В первый же день в Яванском море нам встретился небольшой конвой, состоящий из двух торговых и двух эскортных судов, направлявшийся на восток, скорее всего к острову Борнео. Мы поплыли под водой, рядом с конвоем, намереваясь атаковать его. Поверхность воды была зеленоватой и ровной, как стекло, – не лучшие условия для атаки. Тем не менее мы сделали торпедный залп, погрузились на двести футов и стали ждать.
Можно было представить, что происходило в тот момент наверху. Востроглазые японские наблюдатели, скорее всего, заметили наши торпеды, и конвой теперь пытался избежать столкновения с ними. Раздавались визг рулей и возбужденные крики японцев. По следу торпед эскортные суда могли приблизиться к нам и бросить наугад несколько глубинных бомб.
Должно быть, именно так все и было. Мы услышали звуки разрывов в стороне. Суда сопровождения некоторое время носились у нас над головой и затем ушли на север. Очень осторожно мы поднялись на перископную глубину и осмотрели поверхность моря. Оказалось, конвой нашел убежище среди группы островов. Эскортные корабли патрулировали воды перед ними. Мы дождались вечера, приблизились и пригляделись повнимательнее. Отсюда были видны мачты торговых судов. Сопровождающие эсминцы находились рядом, хотя теперь выглядели не так агрессивно.
На закате мы были в двух милях от этих островов. Не уверен, что у нас имелся какой-то конкретный план, но ясно было, что мы должны попытаться обнаружить и потопить вражеский конвой. Наступила ночь. В темно-зеленом небе ярко сверкали звезды. Вдали проступали темные очертания островов. Мы тихо всплыли и встали наблюдать.
К несчастью, на эсминцах имелись какие-то очень чувствительные радары, от сигналов которых не могли спасти темнота и тишина. Японцы обнаружили нас, вероятно, сразу, как только подлодка всплыла. Помню, черная громада эсминца неслась на нас, а мы оставались на месте, надеясь, что он нас не видит, а просто лавирует. Эсминец приближался, из его дымовой трубы вырывались искры. Командир опустил бинокль, он больше не нужен. Противник приближался к нам со стороны кормы. Мы ждали, затаив дыхание.
Японцы открыли огонь из пушки. Когда раздались глухие хлопки и над нашими головами пронеслись синие трассирующие снаряды, командир бросил:
– Пора нам уходить отсюда.
И мы быстро и тихо погрузились в теплую темную воду. На поверхности остался только белый круг от наших винтов, который тоже вскоре исчез.
Вражеский эсминец сбросил несколько глубинных бомб и спокойно кружил над нами. Японцы не торопились. Вероятно, они собирались продержать нас под водой до рассвета и дождаться подкрепления. Они знали, что наши батареи скоро сядут. Мы израсходовали много электричества, когда преследовали конвой, и теперь двигались на одном моторе. Заряда батарей оставалось часа на два.
Передо мной лежала карта. К северу от нас находился остров, а на юго-западе – мелководье. Впереди открытая вода и пролив Каримата, через который мы должны были пройти на пути в Бангкок. Но до этих мест еще далеко, а сейчас мы ползли со скоростью полтора узла.
Около десяти часов решили подняться на перископную глубину и осмотреться. К этому времени луна должна быть высоко в небе. Звуков вражеских судов не было слышно, но это ни о чем не говорило. Очень медленно и осторожно мы приблизились к поверхности. Командир следил за показаниями глубиномера. В целях экономии выключили все освещение. Горели только компасные лампы рулевого и зеленые лампочки работающих приборов. В этой темноте и духоте мы чувствовали себя не очень уютно.
Командир поднял перископ и увидел вражеский эсминец, который стоял прямо на лунной дорожке и ждал нашего появления. Капитан эсминца был опытным моряком. Возможно, раньше сам служил подводником. Во всяком случае, он понимал, что сбрасывать наугад глубинные бомбы не имеет смысла и что таким образом подводную лодку едва ли потопишь. Заряд наших батарей иссякал. Через полчаса мы все равно должны были всплывать.
Мы быстро всплыли, включили двигатели и понеслись на запад. Радар врага немедленно обнаружил нас, и эсминец погнался за нами. Гонка началась.
Было что-то нелепое в этой ночной гонке. Небольшую британскую субмарину в Яванском море преследовал старый японский эсминец. Мы представляли, как капитан эсминца клянет в машинном отделении старшего механика, а радист передает сообщение о ходе преследования в штаб японских ВМС в Сингапуре. Искры лавиной вырывались из дымовой трубы эсминца и поднимались в небо. Если поблизости находился местный рыбак, он, должно быть, с открытым ртом наблюдал за происходящим.
Постепенно японское судно стало нас настигать. Двигатели лодки работали в полную силу, но тех 14 узлов, что она могла развить, было явно недостаточно. Мы погрузились, свернули направо и через какое-то время опустились еще глубже. Дальнейшее можно было легко предугадать. Враг, как водится, сбросил пару глубинных бомб и остановился в том месте, где мы погрузились. Ситуация становилась менее нелепой.
Неподалеку находился небольшой остров. Не помню его названия, знаю только, что он располагался восточнее архипелага Каримон. Мы медленно направились к этому острову с намерением укрыться за ним от японского радара. Эта игра в догонялки порядком надоела. Жара в лодке была невыносимой. Мы еще не ужинали. Привычный распорядок жизни нарушен.
Снова поднялись на перископную глубину. Враг находился примерно в двух милях от нас. На севере виден остров и его заросли. Поверхность моря покрыта белыми бурунами. Нужно уходить и заряжать батареи. Весь экипаж знал об этом. Погружение было связано с серьезным риском, однако командир выглядел беззаботно, как будто нам предстояла веселая прогулка.
Примерно в полночь мы всплыли рядом с островом и пошли вдоль берега. Следующие десять минут тянулись очень долго, но в конце концов подлодка обогнула остров и оказалась на другой стороне. Моряки вздохнули с облегчением, и повар поинтересовался, можно ли подавать холодный ужин. Все уже успокоились, и перспективы стали казаться вполне радужными, когда впереди неожиданно появилось неизвестное судно. Наша лодка сразу остановилась, и то судно стало. Какое-то время мы продолжали стоять и наблюдать друг за другом, словно два пса, готовящихся к схватке. Затем судно вдруг исчезло, словно растворилось в воздухе. Позднее, обсуждая это странное исчезновение, мы пришли к выводу, что это была американская подлодка, охотившаяся за тем небольшим японским конвоем, и выразили надежду, что она не столкнется с поджидавшим нас эсминцем.
Ужинать сели в час ночи. Еда была скромной: сыр, хлеб, соленья. Штурман сорвал листок с календаря в кают-компании. Закончился еще один день.
Мы находимся между островами Ява и Борнео. Идем на север. Погода хорошая, море спокойное, настроение соответствующее. В этих открытых водах бо'льшую часть дня проводим на поверхности. На мостике довольно жарко. Покрытое рябью море светится тысячами искр. Из выхлопной трубы вырываются облачка дыма и уносятся на легком ветру. Я смотрю на часы. Впереди еще час дежурства, целый час наблюдения за залитым лучами солнца небом. Над головой оно бледно-голубое. Вдали над островами висят белые облака, образовавшиеся из влаги джунглей.
Я на мостике один. Наблюдатели оседлали стойки перископов и подставляют свою нежную белую кожу солнечным лучам. Ночью, мучаясь от ожогов, они будут сожалеть об этом.
Слышу какой-то шум, поворачиваюсь и вижу черную голову вылезающего из люка штурмана. На бледном лице Мориса трехдневная щетина. Он улыбается и достает крошечный микрофон, приспособленный для передачи приказов с мостика, и водонепроницаемое оборудование. Не прекращая наблюдения за морем, я поглядываю за его работой. Мы перебрасываемся несколькими словами о том, что на мостике очень жарко и что на следующий день должны достигнуть пролива Каримата.
Наши уши привыкли к приглушенному гудению двигателей и шелесту воды, ударяющейся о корпус лодки. Возможно, эта жара притупила наши чувства. В воздухе появляется странный звук. С удивлением смотрим друг на друга и одновременно поднимаем глаза к небу. Звук переходит в рев, и мы видим несущийся на нас со стороны солнца японский гидросамолет. Сначала он бесшумно планировал и вот теперь включил двигатели.
– Самолет! – кричу я во все горло.
Морис и наблюдатели мгновенно исчезают. Я поворачиваюсь, чтобы отдать приказ о погружении, и в этот момент вижу, как от блестящего синего фюзеляжа самолета отрываются две небольшие бомбы. Время несется стремительно. Я ясно вижу самолет, совершающий вираж в паре миль от нас, красные круги на его крыльях и понимаю, что эти бомбы упадут вдалеке от лодки. Пора погружаться. Стоя возле люка, выкрикиваю приказ в переговорную трубу. В этот миг я уже не помню о бомбах. Они взрываются в стороне и обдают меня фонтаном брызг. Запрыгиваю в люк, и через мгновение лодка начинает уходить под воду.
Пост вахтенного офицера давал мне определенные преимущества перед остальными. Прибыв на главный пост, я застал там всех в смятении. Морис и наблюдатели, спустившиеся сюда немедленно, решили, что мы уже погружаемся, и один из них машинально перекрыл переговорную трубу раньше, чем я успел передать в нее приказ. Командир задал им короткий вопрос и начал погружение, не нажимая на ревун. Когда раздались взрывы, многие из экипажа мирно спали или писали письма. Только когда мы находились уже глубоко под водой, информация о произошедшем начала распространяться по лодке. Но даже теперь один лишь вахтенный офицер знал точно о происшедшем. Вид падающих бомб вселил в меня уверенность, что непосредственная опасность нам не грозит. Еще мне пришло в голову, что эти самолеты способны нести только две бомбы и повторной атаки можно не бояться. Наблюдателей и меня обеспокоило лишь то, как японский самолет сумел подкрасться к нам так незаметно, применив известный трюк с планированием при отключенных двигателях. Из-за этого случая я на целую неделю лишился самоуверенности.
Ночью наша лодка достигла южного конца пролива Каримата. Над темным островом Борнео поднималась луна. Легкий ветерок утих. Мы двигались в душной темноте, вдыхая сладковатый запах. Вода была похожа на черную патоку. На востоке из-за горизонта выглянула яркая звезда, видимо планета. Сияя красными и зелеными отливами, она начала свое восхождение на небосвод.
Всегда приятно было прибыть в район патрулирования и заняться привычным делом: ночью на поверхности моря заряжать батареи, днем скрываться в теплой зеленой воде, время от времени всплывать на перископную глубину, чтобы провести желанное, но скоротечное наблюдение.
Сиамский залив оказался мелководным. У берегов взад и вперед сновали маленькие джонки, а дальше, на больших глубинах, затаились американские подлодки. Эти современные быстроходные и большие субмарины были заполнены коробками с мороженым, кока-колой и ореховой пастой. Видимо, для торпед и снарядов тоже нашлось место, поскольку в течение второго года тихоокеанской войны они смогли потопить сотни японских судов, что сыграло немаловажную роль в крахе Японии.
Мы медленно движемся вдоль серовато-зеленого дрожащего берега. В дымке появляются, исчезают и вновь появляются заросшие лесом острова. Горячий воздух создает мираж: одна из джонок раздваивается, и две половинки начинают трепетать, словно крылья бабочки. Слева по носу находится поселок Кота-Бхару, представляющий собой скопление коричневых бараков. У берега над серебряной водой высятся мачты. Мы находимся в двух милях от него. Мелководье не позволяет приблизиться к берегу под водой. Внимание вахтенного офицера привлекли два покрытых кустарником острова, движущиеся со скоростью 5 узлов. Над одним из них поднимается синеватый дымок.
Старый трюк. Японцы большие любители камуфляжа и могут за короткое время превратить линейный корабль в лесистый участок суши. Вызывают командира. Тот наносит на карту курс и скорость замаскированных каботажных судов и приказывает:
– Приготовиться! Орудие к бою!
Мы срываемся с места, открываем нижний люк орудийной башни, достаем из погреба боеприпасов бризантные снаряды.
Лица членов экипажа выглядели довольными. До сих пор чаще всего мы сами являлись объектом атаки и преследования и теперь понимаем, что нужно брать инициативу в свои руки. Снаряды образуют аккуратный штабель, предохранительные колпаки взрывателей разбросаны на липком полу. Очень душно. Лодка поворачивается к берегу, мы занимаем свои места. Прильнув глазами к окуляру перископа, командир называет первоначальную дальность и азимут. Все готово к бою.
– Всплытие! – звучит команда.
Сжатый воздух с шумом начинает заполнять цистерны, включаются двигатели. Лодка несется вверх и, словно играющая рыба, выскакивает на залитую солнечными лучами поверхность моря. Ствол заряженного орудия медленно поворачивается.
– Огонь!
Японцы застигнуты врасплох. Пытаются лавировать, но у них плохо получается. Центр тяжести судов слишком высокий. Мы несемся к ним вдоль торчащих из воды высоких реек, оставленных рыбаками. Солнце припекает, небо ярко-золотистое. Наш первый снаряд поднимает в воздух столб воды и песка. Мелководье. Одно из судов развернулось и идет к берегу. Следующий снаряд попадает в его корму. Видна вспышка пламени, в воздух летят куски камуфляжного дерева, вьется черный дымок.
Мы следим за боем и одновременно наблюдаем за берегом, поселком и горизонтом, где синеют далекие горы. Место очень живописное, но жара ухудшает видимость.
Второе судно пытается оказывать сопротивление, с палубы открывают огонь из пулемета. Красные трассирующие пули пролетают над нашими головами, ударяют в мостик. Лодка уже довольно близко к вражеским судам и берегу. Вода здесь зеленовато-белая. Со второго судна начинает стрелять пушка, но мы попадаем первыми. В небо взвивается пламя и целый фонтан брызг. Мостик раскалился от солнечных лучей. Голоса орудийного расчета слышатся как бы издалека, из другого измерения.
Когда снаряды противника начинают ложиться ближе, мы разворачиваемся и даем по нему последний залп. Почти одновременно в небе появляется японский гидросамолет. На берегу услышали стрельбу и хотят знать, что происходит.
– Прекратить огонь! – приказывает командир.
Пора уходить. До глубокой воды около 500 ярдов. Пока мы не можем погружаться и беззащитны перед воздушной атакой. Но наши двигатели ревут, и лодка послушно идет полным ходом. Гидросамолет приближается медленно, подпрыгивая на воздушных слоях, словно на ухабах. Разозленные тем, что нам помешали закончить дело, мы спускаемся на главный пост. Звучит сигнал погружения. Через десять секунд взрываются две бомбы, но слишком далеко от цели. Нас они не беспокоят.
Немного позднее поднимаем перископ. Я смотрю в окуляр, вижу землю, горы и кружащий над морем самолет. Над горящим судном, нашей второй целью, поднимаются клубы дыма. Это очень приятное зрелище. День подходит к концу. В итоге в приход можем записать подбитое каботажное судно, а в графу расходов – сорок снарядов и одну форменную рубашку, оставленную на мостике во время погружения. Неплохо. Могло быть хуже.
В эту ночь, стоя на мостике, я особенно остро ощутил одиночество и оторванность от мира. Не было никаких огней, кроме мерцающих звезд, и теней, кроме отражения нашей лодки в воде. Во все стороны простиралась вдаль бесконечная морская гладь. Когда я спустился на обед, меня поразил донесшийся из радиоприемника спокойный женский голос, произнесший: "Би-би-си передает программу для военнослужащих". Мне он показался голосом с другой планеты.
На следующий день враг попытался перехватить инициативу. В то время как мы спокойно шли на север по направлению к Бангкоку, японцы собрали группу судов и послали в море конвой, который, по-видимому, должен был привлечь наше внимание и спровоцировать на атаку. Они часто использовали суда в качестве приманки в надежде, что мы клюнем на нее и тем самым обнаружим себя. Эта уловка была не нова, но в этот раз, кажется, отчасти оправдалась. Два каботажных судна в сопровождении трех противолодочных кораблей, дымя трубами, шли с северо-запада. Как только мы заметили их в туманной дымке и услышали в наушниках гидрофона шум двигателей, решили, что такую добычу упускать нельзя, и быстро заняли места по боевому расписанию. Лодка двигалась бесшумно в тихой воде между воткнутыми в дно рейками. К западу и востоку от нас была земля: она делилась и колебалась в горячих потоках воздуха. Над морем с безразличным видом кружили птицы.
Мы начали атаку на глубине 9 фатомов, или 54 фута. Глубина недостаточная, но лодки не видно, и это было главным в тот момент. Надеясь, что наш перископ примут за одну из рыбацких реек, мы уверенно направились к цели, к более крупному каботажному судну. Командир в перископ наблюдал за тем, что происходит наверху, и сообщал нам: "Небольшой зигзаг. Азимут такой-то. Дальность такая-то. Один из противолодочных кораблей рядом". Когда подлодка находились примерно в тысяче ярдов от цели, первый противолодочный корабль обнаружил нас и сменил курс. Командир выругался и сказал:
– Он приближается. Опустить перископ. Пятьдесят футов. Лево на борт!
Мы следили за показаниями глубиномера и ждали.
– Приближается с левого борта для атаки, – сообщил гидрофонист.
Через минуту, показавшуюся нам очень долгой, послышался шум двигался корабля. Сначала он был приглушенным, чуть слышным, и вдруг отчетливо прозвучал прямо над нашими головами, с пугающей отчетливостью сквозь стальной корпус донесся до нас свист его винтов. Казалось, можно различить звуки работы разных механизмов корабля.
Я стоял в проходе между кают-компанией и главным постом. Громко тикали переборочные часы. Мне показалось, что минутная стрелка застыла. Он не сбросит сейчас бомбу, думал я, не должен.
И вдруг рядом с лодкой раздались взрывы, заставившие тяжелую субмарину подпрыгнуть, словно поплавок. Все попадали. Слышен был звон разбивающейся посуды и свист вырывающегося откуда-то сжатого воздуха. Прямо над моей головой отскочил в сторону бортовой клапан, и струя воды с шипением стала заливать пол. Лампы замигали, но продолжали гореть. Из разных отсеков поступали доклады о незначительных повреждениях. Едва придя в себя, мы принялись за работу.