Верховный лама Бурятии пригласил в себе на прием всю группу. Видимо, служители церкви знают толк и в застолье. Длинный стол, накрытый белой крахмальной скатертью, сиял дорогим фарфором, серебром и хрусталем. На столе громоздились самые разные фрукты, сушеные и свежие, соки, морсы. Молодые послушники в оранжевых чогу, неслышно передвигаясь по трапезной, появлялись мгновенно возле гостей, предугадывая их желание. Нас угостили печеными сливками, удивительно вкусными и ароматными "позами" – национальным бурятским блюдом, напоминающим большие, истекающие горячим бульоном пельмени. На прощание Хамба-Лама вручил нам с Ларой "хадаки" – широкие шелковые шарфы, которые водрузили нам на шеи с пожеланиями долголетия и здоровья. Мне на память лама подарил небольшую бронзовую статуэтку Будды, предупредив: "Эту фигуру вы должны поставить дома на почетное место. Она наделена особыми свойствами и как живая будет охранять и предупреждать вас, предохранять от всего злого". По приезде домой в Москву я так и сделал: поставил фигурку на самое почетное место – в книжный стеллаж за стекло, рядом с переводом Корана, "Повестью временных лет" и другими редкими философскими книгами. Просыпаясь утром, я видел будду, и поневоле все мысли были в какой-то мере связаны с ним. Приходил вечером домой – видел будду, и опять невольные думы о нем: "Он оберегает. Он предупреждает, он – всё!" И так долгие месяцы… Этот будда стал занимать в моей жизни слишком много места. Он стал одухотворенным наблюдателем за моей жизнью, за моими помыслами и поступками. Я помнил, что говорил лама: "Он как живой и будет помогать, но только до тех пор, пока ты его не раскроешь, не снимешь нижнюю пластину, закрывающую днище. Это его разрушит…"
Мне надоело, и я решил вскрыть пластину. Разумом я четко понимал, что в буддизме, как и во всякой религии, есть силовое, воинствующее начало: запугать верующих, чтобы никогда не выходили из подчинения. И мне хотелось вырваться из силков порабощения. Но какой-то безотчетный страх оставался. А вдруг?.. В обкоме меня тоже предупреждали: "Ты будешь ощущать своего Будду живым до тех пор, пока не вскроешь. А чтобы не вскрыл, они начинили его разными травами. Это могут быть добрые травы и молитвы, а могут быть и смертельно опасные. И, если вскроешь, заболеет вся семья!.." Ну вот! Значит, захваченный буддийской верой, я дома держу бомбу!.. Надо срочно от нее избавиться! Не от статуэтки из бронзы, конечно, а от ее содержимого!..
Не один день я собирался с духом. Наконец, выбрал момент и отправил домашних гулять. Открыл все окна. Пустил в ванной горячую воду и, пассатижами вспоров низ статуэтки, бросил все в ванну. В квартире поднялся такой запах, что встревожились все соседи до первого этажа. Я выбежал на балкон. Невероятный запах, головокружение. Я уже хотел вызывать "скорую"… Но скоро все прекратилось. Надев резиновые Ларины перчатки, я вымыл статуэтку жидким мылом, убеждая и успокаивая себя: "Все-все!.. Фигурка уже утратила свою мистическую силу! Теперь это просто старинная бронза тибетской работы. Вот… тонкое художественное литье, непроницаемое лицо небожителя, отверстия для палочек-курильниц… Все!.." Я проветрил квартиру, закрыл днище пластиной и поставил статуэтку на место. Теперь, рассматривая свой раритет, я удивлялся сам себе: исчезла вся мистическая непостижимость, страх перед неприкосновенностью божества, священный трепет. Мой будда стал просто бронзовой вещицей. Но!.. Но, но… Если бы я просто, при всех, вскрыл "эту вещицу", возможно, заболеть могли многие! И воспринималось бы все это как нарушение покоя Будды, его "осквернение". На этом держится вера буддийская, да и другие религии: если ты видишь перед собой святыню, деталь храмовой культуры – то и отношение к ней должно быть соответственное. Не кощунствуй, не нарушай священных заповедей!.. Сотворив себе кумира, не надругайся над ним!..
Кстати, в связи с этой памятной статуэткой нашими детьми – снохой и сыном – недавно мне был преподнесен памятный урок. С годами моя квартира, что вероятно неизбежно для всех, обросла множеством вещей и, главное, книг. "Мой будда" почти потерялся в пестроте обложек и переплетов. Я решил подарить его детям: у них квартира новая, не обременена лишними вещами и деталями. И вдруг Даша, невестка, мне говорит:
– Нет, Рустам Бекарович! Как бы там ни было, этот будда был подарен вам не только как священная реликвия, а как знак доброжелательности, особого расположения к вам Верховного святителя республики, целого народа. Пусть он не предмет культа, но он, конечно, должен оставаться в вашем доме, потому что в нем вся сила и глубина его пожеланий. Пожеланий здоровья и долголетия…
Я к сыну:
– Эльдар?..
А он:
– Пап!.. Ну сказали же!.. Все! Вопрос не обсуждается…
Вот так!
Может, поэтому я и живу? И помню, и размышляю до сих пор?! А?..
Казус с министром торговли
Наши картины на бурятском материале "Весна Бурятии" и "Художник Сампилов" благополучно сданы. Но мы снова в Улан-Удэ – работаем над литературным сценарием фильма к юбилею республики, по просьбе обкома, высоко оценившего наши первые работы.
В гостиничный номер, мешая работе, постоянно звонят: то Машу подавай, то Сашу или Катю, то Дамдин Дымбрыловича, – надоело!
И вот как-то утром бреюсь. Звонок! Мужской голос с "кашей во рту":
– Санжиеву!
– Нет таких!..
Кладу трубку. Не успел отойти, опять звонок:
– Анну Семенну Санжиеву!
– Анны Семеновны нет. Нет таких!..
Положил трубку. Второй раз намыливаю лицо. Опять звонок, твою мать!.. Снимаю трубку.
– Попросите пожалста Анну Семенну!..
– Товарищ, сколько можно?! Вам же отвечают: "нет таких"!
Кладу, скорее бросаю трубку! Иду ополаскиваться. Звонок… Снимаю трубку. Молчу…
– Я вас очен прошу! Будьте любезны! Это, однако, очен нужно!..
– Кого?!
– Семенну, Анну!
– Вы что, издеваетесь?! Который раз вам говорят: нету здесь "Анны Семенны"! Нет! Понимаете? Не-ет!
– А куда я попал?
– Ой, господи! Это гостиница. Номер занят режиссером. Вы мешаете работать!..
– Рустам Бекарыч?..
– Да… А кто звонит?
– Рустам Бекарыч, пожалста извиняйте! Это Хабов!.. (Или Хамов – неразборчиво!)
На всякий случай говорю и я также неразборчиво:
– Я слушаю вас, товарищ Хамов.
– Анна Семенна – наш человек. К ней, однако, на базу ревизия должна прийти! Ее нужно предупредить!.. Это я, Ахал Ахалыч. У меня она, однако, по этому телефону записана…
Я уже потешаюсь:
– Нахал Нахалыч, здесь в списке ее телефона нет.
Лара покатывается со смеху:
– Что это у тебя за друг "Нахал Нахалыч" появился?
Развеселился и я…
– Рустам Бекарыч, я ее разыскиваю. Дело очен серьезное! Предупредить ее, однако, надо. Прошу еще раз: пожалста, простите!.. Заходите! С супругой заходите! Может, что нужно?!
– Нет-нет, Нахал Нахалыч! Однако ничего не нужно! Спасибо!
Извинившись еще раз, он повесил трубку. Думаю: "Какой-то Хамов!.. А может, не "Хамов" и вовсе, а по-другому как-то! Ведь Бурятия, акцент-то у многих сильный!.. Да еще телефон искажает!.. Нахал Нахалыч какой-то. А если шутки в сторону?.. Меня знает. Пригласил… И еще ревизия где-то, – а это действительно серьезно! А я – "хаханьки": Хамов, Нахал Нахалыч!.. Надо его разыскать, объясниться…"
Недавно, буквально на днях, мы сдавали картину. Присутствовало человек двадцать, все из Совета министров Бурятии. Скорее всего, этот "Хамов" – из Совмина! Товарищ номенклатурный… Еще может подумать, напоролся на московского человека, проговорился про ревизию!.. Нет, надо его навестить.
На второй день иду в Совмин. В приемной у дежурной спрашиваю, на всякий случай незаметно прикрывая рот, чтобы произношение было неразборчиво:
– Скажите, как пройти к товарищу Хамову?
Она лихо подхватывает:
– Хаболову? Это третья дверь справа, по коридору.
Иду по коридору… На дверях надпись: Хаболов М. М., министр торговли. Я был потрясен!.. Министр торговли республики, – а я, пенек! В ушах звучит: "Ахал", или "Махал", или "Нахал"…
Представляюсь секретарю:
– Я режиссер Мамин из Москвы. К товарищу Хаболову можно?
– Пожалуйста!
– Простите, а как его правильно называть?
– Михаил Михайлович!
Только она произнесла имя, открывается дверь и, надевая на ходу плащ, выходит бурят. Вроде лицо знакомое. Поворачивает голову:
– Ой!.. Рустам Бекарыч! Пожалста, проходите. Я не спешу.
Он снимает плащ и в кабинете кладет на спинку стула. Рассаживаемся. Он смущен:
– Вы меня, бога ради, извините за тот разговор. Рустам Бекарыч, я виноват!..
Этот низенький бурят давал мне урок такта – чистая душа. Он делал вид, что не понял, как я над ним потешался. А может быть, и в самом деле не понял?..
– Понимаю, оторвал вас от работы, Рустам Бекарыч! Но, к сожалению, я не знал, что ее телефон изменился! А предупредить было необходимо!.. Вы же знаете, какие бывают ревизоры, как они относится к работникам торговли. Они не учитывают ни нюансы работы, ни наличие необходимых товаров… На всю страну требуются десятки тысяч шапок пыжиковых, это же немыслимо! Да и не сыщешь столько!.. Их какой-нибудь десяток – на всю нашу республику! Или дубленки, – на всех не нашьешь! А так – пяток-другой для работников правительства или района! Вы понимаете, завотделом в телогрейке на работу не пойдет! Так ведь?.. Вы понимаете… – он постепенно успокоился и участливо спросил: – А вам, Рустам Бекарыч, ничего не надо? Супруге? Вы скажите. Не стесняйтесь! Что можно, всегда сделаем…
Теперь пришла моя очередь проявить учтивость. Я извинился, объяснил, что по телефону речь неразборчива, да и ошибаются номером часто… Словом, отказавшись от его предложений, я откланялся.
Лара в женской запальчивости упрекнула меня:
– Надо же, отказался!.. Посмотри, какие воротники на базаре продают – собольи!.. Ведь у них можно было и шапки купить, и дубленки! А мы в чем ходим?!
Вечером, когда мы со съемок пришли к себе в номер, на подоконнике стояла литровая банка, на три четверти наполненная черной икрой, и знаменитый байкальский омуль, копченый. Красота!.. Лара тогда была беременна, мы ждали нашего первенца, и эти деликатесы пришлись нам весьма и весьма кстати. А утром в дверь постучала официантка из ресторана и спросила: "Что будете заказывать на завтрак, на обед и на который час?.."
Да, работа в Восточной Сибири и, особенно в Бурятии, привнесла в нашу жизнь множество самых ярких, добрых и памятных впечатлений. Съемки, поездки – это удивительная творческая наполненность жизни, удовлетворение, подъем души, радость. Это яркие эмоции, праздник, полет – словом, это просто мечта! Сказочная природа вокруг, экзотика, масса новых впечатлений – колоссальная эмоциональная подпитка! Это жизнь на взлете, это ощущение счастья. И люди… Незнакомые, интересные, обогащающие нашу жизнь новыми впечатлениями, добротой, заботой, открывающие наши души для света, благодарности и любви.
Время было непростое, но мы при всех продовольственных трудностях получали все желаемое: облепиховый сок, омуля и байкальского осетра, любое мясо и фрукты – так люди из правительства республики выражали заботу о нашем первенце, которого донашивала Лара.
Но, к сожалению, предстоящие роды заставили нас покинуть Бурятию, отказаться от предложенной обкомом работы над полнометражным фильмом к юбилею республики, ибо рисковать жизнью жены и ребенка я не мог, хотя, повторяю, в Бурятии нам были готовы создать все условия и даже предоставить квартиру. Но, конечно, какая там могла быть работа с новорожденным на руках – ущерб и творчеству, и ребенку. Пришлось закусить удила, наступить "на горло собственной песне" и вернуться в Москву.
Но все-таки память о Сибири, о Бурятии до сих пор жива…
Памятные дни в долине Джугджур
Незабываем момент первого торжества в моей новой профессии, профессии кинорежиссера, к которой я стремился всю жизнь: день сдачи в Москве фильма "Весна Бурятии", снятого на Восточно-Сибирской студии кинохроники по заказу ССОДа. Заказ по тем временам престижный. Еще бы: твою первую работу увидит зарубежный зритель! Межведомственная комиссия, в составе которой были известные писатели, журналисты, политики и кинематографисты, дала фильму самую высокую оценку и рекомендовала его "для демонстрации во всех странах, где есть совпосольства". От радости, чувства самоутверждения настроение у меня было приподнятое. Ко мне подходили члены комиссии, говорили одобрительные, поощрительные слова. Но я в состоянии эйфории не запоминал, к сожалению, их имен и должностей. А жаль. Каждый, кому приходилось прокладывать себе дорогу в профессию самому, знает, как важно бывает опереться порой на мнение высокого профессионала. Я же в тот день из-за своего нервического состояния практически растерял своих доброжелателей. Но одно имя – драматурга и критика Добродеева, который закончил свое выступление словами: "Вот такие, достойные картины нужны ССОДу!", признательной зарубкой осталось в памяти.
После фильма "Весна Бурятии" мы с Ларой успели сделать еще две картины на иркутской студии – "Художник Сампилов" и "Братск – город молодости" из серии "10 минут по СССР", оба по моим сценариям. А в ССОДе, после первого удачного опыта, мне даже предложили подумать над сценарием нового фильма "Города в тайге" – о молодых городах, растущих в местах добычи нефти и газа. Словом, все складывалось отлично: твори, выдумывай, пробуй! Подходили ко мне редакторы Госкино, говорили о том, что я могу сам выбирать себе студию: хочу – подальше, хочу – поближе к центру. А один из них заманивал меня перспективой съемок в неизведанных местах: например, на Дальневосточной студии кинохроники в Хабаровске сделать фильм о малой народности севера – эвенках. Фильм был заказан тем же ССОДом… Ну, это что касается профессии – работы. А в личной жизни произошли весьма и весьма серьезные изменения.
У нас родился сын! Желанный! Здоровый! Мы были счастливы. Но Лара, естественно, целиком погрузилась в заботы о малыше, отрешившись и от кинематографа, и от режиссуры. А мне ехать в Иркутск, бросить ее одну – на бесчисленные заботы, бессонные ночи… Нельзя! Ну просто невозможно!
Пока были деньги, жили в Москве – заботами о сыне. Я писал задуманный сценарий. Вывез семью на дачу на все лето. Но где-то через год (сын уже начал ходить, лопотал вовсю), деньги начали таять. Надо было впрягаться в производство нового фильма. И тут в Госкино РСФСР мне напомнили о Дальневосточной студии: фильм об эвенках по заказу ССОДа уже включен в план производства, надо срочно приступать к работе. Не очень охотно я согласился. Ну, во-первых, большие перелеты! Да и места съемок – где-то не то под Магаданом, не то за Магаданом!.. Точнее – где-то в районе Охотска! А может, и дальше…
– Да-да, там! – с поспешностью сообщил мне главный редактор Кинокомитета Гваришвили, даже не представляя, что меня тревожит и какой это край света. Раньше-то, вдвоем с Ларой, мы бы, не задумываясь! Чем дальше, тем интереснее! Новые места, новые люди…
– В общем, Рустам Бекарович, на месте все уточните…
Короче, никто толком ничего не знает, твердят одно:
– Там никто еще снимал! Там интересно!.. Вы, Рустам Бекарович, будете как первопроходец от кинематографа. Как первооткрыватель!..
– Там еще никто не снимал, – пробую возразить я, – а говорите "интересно"…
– Ну, если говорить, "не интересно", вы же не поедете!..
– Резонно!.. А сценарий-то хоть есть? Чтоб ознакомиться!
– Есть, но лучше не читать! Написал местный редактор районной газеты. Там больше про то, как проехать; описания излучин рек, тайги, красивые гряды гор… Северный оленеводческий колхоз, выполнение плана – так, иллюстративная ерунда! Мы рассчитываем на ваш сценарный план, если можно, или на режиссерский сценарий. Сразу берите быка за рога, так сказать! Чтобы не тратить время!..
Я вылетел в Хабаровск. Часов через восемь-девять был на месте. Нашел студию… В Москве мне твердили: "Выручать хабаровчан надо!.." А здесь, скажу откровенно, никого не обрадовал я своим приездом! Встретили как варяга!.. И вместо того чтобы помочь освоиться, понять, что за тема мне предназначена, куда лететь, какие сроки производства, каких подвохов ждать от погоды, кто оператор, – мне с места в карьер принялись рассказывать, скорее всего в назидание, что годом раньше, до моего приезда, служил здесь в армии по призыву паренек с известной фамилией. Я не выказал ни малейшего интереса, не до того мне было… Но, видимо, сценарий рассказа, распределение ролей хабаровчанами были продуманы заранее. Рассказывали мне этот эпизод в лицах, с воодушевлением и сарказмом. Про паренька, про именитого папу (то ли члена ЦК, то ли кинорежиссера), добившегося для сынка заключения договора со студией на съемки фильма вместо армейской службы. Про то, как сынок так ничего и не сумел снять… Фамилии не уточняли…
Я недоумевал, чего они от меня добиваются? Чтобы я развернулся и улетел обратно в Москву?.. Какое, черт возьми, мне дело до чьих-то неудачных режиссерских опусов, тем более давно канувших в Лету?.. Это только ремесленник, только сапожник уверен, что каждое новое его произведение будет совершенством. Настоящий художник всегда сомневается в себе, всегда осознает, что работа, в которую вложил столько сил и нервов, может попросту "уйти в песок". Но мне-то, видимо, рассказывали с прицелом, чтобы я мотал на ус. Я ж для них, повторюсь, – варяг. Это просто удивительно, как в глубинке, в провинции, не любят нас – москвичей, столичных жителей. Я понял, они и меня подставят. Это как пить дать. Надо Москвой заслониться. Предупредил, "если оператор пьет, вышлю в тот же день и даю телеграмму в Москву о выезде домой"! Кажется, такой расклад дел для директора студии был приемлем.
А что делать?.. Взял я номер телефона автора, деньги на дорогу и, вынужденно отказавшись от сценария, пообещал: "На месте ознакомлюсь с объектами, людьми, подготовлю и пришлю режиссерский сценарий. Потом решите, что делать!.."
Заказал просмотровый зал, отсмотрел киноматериал предполагаемого оператора. Ничего: вкус есть, чувствует натуру – словом, работать можно!
Вылетел самолетом в Охотск. Долетели и сели благополучно. А дальше, – не поверите!.. На каждом шагу – ну просто шок. Сначала гляжу: самолет подруливает к аэровокзалу, а вокруг грибов-подосиновиков – море! Будто на каждый квадратный метр полтора ведра грибов выпростали! Самые крупные – с теннисный мячик, а мелкие – с шарик для настольного тенниса, более мелких и не видно. Я было нагнулся привычно, как у нас, москвичей, принято, чтобы собрать побыстрее: ну грибы-то ядреные, шляпки красные, просто сами в руки просятся! А за моей спиной звонкий девчачий голос недоумевает, удивляется:
– Зачем вам эти грибы? Такого добра здесь во всех поселках, что подорожников в Подмосковье!..
Я разогнулся. Смотрю – рядом девчонка лет восемнадцати чем-то похожая на бурятку, метиска, что ли. Одета модно. Сняла темные солнечные очки, смотрит на меня пристально, может, даже чуть со смешинкой:
– Вы куда путь держите?
– В поселок Арка.
– Мне тоже туда. Там такого добра – косой косят! Свиней кормят. Надоест еще…
Шустрая словоохотливая девчонка сообщила, что надо ждать транспорт, который доставит нас на другой аэродром. Я слушал ее и оглядывался…