Польза С. Липкин о М. Шагинян: "сумасшедшая в свою пользу". Я случайно столкнулся с нею в Гослите, ее вели по коридору, бережно поддерживая с двух сторон, оплывшую, похожую на пикового туза.
Позитивизм Я чувствую себя принадлежащим не себе, а низшим и неизвестным силам и ищу знания их. А другой чувствует себя принадлежащим не себе, а силам высшим и ищет веры им.
Последствия АКТ в письме извинялся занятостью: "Страдаю от последствий своих филологических флиртов". Я тоже плачу алименты по четырем научным темам.
Поэт Высоцкий говорил, что первым, кто назвал его поэтом, был врач-гинеколог в лекции о вреде алкоголя: "Поэт Высоцкий недаром сказал: Нальем стаканы, зальем желанья…"
Полифония Сейчас труднее всего для перевода стиль без стиля, прозрачный, бескрасочный, показывающий только свой предмет, - стиль рационалистов XVIII века, Вольтера, Свифта, Лессинга, которого так искал Пушкин. Романтическая полифония рядом с ним ужасает именно своим эгоцентризмом.
"Повесились Цветаева и Санникова" - запись в дневнике Шкапской военных лет. Санникова, жена поэта Гр. Санникова, с первых дней Чистополя была вне себя, кричала о всеобщей погибели и в каждом пролетавшем самолете видела немецкий. Цветаева была у нее прежде, чем уехать из Чистополя; Вера Вас. Смирнова до конца жизни не сомневалась, что это было предпоследним толчком к цветаевской петле. [160]
ПОСТМОДЕРНИСТСКАЯ ГЕОГРАФИЯ. Сыну снились совмещенные Греция и Америка: на дальнем Западе правил царь Пирр, от Афин до Фтии царь Петр Великий, в Коринфе на перешейке - Васко Нуньес Бальбоа, к югу - бразильские тропики, к северу - канадская тайга. Всюду греческое безводье, Ахелой пересыхает, только в Коринфе бьет Пиренский источник. Сойдясь на конгресс, два царя идут отвоевывать питьевую воду, Бальбоа уходит на юг в сказочные пелопоннесские леса, и действительно, открывает там реку Амазонок с чудовищами по берегам. Пирр шлет за ним войско, но оно засыпано где-то в этолийской пустыне, Петр шлет наемного убийцу, но убийцу съедает лернейская гидра… Кажется, у сюрреалистов в одном альманахе была похожая карта мира.
"Притоны ангелам своим" отвел Аллах на Чатырдаге, Лерм., II, 116.
Приставка "Вычеркнули из истории, а потом опять вчеркнули". "Вкус - это въученное в тебя в отличие от выученного тобой".
Петров В Петрозаводске в 1982 устраивали юбилейное заседание памяти протопопа Аввакума; для начальства было сказано: русского писателя А. Петрова.
Пересказ Пастернак пересказывал письма и речь Шмидта точь-в-точь как Некрасов - записки Волконской (впрочем, с голоса Волконского-сына, потому что по-французски не читал).
Половина НН делала антисемитский доклад о Мандельштаме. И. Ю. сказала: "Как, вы, наполовину еврейка…" - "Когда наполовину, то яснее выбираешь точку зрения"; - "Тогда поздравляю с умелым выбором". Так и я удивился, узнав, что русскофамильный автор книги о Ганнибале (антисемит не хуже Карштедта) - еврей; мне сказали: "Это в вас типичный индоевропейский предрассудок".
Пословица К сожалению, нужно сперва сесть в сани, чтобы убедиться, что они не твои.
Психоррея излияние души, термин С. Кржижановского ("Автобиография трупа").
"Паламед изобрел грамоту не только для того, чтобы писать, а и для того, чтобы соображать, о чем писать не надо". Жизнь Аполл. Тианского, IV.33. См. ДЕВИЗ.
Работа У моего шефа Ф. А. Петровского над столом была приклеена надпись: "Сущность научной работы - в борьбе с нежеланием работать. - И. П. Павлов". Туган-Барановский начинал свой курс словами: "Труд есть дело более или менее неприятное…"Ср. в записях К. Федина: "Если хочешь из легкой работы сделать трудную - откладывай ее". [161]
Работа Когда не хочется работать, можно сказать: "у меня санитарный день" или "переучет".
Развитие по формалистам: с оглядкой через голову отцов на дедов или дядей. Но у русской культуры развитие сверхускоренное, в XX в. мы пропустили несколько ступеней и запутались, хвататься ли нам за память о дедах или прадедах.
Рецепт Дубельт писал: "В распоряжении ученых есть и целительные средства и яды, поэтому они должны отпускать ученость только по рецептам правительства".
Режим Э. Юнгер на фронте спросил пленного офицера: как вы относитесь к советскому режиму? Тот ответил: "Такие вопросы с посторонними не обсуждают" (ИЛ 1990.8).
Рифмы - мужские, женские, а дактилические по-сербски называются "детскими" (сказал В. Сонькин). Женские рифмы, прикрытые согласным ("правиЛ-заставиЛ"), Подшивалов предлагал называть девическими рифмами: вот куда проникала эротика задолго до Ермакова.
Рифма Д. Самойлов говорил О. Седаковой: если вам за перевод платят 1 р. 20 к. за строчку, то на рифму из этого идет 20 к. Вот такие рифмы им и выдавайте: за "-анье-енье" в самый раз.
Рифмы ради "Я была на Патмосе, уверяю вас: "Над этим островом какие выси, какой туман" - это насмешка, туман на Патмосе немыслим".
Редупликация (Лит. Киргизст. 1982.4.93 со сс. на Г. Бабаева): стихотворение С. Вургуна "Кавказ" в 1948 (при жизни!) в переводах Ю. Фектистова и А. Адалис вошло в "Избранные стихотворения" как два разных, а в 1960 оба разных вдобавок были переведены для болгарского издания.
Редакция Психолингвисты отмечают, что склонность к переработке текста - черта душевнобольных. Предлагался отрывок прозы (из С.-Экзюпери): "что можно сделать с этим текстом?" Нормальные даже не понимали вопроса, а те тотчас начинали редактировать (иногда очень тонко), пересказывать от первого лица и пр. (Слышано от С. Золяна). Собственно, это черта не только редакторов, а и писателей итд.
Риторика (Из дневника М. Шкапской в РГАЛИ). Ольга Форш ждала трамвая, пропустила четыре, прыгнула в пятый; ее снял молодой милиционер, сказавши: "Вы, гражданка, не столь мо[162]лоды, сколь неразумны". Она пошла прочь, растроганная, и лишь потом сообразила, что он попросту сказал ей старую дуру.
Революция За два дня до Февраля у Керенского собрались товарищи и согласились, что революция в России никак не возможна (Палеолог, 422).
"Революцию делают не голодные люди, а сытые, которых один день не покормили" (Авторханов, ВИ 1992, 11/12, 105).
Революция Афиша: "Кино французской и советской новой волны; весь доход от фестиваля пойдет на уличную съемку первого фильма о будущей революции".
А. Э. Хаусмен. РЕВОЛЮЦИЯ. (Last poems, 1922).
Ямб и рифмы не сохранены.Катится на запад черная ночь.
Лучащееся знамя вскидывает восток.
Призраки и мороки страшных снов
Золотым потопом захлестывает день.Но над сушей и морем, все дальше от глаз,
Скользит над мирам туда, за океан,
Свернутая в конус вечная тьма,
Дурацкий колпак, задевающий луну.Смотри: вот солнце вздыбилось над головой;
Слушай: к полдню гремят колокола;
И мрак по другую сторону земли
Миновал надир и всползает ввысь.
Революция Запись Ф. Вермеля о перестрелке в Москве в декабре 1905: "как будто ковры выколачивают".
Революция "У нас не может быть революции ради идеи, а только во имя лица" (Вяз., Зап. кн., 84).
Род "Fatum опутало меня цепями", - писал еще Ал. Григорьев почти как "это есть великое проблема" в "Восковой персоне". Ф. А Петровский уверял, что в молодости видел парикмахерскую с надписями: "мужской зал", "женская зала", "детское зало".
Россия и Запад классическая формула Щедрина: у русского "перед иностранцами чувство, будто что-то украл, перед своими - будто что-то продал". У кого это чувствуется в каждой строке, так это у [163] Блока. На вокзале мне приснилась фраза: "NN, когда его секли, становился совсем западный".
"Разорвись на-двое, скажут а что не на-четверо?" (Даль). "Увидим, сказал слепой; услышим, сказал глухой; а покойник, на столе лежа, прибавил: до всего доживем".
С "Шла машина темным лесом за каким-то интересом. Интеринтер-интерес - выходи на букву эс" (Лойтер 734).
Самое "Что самое удивительное? - То, что завтра будет завтра". (Из арабского катехизиса, вроде Голубиной книги).
Сад Саади в русских переводах XVII в. назывался "Кринный дол" и "Деревной сад".
Семь Л. Вольперт рассказывала, как принимала первые экзамены и еще не знала, за какое незнание что ставить. Пришел пожилой заочник и сказал: "Семь". Она не поняла. (Десяток? бутылок?). Он сказал: "Семь детей". - "Ну, отвечайте только на один вопрос". (Я не удержался и спросил: "он сказал: три с половиной?"). Все кончилось благополучно.
Семь Уже трудно жить, семь раз отмеривая: к седьмому отмеру забываешь первый.
Связь событий "Я могу понять, как ваша связь продолжалась, но не могу - как началась", - сказал N. "А я могу - как началась, но не могу - как продолжалась", - ответила М. (Вяз.).
Из разговоров С. С. Аверинцева
Разговоры эти начались сорок с лишним лет назад. Я учился на последнем курcе классического отделения, а он на первом Ко мне подошел высокий застенчивый человек и спросил моего мнения, почему имя такого-то пифагорейца отсутствует в списке Ямвлиха. Я честно сказал, что никакого мнения на этот счет не имею. Знакомство состоялось, рекомендации были предъявлены самые авторитетные - от Пифагора. Как этот первый разговор продолжался дальше, я не помню. Второй разговор, несколько дней, был проще: собеседник попросил помочь перевести ему фразу с первой страницы латинского учебника. Это была строчка из "Энеиды": Nan ignara mali, succurrere disco. Я ее очень люблю, он оказался тоже к ней неравнодушен. Думаю, что это единственный раз я в чем-то помог Аверинцеву: потом уже помощь была от него - мне.
Когда-то мы обещали друг другу написать некрологи друг о друге. Мне бы очень не хотелось выступать в этом жанре преждевременно. Поэтому я хотел бы только пересказать кое-что из его суждений на разные темы - то, что запомнилось или записалось. Односторонний интерес к темам - целиком на моей совести. Стиль - это не стенограммы, а конспекты. Сенеке случалось мимоходом пересказывать несколько фраз Цицерона (специалисты знают эти места), - так вот, стиль этих записей [164] относится к настоящему стилю Аверинцева так, как стиль Сенеки к стилю Цицерона. Кое-что из этого вошло потом в опубликованные им работы. Но мне это запомнилось в том виде, в каком проговаривалось в беседах или докладах задолго до публикаций.
"Античная пластика? Пластика - совсем не универсальный ключ к пониманию античности, скорее уж ключ - это слово. Средневековье из античной культуры усваивало именно словесность. Это теперь античность - зримая и молчащая, потому что туристов стало больше, а знающих язык - меньше".
"Романтизм насильственно отвеял из античности ее рационалистичность, и осталась только козьмопрутковская классика: "Древний пластический грек", "Спор древних греческих философов об изящном"". (Теперь мне самому пришлось читать курс "Античность в русской поэзии конца ХIХ - нач. XX в. - и начинать его именно со "Спора философов об изящном").
Еще об античном рационализме. "Вот разница между современностью и актуальностью: Платон современен, а Аристотель актуален. Мне так совестно тех мод, которые пошли от меня, что я хотел бы написать апологию Аристотеля".
"Пушкин стоит на переломе отношения к античности как к образцу и как к истории, отсюда - его мгновенная исключительность. Такова же и веймарская классика".
"Мы уже научились легко говорить "средневековый гуманист"; гораздо труднее научиться говорить (и представлять себе): "ренессансный аскет". Как Томас Мор".
"Риторика есть продолжение логики другими средствами". (Да: риторика - это не значит "говорить не то, что думаешь"; это значит говорить то, что думаешь ты, но на языке тех, кто тебя слушает. Будем ли мы сразу подозревать в неискренности человека, который говорит по-английски? Некоторым хочется.)
"Пока похвала человеку и поношение человека розданы двум собеседникам, это риторика; когда они совмещаются в речи Гамлета, они уже не риторика".
"Вердену была нужна риторика со свернутой шеей, но все-таки риторика".
"История духа и история форм духа - разные вещи: христианство хотело быть новым в истории духа, но нимало не рвалось быть новым в истории таких его форм, как риторика".
"Время выражается словами чем дальше, тем косвеннее: о чем лет двадцать назад возмущались словесно, сейчас возмущаются в лучшем случае пожатием плеч. - А в прошлом? - "Может быть, все Просвещение, erklahne Aufklahrung, и было попыткой высказать все словами".
"Новаторство - это традиция ломать традиции".
"В "Хулио Хуренито" одно интеллигентное семейство в революцию оплакивает культурные ценности, в том числе и такие, о которых раньше и не думали: барышня Леля - великодержавность, а гимназист Федя - промышленность и финансы. Вот так и Анна Ахматова после революции вдруг почувствовала себя хранительницей дворянской культуры и таких традиций, как светский этикет".
"А у Надежды Яковлевны точно таким же образом слагался ретроспективный миф о гимназическом образовании, при котором Мандельштам даже с фрагментами Сапфо знакомился не по переводам Вяч. Иванова, а прямо на школьной скамье".
"Мне бы хотелось написать рефутацию историософии Пастернака в "Охранной грамоте": венецианская купеческая республика осуждается человеком 1912 г., окруженным Европой 1912 г., то есть той самой разросшейся купеческой республикой, с выводом: к счастью, искусство к этому не имело никакого отношения".
"Как Пастернак был несправедлив к Венеции и буржуазии, так В. Розанов - к журналистике: не тем, что бранил ее, а тем, что бранил ее не как журналист, а как некто высший. Каждый из нас кричит, как в "Русалке", "я не мельник, я ворон!" - поэтому ворОн летает много, а мельница не работает".
"Дорнзайф говорил: писать скучно - это особый талант, он не всякому дается". (Но когда дается, то уж в такой сверхмере!) [165]
"Как писать? Мысль не притворяется движущейся, она дает не указание пути, а образец поступи. Хорошо, когда читатель дочитывает книгу с безошибочным ощущением, что теперь он не знает больше, чем он не знал раньше".
"Когда я кончаю лекцию или статью, мне всегда хочется сказать: "А может быть, все было как раз наоборот". (Понимаю; но мало иметь такое право, нужно еще иметь обязанность сказать: "а из двух "наоборот" я описал именно этот вариант потому-то и по тому-то")
"А когда разговариваю, то иной раз получается токование на здравом смысле: рулада и контррулада".
В. С. сказал о нем: "С. А. по-современному всеяден, а хочет быть классически монокультурен". Я присутствовал при долгой смене его предпочтений - этой погоне вверх по лестнице вкусов с тайными извинениями за прежние приязни. Его дразнил и словами Ремигия к Хлодвигу: "фьер сикамбр, сожги то, чему ты поклонялся…" Но сжигать без сожаления он так и не научился. Мне дорого почти случайно вырвавшееся у него восклицание: "Как жаль, что мы не в силах всё вместить и всё любить!"
"Аспирантов я учить методу не могу - а могу только показывать, как я делаю, и побуждать делать иначе".
"Я все чаще думаю, что, пока мы ставим мосты над реками невежества, он и меняют свое русло и новое поколение входит в мир вообще без иерархических априорностей".
"Вам на лекциях присылают записки не по теме?" - Нет, я слишком зануда. - "А мне присылают. Прислали: верите ли Вы в Бога? Я ответил однозначно, но сказал, что здесь, на кафедре, я получаю зарплату не за это".
"У нас с вами в науке не такие уж непохожие темы: мы все-таки оба говорим о вещах обозримых и показуемых".
Мне однажды предложили: "Не примете ли вы участие в круглом столе "Литературной газеты" на тему: почему у нас мало культурных людей?" Я ответил: "Нет, по трем причинам: во-первых, занят на службе, во-вторых, не умею импровизировать, а в-третьих, я не знаю, почему их мало". С. А. мне сказал: "Вообще-то надо было бы прийти и начать с вопроса: считаем ли мы, собравшиеся, себя культурными людьми? Такие обсуждения бесполезны, пока мы не научимся видеть в самих себе истинных врагов культуры".
"В нашей культуре то нехорошо, что нет места для тех, кто к ней относится не прямо, а косвенно, - для меня, например. В Англии нашлос ь бы оберегаемое культурой место чудака".
У него попросили статью для "Советской культуры". Он отказался. Посланная сказала: "Мне обещали: если Вы напишете, меня возьмут в штат". Он согласился.
"Как ваш сын?" - спросил он меня. "Один день ходил в школу и опять заболел; но это уже норма, а не исключение". - "Ведь, наверное, о нем, как и обо мне в его возрасте, больше приходится тревожиться, когда он в школе, чем когда он болен?"
У него росла дочь. "Я думаю, с детьми нужно говорить не уменьшительными, а маленькими словами. Я бы говорил ей: пес, но ей, конечно, говорят, собачка". - "Ничего, сама укоротит".
"Сперва я жалел, а потом стал радоваться, что мои друзья друг на друга непохожи и нетерпимы, и поэтому невозможен никакой статичный Averinzev-Kreis".
"Как вы живете?" - спросил он. "Я - в беличьем колесе, а Вы, как я понимаю, под прессом?" - "Да, если угодно, вы Иксион, а я Сизиф".
Мы с ним очень много лет работал и в одном институте и секторе. Привыкал он к обстановке не сразу. На одном общеинститутском собрании, сидя в дальнем ряду, мы слушали одного незапамятного докладчика. С. А. долго терпел, потом заволновался и шепотом спросил: "Неужели этот человек существует в самом деле?" Я ответил: "Это мы с вами, С., существуем как воля и представление, а в самом деле существует именно он". С. А. замолчал, но потом просительно сказал: "Можно, я покажу ему язык?" Я разрешил: "Можно". Он на мгновение высунул язык трубочкой, как нотрдамская химера, и после этого успокоился. [166]
Во время другого похожего выступления он написал мне записку латинскими буквами: "Kogo on chocet s'est'?" Я ответил греческими буквами: NABEPNOE, NAΣ Σ BAMI, NO NE В ПЕРВОYIOY OTΣHEPED.
Еще на одном собрании он тихо сказал мне: "Вот так и в византийской литературе: там когда авторы спорят между собою, то они настолько укоренены в одном и том же, что трудно понять, о чем спор. Морально-политическое единство византийской литературы. Мы лучше приспособлены к пониманию этого предмета, чем западные византинисты".