Основные положения ленинского письма были утверждены декретом СНК СССР "Об изъятии церковных ценностей", то есть юридически закрепив ограбление. Через месяц, 20 марта 1922 г., Политбюро ЦК РКП(б) приняло "план проведения по всей стране кампании по изъятию церковных ценностей". Во исполнение "плана" М.И. Калинин – "Всероссийский староста" и кандидат в члены Политбюро – шифрованной телеграммой известил губкомы и губисполкомы, что изъятие ценностей закончить в европейской части к 1 мая, последний срок для Сибири – 1 июня. "Губкомы и губисполкомы, которые не закончат изъятие [к] указанному сроку, будут привлечены к ответственности по партийной и советской линии". За подписями секретаря ЦК РКП(б) В.М. Молотова и председателя ВЦИК М.И. Калинина губкомам и губисполкомам был послан "совершенно секретный" циркуляр: комиссии по изъятию церковных ценностей соглашаются на предложения верующих выкупать религиозные раритеты. И все же церковные ценности не утрачивали факта их дальнейшего огосударствления. "Неполное изъятие церковных ценностей будет рассматриваться как нерадение местных органов".
Комиссия по изъятию, учету и сосредоточению церковных ценностей (Троцкий, Калинин, Уншлих, Сапронов, Яковлев, Белобородов и др.) предложила газетам "дать более яркое и открытое выражение голосу тех попов, которые недовольны курсом Тихона и склонны провести не за страх, а за совесть декрет Советской власти об изъятии ценностей". 18 мая 1922 г. за подписями В.М. Молотова и М.И. Калинина губкомам и губисполкомам послан "совершенно секретный" циркуляр: "Необходимо поддержать лояльное духовенство, которое точно и прямо призывает верующих к исполнению декрета ВЦИК об изъятии ценностей".
Секретнейшее, рукописное в единственном экземпляре послание Ленина членам Политбюро, секретный план Политбюро и совершенно секретный циркуляр Советской власти ясно свидетельствуют о четкой ленинской директиве, об антинародности партийно-государственного правления.
Возмущение верующих доходило до столкновения с войсками. За три месяца выполнения "плана" было зарегистрировано 1414 столкновений. Судебные процессы, связанные с сопротивлением изъятию церковных ценностей, состоялись в Москве, Петрограде, Шуе, Иваново-Вознесенске, Смоленске, Старой Руссе и других городах многострадальной России. Кровь священников и паствы окропила разграбленные святыни.
"…Мы ободрали церковь, как липку, – с гордостью констатировал заслуги большевиков Н. Бухарин, – и на ее "святые ценности" ведем свою мировую пропаганду, не дав из них ни шиша голодающим; при ГПУ мы воздвигли свою "церковь" при помощи православных попов, и уж доподлинно врата ада не одолеют его; мы заменили требуху филаретовского катехизиса любезной моему сердцу "Азбукой коммунизма", Закон Божий – политграмотой, посрывали с детей крестики да ладанки, вместо икон повесили "вождей" и постараемся для Пахома и "низов" открыть мощи Ильича под коммунистическим соусом… Дурацкая страна!"
Дурак – понятие относительное, а "дурацкая страна" – тем более, ибо главным критерием дурости является нравственность человека. "…Наша нравственность, – утверждал Ленин, – подчинена вполне интересам классовой борьбы пролетариата… Мы говорим: нравственность это то, что служит разрушению старого эксплуататорского общества и объединению всех трудящихся вокруг пролетариата, созидающего новое общество коммунистов". Хорош переход у идеологов нового российского общества – от "дурацкой страны" до "общества коммунистов". Не вдаваясь в социально-философскую характеристику "дураков" и "коммунистов", констатируем нравственную сторону ленинизма.
Ленин, уверенный в своем деле, был недостаточно убедителен для оппонентов. Поэтому его статьи, книги, выступления усилены неистощимой агрессивностью, насыщенной оскорблениями. Он третирует не только противников, но и несогласных с ним соратников: "Ренегат! Прислужник! Иудушка! Проститутка" и т. п. Оскорблениями дело не ограничивалось. По мнению Ленина, путь к "обществу коммунистов" пролегал только через разрушение посредством диктатуры пролетариата и "священной гражданской войны". Большевистский вождь вступал в явное морально-нравственное противоречие, ибо насилие не является формой государственной власти, а коммунисты не должны иметь привилегированное положение даже в "дурацкой стране". Вместе с тем в России были силы, способные противостоять диктаторским деяниям большевиков и оформлявшемуся в государственную идеологию ленинизму.
ЛИКВИДАЦИЯ ИНАКОМЫСЛЯЩИХ
Упреки по поводу узурпации власти большевиками формально не были оправданны, ибо верховный законодательно-распорядительный орган РСФСР состоял из партий, участвовавших в работе съезда Советов и признавших его решения, хотя из 101 его членов большевиков было более половины, а левых эсеров около трети.
15 ноября 1917 г. произошло объединение ВЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов с ЦИК Советов крестьянских депутатов. Это фактически отражало заключение соглашения большевиков с левыми эсерами, представители которых вошли в состав Совнаркома. А.В. Колегаев стал наркомом земледелия, И.З. Штейнберг – наркомом юстиции, В.Е. Трутовский – народным комиссаром по местному самоуправлению, П.П. Прошьян – наркомом почт и телеграфов, В.А. Карелин – наркомом имуществ Российской Республики, В.А. Алгасов (Бурдаков) и Л.М. Михайлов (Елинсон) – наркомами без портфелей. Расширения двухпартийного состава Совнаркома были законодательно оформлены постановлениями ВЦИК 15 ноября, 9 и 12 декабря 1917 г.
Ленин справедливо отмечал 18 ноября 1917 г., "что союз этот может быть "честной коалицией", честным союзом, ибо коренного расхождения интересов наемных рабочих с интересами трудящихся и эксплуатируемых крестьян нет". Все это так, но при условии честного партнерства, без ущемления прав и повышения благосостояния одних за счет других. Создание большевистско-левоэсеровского блока не изменило по существу власть диктатуры большевиков, которые принимали угодные им решения вопреки оппонентам во ВЦИК и СНК. Представители меньшинства подвергали действия большевиков резкой критике, даже ставили вопрос о недоверии Совнаркому, но результат голосования был предопределен.
Несмотря на утверждение Ленина, что Советская власть "выше партий", ибо она "создалась не по чьему-либо декрету, не по постановлению какой-либо партии… она составлена по революционному опыту, по опыту миллионов людей…", ключевые позиции в разветвленном государственном аппарате занимали партийцы-большевики, вне зависимости от их деловых качеств и уровня образования. Более того, исполнительно-распорядительный орган государственного управления Совнарком зачастую брал на себя законодательные функции ВЦИК. Так, вечером 4 ноября 1917 г. ВЦИК сделал запрос Председателю СНК В.И. Ленину:
"1. На каком основании проекты декретов и иных актов не представляются на рассмотрение ВЦИКа?
2. Намерено ли правительство отказаться от произвольно установленного им и совершенно недопустимого порядка – декретирования законов?"
Член ВЦИК, член ЦК партии левых эсеров В.А. Карелин подчеркнул, что "пролетарская власть, как власть по существу народная, должна идти навстречу контролю над собой… Между тем скоропалительность выпечки декретов, часто изобилующих не только юридическими упущениями, но и зачастую неграмотных, приводят к еще большим осложнениям…". Другой член ВЦИК, также член ЦК партии левых эсеров П.П. Прошьян, заявил более конкретно, касаясь существа принятого большевистским правительством Декрета о печати, который дает "яркое и определенное выражение системы политического террора и разжигания гражданской войны".
Таким образом, советское большевистское правительство во главе с Лениным зачастую игнорировало многопартийный ВЦИК, являвшийся верховным органом власти, перед которым Совнарком должен быть ответственен в полной мере. Это явное противоречие как в системе Советской власти, так и в социализме было обусловлено все той же деспотической мерой, какой являлся "военный коммунизм".
Левые эсеры настаивали на принципе разделения властей, требуя от СНК отчитываться перед ВЦИК. Большевики же исходили из того, что законодательная и исполнительная власть должны представлять собой единое целое, подчиненное партии. Совнарком декретировал больше законов, чем ВЦИК, не считая нужным соблюдать "формальную законность", если она "могла затормозить или даже поставить под угрозу быстрое принятие срочного декрета" многопартийным ВЦИК. Борьба большевиков и левых эсеров происходила во всех отделах ВЦИК, особенно в крестьянском, которым руководили левые эсеры. "Но большевики, сломив сопротивление левых эсеров, меньшевиков, максималистов, сумели превратить ВЦИК в революционный орган государства диктатуры пролетариата, действующий в единстве с СНК, проводящий в жизнь политику Коммунистической партии".
Настойчивая узурпация большевиками власти, неуважение к своим политическим оппонентам приводят к тому, что левые эсеры выходят из правительства, формально заявив о несогласии по поводу Брестского мира, который, по их мнению, отодвигал перспективы мировой революции. Фактические причины разрыва с большевиками были обсуждены на втором съезде ПЛСР в апреле 1918 г. "Вряд ли можно говорить серьезно, – заявил член ЦК Б. Камков, – о влиянии нашей партии в советском правительстве. Это влияние было настолько слабо, – подчеркнул Камков, – что мы не смогли отстоять даже того вопроса, который лежит краеугольным камнем в нашей программе, – диктатуры пролетариата и трудового крестьянства".
О деградации Советов как результате политики правящей партии говорил со знанием дела бывший нарком юстиции Советского правительства И.З. Штейнберг. "Надо признать, – подчеркнул он, – что наши советские органы развращаются все больше и с каждым днем. Вино власти многим так ударило в голову, что мы почти не умеем с этим справиться… Создается впечатление, что за деньги все можно сделать, что никогда партийные синекуры и кумовство не были так сильны, как теперь, что создается особая, советская, я бы сказал, преторианская бюрократия. Советское дело делается не народными массами, а специально поставленными людьми, которые превращаются в "профессионалов власти". Все горе в том, что Советская республика еще не родилась, что до сих пор она заменяется диктатурой даже не пролетариата, а верхушек его – отдельных партий и лиц".
По мнению делегата от Псковской губернии О.Л. Чижикова, "мы не будем входить в правительство не потому, что мы не хотели ратифицировать мир – это сущие пустяки. Но в правительство мы не будем входить по более глубоким… причинам, именно по тем, что в настоящий момент партия большевиков разрушается… А раз так, то мы должны сконцентрировать все свои силы, чтобы быть в состоянии взять в свои руки власть".
Пессимистически закончила свое выступление М. Спиридонова: "Когда мы из СНК вышли, то этим самым, может быть, осудили себя на гибель".
Съезд одобрил выход из Совнаркома большинством всего в 5 голосов. В компромиссной резолюции "По текущему моменту" говорилось: "Исходя из того, что выход из Совета Народных Комиссаров ни в коей мере не должен был повести к подрыву как центральных, так и местных органов Советской власти, съезд санкционирует решение ЦК об оставлении всех работников – членов партии во всех учреждениях и коллегиях Комиссариатов и других органов…"
Делегаты съезда ПЛСР констатировали прогрессирующий отказ от участия в выборах масс. Они отмечали, что затруднен контроль ВЦИК над правительством, связь Советов с избирателями слаба, да и избирательная система несовершенна, многоступенчата, что лишает права голоса значительные категории трудящихся, отдает приоритет городским рабочим, дискриминирует крестьянство. По мнению делегатов, в целях усовершенствования конструирования ВЦИК он должен избираться не на съезде Советов, а на местах прямыми выборами, что не только освободит его от ЦК политических партий, но и привлечет к работе в нем более знающих и компетентных людей.
Съезд принял политическую программу, в которой констатировалось:
"Партия левых социалистов-революционеров в настоящий момент будет отстаивать в политической области следующие меры:
1. Диктатуру трудового народа: вся власть как в центре, так и на местах должна принадлежать трудовому народу – его классовые органы должны править страной.
2. Советскую Республику. Органами ее являются съезды или пленумы (общие собрания) и исполнительные комитеты; первые – это органы высшего руководства, вторые – это органы, объединяющие в себе и законодательную власть (общие собрания Исполнительного комитета), и исполнительную власть (отделы Исполнительного комитета).
3. Свободную федерацию Советских Республик, образуемых на основе национальных, бытовых, производственных и территориальных особенностей.
4. Полноту местной исполнительной власти для местных Советов, заключающуюся в сосредоточении местными Советами в своих руках всех исполнительных функций и в праве назначения на все должности своих представителей.
5. Ценз труда при выборах в Советы и суды (представительство лишь от класса трудящихся), постепенное проведение прямого, равного, тайного и пропорционального голосования среди трудящихся, выборность по организациям труда, право созыва депутатов, обязанность отчета перед избирателями.
6. Реальное обеспечение осуществимости для трудящихся отрицательных прав свободы (свободы совести, слова, печати, собраний и союзов) и проведение в жизнь положительных прав свободы (права на воспитание и образование)".
Съезд подтвердил: "Главным требованием трудового крестьянства является повсеместное проведение социализации земли, т. е. отмены частной собственности на землю и проведение уравнительно-трудового землепользования, исключающего наемный труд… Но социализация земли не может быть самоцелью, а лишь средством к конечной цели проведения социализма. Навстречу этому идет естественный процесс широкого применения коллективного труда на общественной земле…"
Резолюции "По рабочей программе" и "По экономической политике", дополняя друг друга, составили единый блок документов. Особое внимание уделялось рабочему контролю, который виделся "не как отдача фабрик и заводов рабочим, железных дорог – железнодорожникам и т. д., а как организованный централизованный контроль над производством в общегосударственном масштабе… как переходная ступень в национализации и социализации предприятий".
Итак, левые эсеры по политическим позициям были солидарны с большевиками, но расходились по отношению к крестьянству. Они покинули СНК, но остались во ВЦИК, коллегиях наркоматов, других учреждениях. Однако к лету 1918 г. антибрестский настрой стал нарастать; на этот раз он был обусловлен порочной, по их мнению, продовольственной политикой большевиков. Левые эсеры выступили против декретов "О продовольственной диктатуре" и "О комитетах бедноты". Во-первых, как "чистые демократы", – считали Л.М. Овруцкий и А.И. Разгон, – они были "против продовольственной диктатуры, как против диктатуры вообще". Во-вторых, идее централизации продовольственного дела они противопоставляли идею децентрализации, предлагая передать осуществление продовольственной политики в руки местных Советов. В-третьих, в декрете о продовольственной диктатуре говорилось не только о "деревенской буржуазии", о "кулаках", но и о "держателях хлеба" вообще.
На наш взгляд, левые эсеры не отрицали диктатуры "пролетариата и беднейшего крестьянства", но многие опасались непонимания точных границ между деревенскими эксплуататорами и трудящимися. Так, В.А. Карелин спрашивал: "Что… обозначает то чрезвычайно расплывчатое понятие: крестьянская буржуазия, кулаки, люди, имеющие в деревне излишек хлеба, которое выставлено в этом проекте декрета? Само собой разумеется, что беспощадная борьба с теми, кто задерживает у себя излишки, должна быть; борьба с этим злом и составляет прямую обязанность Советской власти. Но нужно определить эту категорию… Нужно понять, что сейчас в деревне имеются элементы чисто трудовые, крестьянские, которые могут преследовать кулацкие элементы, и эти трудовые элементы могут быть оплотом в борьбе с кулаками…"
Левые эсеры были против кулака-мироеда, но опасались, что репрессии затронут мелкое и среднее крестьянство, поскольку декрет обязывал каждого "владельца хлеба" сдать его и объявлял "всех, имеющих излишек хлеба и не вывозящих его на сборные пункты… врагами народа". Проводившие четкое разграничение между эксплуататорами и эксплуатируемыми по источнику дохода, левые эсеры были не готовы, в отличие от большевиков, к признанию иной, "превращенной" формы эксплуатации "трудовым крестьянином" голодного рабочего, справедливо отмечалось в "Истории политических партий в России".