовство, в котором всегда был силен Эрдман. По сюжету пьесы утесовские музыканты достают по знакомству путевки в санаторий, где они собираются отрепетировать новую программу. На этот раз никакого маскарада – все они играют самих себя и в пьесе обозначены собственными именами: Орест (Кандат), Аркаша (Котлярский), Альберт (Триллинг), Миша (Ветров) и т. д. Но санаторий, в котором они оказались, не простой, специализированный, только для сердечников и называется "Спасибо, сердце". А над его воротами водружен плакат со словами из старинного романса:
Так медленно сердце усталое бьется,
Что с песнями надо скорее кончать!
Это заставляет музыкантов насторожиться. И не без оснований. Оказывается, руководство санатория ведет неустанную борьбу за тишину. Вдохновитель и организатор ее побед – Главврач (Р. Юрьев), кредо которого: "Поднимем тишину на небывалую вышину!" Его заместитель – Завтишиной (Л. Утесов) – немедля подхватывает: "Я за тишину любому больному голову оторву!"
Водевиль остается водевилем, и обязательная для него любовная интрига сочетается с песнями, куплетами, переодеваниями, шутками, репризами. Комизм только усиливается оттого, что все нанизывается на главный стержень действия – достичь абсолютной тишины, при которой все и вся должно хранить молчание. Даже жужжание случайной мухи вызывает мгновенную реакцию Завтишиной – нарушительница подлежит ликвидации: последний полет мухи озвучивается "Полетом шмеля" Римского-Корсакова, сыгранного А. Триллингом.
Санаторий постепенно обрастает наглядной агитацией – лозунгами с цитатами из классиков – от древних греков до Пушкина, от них уже не остается живого места и даже в роще приколочен к березе плакат "Не шуми, маты зеленая дубравушка!". Молчание здесь неписаный закон, предсказанный Эрдманом: "Когда вас бьют, вы издаете звуки, коль вас не бить, вы будете молчать".
Но действующие лица как бы не замечают предписаний. Напротив, коровница Дуся (Эдит Утесова) втайне ненавидит тишину всей душой, а влюбленный в нее усердный Завтишиной, когда остается один, задраивает в комнате окна и двери и поет "Поговори хоть ты со мной, гитара семиструнная", добавляя: "Поговори, но только тихо!"
Все это игралось в водевиле легко, с юмором, вызывая смех зрителей. Как и стихи, что писал влюбленный:
Среди числа несметных Дусь
Лишь вы – единственная Дуся.
Признаться в этом не стыдюсь
И нежной страсти предадуся!
Для нее, единственной, звучит его песня "Тайна" – "Отчего, ты спросишь, я всегда в печали?", с ней в коровнике он поет дуэтом "Ты не только съела цветы, в цветах ты съела мои мечты", а Дуся, скромная и застенчивая, за глаза просила его: "Приходи, милый, в вечерний час, птицей сизокрылой ночь укроет нас". Водевиль наполнялся музыкой и танцами, и весь оркестр, устроившись в гостеприимном коровнике, играет задорные мелодии, под которые бьет чечетку обслуга, а повара в такт ритму жонглируют котлетами.
И только Главврач в ужасе врывается в это скопище нарушителей.
Аркаша. Доктор, поймите!
Главврач. Я никогда ничего не понимал, не понимаю и не буду понимать!
Это единственная фраза, которую "завопросил" цензор, но и ее, и весь водевиль пропустил без исправлений, не усмотрев в нем никаких намеков на современность.
И снова огромный успех у зрителей. Более двух месяцев лета 1939 года Утесов играет "Тишину" в московских "Эрмитаже" и парке ЦДСА, затем везет в Ленинград, Киев, далее везде – на гастроли длиною в год.
"Мы старались, – писал Утесов, – чтобы каждая наша программа, даже просто концертная, была насыщена юмором и смехом – без шутки не представляю себе ни концерта, ни жизни, – и это нам чаще всего удавалось: с нами охотно работали самые остроумные авторы того времени".
Что же, "Много шума из тишины" – еще одно проявление "сломанности" Эрдмана? Кто может, пусть согласится.
Одновременно Николай Робертович пишет для Утесова "пустячки", к которым он якобы перешел после отсидки. Но он и прежде тяготел к вещицам коротким, остроумным, к конферансу, насыщенному репризами. Вспомним хотя бы текст ведущего в утесовском "Джазе на повороте".
В конце тридцатых Эрдман делает для Утесова несколько сценок и скетчей, которые Леонид Осипович исполнял в обычных концертах. Одна из них шла в программе "Песни моей Родины", включавшей преимущественно произведения так называемого гражданского звучания.