Кичигин родился на Урале – в деревне Пальниково Пермской губернии в крестьянской семье. В 1901–1908 гг. он учился в Строгановском училище, с 1913 г. – на живописном отделении МУЖВЗ, с 1917 г. – во ВХУТЕМАСе. С 1914 г. он участвовал в выставках "Московского салона", после революции вступил в Профессиональный союз художников-живописцев Москвы. В 1918 г. Кичигин работал над праздничным оформлением Москвы к 1 мая, выполнил оформление Трубной и Сухаревской площадей. В том же году из-за болезни он поехал к родителям на Урал и оказался отрезанным от Москвы армией Колчака. Некоторое время художник преподавал в Алексеевском реальном училище в Екатеринбурге и вместе с училищем был эвакуирован в Читу. Кичигин и Холодилов также были прикомандированы к Читинской ХПШ.
В Читу выехал из Екатеринбурга еще один бывший строгановец – скульптор Алексей Леонидович Каменский (1883-1930-е, Шанхай). Уроженец Урала, сын учителя приходского училища в городе Ирбите Екатеринбургской губернии, он практически одновременно с Кичигиным учился в Строгановском училище (1902–1907). Молодые художники были друзьями. С апреля 1907 по февраль 1909 г. Каменский жил в Париже, занимался в мастерской Родена, затем работал в Москве по заказу С.Т. Морозова. После революции он так же, как и Кичигин, уехал на родину – на Урал.
Осенью 1919 г. Анастасьев стал уполномоченным Министерства народного просвещения в Забайкальской области, по некоторым данным, он также преподавал в Читинской ХПШ. О его деятельности в Чите практически ничего не известно. Весной 1920 г. он выехал в командировку в Харбин, но вернуться обратно уже не смог: вскоре Красная армия развернула наступление против остатков армии Колчака, Семенова, Каппеля, и белые с боями начали отходить из Забайкалья в Маньчжурию. Так Владимир Михайлович Анастасьев оказался в эмиграции. Начался совершенно новый этап его жизни и деятельности – в одной из столиц русского зарубежья.
Харбин – центр русской эмиграции на Дальнем Востоке – по сути, стал последним городом старой России. Русское население этого города было самым большим за пределами родины. После окончания гражданской войны сюда прибыло до 300 тысяч эмигрантов, из них 100–200 тысяч осели в Харбине. Ни в какой другой стране расселения российских эмигрантов так не сохранилась дореволюционная русская культура, как в этом маньчжурском городе. В результате сложившихся условий (наличие базы культурной и общественной жизни, заложенной русскими до 1917 г. – во время строительства Китайской Восточной железной дороги (КВЖД); ведущая роль русского языка как средства общения, компактность проживания российских эмигрантов) здесь сложились уникальные по своим возможностям условия для существования русской диаспоры. Среди ее представителей было большое количество интеллигенции, деятелей искусства, в том числе знакомых Анастасьеву по Екатеринбургу и Чите. Здесь оказались и уже упоминавшиеся нами художники-педагоги Бернардацци, Вьюнов, Каменский, Кичигин, Холодилов, а также бывшие учащиеся Читинской художественно-промышленной школы, ставшие в Китае известными иконописцами и педагогами братья Задорожные: Николай Степанович, Петр Степанович, Федот Степанович.
С 1920 по 1939 г. Анастасьев находился в Харбине и играл огромную роль в культурной жизни "Русской Атлантиды". "Владимир Михайлович Анастасьев был личностью даже для Харбина совершенно незаурядной, – пишет бывший харбинец, историк Г.В. Мелихов. – Его знали как высокообразованного человека, владевшего пятью языками, изучившего не только все памятники центральной России, но и Европы, как замечательного лектора по истории искусств, педагогике и эстетическому воспитанию".
В Харбине Анастасьев стал членом правления Московского землячества (оно существовало с 1917–1918 гг.), хотя в городе было и екатеринбургское землячество, следовательно, он связывал себя, прежде всего, с московской культурной традицией и Строгановским училищем.
Судя по всему, в эмиграции Анастасьев не занимался политикой, полностью посвятив себя области художественного творчества, образования и культурной жизни. Об общественно-политических ориентациях художника-педагога говорит тот факт, что его многогранная деятельность находила отражение в тех харбинских печатных изданиях, которые отмежевались как от правого, так и от левого лагеря эмиграции и стремились быть независимыми, беспартийными, объективными и демократическими. Это были наиболее популярные вечерние газеты "Заря" и "Рупор". Важно отметить, что эти издания придерживались русских патриотических позиций, ратовали за сохранение и развитие русской культуры в Харбине, публиковали произведения русских авторов.
Практически сразу же после приезда в Маньчжурию, летом 1920 г. Анастасьев был приглашен на должность инспектора городских школ Учебного отдела Харбинского общественного управления (ХОУ), а с 1927 г. – управления народного просвещения. Инспектором школ городской управы он остался и после того, как городское самоуправление перешло под китайский контроль. "Китайцы, видимо, оценили по достоинству профессиональные способности и огромный опыт Анастасьева в области народного образования – его не уволили даже после известного советско-китайского конфликта на КВЖД 1929 года", – пишет Н.П. Крадин.
Помимо административной деятельности Анастасьев постоянно занимается преподавательской работой – в многочисленных частных гимназиях, школах, студиях. Первой в этом ряду стала художественная студия под названием "Лотос" (цветок лотоса – символ красоты в Китае), без упоминания которой не обходится сегодня ни одна публикация о культурной жизни русского Харбина. С ее создания началась история всего художественного образования в городе.
У истоков "Лотоса" стоял ученик Анастасьева по ЕХПШ Холодилов. Эвакуированный в Читу молодой художник был мобилизован в белую армию и работал оформителем фотографических альбомов и театральных декораций. Осенью 1920 г. он оказался в Харбине, встретившись здесь с Каменским и Кичигиным. "В это трудное время, – пишет Мелихов, – велось много разговоров о Китайской Восточной железной дороге и о Харбине; возникло желание от всех происходивших вокруг потрясений уехать туда и пожить спокойной жизнью <…>. Несколько художников – голодные, оборванные – приехали в Харбин. У талантливой молодежи возникла мысль о создании в Харбине собственной художественной школы. Ее открыли – тут же и назвали "Лотос". Ученики появились сразу, и постепенно их становилось все больше и больше. Школа практически выполняла чрезвычайно важную задачу: пробуждать у детей эмиграции, уже в это трудное время <…> художественные способности. Деятельность расширялась. Встала задача подыскать новое, более просторное помещение".
Мелихов подчеркивает, что только с приходом в студию Анастасьева начался подлинный расцвет "Лотоса": "В коллектив вступил старший коллега, директор Екатеринбургского художественного училища, энергичный В.М. Анастасьев. Он-то и нашел новое пристанище для "Лотоса" – в только что отстроенном доме Мееровича – Большой проспект, 24а, угол Таможенной, – в просторной, пустующей и заваленной хламом мансарде, которая скоро стала знаменитой <…>. Всю необходимую работу художники взяли на себя: собственными руками очистили помещение, оборудовали студию, художественно оформили ее, создали павильон, начали работать <…>".
5 февраля 1922 г. газета "Рупор" сообщила, что в доме Мееровича "приспособилась художественная студия под названием "Лотос". Группа художников объединилась под руководством Анастасьева <…> и художника-архитектора Бернардацци. Большая светлая комната заставлена мольбертами и декоративными аксессуарами. Представители богемы здесь же и живут. Спят под мольбертами в приятном соседстве масок, черепов и гипсовых торсов. Начались занятия с группой учеников по рисованию. По вечерам устраиваются "кроки" – наброски с живой натуры в несколько минут <…>. Нет рисовальной школы в Харбине <…> – Может быть, "Лотос" восполнит этот пробел?".
Мелихов подчеркивает: "<…> Студия, действительно, была очень нужна и открылась как раз вовремя. Потребность горожан в художественном <…> образовании оставалась совершенно неудовлетворенной и определила успех "Лотоса". Художники же были вознаграждены за инициативу. Им удалось быстро развернуть свою деятельность в широких масштабах. Не прошло и двух месяцев, как Студия искусств "Лотос" объявила об организации регулярных занятий по живописи, рисованию и скульптуре, создав для этого группы: Первую – обучающихся рисованию, живописи и скульптуре; Вторую – для детей дошкольного возраста от 5 до 8 лет (эстетическое воспитание); Третью – сеансы набросков и этюдов с живой модели для художников; Четвертую – уроки технического рисования и черчения для ремесленников". Анастасьев (руководитель студии) и Бернардацци читали лекции по истории искусств, Холодилов (секретарь студии) вел занятия по графике и скульптуре, Кичигин преподавал рисунок и живопись, Каменский – скульптуру. "Еще через некоторое время студия перешла на более высокую ступень обучения, введя классы: рояля, пения и оперного пения, класс скрипки, начальное пение, постановка голоса – теории музыки и сольфеджио (мелодрамы и мелодекламации"). Класс скрипки вел крупный музыкант и педагог, ученик Рахманинова и Глазунова В.Д. Трахтенберг (1889–1963, Сидней), драматический класс – актриса З.И. Казакова (жена писателя Вс. Ник. Иванова), занятия по начальному пению и постановке голоса – выдающийся певец, солист Императорского Мариинского театра, затем певший на оперной сцене Харбина Н.А. Оржельский.
В студии преподают и другие знакомые Анастасьева. По Екатеринбургу он хорошо знал семейную пару замечательных пианистов, музыкантов-педагогов Лазаревых, связанных не только дружескими, но и близкими родственными отношениями с целым рядом известнейших династий отечественной художественной интеллигенции. Борис Матвеевич Лазарев – ученик известного пианиста и дирижера, профессора Московской консерватории А.И. Зилоти; его жена Кириена Александровна – дочь А.И. Зилоти, внучка П.М. Третьякова, двоюродная племянница С.В. Рахманинова. Весной 1916 г. Лазарев, окончивший консерваторию по классам композиции и фортепиано, был назначен директором только что образованного Екатеринбургского музыкального училища и занимал эту должность до середины июля 1919 г. Вместе с ним в Екатеринбург приехала и Кириена Александровна. За короткий срок супруги Лазаревы сумели внести немалый вклад в становление музыкального образования и развитие музыкальной культуры на Урале. Их путь в Харбин также пролег через Читу, куда (под руководством и при непосредственном участии Анастасьева) было эвакуировано из Екатеринбурга музыкальное училище. Каким образом из Читы Лазаревы попали в Харбин, остается только догадываться. Как вспоминала учившаяся в "Лотосе" художница Вера Емельяновна Кузнецова-Кичигина (1904–2005), "в Харбин… они приехали совсем без средств. Кириена Александровна в одной юбке и кофточке. Тогда им помог М.А. Кичигин – дал денег, они поселились в студии". В Харбине "они неплохо зарабатывали, их материальное положение быстро стабилизировалось". (В конце 1920-х гг. Кириена Александровна рассталась с Лазаревым и уехала в Нью-Йорк, где находились ее родные. Она успешно занималась музыкально-педагогической деятельностью. Лазарев, успевший внести немалый вклад в развитие музыкальной культуры Харбина, в 1930-х гг. также уехал в США. Известно, что С.В. Рахманинов помогал ему в устройстве на работу, давая прекрасные рекомендации.) (Ил. 2)
Мелихов пишет: "Перенесемся в атмосферу одного из праздников художественной школы <…>. Мансарда <…>. Вы поднимаетесь наверх и попадаете в обстановку – сказочную – иного слова не подберешь, необычную, изысканную. Весь "Лотос" – как волшебный замок. Невозможно поверить, что это мансарда под крышей обычного харбинского дома, пусть и многоэтажного <…>. Стены увешаны работами учеников студии: масло, акварель, сангина, тут же – шкуры, гобелены, лепные работы. Студия – это ряд "углов", ярких, красочных, каждый в своем духе и стиле; отделены они друг от друга колоннами. Тут же сооружена балюстрада. Пол в коврах. С потолка свисает оригинальная люстра. В оформлении каждой детали видна опытная рука А.К. Холодилова. Что же здесь сегодня происходит? Первый в истории студии камерный концерт. "Битковый" сбор. Нарядно одетая публика. Все исполнители во фраках <…>. "Лотос" регулярно проводил музыкальные вечера, устраивал художественные выставки. В том числе – Передвижную художественную выставку. Ее каталог включал в себя 161 художественное полотно. 38 полотен выставил Н.А. Вьюнов <…>. Также постоянно устраивались выставки ученических работ. <…>. Мы видим, что "Лотос" легко и свободно, имея такие превосходные кадры, вышел далеко за рамки только изобразительного искусства (за что ему честь и хвала), хотя последнее оставалось для него главным".
Ил. 2. Студия искусств "Лотос" в Харбине. 1920-е. Слева направо: 1 ряд – В.М. Анастасьев, А.К. Холодилов; 2 ряд – К.А. Лазарева, В.Е. Кузнецова, М.А. Кичигин, Б.М. Лазарев. Фото из Научного архива Ярославского художественного музея. Личный фонд М.А. Кичигина и В.Е. Кузнецовой-Кичигиной.
Большой интерес представляют воспоминания о "Лотосе" и его педагогах, оставленные упоминавшейся выше В.Е. Кузнецовой-Кичигиной. Вера Емельяновна родилась с Харбине, окончила городскую женскую гимназию, несколько лет посещала балетную студию": "Однажды как балерина я попала в студию "Лотос" <…>, – рассказывала она. – Это была своеобразная академия искусств <…>. Меня пригласила Кириена Александровна Лазарева <…>. Она предложила заниматься живописью. Кириена Александровна и впоследствии покровительствовала мне; поддерживала советом, давала деньги на краски (после смерти отца и болезни мамы мы очень бедствовали) <…>. В студии царила настоящая творческая атмосфера. Я, как губка, впитывала знания. Сама почти не говорила, больше слушала. Участвовала во всех студийных мероприятиях – в выставках, просмотрах работ, концертах. Интересными были вечера в стиле различных эпох, декорации и эскизы костюмов к которым делал М.А. Кичигин. Студию посещали литераторы, поэты, постоянно устраивались прекрасные концерты <…>". В другом издании ее воспоминания о "Лотосе" передаются следующим образом: "Вообще в студии всегда было интересно и весело. Собирались каждый вечер. Вокруг помоста, на котором днем позировали натурщики, расстилались матрасы, выставлялись вино и закуски и начинались нескончаемые разговоры о музыке, литературе, искусстве… Педагоги, в прошлом люди высокого положения, культуры, хорошо образованные, – все держали себя необычайно просто".
Кузнецова-Кичигина, подчеркивая исключительную роль Анастасьева в существовании "Лотоса", говорит о его замечательных профессиональных и человеческих качествах: "Душой коллектива был Владимир Михайлович Анастасьев <…>. Человек образованный, эрудит, художник, удивительный рассказчик. Все его очень любили за обаяние, широту души. Он мог все свои деньги отдать нуждавшейся семье, сам оставшись совершенно без средств <…>".
М.А. Кичигин в 1928 г. выехал из Харбина в Шанхай, затем к нему присоединилась и В.Е. Кузнецова, став его женой. Супруги занимались станковой живописью, оформляли театральные постановки; Кичигин занимался также преподавательской деятельностью. В 1947 г. они вернулись в СССР, жили и работали в Нижнем Тагиле, с 1948 г. в Ярославле. В 1951 г. В.Е. Кузнецова-Кичигина была репрессирована, в 1952–1955 гг. находилась в исправительно-трудовом лагере; в 1956 году была освобождена (официально реабилитирована лишь в 1991 г.).
Позднее (не ранее 1924 г.) по инициативе Анастасьева в студии появился художник Александр Евгеньевич Степанов (1891–1985), поселившийся здесь со своей семьей. Он родился в 1894 г. в Москве, в 1915 г. окончил МУЖВЗ, во время Первой мировой войны был летчиком русской армии, после революции оказался во Владивостоке. В мае 1924 г. вместе с поэтом Арсением Несмеловым (Арсений Иванович Митропольский, 1889–1945) и тремя другими бывшими белыми офицерами Степанов перешел советско-китайскую границу – благодаря карте, данной Несмелову знаменитым ученым, путешественником и писателем В.К. Арсеньевым. Вернувшись в СССР в 1955 г., Степанов поселился в Новосибирске.
Многие воспитанники "Лотоса" стали замечательными художниками. Кроме В.Е. Кузнецовой-Кичигиной следует назвать имя живописца, графика, монументалиста Виктора Михайловича Арнаутова (1896–1980). Уроженец села Успениевка (ныне Запорожская область), он провел молодость в Мариуполе, где окончил гимназию и брал платные уроки рисования у В.П. Тарасова. В 1914 г. окончив Елизаветградское кавалерийское училище, он ушел на фронт, был награжден Георгиевским крестом, в октябре 1917 г. был избран командиром эскадрона. В начале 1918 г., демобилизовавшись, Арнаутов жил в Симбирске, затем воевал в армии Колчака на Урале и в Сибири. В 1920 г. поселился в Харбине, где зарабатывал на жизнь изготовлением икон и расписных шкатулок, одновременно занимаясь в студии "Лотос". В 1925 г. Арнаутов переехал в США (Сан-Франциско), учился в Калифорнийской художественной школе. В 1929 г. он отправился в Мексику и поступил в мастерскую Диего Риверы, работал под его руководством над фресками для здания Министерства здравоохранения, Национального и Губернаторского дворцов в Мехико. Вернувшись в США, Арнаутов занимался монументальной и станковой живописью (получив широкое признание), а также преподавательской деятельностью. В 1938 г. художник вступил в компартию США, в 1941–1945 гг. возглавлял Русско-американское общество по оказанию помощи Красной Армии. В 1961 г. он посетил СССР, а в 1963 г. принял советское гражданство. Арнаутов жил в своем родном городе Мариуполе (Жданове), последние годы провел в Ленинграде и под Ленинградом. Сын Арнаутова Яков (р. 1930) – известный американский живописец и скульптор.
Следует отметить, что в "Лотосе" кроме русских занимались и китайцы, многие из которых стали профессиональными художниками. Современные китайские исследователи признают большую роль студии в становлении профессионального художественного образования и развитии изобразительного искусства в Китае.
Анастасьев консультировал и художников, не связанных с "Лотосом". Так, его имя (наряду с именем Вьюнова) называется среди известных художников, которые "любезно помогали своими советами и пожеланиями" иконописцу Николаю Задорожному.