Громкое дело
Чернобыль
В ночь с 25 на 26 апреля 1986 года (в 1.23) произошел взрыв на четвертом блоке Чернобыльской атомной электростанции. За ним сразу же последовал второй взрыв. По свидетельству очевидцев, над блоком взлетели горящие куски кровли. Часть из них упала на крышу машинного зала. Мгновенно сработала система тревоги номер 3 – максимальной, которая требовала особой мобилизации всех пожарных частей. Прошло всего несколько минут, когда к станции примчалась машина с пожарным караулом, которым руководил лейтенант внутренней службы Владимир Правик. Еще через считанные минуты прибыли пожарные во главе с лейтенантом внутренней службы Виктором Кибенком.
К этому времени пожаром был охвачен четвертый энергоблок и кровля машинного отделения. В 1.46 на место пожара прибыл начальник ВПЧ-2 майор внутренней службы Леонид Телятников. Так начиналась Чернобыльская катастрофа, ставшая первой крупномасштабной радиационной аварией в истории мировой атомной энергетики, вызвавшая тревогу во всем мире.
Тепловой взрыв повлек за собой гибель работников станции, привел к радиационному облучению значительного количества людей, загрязнению большой территории страны. Благодаря героической стойкости людей, пожар на атомной станции удалось локализовать, а затем и ликвидировать.
О Чернобыльской катастрофе написаны сотни книг и репортажей. Вначале замалчиваемая, она теперь стала едва ли не самым изученным из трагических событий. Кажется, что и добавить к сказанному уже нечего. Посмотрим же теперь на эту трагедию глазами прокуроров.
Прокуроры и следователи Украины, Белоруссии, некоторых других регионов, работники Прокуратуры Союза ССР конечно же не остались в стороне от страшной трагедии. Многие из них честно исполняли свой долг в экстремальных условиях.
Рассказывает прокурор Припяти Д. С. Полищук:
"25 апреля. Была пятница – приемный день. Мы в прокуратуре сидели допоздна. С разными пришли люди вопросами: один жаловался на невыплату премии, другой – на необоснованное наказание. Мать-одиночка пришла с заявлением, что ей не выдают пособие… Принимали, кроме меня, помощник прокурора П. А. Поповский и старший следователь И. П. Елфимов, самый опытный наш юрист. Разошлись по домам, намечая прийти завтра, в субботу…
26 апреля. Проснулся от звонка в дверь. Открыв ее, увидел знакомого работника милиции, который торопливо сообщил об аварии на атомной станции. Быстро оделся и поехал на станцию. Над четвертым блоком угасало пламя. Начальник горотдела милиции В. Кучеренко, которого я встретил, сказал, что беда большая, но пожарные работают отлично. Решив выяснить, отчего произошло загорание, я направился к месту происшествия. На станции были уже и мои помощники П. Поповский и И. Елфимов. Сведения были отрывочные и разноречивые. Я продолжал беседовать с людьми, а Кучеренко уехал проверять посты. В полпятого утра в Припятский горисполком приехали из Киева прокурор области Ю. Антоненко, его заместитель В. Даниленко и старший следователь областной прокуратуры С. Янковский".
26 апреля 1986 года, днем, в аэропорт Жуляны прилетела Правительственная комиссия, в составе которой были министр атомной энергетики СССР В. Майорец, первый заместитель министра здравоохранения СССР Е. Воробьев и другие специалисты. С ними по поручению Генерального прокурора СССР А. М. Рекункова прибыли заместитель Генерального прокурора О. В. Сорока, возглавлявший тогда Главное следственное управление Прокуратуры СССР, и заместитель начальника этого управления В. И. Ненашев. Из аэропорта все сразу же вылетели в Припять.
Вот свидетельство одного их активных участников (со стороны прокуратуры) ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС, в то время заместителя, а впоследствии прокурора Украины М. А. Потебенько, о первых днях после трагедии:
"Обстановка в Чернобыле была неспокойная, для этого были основания: постоянно поступала информация относительно повышения радиации на четвертом блоке станции, в самой Припяти. Это подтвердил Е. Легасов во время разговора с О. Сорокой, который он вел в моем присутствии. Понимая, что вопрос относительно отселения людей из Припяти может возникнуть в любое время, и город будет закрыт, мной, О. Сорокой, Ю. Антоненко и В. Даниленко делалось все для того, чтобы полностью провести необходимую работу, которая бы в дальнейшем исключила необходимость возвращения прокурорско-следственных работников. Поэтому на каждую возникшую деталь представители нашей службы реагировали немедленно, и решение принималось оперативно. Мы понимали, что дело с начала до конца придется расследовать прокуратуре…"
Вновь слово прокурору Припяти Д. С. Полищуку:
"27 апреля. В этот день я опять побывал на станции, беседовал с людьми, которые были заняты в ночной смене на всех четырех блоках. В больнице встречался с пожарными, часть из которых отправлялась на излечение в Москву. Прокурорская группа работала напряженно, без отдыха, почти круглосуточно. Входящие в ее состав люди выезжали на станцию, где беседовали с руководством АЭС, встречались с очевидцами аварии, инженерно-техническим персоналом, изучали показания, имеющие прямое отношение к взрыву на четвертом блоке. Вместе с В. Даниленко и С. Янковским я вел допросы в больнице. Условий для работы не было. Сами больные неохотно давали показания, тем более в присутствии других.
28 апреля. Особое внимание – документам, которые удалось собрать весьма и весьма нелегко. Снова беседы с очевидцами. В разговорах попадаются интересные подробности, детали. То, что было туманно в первые часы аварии, начинает понемногу проясняться. После обеда – снова с участниками ликвидации пожара. Вместе с Елфимовым и Поповским окончательно упаковали все, что надо было забрать из прокуратуры".
Работники Чернобыльской районной прокуратуры самоотверженно работали до полной эвакуации.
Из рассказа М. А. Потебенько:
"Ситуация на станции становилась все более неуправляемой. После того как я увидел проблески свечения, у меня возникло беспокойство относительно работников прокуратуры города Припяти. Было опасение, что они, пребывая на ЧАЭС, подвергались смертельной опасности. Зная прокурора города
Д. Полищука и его помощника как исключительно добросовестных работников, меня беспокоило то, что, полностью не осознавая последствий для своего здоровья, они могли снова оказаться на месте пожарища. И на самом деле Д. Полищук еще раз прорвался к взбешенному реактору для изъятия дополнительных документов и уточнения некоторых данных по месту события. После этого ему было запрещено появляться там, так как стало понятно: он получил довольно большую дозу…" Как потом оказалось – смертельную.
Первая группа работников Прокуратуры Союза и Украинской ССР пробыла в Припяти и Чернобыле самые трудные девять дней.
По факту аварии на Чернобыльской атомной электростанции прокуратурой было возбуждено уголовное дело, которое принял к своему производству старший прокурор Следственного управления Прокуратуры Украинской ССР Петр Николаевич Иванов.
Для решения многих сложных задач, возникших после аварии, в начале мая 1986 года была создана вахтовая прокуратура Чернобыльского района, которая занималась надзором за исполнением законодательства об охране здоровья граждан, работающих или проживающих в зоне аварии, о выплате им компенсации и предоставлении льгот и т. п.
В координации с Юго-Западной транспортной прокуратурой осуществлялся действенный надзор за исполнением законодательства, направленного на борьбу с непроизводительными простоями железнодорожных вагонов, прибывающих с необходимым оборудованием и техникой, которые крайне нужны были для ликвидации последствий аварии.
Прокуратура проделала большую работу. Правительственная комиссия ежедневно получала от прокуратуры сведения о выявленных правонарушениях и преступлениях и предложения о мерах по устранению выявленных недостатков. Только за два первых года было проведено почти 200 проверок, по требованию прокуроров к дисциплинарной и материальной ответственности привлечено почти 500 человек, направлены сотни представлений, информационных записок, предписаний и предостережений должностным лицам, отвечающим за ликвидацию последствий аварии.
За грубые нарушения правил ядерной безопасности привлечены к уголовной ответственности и осуждены директор и главный инженер Чернобыльской атомной электростанции и другие виновные (всего шесть человек).
За образцовое выполнение служебных обязанностей и высокое профессиональное мастерство, проявленные во время ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС, большая группа работников органов прокуратуры была награждена орденами и медалями.
Рекунков держал под неослабным вниманием все мероприятия, проводимые органами прокуратуры в зоне Чернобыльской АЭС, контролировал ход расследования уголовного дела, заслушивал на коллегии Прокуратуры СССР отчеты своих заместителей и руководителей управлений и отделов союзной прокуратуры, выезжавших на место.
Громкое дело
Краснодарский резонанс
При Рекункове был расследован целый ряд дел, привлекших большое общественное внимание. Правда, до начала горбачевской перестройки некоторые их них, конечно, не стали достоянием широкой гласности. Это уже потом чуть ли не все газеты, захлебываясь, писали о подобных процессах. Одно из таких дел – это так называемое "краснодарское дело". Началось оно еще при Руденко.
"Хозяином" Краснодарского края был тогда первый секретарь крайкома партии С. Ф. Медунов, член ЦК КПСС, Герой Социалистического Труда, близкий приятель Брежнева, Черненко и многих других важных персон. И вот в его-то хозяйстве, в этом благодатном крае, и были выявлены вопиющие беззакония и произвол, злоупотребления, взяточничество, хищения.
Произошло это так. Следственная часть Прокуратуры Союза расследовала дело по Министерству рыбного хозяйства. Следственной бригадой руководил знаменитый на всю страну криминалист, следователь по особо важным делам при
Генеральном прокуроре СССР Андрей Хоренович Кежоян. Он с санкции заместителя Генерального прокурора СССР В. В. Найденова арестовал заместителя министра Рытова. По делу проходили многие чиновники, занимавшие высокие должности. Когда Кежоян тяжело заболел, дело принял к своему производству следователь по особо важным делам Сергей Михайлович Громов, который и заканчивал расследование.
При расследовании дела по Министерству рыбного хозяйства СССР следователи "вышли" на курортный город Сочи. Там их заинтересовал директор первого в стране сочинского магазина фирмы "Океан" Пруидзе, который был арестован за передачу взятки заместителю министра Рытову. Затем последовали аресты других сочинских чиновников.
В показаниях замелькала фамилия председателя Сочинского горисполкома Воронкова. Дело в отношении него было поручено расследовать следователю по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР Георгию Александровичу Эфенбаху, одному из лучших криминалистов страны, человеку принципиальному и честному.
Так возникло непосредственно уже "краснодарское дело". Собственно говоря, оно не представляло собой единого целого, а состояло из целого ряда отдельных уголовных дел, которые следователи направляли в суд по мере их окончания, объединенных лишь своей принадлежностью к этому благодатному краю. На каком-то этапе к их расследованию была привлечена чуть ли не половина сотрудников следственной части Прокуратуры Союза ССР, не считая прикомандированных следователей из различных регионов страны. Но в то же время все дела были очень тесно взаимосвязаны. Каждый следователь, занимаясь своим делом, так или иначе вникал и в то, что происходило в кабинетах его коллег. Допрашивать им приходилось не только "своих" обвиняемых, но и тех, кто проходил по другим делам. И над всеми этими делами незримо вставала мрачная фигура "хозяина" края Медунова.
В этом "краснодарском деле" было все: небывалый накал страстей, беспрецедентное давление на следствие, в том числе и со стороны высших должностных лиц страны, шантаж, угрозы расправой, мужественное поведение и стойкость одних прокуроров, следователей и работников органов внутренних дел и предательство других, отставки и увольнения, инфаркты и инсульты у некоторых участников этой драмы, не выдержавших напряжения, и даже трагические смерти. И в конечном итоге – отдельные поражения следствия и его победы.
Вскоре после того как председатель Сочинского горисполкома Воронков попал в орбиту следствия, он был арестован и препровожден в Лефортовскую тюрьму. Вспоминая это дело, старший следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР В. И. Калиниченко писал:
"В Сочи началась паника. В ход пошли широко известные приемы коррумпированных группировок. Они пытались доказать, что показания обвиняемых о взяточничестве серьезного внимания не заслуживают, что дают их люди, "длительное время содержавшиеся под стражей и находящиеся в условиях изоляции". Именно эту фразу будет позже обыгрывать Медунов в публичных выступлениях, на страницах печати, в докладных записках в ЦК КПСС".
Изыскивались любые возможности для компрометации следствия, благо для этого появилась хорошая возможность. Дело в том, что у одного из свидетелей по делу, председателя Хостинского райисполкома, не выдержали нервы, и он, после того как его допросил следователь Эфенбах, покончил жизнь самоубийством. Раздались громкие крики о том, что человека довели до самоубийства следователи. Началась служебная проверка, которая никаких нарушений, а тем более злоупотреблений со стороны работников органов прокуратуры и внутренних дел не обнаружила. Но нервы следователям потрепали основательно.
Руководители края делали все возможное, чтобы "закрыть" сочинские дела. Они пытались "давить" на Найденова, руководившего всем ходом следствия, но все было безуспешно. Придумали даже такой хитрый ход.
Слово В. И. Калиниченко:
"В Сочи решили провести всесоюзное совещание начальников горрайорганов внутренних дел курортных городов страны. Главная роль в этом спектакле отводилась Ю. Чурбанову. Пригласили для участия в совещании и В. Найденова. Пышно и торжественно встречали в аэропорту Адлера высокопоставленных гостей, особенно – принявшего решение не обделить своим вниманием столь важное мероприятие Медунова. И сегодня лежит в моих личных архивах цветная фотография, на которой в фойе горкома партии стоят на переднем плане в мундире генерал-лейтенанта внутренних войск и огромным набором орденских колодок Чурбанов и рядом, но чуть сзади, с Золотой звездой Героя Социалистического Труда – Медунов. За ними – другие гости, принявшие участие в совещании, и в том числе улыбающийся Виктор Васильевич Найденов. Глядя на фотоснимок, я всегда думал, как интересно было бы узнать, что думал в этот момент каждый из них. Про других не знаю, но Виктора Васильевича, полагаю, волновала информация о том, что его намереваются пригласить на ужин, угостить спиртным, на обратном пути под благовидным предлогом остановить автомашину и спровоцировать инцидент со всеми вытекающими отсюда последствиями. Насколько это соответствовало действительности, сказать трудно, но он не стал искушать судьбу. Сразу после окончания совещания Найденов с работниками КГБ уехал в Гагры, а Медунов и Чурбанов в "резиденцию" на застолье. Ближе к вечеру последовала команда Сергея Федоровича привезти к ним Найденова, но ожидало его, увы, разочарование".
О том, что подобные опасения были не праздными и что краснодарские власти могли спровоцировать все, что угодно, свидетельствует и такой факт, о котором рассказал в своей статье "Судьба прокурора" писатель и ученый Аркадий Ваксберг.
После того как в "Литературной газете" был опубликован его очерк "Ширма" о бывшем сочинском "голове" Воронкове, ему по кинематографическим делам срочно надо было побывать в Сочи. Накануне отлета Ваксбергу позвонил Найденов.
А. Ваксберг пишет далее:
"Никогда еще Виктор Васильевич не был со мной так сух и так лаконичен.
– Вы собрались в Сочи, – не спрашивая, а сообщая, сказал он. – Настоятельно рекомендую этого не делать.
– Убьют? – мрачно пошутил я, не посмев спросить, откуда у него столь точная информация.
Найденов шутки не принял.
– До этого, думаю, не дойдет. Но… Мало ли что… Вдруг вам захочется там нахулиганить. Или… – Он запнулся. – Кого-нибудь изнасиловать… Вы меня поняли? В обиду вас мы не дадим, но цели они достигнут. Распустят слухи – им не впервой. Вы будете обороняться, а не наступать. Впрочем, решать вам, а не мне. Я только предупредил…
Полет был отменен. Расспрашивать о подробностях мне казалось неловким".
Для того чтобы опорочить следствие, в Сочи приехали представители комиссии партийного контроля крайкома партии, которые затеяли проверку, обвиняя работников правоохранительных органов в нарушении социалистической законности. Не брезговали даже фальсификацией материалов. Несмотря на это, следствием все же был привлечен к уголовной ответственности и в дальнейшем осужден секретарь Сочинского горкома партии Мерзлый. Однако с подачи Медунова был снят с работы, а затем и исключен из партии прокурор города Сочи заслуженный юрист РСФСР Петр Кузьмич Костюк, активно помогавший следствию и дававший санкции на аресты некоторых высокопоставленных сочинских взяточников. Министр внутренних дел СССР Н. А. Щелоков уволил из органов внутренних дел заместителя начальника УВД Сочинского горисполкома А. Удалова и еще нескольких руководителей, активно способствовавших разоблачению взяточников. Им поставили ультиматум – немедленно покинуть Сочи.
Но следователи и не думали сдаваться. Аресты высокопоставленных сочинских чиновников продолжались. Оказались в тюрьме второй секретарь Сочинского ГК КПСС Тарановский, заведующий отделом административныхи торгово-финансовых органов Перепадя, ряд руководителей торговли и общественного питания Сочи. Тогда Медунов выдвинул "тяжелую артиллерию". Он написал докладную записку в ЦК КПСС, обвиняя следователей во всех тяжких грехах.