Вот так волюнтаристски признавался лишь государственный капитализм, который строил социализм, а под государством признавалась лишь небольшая часть его подданных, которые должны были управлять обществом не на основании правосудия, а исходя из революционного правосознания, т. е. политической конъюнктуры и, точнее, беззакония.
По мнению Ленина, Наркомюст должен "добиться того, чтобы у нас капитализм был "вышколенный", был "приличный"… и карать не позорно-глупым, "коммунистически-тупоумным" штрафом в 100–200 миллионов, а расстрелом…". Понимая, что это не просто "задачи Наркомюста", а политический наказ вождя РКП(б) и требования председателя СНК, Ленин после своей подписи сделал приписку: "P. S. и малейшего упоминания в печати о моем письме быть не должно. Пусть, кто хочет, выступает за своей подписью, не упоминая меня, и побольше конкретных данных!" Что это – политическая дальновидность или просто трусость?
Ленин не мог найти выхода из кризисных моментов средствами и методами нормальных экономических отношений, общепринятыми законами. Главными методами социалистического строительства он продолжал считать диктатуру и террор, а основными орудиями – РКП(б) и ВЧК. Ленин предлагает ВЧК проект плана "работы по ликвидации белогвардейских организаций на вторую половину 1921 года и первую половину 1922 года". 21 апреля 1921 г. на имя Дзержинского была передана выписка из записки Ленина Молотову, в которой он требует включить в план ВЧК:
"1. Ликвидация с-р и усиление надзора.
2. То же меньшевиков.
3. Чистка партии: долой нестойких коммунистов.
4. Чистка Саратова и Самарской губернии.
5. Отряды особого назначения.
6. Курсанты в провинции.
7. Чистка аппарата государственной власти в деревне…"
4 июня 1921 г. Ленину был представлен проект плана, адресованный также и членам Политбюро. Он предусматривал "доликвидацию" партий меньшевиков и эсеров. Тщательно, детально указано, как это будет сделано, намечен график проведения "массовых операций". Речь в нем также идет об операциях против остатков других партий, о мерах борьбы с "черносотенным духовенством", подавлении рабочих и крестьянских волнений, о "чистке" ответственных работников милиции, кооперации, аппарата государственной власти в деревне и аппарата управления экономикой. Даны рекомендации ЦК РКП(б), как подключить к проведению репрессивных мероприятий партийные органы.
Совместные действия ЧК и партийных организаций дискредитировали большевиков и Советскую власть в целом. Девятый Всероссийский съезд Советов в декабре 1921 г. признал необходимым сузить круг деятельности ВЧК и ее органов. Последним большим процессом, организованным ВЧК, был процесс так называемой Петроградской боевой организации, по которому было арестовано свыше 200 человек, среди них крупные ученые и деятели культуры В.Н. Таганцев, М.М. Тихвинский, Д.И. Шаховский, Н.И. Лазаревский, талантливейший поэт Н. Гумилев и др. Дело было явно раздуто в политических целях.
6 февраля 1922 г. ВЦИК принял декрет "Об упразднении Всероссийской чрезвычайной комиссии и правилах производства обысков, выемок и арестов". На ее базе было создано Государственное политическое управление (ГПУ) при НКВД (после образования СССР Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ) при СНК СССР). На местах его органами были политические отделы. В полномочия ГПУ не входили судебно-следственные функции, его задачи были ограничены областью "политической охраны" и охраны границ государства. Согласно декрету, любой человек, арестованный ГПУ, либо через два месяца должен быть освобожден, либо дело его передавалось в суд. Свыше двух месяцев без передачи в суд можно было держать под арестом только по особому разрешению Президиума ВЦИК. И хотя суженные полномочия ГПУ оставались еще обширными, все же появилась надежда, что с сокращением прерогатив власть "органов" не будет беспредельна. Однако уже в конце сентября Политбюро постановило расширить права ГПУ. 16 октября ВЦИК предоставил ГПУ право "внесудебной расправы вплоть до расстрела в отношении лиц, взятых с поличным на месте преступления при бандитских налетах и вооруженных ограблениях". Тем самым ВЦИК снова отступил от принципа осуждения только через суд. Руководителем ГПУ оставался Ф.Э. Дзержинский. Имеются свидетельства, что осенью 1923 г. он сказал К. Радеку: "Святые или негодяи могут служить в ГПУ, но святые теперь уходят от меня, и я остаюсь с негодяями".
Таким образом, была заменена лишь вывеска так необходимого РКП(б) карательного органа. Кадры и методы "работы" оставались прежними. Вседозволенность чекистов приводила ко все большей бесконтрольности, жестокости и изощренности их деятельности. Да и политическое руководство Советской России не отказалось от террора. 3 марта 1922 г. в письме Л.Б. Каменеву Ленин писал: "Величайшая ошибка думать, что НЭП положил конец террору. Мы еще вернемся к террору и к террору экономическому". И это было не совсем верно, ибо террор экономический явно просматривался в финансовой базе большевиков.
Оценивая политическое состояние в России в начале 20-х гг., В.И. Вернадский, находясь в командировке от Российской Академии наук с целью прочтения лекций в Сорбонне, записал в дневнике 9 ноября 1922 г.: "Говорят о том, что сейчас реакция двинется "вправо", – но куда идти "вправо", идти дальше в существующей реакции, с точки зрения свободной научно творящей человеческой личности. Сейчас нет свободы слова и печати, нет свободы научного искания, нет самоуправления, нет не только политических, но даже и гражданских прав. Нет элементов уважения и обеспеченности личности".
Действительно, "уважение" в советском обществе зависело от занимаемой должности и доходило до обоготворения вождей. Обеспеченность личности зависела не от трудолюбия и таланта, а от должности, ибо она определяла и финансовую обеспеченность партийной элиты.
Деньги вождя и партии
Самый естественный и самый загадочный вопрос проблемы борьбы за власть – финансовая деятельность большевиков. На протяжении всего периода существования Советского государства исследование этой темы было как бы неэтично, хотя и предпринимались попытки внести ясность по поводу "золота партии". Ленин представлялся простым бессребреником, живущим в бедности и нужде, готовым бескорыстно поделиться последним, аскетически прожившим свою недолгую жизнь во имя благосостояния всех трудящихся. И все же Ленин сам ответил о своем благосостоянии накануне Октябрьской революции, заявив, что он никогда не испытывал нужды.
На какие же деньги жил В.И. Ульянов, вся жизнь которого – карьера профессионального революционера? Революционная деятельность Владимира Ульянова начиналась за счет личных средств его родителей, точнее, семейного фонда, который формировали:
Отец – Ульянов Илья Николаевич умер 12(24).01. 1886 г. в 54,5 года, заслужив в 1882 г. звание потомственного дворянина в связи с награждением орденом Св. Владимира 3-й степени. Его должность – директор народных училищ Симбирской губернии – приравнивалась к чину генерала и соответственно оплачивалась, на что он мог содержать жену и шестерых детей.
Мать – Мария Александровна, урожденная – Бланк, в качестве вдовы действительного статского советника получала пенсию 100 рублей в месяц. На ее полном иждивении находились четверо детей, из которых только Володя потратил 74 рубля с 9/IX по 9/X 1893 г. В письме к матери в октябре 1893 г. он настаивает: "Попрошу прислать деньжонок: мои подходят к концу…" О финансовом состоянии Ленина тех лет можно судить по воспоминаниям его коллеги М.А. Сильвина, на вопрос которого, как идет юридическая практика, Владимир Ильич ответил: "Работы в сущности никакой нет". За год, если не считать обязательных выступлений в суде, он не заработал даже столько, сколько стоит помощнику присяжного поверенного выборка документов…"
Как же пополнялся "расход чрезмерный", почему сын требует отчета матери: "Напиши, в каком положении твои финансы: получила ли сколько-нибудь от тети? получила ли сентябрьскую аренду от Крушвица? много ли осталось от задатка (500 р.) после расходов на переезд и устройство?"Переезд, имеется в виду, семьи Ульяновых из Самары в Москву, на что использована часть средств от продажи дома в Самаре.
Тетя – Анна Александровна Веретенникова – была совладелицей казанского имения Ульяновых Кокушкино.
Крушвиц – арендатор хутора вблизи саратовской деревни Алакаевки, купленного Марией Александровной в декабре 1888 г. для ведения хозяйства Володей. В 1897 г. хутор был продан. Деньги положили в банк на проценты.
"Богатства, как видим, – констатировал хорошо знавший семью Ульяновых Н.В. Вольский (псевдоним Валентинов), – никогда не было, но в течение долгого времени был достаток, позволявший членам семьи Ульяновых многие годы не иметь заработка, производить траты вроде частых поездок за границу, которые были бы просто невозможны, если бы "вся семья жила на пенсию матери".
В 1895 г. Владимир Ильич выезжает за границу. За четыре месяца он посещает Швейцарию, Париж, Берлин, любуется Европой, совершенствует социалистические познания, устанавливает связи с плехановской группой "Освобождение труда", знакомится с единомышленниками и поправляет здоровье. "Живу я в этом курорте уже несколько дней и чувствую себя недурно, – пишет он матери в июле из Швейцарии, – пансион прекрасный и лечение, видимо, дельное, так что надеюсь дня через 4–5 выбраться отсюда. Жизнь здесь обойдется, по всей видимости, очень дорого; лечение еще дороже, так что я уже вышел из своего бюджета и не надеюсь теперь обойтись своими ресурсами. Если можно, пошли мне еще рублей сто…"
С легкостью, присущей только хорошо отдыхающим, сын просит у матери всю ее месячную пенсию, хотя знает, что она со своими домочадцами недавно вернулась из путешествия по Волге.
Через три недели посланец социал-демократов Петербурга, Москвы, Киева и Вильно, которые еще в феврале 1895 г. решили послать В.И. Ульянова и Е.И. Спонти за границу для установления контактов со своими коллегами, вновь обращается к матери 29 августа: "…к великому моему ужасу, вижу, что с финансами опять у меня "затруднения": "соблазн" на покупку книг и т. п. так велик, что деньги уходят черт их знает куда. Приходится опять обратиться за "вспомоществованием": если можно, пришлите мне рублей 50–100".
Возвратившись из-за границы в сентябре 1895 г., В.И. Ульянов приступил к созданию единого "Союза борьбы за освобождение рабочего класса". 9 декабря он был арестован, но и в тюрьме продолжал пользоваться семейным фондом. 12 января он пишет сестре Анне: "Получил вчера припасы от тебя, и как раз перед тобой еще кто-то принес мне всяких снедей, так что у меня собираются целые запасы.
…Все необходимое у меня теперь имеется, и даже сверх необходимого. Здоровье вполне удовлетворительно. Свою минеральную воду я получаю и здесь: мне приносят ее из аптеки в тот же день как закажу. Сплю я часов по десять в сутки и вижу во сне различные главы будущей своей книги". Молодому революционному теоретику более светлой жизни подавали в камеру платный заказной обед и молоко. "Мать (приехавшая с Анной и Марией специально в Петербург. – В. П.) приготовляла и приносила ему три раза в неделю передачи, руководствуясь предписанной ему указанным специалистом диетой…" – вспоминала его сестра А.И. Ульянова-Елизарова. Не было недостатка у заключенного и в пище духовной. Книги из разных библиотек и из магазинов доставляла Анна тюками, чтобы он мог спокойно писать "Развитие капитализма в России", пытаясь доказать, "что в России назревает великая народная революция, во главе которой стоит пролетариат, имеющий мощного союзника – многомиллионное крестьянство; эта революция не может ограничиться свержением царизма – пролетариат пойдет дальше, к свержению капитализма, к победе социализма".
Свой научный труд революционер-теоретик допишет в сибирской ссылке села Шушенского, куда будет доставлен не по этапу, с конвоем, а в спальном вагоне и теплых санях за счет матери. До того как полицейское начальство определило место его поселения, он более месяца пробыл в Красноярске. "Живу я здесь очень хорошо, – сообщает он хлопочущей за него матери 29 апреля, – устроился на квартиру удобно – тем более что живу на полном пансионе. Для занятий достал себе книг по статистике (как я уже писал, кажется), но занимаюсь мало, а больше шляюсь".
В противоположном, незавидном положении находились соратники по революционной борьбе – Кржижановский, Мартов, Старков, Ванеев и др., прибывшие в Красноярск 16 апреля под конвоем в тюремных вагонах. "Глеб (Кржижановский. – В.П.) с Базилем (Старков. – В.П.), – сообщал сытый конспиратор родным, – высмотрят, говорят, очень плохо: бледны, желты, утомлены страшно".
Ссылка для В.И. Ульянова не была столь утомительной, как для его сотоварищей, которые, чтобы содержать себя и свою семью, вынуждены были работать, "без нее они не могли бы жить…", ибо на содержание, одежду и квартиру царское правительство выдавало ссыльным 8 рублей в месяц. И все же лишние деньги не мешали даже в ссылке. "Финансы получил, дорогая мамочка, и первые и вторые (т. е. и от 16.XI и от 8.XII), – с радостью сообщал он в канун Нового года – 27 декабря 1897 г. – Теперь у нас и пособия получаются правильно, так что дело в этом отношении вошло вполне в норму, и я думаю, что долго (сравнительно) не понадобятся никакие экстрадобавления". У Владимира Ильича 10 дней гостит Кржижановский… Беседуют… Ходят на охоту… 8 марта 1898 г. он вновь просит мать: "С Надеждой Константиновной пришли мне, пожалуйста, побольше финансов… Расходы могут предстоять изрядные, особенно если придется обзаводиться своим хозяйством, так что я намерен прибегнуть к изрядному округлению своего долга и к повторному внутреннему займу…"Владимир Ильич рассчитывал на свои гонорары, но вновь и вновь был вынужден обращаться к матери, тем более к нему приехала невеста со своей мамой, которая была кстати, ибо получала после смерти мужа-офицера приличную пенсию. "Дешевизна в этом Шушенском была поразительная, – вспоминала Крупская. – Например, Владимир Ильич за свое "жалование" – восьмирублевое пособие – имел чистую комнату, кормежку, стирку и чинку белья, – и то считалось, что дорого платит. Правда, обед и ужин был простоват – одну неделю для Владимира Ильича убивали барана, которым кормили его изо дня в день, пока всего не съест; как съест – покупали на неделю мяса, работница во дворе в корыте, где корм скоту заготовляли, рубила купленное мясо на котлеты для Владимира Ильича, тоже на целую неделю… В общем, ссылка прошла неплохо".
29 января (11 февраля) 1900 г. Ульянов покинул Шушенское. Следуя в Псков к указанному месту жительства, заехал в Уфу – к жене, в Петербург – к соратникам, в Подольск – к матери, а в июле выехал за границу. В 1900–1905 гг. жил в Мюнхене, Лондоне, Женеве. Но постоянно всем подчеркивал, что финансовые дела партии очень плохи. "Собирайте деньги, – писал он Дану 22 марта 1901 г. – Мы доведены теперь почти до нищенства, и для нас получение крупной суммы – вопрос жизни".
Он непримирим, сообщая П.Б. Аксельроду 20 марта 1901 г.: "…послать Теленку (псевдоним П.Б. Струве, которого называл также Иудой. – В.П.) и Другу (псевдоним издателя философских книг Д. Журавского, которого именовал также – "золотой клоп", "золотой мешок". – В.П.) ультиматум, что-де либо прочное финансирование нашего предприятия, либо мы отказываемся". В этом же письме Ульянов сообщает: "Касса у нас очень плоха".
24 мая он писал Н.Э. Бауману: "…Дела наши плоховаты. Финансы – вовсе швах, Россия не дает почти ничего". И здесь Ленин несколько передергивал. Действительно партийных денег поступало "почти ничего", но немалые средства шли от частных лиц. В целях сокрытия поступающих на его имя денег, он давал инструкции. "Я бы лично склонялся к тому, – писал он в ноябре 1902 г. Тетушке – A.M. Калмыковой, – что лучше пока всей суммы не объявлять никому (держать ее про себя), о возможности получить всю сразу – тоже абсолютно никому, ибо теперь "возможных" расходов, "возможных" предприятий тьма.