Он протянул мне паспорт на ребенка и пожелал удачи. На вопрос, могу ли я теперь выехать из страны, он ответил, что мне осталось только получить печать кенийского ведомства, а для этого снова понадобится согласие отца. При мысли о том, что все повторится, мне стало дурно. Мы угрюмо вышли из посольства и пошли в здание визового центра. Там нам снова пришлось заполнить анкеты и встать в очередь.
Напираи кричала и не успокаивалась даже тогда, когда я прикладывала ее к груди. Снова мы стали мишенью любопытных взглядов, снова люди шушукались, глядя на наряд моего мужа. Наконец нас вызвали. Женщина за стеклом пренебрежительно спросила Лкетингу, почему у Напираи немецкий паспорт, если родилась она в Кении. Все началось сначала, и я с трудом сдерживала слезы ярости. Высокомерной даме я объяснила, что у моего мужа паспорта нет, хотя он сдал на него документы два года назад. Поэтому внести дочь в паспорт отца мы не можем. Из-за слабого здоровья мне необходим отдых в Швейцарии. Следующий вопрос убил меня наповал: почему я не хочу оставить ребенка с отцом? Я раздраженно объяснила, что это ведь нормально – когда мать берет трехмесячного ребенка с собой. Кроме того, моя мать имеет право увидеть внучку! Наконец она поставила нужную печать. Печать поставили и в мой паспорт. Измученная, но обрадованная, я схватила паспорта и помчалась вон из этого здания.
Оставалось купить билет. На этот раз бумага, подтверждающая источник денег, была у меня с собой. Я предоставила наши паспорта, и мы купили билет на самолет, вылетающий через два дня. Вскоре служащая уже передавала мне готовые билеты, громко объявляя: "Хофманн Напираи" и "Хофманн Коринна". Лкетинга снова раздраженно спросил, зачем мы вообще поженились, если я все равно не его жена! Да и ребенок, судя по всему, не его. Тут мои нервы сдали. Я разревелась, взяла билеты, и мы вернулись в гостиницу.
Муж постепенно успокаивался. Растерянный и печальный, он сидел на кровати, и где-то я его понимала. Для него фамилия – величайший подарок, который можно передать жене и детям, а я никак не хочу его принять. По его мнению, это означает, что я отказываюсь ему принадлежать. Я взяла его за руку и спокойно сказала, чтобы он не волновался: мы обязательно вернемся. Я отправлю в миссию телеграмму, и он будет знать, в какой день нас встречать. Он сказал, что будет скучать без нас, но хочет, чтобы его жена наконец выздоровела. Когда мы прилетим, он встретит нас в аэропорту. Эти слова наполнили меня радостью: я понимала, какого усилия ему будет стоить это путешествие. Он признался, что хочет как можно скорее вернуться домой: ожидание в Найроби делает его несчастным. Я его понимала, и мы проводили его до автобусного вокзала. Мы стояли и ждали отправления. Он снова озабоченно спросил: "Коринна, жена, ты уверена, что вы с Напираи вернетесь в Кению?" Рассмеявшись, я ответила: "Да, дорогой, я уверена". Затем его автобус уехал.
Лишь два дня назад я смогла сообщить маме по телефону о нашем приезде. Она удивилась, но очень обрадовалась, ведь ей давно хотелось увидеть внучку. Нам с Напираи нужно было привести себя в порядок, но выходить из номера с таким маленьким ребенком было непросто. Туалеты и душевые располагались в конце коридора. Когда мне нужно было в туалет, мне приходилось брать с собой Напираи, если она не спала. Брать Напираи с собой в душ было невозможно. Я спустилась к стойке регистрации и спросила у женщины, не могла бы она пятнадцать минут присмотреть за ребенком, пока я буду принимать душ. Она ответила, что с радостью бы это сделала, но в данный момент из-за разрыва трубы полгорода сидит без воды. К вечеру поломку, возможно, устранят.
Я прождала до шести часов, но ситуация не изменилась. Напротив, повсюду распространилась жуткая вонь. Больше ждать я не могла, ведь в десять я уже должна была быть в аэропорту. Я отправилась в ближайший магазин и притащила в номер несколько литров питьевой воды. Сначала я помыла Напираи, затем вымыла себе голову, а в завершение, насколько хватило воды, вымылась сама.
До аэропорта мы доехали на такси. Вещей у нас было мало, хотя стоял конец ноября и в Европе нас наверняка поджидала зимняя погода. Стюардессы очень о нас заботились, все время останавливались возле нас, смотрели на Напираи и о чем-то говорили. После еды мне дали для нее детскую кроватку, и она вскоре заснула. У меня от усталости тоже закрывались глаза. Меня разбудили, когда уже подавали завтрак. При мысли о том, что я скоро окажусь на швейцарской земле, меня охватило волнение.
Белые лица
Приземлившись, я прошла паспортный контроль. Напираи висела у меня за спиной, обернутая платком. Я сразу увидела маму и Ганса-Петера, ее мужа. Радость встречи трудно передать словами. Напираи с интересом разглядывала белые лица.
По пути в Бернер Оберланд я по маме заметила, что мой вид ее очень беспокоит. Дома мы первым делом приняли горячую ванну. Мама купила для Напираи маленькую ванночку и сразу приступила к делу. Не успела я пролежать в ванне и десяти минут, как все мое тело стало ужасно чесаться. Раны и царапины на ногах и руках открылись и стали гноиться. Эти повреждения на коже возникли из-за украшений масаи и плохо заживали во влажном климате. Я вышла из ванны и увидела, что все мое тело покрыто красными точками. Напираи громко плакала, мама была в отчаянии. Тельце малышки тоже было покрыто красными гнойничками. Они ужасно зудели. Мама испугалась, что это что-то заразное, и мы записались к врачу на следующий день.
Оказалось, у нас была чесотка. Врач удивился такому диагнозу, ведь в Швейцарии эта болезнь встречалась крайне редко. Это клещи под кожей, которые на жаре начинают углубляться, что вызывает невыносимый зуд. Конечно, врачу хотелось узнать, где мы подцепили эту болезнь. Я рассказала об Африке. Когда он вдобавок заметил мои раны, которые вошли в плоть почти на сантиметр, он предложил сдать анализы на СПИД. В первое мгновение я едва не задохнулась от ужаса, но согласилась. Он дал мне несколько бутылочек с какой-то жидкостью против чесотки, которую нам нужно было принимать три раза в день. По поводу теста он сказал, чтобы я позвонила через три дня. Эти три дня ожидания стали самыми тяжелыми в моей жизни.
Первый день я много отдыхала и вместе с Напираи рано легла спать. На второй день вечером позвонил врач. Дрожащей рукой я взяла трубку, ведь сейчас мне предстояло услышать, как сложится моя дальнейшая судьба. Врач извинился за поздний звонок и сказал, что хотел облегчить мне ожидание и сообщить, что тест дал отрицательный результат. Я с трудом выдавила "спасибо!", но мне показалось, что я родилась заново. Я снова почувствовала себя сильной и поняла, что справлюсь и с последствиями гепатита. Каждый день я понемногу увеличивала количество жирной пищи и съедала все, что для меня с любовью готовила мама.
Время тянулось медленно, потому что здесь я не чувствовала себя дома. Мы много гуляли, навестили мою золовку Джелли и побродили с Напираи по первому снегу. Ей здешняя жизнь очень нравилась, только раздражало то, что нужно было постоянно то одеваться, то раздеваться.
Через две с половиной недели мне стало ясно, что дольше, чем до Рождества, я здесь не пробуду. Но первый рейс, на который еще оставались билеты, приходился на пятое января тысяча девятьсот девяностого года. Значит, меня не будет дома почти шесть недель. Прощание прошло тяжело, ведь я понимала, что после возвращения в Кению мне снова придется рассчитывать только на себя. Набрав почти сорок килограммов багажа, я улетела в Африку. Для всех я что-то купила или сшила. Мои родные тоже передали очень много подарков, пришлось взять и подарки для Напираи к Рождеству. Брат подарил нам рюкзачок, в котором я могла носить Напираи за спиной.
Все будет хорошо?
Когда мы приземлились в Найроби, мои нервы были напряжены до предела. Я не знала, встретит ли нас Лкетинга в аэропорту. Если нет, ночью с багажом и Напираи отыскать гостиницу мне будет нелегко. Распрощавшись со стюардессами, мы направились к паспортному контролю. Не успела я его пройти, как увидела своего любимого, Джеймса и его друга. Моей радости не было предела. Муж нанес красивый раскрас и аккуратно уложил свои длинные волосы. Он стоял передо мной, завернутый в красное одеяло, а уже через мгновение нежно заключил нас в объятия. Мы сразу поехали в отель, в котором они забронировали номера. Теперь у Напираи начались трудности с черными лицами. Она вопила, и Лкетинга беспокоился, что она его не узнает.
В гостинице мужчины изъявили желание посмотреть на подарки, но я достала только часы. На следующий день мы собирались ехать дальше, и я не хотела разбирать сумки, в которых все было аккуратно сложено. Ребята ушли в свой номер, мы тоже легли в постель. В ту ночь мы занимались любовью, и мне было больше не больно. Счастливая, я уснула в надежде, что все будет хорошо.
По дороге домой мы делились новостями, и я узнала, что в Барсалое решили построить настоящую большую школу. Из Найроби на самолете прилетели индусы, которые несколько дней жили в миссии. Школу планируется возвести на другом берегу большой реки. Приедет много рабочих из Найроби, все из племени кикуйю. Когда начнется строительство, никто пока точно не знает. Я рассказала о Швейцарии и, разумеется, о чесотке: чтобы нас не заразить, мужу предстояло пройти лечение.
Лкетинга доехал на машине до Ньяхуруру и оставил ее там возле миссии. Я удивлялась его отваге. Мы без проблем доехали до Маралала, хотя здешние расстояния снова показались мне бесконечными. В Барсалой мы прибыли на следующий день. Счастливая мама поприветствовала нас и поблагодарила Енкаи за то, что мы вышли здоровыми из "железной птицы", как она называла самолет. Как же хорошо быть дома!
В миссии нам тоже были очень рады. Я спросила о школе, и пастор Джулиани подтвердил слова ребят: через несколько дней начнется строительство. Уже прибыли люди, которые возводят бараки, временные жилища для строителей. В грузовиках сюда свозят материал через Нануки и Вамбу. При мысли, что здесь реализуется такой проект, у меня пропал дар речи. Пастор Джулиани объяснил, что правительство хочет сделать масаи оседлыми. Местоположение выбрано неплохое, так как в реке всегда есть вода и достаточно песка, чтобы, смешав с цементом, делать из него камни. Правительство выбрало это место из-за того, что здесь есть миссия. Начиная с этого дня, мы с интересом следили за происходящим и часто ходили гулять на другой берег реки.
Наша кошка очень выросла. Видимо, Лкетинга сдержал свое обещание и хорошо ее кормил, наверное, одним мясом, потому что она была дикой, как тигр. Только ложась в кроватку Напираи, она начинала мурлыкать, как домашняя кошечка.
Примерно через две недели приехали рабочие. В первое воскресенье большинство из них явились в церковь, потому что для горожан служба была здесь единственным развлечением. Сомалийцы нещадно взвинтили цены на сахар и кукурузную муку, что вызвало недовольство жителей деревни. Они устроили собрание, на котором присутствовал и местный шериф. Мы тоже там были, и меня часто спрашивали, когда наконец откроется магазин самбуру. Пришедшие на собрании рабочие спросили, не хочу ли я подвозить на своей машине пиво и газировку. Они сказали, что готовы хорошо платить, потому что зарабатывают много денег, а тратить их не на что. Мусульмане сомалийцы пивом не торговали.
Рабочие подходили к нашему дому и вечером, и я подумала, что действительно пора организовать что-нибудь, что приносило бы доход. Мне пришла в голову идея устроить дискотеку с музыкой кикуйю. Мы могли бы жарить на гриле мясо и продавать пиво и газировку. Я обсудила это с Лкетингой и ветеринаром, у которого муж проводил много времени. Они пришли в восторг, и ветеринар сказал, что еще нужно продавать мираа, потому что люди постоянно ее спрашивают. Мы решили попробовать в конце месяца. Я убралась в магазине и написала объявления, которые мы развесили в разных местах и раздали рабочим.
Эффект от объявлений получился оглушительным. Уже на следующий день к нам стали подходить люди, которые предлагали устроить дискотеку в ближайшие выходные. Но времени оставалось очень мало, кроме того, в Маралале не всегда продавалось пиво. Мы проделали наш обычный тур и купили двенадцать канистр пива и газировку. Муж закупил мираа. Машина была забита под завязку, и обратный путь занял гораздо больше времени.
Мы разложили товар в передней части магазина, а в нашей бывшей квартире решили устроить танцевальную площадку. Вскоре перед магазином уже стали собираться первые клиенты, желающие купить пива. Я проявила железную выдержку, ведь иначе на следующий день у нас бы ничего не осталось. Пришел местный шериф и потребовал предъявить лицензию на проведение дискотеки. Разумеется, никакой лицензии у меня не было, и я спросила, действительно ли она нужна. Лкетинга переговорил с шерифом, и тот сказал, что завтра будет следить за порядком, разумеется, за вознаграждение. За небольшую сумму денег и бесплатное пиво он выправил нам лицензию.
В день, на который была назначена дискотека, мы очень нервничали. Наш помощник-продавец немного разбирался в технике. Достав из машины батарею, он подключил к ней магнитофон. Так появился звук. Тем временем двое юношей зарезали козу. Нам помогали многочисленные добровольцы, только Лкетинга был больше занят разговорами, нежели делом. В половине восьмого все было готово. Музыка играла, мясо шипело на огне, люди ждали у заднего входа. Лкетинга собирал деньги с мужчин, для женщин вход был бесплатный. Однако они оставались снаружи и лишь изредка, хихикая, заглядывали внутрь. Через полчаса магазин был полон. Передо мной то и дело возникали рабочие и благодарили за дискотеку. Люди заслужили развлечение, ведь для некоторых это была первая стройплощадка, расположенная в такой дали от дома.
Находиться среди множества веселых людей было безумно приятно, тем более что большинство из них говорили по-английски. Из деревни к нам пришли самбуру и даже несколько старейшин. Они уселись на опрокинутые ящики и, завернувшись в шерстные одеяла, смотрели на танцующих кикуйю. Их удивлению не было предела. Сама я не танцевала, хотя Напираи осталась у мамы. Некоторые мужчины приглашали меня на танец, но взгляд Лкетинги красноречиво говорил о том, что лучше этого не делать. Он тайком пил пиво и жевал мираа. Из всех товаров мираа закончилась первой.
В одиннадцать часов вечера музыка стала тише, и некоторые мужчины обратились к нам с благодарственной речью. В первую очередь благодарили меня, мзунгу. Через час закончилось пиво, мясо козы распродали. Гости пребывали в отличном настроении. В четыре утра мы наконец пошли домой. Я забрала у мамы Напираи и устало поплелась к нашей хижине.
Пересчитывая на следующий день выручку, я с радостью заметила, что она во много раз превышает выручку от магазина. Однако радость быстро омрачилась, когда на своем мотоцикле приехал пастор Джулиани и раздраженно спросил, что за "адский шум" доносился прошлой ночью из нашего магазина. Я смущенно рассказала о дискотеке. Он сказал, что в общем и целом ему это не мешает, если будет проводиться не чаще двух раз в месяц, но после полуночи ему нужна тишина. Я не хотела его раздражать и пообещала в следующий раз соблюсти это правило.
Недоверие
Рано утром трое мужчин подошли к нам со стороны реки и спросили, нельзя ли купить пива. Я ответила отрицательно. Появился мой муж и спросил у мужчин, что им нужно. Я передала ему их вопрос, и Лкетинга злобно сказал, что, если в будущем им что-то понадобится, пусть спрашивают не у меня, а у него, потому что он мужчина и все решает. Ошеломленные его грубостью, они ушли. Я спросила, почему он так с ними разговаривал, но он лишь злобно рассмеялся и сказал: "Я знаю, зачем эти люди приходят сюда, не за пивом, я знаю! Если они хотят пива, почему не спросят меня?" Я так и думала, что сцен ревности будет не избежать, хотя я ни с кем не разговаривала дольше пяти минут! Я подавила проснувшееся во мне раздражение, мне хватит и того, что эти трое расскажут о нас остальным, ведь о нашей дискотеке говорил весь Барсалой.
Теперь Лкетинга не спускал с меня глаз. Время от времени он уезжал на нашей машине навестить сводного брата в Ситеди или других родственников. Я могла бы ездить с ним, но не хотела с Напираи просиживать дни напролет в маньяттах с коровьим навозом и мухами. Время шло, и я ждала того дня, когда Джеймс наконец закончит школу. Нам срочно были нужны деньги на продукты и бензин. Теперь, когда в Барсалое жило столько новых людей, мы могли неплохо заработать.
В то время многие мужчины из возрастной группы Лкетинги женились, и он был в постоянных разъездах.
Каждый день приходили воины и рассказывали о какой-нибудь свадьбе. Он чаще всего уходил с ними, и я не знала, когда он вернется – через два, три или даже пять дней.
В день, когда заканчивался школьный сезон, пастор Джулиани спросил, не хочу ли я снова забрать школьников. Я с готовностью согласилась. Несмотря на отсутствие мужа, я оставила Напираи у мамы и уехала. Джеймс радостно поздоровался со мной и спросил, как прошла дискотека. Значит, слух о ней дошел и до Маралала! Я должна была привезти домой пятерых юношей. Мы купили продукты, и я заглянула к Софии. Она вернулась из Италии, но сказала, что хочет как можно скорее перебраться на побережье: здесь с Аникой слишком трудно, и нормального будущего она для себя не видит. Меня эта новость очень огорчила. Если она уедет, у меня в Маралале не останется никого. Как-никак, мы вместе пережили много трудных моментов. Но я понимала ее и даже немного ей завидовала. Как бы мне хотелось тоже переехать на море! Мы попрощались, и она сказала, что сообщит свой новый адрес позже.
Около восьми часов вечера мы приехали домой. Мужа дома не было. Ребята попили чаю у мамы и пришли ко мне ужинать. Вечер прошел весело, мы много разговаривали. Напираи очень любила своего дядю Джеймса. Меня просили снова и снова рассказывать о дискотеке. Юноши сидели напротив меня с горящими глазами и внимательно меня слушали. Им бы очень хотелось побывать на такой дискотеке. Ближайшая дискотека должна была состояться через два дня, но, поскольку Лкетинга все не возвращался, я сказала, что ее придется отменить. Однако в эти выходные людям выдавали зарплату, и меня то и дело просили устроить вечеринку. У меня оставался всего один день. Без Лкетинги я на это не решалась, но ребята переубедили меня и пообещали все организовать. Мне оставалось только закупить пива и газировки.
Ехать в Маралал мне не хотелось, поэтому я поехала с Джеймсом в Барагой. В этой деревне туркана я была впервые. Она была почти такая же большая, как Вамба. Местный оптовый торговец продавал пиво и газировку, хотя и по более высоким ценам, чем в Маралале. Мы обернулись всего за три с половиной часа. Ребята написали листовки и сами их раздали. Мяса мы на этот раз не продавали, потому что не смогли купить ни одной козы. Взять козу из дома я не решилась, хотя они наполовину были моими. Когда я снова принесла Напираи маме, я заметила, что она не так радовалась, как обычно, – наверное, потому, что Лкетинги не было дома. Но я должна была зарабатывать деньги, в конце концов, на них жили все.