Узнав в Москве о том, что мы летим в Таллин, Галя не задумываясь рванула вслед за нами, подбив на поездку и Аню, бывшую со мной в серьёзной размолвке. Вот уж, действительно, "какие странные дела у нас в России лепятся"! Чтобы две красивые девушки, да в придачу ещё и манекенщицы, поехали на свои деньги вслед за двумя небогатыми мужиками с единственной целью "подышать с ними одним воздухом", как выразилась Галя?! Даже если фамилия одного из них - Высоцкий. Впрочем, интрига оказалась куда более запутанной, чем могло показаться на первый взгляд.
- А где же Аня?
- Она спит.
Вот ещё новость! Спит в общежитии у каких-то студентов-армян, с которыми девушки ехали из аэропорта. Не спала, видите ли, всю ночь. От удивления у нас вытянулись лица:
- Какие ещё студенты? И почему ты одна?
- Я приехала сюда наугад, чтобы найти вас. А с Аней мы условились встретиться в восемь вечера у кафе "Москва".
Сбивчивые объяснения Гали нас не убедили, и мы решили ехать в общежитие и выручать Аню из лап подозрительных армян. Долго кружили по студенческому городку, но безрезультатно. Нет, тут что-то было не так. Поведение Гали выглядело, по меньшей мере, странным. Не солоно хлебавши, возвратились мы в гостиницу и направились к Стелле пить кофе. Чувствовалось, что Володя не в восторге от внезапного приезда красавиц, я же чувствовал себя застигнутым врасплох...
В тот памятный июльский день, когда я снова встретил Аню, мне сразу захотелось позвонить Володе:
- Наконец-то я влюбился, - убеждая скорее самого себя, чем Володю, выпалил я.
- Ну и как? - с оттенком иронии в голосе остудил мой несколько наигранный восторг Володя. Он вообще терпеть не мог восторженности и сентиментальности. Он, кстати, был тоже не один: у него сидела какая-то незнакомая мне девушка. Сорвались, поехали в ресторан при Внуково, где, на радостях, я здорово надрался, и на обратном пути за руль сел непьющий Володя. Хотя Аня и в тот первый день вела себя странно, Володя прореагировал на неё спокойно. Ночевали у меня. Мы с Аней - в моей спаленке, Володя со своей дамой - на синем диване в гостиной.
Через какое-то время он зашёл ко мне за сигаретами и, увидев, что мы лежим одетые, остановился как вкопанный.
Утром, когда мы проводили девушек и остались одни, Володя сказал:
- Давид, как это прекрасно, что вы лежали нераздетые. Глядя на вас, и я тоже...
Ну и вот, а ещё сравнивают его с Дон Гуаном...
Спустя пару дней, пользуясь отсутствием уехавшей в Париж Мишель, я принимал у себя дома Аню и Галю. Роман наш стремительно набирал обороты, и жизнь представлялась упоительной, как поцелуй Чаниты. Вечером позвонил Володя - по голосу чувствовалось, что он в плохом состоянии:
- Ты дома? Я сейчас приеду.
Володя только недавно вернулся из дальних странствий. В Приэльбрусье у него "отказали тормоза", и он дал каким-то состоятельным грузинам увезти себя в Тбилиси, где ему был оказан великолепный приём. Володя появился в сопровождении какой-то незнакомой опекунши - гренадёрши из продмага. Заверив её, что я сам отвезу Володю домой, я поспешил от неё избавиться. Она решительно выглядела пятой лишней. Присутствие двух эффектных девиц явно не сочеталось с разобранным состоянием Володи, возникла общая натянутость и неловкость. Разговор не клеился. Тут ещё Аня съехидничала, усугубив ситуацию:
- Скажите, Володя, а приятно быть знаменитым?
Володя несколько замешкался и недовольно ответил:
- Да, приятно. Потому что это даёт мне возможность помогать друзьям.
Спустя несколько минут он собрался уходить. Прощаясь, обратился к девушкам:
- Мне неудобно. Давайте встретимся в другой раз, когда я буду в лучшем состоянии.
Уходя, он с любопытством посмотрел на Аню, видимо, не признав в ней ту девушку, с которой мы ездили во Внуково. Неудивительно - лёгкий макияж неузнаваемо изменил её.
Я поехал провожать Володю домой. В машине он спросил у меня:
- А кто этот человечек? - имея в виду, как оказалось, именно Аню.
Вскоре Володе удалось "завязать", и мы стали всё чаще и чаще проводить время вчетвером. Сидели у меня дома, ездили обедать в "Баку", один раз ужинали в "Архангельском". (Тусовочных мест, как рестораны Дома кино или ВТО, Володя, конечно же, избегал.) В таких тихих, маленьких радостях неспешно летели тёплые августовские дни и ночи. За это время я уже составил себе мнение о наших спутницах - они явно не соответствовали стандартным представлениям о работницах подиума.
В те времена (да наверняка и теперь) звание манекенщицы являлось как бы двойным патентом на красоту и глупость. Аня и Галя были странными манекенщицами. Прежде всего, обе были напрочь лишены честолюбия. Одному Богу ведомо, как они очутились в Доме моделей. Во время показа Аня так сильно смущалась, что ежеминутно рисковала свалиться с подиума. У Гали же от волнения постоянно дрожали руки, а по подиуму она ступала столь же опасливо, как и подруга, - вечным дамокловым мечом висела над ней угроза отца-мусульманина: "Заведёшь любовника - зарублю". Дело в том, что Галя была замужем за хамоватым русским парнем из номенклатурной семьи и имела восьмилетнего сына, в котором не чаяла души. Аня же была разведена и одна воспитывала шестилетнего сына, которого родила в шестнадцать лет. Её родителями были обрусевший литовец и австрийская еврейка. Галя никогда не оспаривала интеллектуального превосходства подруги, в которой сочеталось не сочетаемое: она умудрялась увлекаться одновременно Анатолем Франсом и Александром Блоком, Мишелем Монтенем и Александром Грином. Своим сложным, нездоровым внутренним миром она чем-то напоминала героинь Стриндберга: постоянно молчала, говорила же с длинными паузами, чем приводила меня в полный восторг.
После третьей или четвёртой встречи с Аней обычно сдержанный Володя, будучи совершенно трезвым, произнёс неожиданную, ко многому обязывающую фразу:
- Давид, ты понимаешь, что выиграл миллион в лотерею? Это необыкновенная девушка. Я понимаю, что совершаю предательство в отношении Мишель, но, если вы вдруг разведётесь, женись на Ане.
Впоследствии его пожелания сбылись в точности, не принеся, увы, счастья никому из нас троих.
Да, было о чём задуматься. Самое странное заключалось в том, что Володя чувствовал, что Аня относится к нему весьма скептически. Она, как, впрочем, и Галя, интуитивно не верила ему. Володя же в такой тональности никогда ни о какой женщине не говорил. Однажды девушки мне поведали, что Володя очень удивлён, что я так часто езжу к Ане в Долгопрудный на электричке. Из-за обилия в нём "почтовых ящиков" этот городок, как Химки или Подлипки, считался в то время закрытым: на машине с белыми номерами меня там могли остановить. И вроде бы Володя сказал Гале:
- Я бы не стал связываться с девушкой, которая живёт так далеко. Давид - молодец!
Из чего подруги сделали вывод: "Видишь, он какой! Не идеализируй его. Когда тебе будет плохо, он тебе не поможет, хоть вы и друзья".
И однажды, будучи, правда, нетрезвой, Аня таки устроила Володе маленькую "проверку". Как-то мы сидели с ней у меня на Ленинском и глубокомысленно рассуждали об абсурдности земного бытия, что, впрочем, ничуть не мешало нам наслаждаться шотландским виски, сигаретами "Олд голд" и музыкой Альбинони. И, хотя Мишель находилась в Москве и могла нагрянуть каждую минуту, меня это особенно не смущало. В последнее время, на почве деликатности Мишель, наглость моя расцветала всё более махровым цветом.
Было уже около одиннадцати вечера, когда, странно ухмыляясь, Аня предложила вдруг позвонить "просто так" Володе. Не ожидая никакого подвоха, я согласился. Аня тут же набрала номер, и, удачно имитируя душевное волнение, выговорила:
- Володя, это Аня. Ты знаешь, Давиду сейчас очень плохо.
Володя всё понял мгновенно: проверка! И, не вдаваясь в детали, раздраженно (видимо, уставший после спектакля) ответил:
- Ладно. Давай адрес.
Я тут же вырвал у Ани трубку:
- Володя, всё это ерунда. Эта идиотка просто пьяна. Ничуть мне не плохо. Я в полном порядке. Просто такая дурацкая шутка - я на минуту вышел на кухню и не уследил: она тут же набрала номер.
- А где вы?
- У меня дома.
- Что?! У Мишель?! Да вы что, с ума сошли? Уходите немедленно. Она же в любую минуту может прийти.
Не без удовольствия пожурил я Аню:
- Ну что, убедилась? Хоть он и был недоволен, но всё равно бы приехал. Ты никак не можешь понять, что мерить его общим аршином нельзя. Пока я тут с комфортом "страдаю", он же как проклятый вкалывает, буквально на износ.
Я всего лишь повторял, чуть видоизменив, слова Аниной матери - большой поклонницы Высоцкого, контуженной на фронте военной переводчицы.
- Ну что может быть общего между твоим бездельником и Высоцким? Ведь он же, как вол, пашет. И сколько уже успел сделать. Я просто не понимаю, что их связывает.
Этого не могли понять многие...
Но это было потом, а пока - Галя, Аня и Таллин. Было заметно, что Володя явно озадачен бурной, но непонятной активностью Гали и даже её приездом. А ведь я знал, как сильно он увлечён ею. Роман их вспыхнул за месяц до этого при весьма нетривиальных обстоятельствах во время их второй встречи у меня дома.
Накануне приезда Влади я попросил Галю посидеть ночь с Володей и попытаться отвлечь его внимание с алкоголя на себя, дабы соблюсти поутру хоть какую-то меру приличия в отношении прилетающей Марины. Зная от Ани, что пользуюсь почему-то непререкаемым авторитетом у Гали, я объяснил ей ее миссию, не опасаясь впасть в риторику. Поставив перед Галей большую фотографию Высоцкого с гитарой, я принялся, не чураясь театральщины, подстрекать диковатую смуглянку к акту самопожертвования во имя Отечества.
- Галя, пойми, он не просто знаменитость, а совершенно исключительное явление. Если ты ему сегодня поможешь, то вся Россия тебе будет благодарна. Навеки. А уж в Башкирии тобой будут гордиться, как Салаватом Юлаевым, и когда-нибудь наверняка увековечат твою память. В мраморе или в бронзе. Только не давай ему пить ничего кроме пива и не выпускай его из дома. Ты можешь и должна его спасти! Увлекшись тобой, он бросит пить наверняка!
Мой велеречивый зов Галя выслушала без тени иронии. Только дрожащий огонёк зажатой в руке сигареты выдавал её душевное смятение. Огромные глаза-воронки горели отвагой. Она была одновременно похожа и на летящую в огонь бабочку-махаон и на заброшенную во вражеский тыл Зою Космодемьянскую.
Когда приехал Володя, мы некоторое время посидели вместе, потягивая заблаговременно раздобытое мною чешское пиво "Будвар".
Перед тем как уединиться с Аней в соседнюю комнату, я указал Гале тайник, где хранился ящик дефицитного пива, и пожелал удачи. Ночь прошла на удивление спокойно.
Наутро выяснилось, что Галя перевыполнила задание. Она старалась пить больше Володи, чтобы ему оставалось меньше, и лицо у неё приобрело зеленоватый оттенок. Выглядела она неважно: всю ночь напролёт они пили пиво, лежали на диване и выкурили прорву сигарет. Что-то до боли знакомое напомнила мне эта сидящая на краешке дивана странная парочка. Наконец, меня осенило: ба, ведь это же Печорин со своей Бэлой. Не хватало только офицерского мундира да чёрной шали. Подстёгнутое "Будваром" воображение молниеносно развернуло веер незатейливых ассоциаций. Подлетающая к Москве Марина идентифицировалась с исстрадавшейся княжной Мэри, могущая каждую минуту появиться Татьяна - с верной Верой, самого же себя я, вконец запутавшись, воображал то Казбичем, то Азаматом, с его конём Карагёзом в придачу.
Далее интрига развивалась в полном соответствии с канонами романтической литературы той эпохи.
Пора было ехать в Шереметьево - встречать Марину. И тут Володя выдал "цыганочку с выходом":
- Никуда я не поеду.
- То есть как?
- Не хочу. Ты посмотри, какая девушка. Какие глаза! Какая точёная фигурка! Эта осиная талия!
Действительно, такой тонкой талии я никогда более не видел. Так что Володин восторг меня не удивлял. С величайшим трудом, после долгих препирательств удалось мне его уговорить расстаться на какое-то время с Галей:
- Да никуда она не денется. Будет тебя ждать...
Да, такой фортель в наш прагматический век способен был выкинуть только Высоцкий, и то в подпитии. Он отказался ехать встречать женщину, чьим официальным мужем собирался стать ровно через два месяца.
Из машины Володя, конечно, не вышел, и мне пришлось одному выдержать допрос, который учинила Марина в мрачных интерьерах зала прилёта:
- Где он, дома?
- Нет, в машине.
- Пьёт?
- Вчера и сегодня - только пиво.
Получив багаж, мы молча последовали к машине, в которой полулёжа дремал Володя...
Самое удивительное, что Володю на этот роман благословила фактически сама Марина. Узнав, что Галя живет от него буквально в двух шагах, Володя поведал нам следующую историю. Как-то, вернувшись из гостей в хорошем настроении, Марина стала подтрунивать над Володей: "Ты знаешь, какая у тебя красавица-соседка с огромными глазами? Мы только что ехали в одном такси. Как это ты умудрился ее прозевать? А то все время - "Таня, Таня".
Галя, в свою очередь, рассказывала нам, как однажды ее согласился довезти домой таксист, у которого уже сидела пассажирка. Им оказалось по пути. В осветившемся на миг салоне Галя с изумлением признала в незнакомке... Марину Влади. Ее приветливость и простота покоряли. Когда машина остановилась возле Галиной башни, Марина, улыбнувшись, произнесла: "Да мы и в самом деле соседки". Так что все сходилось.
...В баре Галя продолжала загадочно молчать. Чувствовалось, как она нервничает. Разговор не клеился, натянутость нарастала, становясь уж совсем неприятной. Вдруг Володя, словно о чём-то догадавшись, встал и со словами: "Ладно, ребята, вы тут пока поговорите", - вышел.
Я, никогда не подвергавший сомнению мысль о лидерстве Высоцкого в любой сфере наших взаимоотношений, опешил. Окончательно разобрала меня на части Галя. Проводив Володю глазами, она, стиснув ладошки, тихо сказала:
- В общем, я хотела тебе сказать, что я тебя люблю.
Ситуация складывалась диковатая. Где-то там, в каком-
то общежитии спит Аня, здесь - это лестное, но неуместное признание и Володя, который мог подумать бог весть что. Кстати, позже, уже в Москве, он мне признался, что, грешным делом, решил, что Галя - моя бывшая любовница, которую я ему "сплавил" после появления Ани. Мнительность Володи временами меня удивляла: видно, часто обжигался.
Моя реакция, видимо, показалась Гале странной:
- А как же Володя?! Как Аня?!
Я ведь понятия не имел, что происходит. А Володя понял, что что-то не то. Поэтому и вышел, оставив нас одних. Я же ничегошеньки не понимал. Диалектика женской души всегда была для меня тайной за семью печатями. Я имел о ней столь же смутное представление, как о теореме Ферма, к разгадке которой я никогда и не стремился. Что может быть тоскливее разгаданной женщины? Я был убеждён, что любимая женщина должна быть вечным "котом в мешке".
Пришлось объяснять Гале, что данный расклад не по мне, что, не будь Володи, я вёл бы себя, быть может, по-другому. Короче, признался ей, что Высоцкий для меня - это святое. Володя вскоре вернулся, и Стелла, воспользовавшись минутной отлучкой Гали, выразила нам своё сочувствие:
- Что, преследует?
- Да вот, неожиданно приехала, и не одна. Надо их как-то устраивать, - объяснили мы ситуацию.
- Нет проблем. Я всё сделаю.
К восьми часам вечера наша троица широким шагом приближалась к кафе "Москва". Различив издалека одинокую фигурку, Володя с нежностью произнёс:
- Смотри, бедненький человечек стоит уже, ждёт.
Удивительное отношение было у Володи к этой девушке: нежность вперемешку с состраданием и восхищением. Видя это, Галя, может быть, и рассчитывала именно в Таллине изменить конфигурацию нашего квартета. В одном я убеждён: не будь меня, у Володи с Аней непременно бы закрутился бурный роман...
По пути в гостиницу мы столкнулись с двумя парнями бывшими изрядно "под мухой". В их малоприветливой тираде, обращённой к нам, отчётливо прозвучало слово "чёрные", явно адресованное нам двоим, Гале и мне. Мы, увы, не были, счастливыми обладателями нордической внешности. Я даже не отреагировал - что с пьяных спрашивать; да и слова их прозвучали невнятно. Уши мои давно притерпелись к избитым оборотам речи, выплёвываемых в мой адрес: от "понаехали тут всякие" до "чёрт нерусский". Но не таков Владимир Высоцкий - задета честь его девушки и друга:
- Ты почему это сказал? Объясни! - устало спросил он.
В его голосе сквозила привычная утомленность людской глупостью.
Второй был потрезвее и, видимо, не хотел лишних приключений. Но первый ещё ничего не понял и проблеял что-то:
- Да чего там!..
Володя быстро спросил: "К приёму готов?" - и сразу же вмазал ему, без подготовки. Отброшенный мощнейшим ударом, бедолага впечатался в дерево, задержавшее, к счастью, его полёт. Видя, какой оборот принимает дело, его более рассудительный приятель вмешался:
- Ребята, да бросьте вы, он же совсем бухой.
- Теперь протрезвеет, - успокоил я его, глядя, как незадачливый охламон отползает от спасительного дерева. - Передай ему, что удар он получил от Высоцкого, может, это его утешит.
На следующее утро подбитый сокол уже кружил под окнами нашего отеля, обнаруживая безусловное знание творчества Высоцкого, подвывая что-то из "Вертикали" и громогласно вызывая его на дружеское рандеву.
- Может, спустимся? - предложил я Володе.
- Да ну его, - ответил он мрачно.
Итак, вернувшись в гостиницу, мы разошлись, наконец, по парам, восстановив пошатнувшийся было статус-кво нашей странной ситуации. Чуть позже собрались в номере у Володи: чтобы не спровоцировать его, заказали эстонского пива. Володя, увы, не мог себе позволить даже глотка этого напитка, когда завязывал. Он лишь молча любовался девушками. Внезапно встав, он взял с телефонного столика чистый фирменный бланк и, сев напротив Гали, стал что-то писать. Через пять минут он уже протягивал ей написанный без единой помарки стихотворный экспромт, озаглавленный "Это было в отеле":
- Это - тебе.
Хочется думать, что Галя сохранила этот мадригал - стилизацию под стихи Игоря Северянина "Это было у моря". Впрочем, жива ли она сама? Увы, я запомнил лишь концовку второго катрена с эффектнейшей аллитерацией:
...Когда в угол швыряют шиншилловые шубы,
Ночь нас в тени упрячет, как гигантский колосс.
Эстония и Северянин - это было так уместно. Ведь именно Эстония загасила скорость головокружительного виража поэта, убаюкала, дала последний приют усталому сердцу.
Решив с шиком завершить наш эстонский экспромт, мы в благостном расположении духа спустились в ресторан. Но, увы, путь к тихим прелестям эстляндской кухни оказался закрыт. Эстонцы, как впрочем и латыши с литовцами, любят поставить русских на своё место, что они и не преминули сделать, указав нам с Володей, что те кавалеры, которые без галстуков, да ещё с барышнями, по ресторанам не ходят. Узнав об этом, Стелла обещала на другой день одолжить нам мужнины галстуки, благо он у неё был морским капитаном.
(Кстати, через пару лет Стелла перебралась в Москву, устроившись барменшей в Доме кино на Васильевской. Самое удивительное, что сменщиком её был тот самый Марат, о котором уже упоминалось в предыдущих главах.)