В 1528 году день святого Вита праздновался 15 июня, так что среда пришлась на 17 июня. Фауст провёл в Ингольштадте меньше двух недель, но этого оказалось достаточно, чтобы нарваться на неприятности и предстать перед городским советом. Здесь нам предоставляется интересная возможность взглянуть на карьеру Фауста. Его характеризуют как "прорицателя" (Wahrsager) – человека, занимающегося предсказанием судьбы или гаданием. Это, очевидно, связано с тем, что Тритемий говорил о разнообразных провидческих способностях Фауста, а также с информацией о комиссионных, полученных от епископа Бамбергского, и служит ясным указанием на характер услуг, предлагавшихся Фаустом в этом городе. Важно, что случай разбирал именно городской совет Ингольштадта, а не университетский или церковный суд. Ситуацию можно было понимать в том смысле, что университет не хотел признать учёную степень Фауста; с другой стороны, его проступок не подпадал под юрисдикцию церкви: ведь это не было случаем ереси или колдовства. Формулировка "искать себе пропитания в другом месте" попахивала финансовым скандалом.
В 1539 году Бегарди написал, что многие жаловались ему, будто Фауст жульничал с ними и "из-за него многие потеряли свои деньги"{309}. Возможно, Фауста подозревали в фальшивомонетничестве. Опытный алхимик мог без особого труда увеличить количество золота, а чеканка монеты была в те годы довольно распространённым преступлением. Иезуит Дельрио не позднее 1599 года писал, что и Фауст, и Агриппа неоднократно расплачивались на постоялых дворах "колдовскими" монетами, которые впоследствии оборачивались неплатёжеспособными или фальшивыми. Возможно, происхождение этой истории следующее. То, что Реджинальд Скот (1584) называл "передачей денег", очевидно, было известным способом обмана. Скот объяснял, что существует метод обмана, при котором деньги могут появляться и исчезать по воле фокусника либо менять достоинство. Благодаря ловкости рук фокусник мог без особых проблем оплачивать своё питание и проживание монетами, не представлявшими никакой ценности. Формулировка решения о высылке из города была обычной для того периода. К примеру, настоятеля монастыря кармелитов Андреаса Штосса (1480–1540) с такими же словами выслали из Нюрнберга в 1522 году.
На этих скудных фактах впоследствии выросла легенда о том, чем Фауст занимался в Ингольштадте. Хотя в 1900 году в публикациях Тилле Ингольштадт упоминался 26 раз, большая часть этих ссылок происходила из очень немногих источников, как правило – Росхирта или Видмана. Байка, записанная Росхиртом спустя почти 50 лет после визита Фауста, рассказывает, что маг прочитал лекцию по философии и хиромантии в университете, а затем – в доме № 7 по Гардерштрассе, известном как "Фаустовский жилой дом"{310}.
Хотя официальные документы не говорят, чем Фауст занимался в городе, он мог устроить занятия для студентов за плату или в дополнение к сеансам гадания. Парацельс утверждал, что университет Ингольштадта принадлежал "старой схоластической школе". Вероятно, Парацельс, как Конрад Цельтис, был разочарован плохим пивом и бесконечными блюдами из турнепса в меню{311}.
Другие исследователи утверждали, что Фауст сам учился в этом университете. В работе от 1676 года Дурриус высказал мнение, что Фауст получил степень доктора медицины, а в "народной книге" о Фаусте XVIII века, автор которой подписался псевдонимом Верующий христианин, утверждалось, что Фаусту присвоили степень магистра университета Ингольштадта и что у Фауста была хорошая профессиональная репутация. Оба этих источника не заслуживают серьёзного внимания. Записей о том, что Фауст учился в университете Ингольштадта, нет. Работа Дурриуса – слишком поздний источник, а "народная книга" о Фаусте – скорее легенда, чем документ. Вполне возможно, что Фауста спутали с Иоганном Рейхлином, преподававшим в университете Ингольштадта греческий и еврейский языки с 1520 по 1521 год, до отъезда в Тюбинген. Необразованным людям часто казалось, что с греческим и еврейским языками связана некая тайна, и бывало, что на этой почве возникали слухи о магии{312}.
Сохранилась история, объединяющая фрагменты байки Росхирта о неудачливом еврее-заимодавце из Франкфурта и рассказа про обманутого бамбергского свинопаса. В истории говорится о месте, где произошёл инцидент, что нетипично для "народных книг" о Фаусте. В книге P.F. (1592) упомянут город Pheiffring; другие источники приводят название Pffeffering ("Вольфенбюттельская рукопись", ок. 1580) или Pfeiffering (Шпис, 1588). Хотя на карте современной Германии нет этих названий, интересующий нас город – это несомненно Пфиферлинг, расположенный в 65 километрах к востоку от Ингольштадта.
Фауст якобы продал на городском рынке лошадь, сказав перекупщику, чтобы тот не ехал на лошади по воде. Не вняв предупреждению, покупатель заехал в пруд, где его лошадь превратилась в кипу сена. Едва не утонув, он в сердцах поспешил к Фаусту. Найдя Фауста спящим, покупатель грубо потряс его за ногу, но, к своему ужасу, увидел, что нога, за которую он взялся, разом отделилась от тела. Фауст издал пронзительный крик, а незадачливый покупатель в ужасе сбежал.
Хотя эту байку ни в коем случае нельзя принимать за реальное событие, с ней связаны кое-какие возможности. В данном эпизоде события происходят вблизи того места, где, судя по историческим документам бывал Фауст, и в описании приведены именно те виды деятельности, за которые Фауст был выслан из Ингольштадта. Несомненно, Фауста изгнали из города.
15. Развлечение для императора (1529–1530)
Пока городской совет Ингольшадта занимался Фаустом, Камбрейская лига подписала перемирие между Францией и империей, и Карл V почти немедленно вступил в военную конфронтацию со сторонниками Реформации. В 1529 году, выступая в рейхстаге Шпейера, Карл V ратовал за отзыв всех уступок сторонникам Лютера, но шесть княжеств и 14 городов заявили резкий протест, утверждая, что в делах совести и веры невозможно подчиняться решению большинства. С этого момента сторонников Реформации начали называть протестантами. Так же как во времена Крестьянской войны, все противоречия состояли именно в вопросе самоопределения. Протестанты сплотили ряды и в 1530 году образовали Шмалькальденский союз, угрожавший будущему католицизма в Германии.
В 1529 году повсюду ходили разговоры о новых мистических знаках и знамениях. В Бреслау (Вроцлав) Михаэль Бехайм написал, что в небе наблюдались "ужасные знаки". Судя по описанию, это была огромная звезда с фигурами старика и старухи. В небе над Лигницей наблюдали "огромное число вооружённых солдат с окровавленными мечами", но Бехайм не привёл никакой интерпретации этого явления{313}. Фаусту как профессиональному астрологу предстояла работа.
В Германии нарастали дебаты о "Картезианских пророчествах". Пророчества, открытые на стене картезианского монастыря в Нюрнберге, предсказывали конец папства, дворянского сословия и класса торговцев и приход "царствия Христова". Пророчества были открытой атакой на Лютера и его идеалы. Наконец, в Нюрнберг приехал Парацельс. Себастьян Франк (1499–1543), называвший Парацельса "человеком странным, но удивительным", отмечал, что "он в одиночку противостоит едва ли не всей гильдии медиков". В Нюрнберге Парацельс восстановил против себя городских врачей, заодно оскорбив их "цветущих упитанных жён"{314}.
Можно лишь догадываться, куда отправился Фауст после высылки из Ингольштадта. Во времена, когда все ждали астрологических предсказаний, маг вряд ли сомневался, что найдёт себе применение. Под итальянским небом разворачивались новые битвы, а императора ждали новые победы. Фауст не был свидетелем битвы при Ландриано, которую 20 июня 1528 года выиграл испанец Антонио де Лейва, поэтому не мог пустить в ход свои демонические способности; в то же время осада Флоренции (24 октября 1529 года) и жестокое сражение при Гавинане (3 августа 1530 года) могли стать победами императора, "успешно предсказанными" Фаустом. Изучая намёки и следы, пробиваясь через легенды и ложь, можно реконструировать предполагаемые события ещё нескольких лет жизни Фауста.
Каннибальская магия (Вена, 1529)
В XVI веке Вена была всем. Этот город служил воротами империи. Продвижение Сулеймана I облегчали разногласия между европейскими властителями. При всех разговорах о новом крестовом походе европейские правители были так озабочены решением обоюдных проблем, что позволили врагу насытиться венгерской кровью. Но их позиция – или, точнее, её отсутствие – привела к обратным результатам. Сулейман I продолжать жаждать крови. В период с 1516 по 1517 год Османская империя присоединила к своим владениям Сирию и Египет. С падением бастиона на острове Родос в 1522 году власть Османской империи не только распространилась на восточную часть Средиземного моря, но и начала угрожать морским торговым путям Южной Европы. Двигаясь с востока, турки могли проникнуть в самое сердце Европы. В 1521 году пал Белград, и османские армии получили возможность совершать набеги на Польшу, а в 1524 году их отряды дошли до Львова. В 1526 году османы захватили Буду. Разграбив город, турки вывезли несравненную библиотеку венгерского короля Матиаша I Корвина. Теперь войска Сулеймана двигались к Вене. Если Фауст ставил себе в заслугу все победы в Италии, разве он мог остановиться на достигнутом? Разве не мог он, отдав Италию императору, попытаться точно так же избавить христианский мир от турок?
В наши дни Вена с её многочисленными кафе и классической музыкой известна прежде всего как культурная столица. Эта репутация зародилась в XVI веке. Когда Фердинанд, брат Карла V, прибыл в Австрию, чтобы взять на себя управление семейными владениями, ему было только 18 лет. Фердинанд, родившийся и выросший в Испании, впервые оказался за границей. Он привёз за собой испанский двор и привил в Вене многие южные традиции. Однако не вся венская культура обязана своим развитием исключительно Фердинанду и его придворным. Здесь читал лекции выдающийся немецкий астроном и математик Региомонтан (Иоганн Мюллер), и идеи гуманизма, посеянные обществом "Данубиана", со временем дали всходы.
После многих лет упадка, происшедшего в XV веке из-за угрозы турецкого вторжения и ухода финансовых и торговых потоков в направлении Вест-Индии и недавно открытой Америки, Вена не была готова встретить испанцев с распростёртыми объятиями. Недовольные бюргеры, восставшие против Фердинанда и, как водится, потерпевшие поражение, лишились большей части своих прежних вольностей.
В посвящённом Фаусту монументальном 1152-страничном каталоге Тилле есть всего одно, причём очень короткое упоминание о Вене. Однако, по словам Манлия, текст исходил от Меланхтона, которого специалисты по Фаусту считали надёжным источником. Что особенно важно, автор отрывка был современником Фауста и вполне мог с ним встречаться. На первый взгляд история настолько нелепа, что почти не вызывает интереса. Хотя текст не содержит датировки и был записан лишь через 20 лет после смерти Фауста, всё же эта история была рассказана.
Вена находилась слишком далеко от уютных домиков Гельмштадта. Но Фауст был в расцвете лет и привык к странствиям. Он мог приехать с юга, из Штирии, где находилась его комтурия, но, учитывая, что незадолго до этого Фауста изгнали из Ингольштадта, наиболее вероятно, что он прибыл с запада. По пути он мог остановиться в "Замке Фауста" близ города Ашах в Австрии, дав жизнь местным легендам, дошедшим до наших дней.
Сегодня в этом массивном замке, построенном вокруг невысокой центральной башни с красной крышей и жёлтыми крашеными стенами, располагаются гостиница и ресторан. Замок стоит на невысоком обрыве на берегу Дуная; за замком от реки поднимается склон, поросший лесом. По одной легенде, этот замок построил для Фауста сам дьявол, и сегодня у гостей есть возможность провести ночь в "номере Фауста". По мнению Адальберта Депини, находясь в тех местах, Фауст поручил дьяволу несколько труднейших задач: быстро построить дорогу, построить мост перед его несущейся галопом лошадью – и даже устроить на поверхности воды дорожку кегельбана. Как говорят, Йохенштейн – это остатки одной из его кеглей. Здесь в легенде о Фаусте появляется новый элемент: оказывается, Фауст предлагал трудновыполнимые задачи нарочно, чтобы перехитрить дьявола и разорвать договор. Местные предания расходятся во мнении по поводу успеха его затеи: Фауст то ли спасся, то ли утонул в Дунае, то ли был разорван на части на вершине ближайшей горы.
В "народной книге" Фауст выбрал дорогу на Аугсбург, что в 74 километрах к югу от Ингольштадта, а затем двинулся по торговому пути в сторону Мюнхена и далее на Зальцбург, также упоминавшийся в легендах о Фаусте. Здесь дорога раздваивалась; один путь уходил на юг, в Каринтию и далее в Венецию, а другой шёл на северо-восток, в направлении Линца – и затем, следуя течению Дуная, приводил путника мимо "Замка Фауста" прямо в Вену. Протяжённость маршрута составляла более 500 километров. Зато на этом пути путешественник не мог погибнуть от жажды. По свидетельству P.F., вина в этих местах было больше, чем в Вене воды.
В обстоятельных комментариях к Библии, составленных Меланхтоном в период с 1549 по 1560 год, автор приводил своеобразный анекдот про дьявола, в котором присутствовало что-то вроде завистливого восхищения этим худшим из врагов человеческих:
"Дьявол удивительный мастер: может он творить такие художества, которые кажутся натуральными, так что мы и не знаем. Повествуют о многих чудесах магии, о чем я уже сказал в другом месте… Так и Фауст-маг пожрал в Вене другого мага, которого спустя немного дней нашли в каком-то месте. Дьявол может творить много удивительного. Однако и Церковь имеет свои чудеса"{315}.
Меланхтон сразу на двух языках, латинском и немецком, заявлял, что способности Фауста идут от дьявола. Хотя в его словах заметно неодобрение, Меланхтон не до конца раскрывает своё истинное отношение к магии Фауста. Интересно, Меланхтон считал это обычным фокусом или на самом деле думал, что всё было так, как описано в легенде? Указание на дьявола подразумевает, что Меланхтон верил в правдивость истории о том, как Фауст проглотил другого мага.
В "народной книге" мы читаем, что в Цвиккау Фауст сначала проглотил невероятное количество сена, а потом сделал так, что сено появилось на прежнем месте. Но этот фокус давно известен. Если верить чешскому хронисту, священнику Иоанну Дубравию, в 1389 году при дворе короля Богемии Венчеслава IV маг по имени Цито проглотил целиком своего конкурента, мага по имени Гоуин, от которого остались только грязные туфли. Хотя точно неизвестно, кого проглотил Фауст – конкурента или сообщника, но подобный фокус нельзя проделать без помощи со стороны "жертвы".
Меланхтон (в лице Манлия) не оставил сведений о времени события и о том, почему это случилось именно в Вене. В конечном счёте его целью была не историческая достоверность, а религиозная пропаганда. Фауст мог выполнить этот фокус когда угодно и где угодно, но, если верить дошедшим до нас сведениям о его карьере, он сделал это в Вене.
Венские легенды по сей день хранят странные воспоминания и картины пребывания Фауста. По слухам, он построил треугольный дом на Флосгассе, 7, в котором родился композитор Иоганн Штраус (1804–1849). Однако наибольшую известность получила легенда, связывавшая имя Фауста с постоялым двором "Ам Бюхель" близ улицы Тифер-Грабен (или "глубокий ров", в память о римских укреплениях). Эта легенда, впервые опубликованная Карлом Кальяно (1932–1936) и позднее дополненная Густавом Гугицем (1952), увлекает нас в подвал небольшого дома, где, как обычно, полно студентов, художников и бродячих артистов. Репутация мага и любителя шуток опережала Фауста, и в подвале его встретили с распростёртыми объятиями. Подвыпившая компания шумно требовала чуда, однако вначале полагалось утолить жажду. Слуга принёс Фаусту большой стакан, до краёв наполненный вином. По неосторожности слуга пролил вино, и Фауст шутя пригрозил, что сдерёт с него шкуру и съест живьём. Покривившись, слуга принёс ещё один наполненный до края стакан и снова пролил вино, на этот раз – не так уж случайно. Тут Фауст открыл рот пошире – и проглотил слугу целиком, не жуя, а только запив ведром воды. Враз онемев, выпивохи уставились на Фауста. Присутствие духа сохранил лишь хозяин постоялого двора, потребовавший немедленно вернуть слугу обратно. На это Фауст спокойно ответил: "Отвори дверь и посмотри на крыльце". Сделав, как ему было велено, хозяин обнаружил на верхней ступеньке промокшего до нитки слугу, у которого зуб на зуб не попадал от холода.
Сердито протопав в комнату, слуга заявил: "Я больше не стану ему подавать, потому что он сговорился с самим дьяволом!"
Фауст ответил: "Здесь дьявол и там дьявол – смотри, в другой раз наливай аккуратнее".
Услышав про дьявола, все, кто был на постоялом дворе, в один голос забормотали: "С нами крестная сила…" То ли вдохновившись, то ли поддавшись на эту провокацию, художник и гравёр по фамилии Хиршфогель, приехавший из Нюрнберга, встал и предложил нарисовать на стене дьявола. Прочие выпивохи, залившие за воротник явно больше положенного, расступились и освободили место. Взяв в печи кусочек угля, Хиршфогель быстро набросал на стене фигуру знатного человека, сидящего нога на ногу, в коротком плаще, развевающемся над плечами, как крылья дракона, и в шапке с залихватски торчащим петушиным пером. Выражение лица было очень сердитым. Когда художник закончил, Фауст, встав с места, сказал: "Теперь вы видите дьявола на стене, ну а я хочу показать его живьём". В подвале вдруг потемнело, и нарисованная фигура пришла в движение. Одежда, за исключением некоторых чёрных как сажа деталей, приобрела цвет красного пламени. Плащ стал зелёным. Глаза, как тлеющие уголья, мерцали на неестественно-сером лице. С грозным стуком фигура соскочила со стены, прямо к оторопевшим гулякам.
Шутки шутками, но это было слишком, и все посетители разом побежали прочь с постоялого двора. Фауст с хохотом бросил им вслед: "Теперь не будете дьявола на стене рисовать!" По преданию, этот случай дал жизнь известной пословице, а трактир получил название "У красного человека".
Хотя Меланхтон должен был слышать рассказы о подобных магических трюках, между ними есть несоответствия. Как и во многих других случаях, действие происходит на постоялом дворе, но здесь нет и следа упомянутого Меланхтоном второго мага или пещеры. Реально существовавший Августин Хиршфогель (1503–1553) перебрался в Вену только в 1544 году, и, судя всему, его роль в этой истории не менее сказочна, чем роль Фауста.
Тем временем Вене угрожало нашествие самой большой в Европе армии, выступавшей под знаменем ислама. По разным оценкам, численность армии составляла от 120 000 до 350 000 человек. Несмотря на столь широкий разброс, превосходство турок было несомненным. Когда граф Никлас фон Зальм (1459–1530) с отрядом численностью от 12 000 до 22 000 человек увидел турок на горизонте, их армия выглядела поистине неисчислимой.