Дженна не хочет обидеть мужчин и тоже подготавливает для них советы – специально для тех, кто мечтает стать не порнозвездой, а порнохуем. Оказывается, что единственный реальный метод для мужчины попасть сниматься в порнофильмы – это заиметь подружку, которая уже втёрлась в эту индустрию и тогда она поставит условие режиссёру, мол, я хочу ебаться в фильме только с моим Васей, и у режиссёра не останется иного выхода как взять Васю, а всё из-за того, что ему прежде всего надо ублажить Васькину Маньку, на которую хотят смотреть толпы дрочащих на неё Ванек.
Сделав себе славу на порнофильмах, Дженна вернулась к стриптизу и разъезжала по разным городам с индивидуальными представлениями. Теперь на неё сбегались её почитатели и совершенно не жалели денег.
Делая на стриптизе сто тысяч долларов за три дня, она стала проводить свободное от работы время, посещая вечеринку за вечеринкой, вытворяя чёрт-те что, но это не включало еблю, что было бы идеалом для большинства людей. Весь интерес Дженны состоял в использовании своей сексуальной неотразимости, чтобы как можно больше получить всего бесплатно, не принимая никаких обязательств и не неся никакой ответственности.
Это было для неё легко осуществить потому, что мужчины воспринимали внешность Дженны как обещание ебли и ради этого обещания предоставляли ей блага и оказывали услуги как бы бесплатно, но надеясь на выполнение обещания. А так как это обещание ебли было только в воображении мужчин, то Дженна плевала на их надежды и брала всё, что могла.
Её последний хахаль Джей, за которого она счастливо выходит замуж в конце книги, тоже снимался с ней в порнофильмах. И вот в одной из съёмок он исполнил фантазию-экспромт: собираясь кончить, он вытащил хуй, излился ей на зад. Но на этом дело не закончилось: он слизал свою сперму с её ягодиц, переместился с полным ртом к её лицу и переправил ей в рот свою жидкость в страстном поцелуе.
Дженна комментирует этот подвиг:
Я понятия не имею, что на него нашло, потому что мы никогда этого не делали в постели. Но по стандартам порнобизнеса это был знак наших здоровых отношений.
Быть может, они действительно были здоровыми, потому что Джей был первым мужчиной, с которым она нежилась и обнималась после ебли, тогда как от всех других мужчин она после наслаждения отодвигалась с отвращением подальше от их потного после любовной работы тела. А с Джеем она засыпала в обнимку.
Когда Дженна посетила Лас-Вегас, ей рассказали, что её Джек-татуировщик совершенно свихнулся от наркотиков и уехал в Мексику, и она с плохо скрытым сочувствием-сожалением излагает следующее, доказывая тем самым ещё раз, что, чем больше она изменяется, тем более остаётся прежней:
Интересно, кусает ли он себе локти, ведь, если бы он не бросил меня, у него было бы сколько угодно денег, чтобы принимать наркотики.
Теперь Дженна вроде бы закончила сниматься, а имеет с мужем собственную киностудию, где снимает порнофильмы и ещё изо всех сил мечтает заиметь ребёночка.
Снимая порнографические киноленты, Дженна плодит пока не детей, а новые иллюзии, подряжая женщин на создание недостижимой для большинства порнографической мечты. Обещания льются из рога изобилия в форме хуя.
Но вот моя заповедь для Дженны: женщина полностью выполняет свои обещания только в те моменты, когда она воздухонепроницаема.
Хотя и то не вполне – ведь ноздри-то остаются открыты для воздуха… Что ж, такое несовершенство и есть условие жизни.
РЕКОМЕНДОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА
(ТОЖЕ В КАЧЕСТВЕ ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЯ):
1. Jerry Butler. Raw Talent: The Adult Film Industry As Seen by Its Most Famous Male Star. Prometheus Books, 1990.323 p. ISBN 087975625X.
2. Traci Lords: Underneath It All by Traci Lords. HarperEntertainment, 2003.304 p. ISBN 0060508205.
3. Christy Canyon. Lights, Camera, Sex! Canyon Publishing, 2003. ISBN 0972747001.
Соблазнительные части и отвратительные куски ислама
Данная статья снята по просьбе издательства. Желающие познакомиться с ней могут обратиться к автору по адресу: mp@mipco.com
Жизнию жизнь поправ
(Буддийские штучки)
Как я жизни и смерти боялся!
Алексей Шельвах
Впервые опубликовано в General Erotic. 2005. № 129.
Общие места пользования буддизмом
В юности мне в слове "буддизм" всегда слышалось "будущее". Потом мне казалось, что оно сродни слову "будить". А сейчас мне стало слышаться другое слово в слове "буддизм", это – "мудизм".
Как и прочие великие религии, буддизм возник из легенд о человеке, сумевшем произвести неизгладимое впечатление на современников своей необычной судьбой.
Siddhartha Guatama, сын провинциального царька на севере Индии, принадлежал к браминам – высшей касте в Индии. Родился мальчонка около 563 года до нашей эры. Какой-то волхв по имени Асита (небось предок волхвов, которые потом про Иисуса разнюхали) поимел видение, что боги возрадовались рождению сверхчеловека (опять двадцать пять!). Каким образом Асита узнал, где этот сверхчеловечек родился, неизвестно, но волхв безошибочно явился ко двору царя, где ему показали младенца. Асита с ходу предрёк, что если принц не покинет дворца, то он станет великим царём и покорит мир. Если же он уйдёт из дворца и посвятит себя религиозной жизни, то он станет Буддой и Спасителем (опять христиане терминологию своровали).
Царь-отец, испугавшись, что соприкосновение с людскими страданиями заставит сына покинуть дворец в поисках духовной истины, тотчас распорядился, чтобы слуги предохраняли принца от всякого контакта со злом и несчастьями. Если какой-либо слуга заболевал, его убирали с глаз долой, а стареющих слуг заменяли молодыми. Принца не пускали никуда за пределы дворца и всячески заваливали роскошью, чтобы гарантировать ему счастливое существование. Так, папаша подарил сыну дворцы и сорок тысяч танцовщиц (ни больше ни меньше), чтоб от одиночества онанизмом не занимался.
Когда принцу исполнилось шестнадцать лет, к нему заслали (всего-навсего) пятьсот претенденток на жену. Но он выбрал свою кузину по имени… впрочем, какая разница какое её имя? – от их произношения только язык сломаешь, а от написания – клаве все зубы выбьешь. Да и вообще, мне противно употреблять буддийские имена и термины, которые используются лишь для нагнетания особой важности и значимости. А я всех этих царей и принцев насквозь голыми вижу. От меня терминами не укроешься.
Вскоре сынок вымахал в такого увальня, что отцу пришлось ослабить узы и позволить наследнику осмотреть свои владения. Принц поехал на прогулку в город. Там он увидел старика, который еле передвигался от груза лет и болезней, – и поразился принц, когда ему объяснили, что старость и болезни – удел каждого. Потом он увидел больного проказой – и опешил, когда ему рассказали, что некоторые болезни весьма ужасны, а часто и смертельны. А затем принц так вообще труп углядел – и совсем ошалел, когда ему по секрету сообщили, что и он когда-то станет трупом.
С тех пор Сиддхартха неузнаваемо и бесповоротно изменился. Открытие того, что люди смертны и подвержены ужасным болезням, повергло будущего Будду в полное смятение и уныние. И бросился он из дворца в народ искать истину. А произошло это в тот же день, когда у него родился сын. Хотя некоторые утверждают, что через семь дней после рождения его сына. Другие же настаивают, что сбежал он сразу после зачатия (умудрились микрокамеру в пизде жены установить). А скорей всего – он просто испугался ответственности за своего ребёнка и сбежал под предлогом поиска истины. Было ему к тому времени уже под самые тридцать.
Как бы там ни было, будущий Будда сначала хотел познать истину через самоограничения и самоистязания, через отречение от всех наслаждений и даже от элементарной гигиены. Сиддхартха морил себя голодом, временами ел только дерьмо, перестал мыться, так что наросшая грязь отваливалась от его тела под собственным весом. Спал он на колючках, в грязи, среди разлагающихся трупов. Но всё оказалось тщетно – в дерьме он истины не нашёл, как и в былой роскоши. Оставалась золотая середина умеренной жизни. Сиддхартха и выбрал её для продолжения жизни, назвав Срединным путём. (А польза умеренности была известна ещё и питекантропу, который решил не съедать убитого мамонта зараз, а оставить ещё на следующий день.)
В тридцать пять лет Сиддхартха, сидя в позе лотоса в состоянии медитации под деревом в течение семи недель (наблюдатели вели ежеминутный подсчёт, спрятавшись в кустах) и в результате нашедшего на него просветления, дошёл до идеи переселения душ, реинкарнации, как основополагающей идеи объяснения мира.
После размышлений, делиться ли обретённым знанием с народом или не делиться, Будда всё-таки решил великодушно поделиться и стал учить всех подряд, чем занимался более сорока лет. Он ездил по всей Индии и учил, как избежать страданий. В какой-то момент он вернулся к себе на родину и, не пожалев отца родного, обратил его в свою "умеренную" (по уму) веру, и тот на старости лет отрёкся от своего царского трона (вот до чего старика отца буддизмом довёл).
В конце концов Будду накормили то ли испорченной свининой, то ли ядовитыми грибами, и он умер от "романтической" дизентерии 80 лет от роду.
Следует отметить, что подобно шалопаям-ученикам Моисея, Христа и Мухаммеда, ученики Будды тоже были разгильдяями и ничего за своим учителем не записывали. Только после его смерти сподвижники решили нанести слышанное от Будды на бумагу, но тут начались бесконечные споры, кто, что и как услышал и запомнил. Свара длилась так долго, что в письменном виде учения Будды появились только через четыреста лет после его смерти.
Любой человек в здравом уме может представить, какие кардинальные изменения в фактах, историях и событиях сделали четыреста лет словопрений. В результате жизнь Будды обросла нескончаемыми скудоумными чудесами. Так, апостолы, напрягшись, припомнили (хотя лично видеть они этого, естественно, не могли), что мать родила маленького Будду стоя, не испытывая никакой боли, а лишь наслаждение. Воды у неё не отходили, последа не вылезало, никаких выделений не было. Малыш родился как конь – сразу встал на ноги, сделал по семь шагов на юг, запад, восток и север и объявил себя властелином вселенной. (Скромный такой мальчонка уродился.) Причём под его ногами в процессе этого хождения в четырёх направлениях вырастали лотосы.
Новорожденный также провозгласил, что это его последнее рождение в череде реинкарнаций. Хотя по другой легенде, что ниже, идея о переселении душ явилась к Будде лишь в зрелом возрасте. (Так что поди узнай, был он вундеркинд или наоборот?) В этот момент провозглашения Буддой себя властелином в небе появились боги и прокричали ему славу, а по всей земле прошло рокотание.
Мать Будды померла на седьмой день после рождения сына – как и все матери будд, – так как она выполнила своё высшее предназначение. (А вырастить ребёнка не входит в высшее предназначение матери?) Будду взращивала бабушка, которая стала первой буддийской монахиней (естественно, старушку никто ебать не хотел – куда ж податься как не в монахини, где можно будет молодых монашек себе пизду лизать заставлять).
Таковы буддийские народные сказки.
В русские волшебные народные сказки верят только дети, да и то младшего возраста, а если какой взрослый поверит в бабу-ягу да в избушку с куриными ножками, то его в сумасшедший дом спешно упекут, и правильно сделают. Но почему-то когда взрослым рассказывают буддийские (иудейские, христианские, мусульманские) антинародные сказки, то взрослые верят в них беспрекословно, каждую придумку воспринимают за чистую монету, и никому не приходит в голову этих людей в сумасшедшие дома сажать. Видно, русские народные сказки – самые лучшие (как и всё русское) и самые волшебные (как сама российская жизнь), а потому русские сказки ни у кого не вызывают сомнений в своей нереальности.
Вот ещё одна типично буддийская бредятина, о которой с упоением расписывают на полном серьёзе. Но она показательна, так как рисует Будду не только способным на великое терпение (обязательная черта всякого Будды), но и на величайшую глупость.
Однажды Будда был в ступоре, то есть, простите, сидел в позе одуванчика, простите – лотоса, и медитировал в лесу. Туда приехал царь со своими наложницами, и, поразвлекавшись с ними, он решил отдохнуть. Не удовлетворённые одним мужиком, будь то хоть сам царь, наложницы поскакали по лесу, занимаясь хуй знает чем, и наскочили на Будду. Увидев голых баб, Будда тотчас прикрыл медитацию и стал их учить, что наслаждения опасны и что аскетическая жизнь с бесконечным терпением в сто раз лучше. Бабы очаровались им (на безлюдье и Будда – мужик) и слушали его, раскрыв рты и пизды.
Тут царь проснулся и хватился своих баб, а когда он обнаружил их вокруг Будды, то рассвирепел и заявил, что тот не Будда, а самозванец, так как не обладает бесконечным терпением, присущим настоящему Будде (хотя тот ведь утерпел, чтобы голых красавиц не трахнуть – а не это ли и есть неопровержимое доказательство бесконечного терпенья?). Царь вытащил меч и отрубил одну руку Будде, потом вторую, а затем обе ноги отхватил и заодно – нос и уши. Хуй почему-то он не отрубил. А Будда всё это время сидел в полном покое и проявлял высшее терпение (хотя кровь должна бы хлестать из отрубленных конечностей), но на рубаку-царя никакого зла Будда не держал и всё терпел. Тогда до царя дошло, что Будда – настоящий, и попёр царёк к дому-дворцу, но земля под ним раскрылась и поглотила его за то, что он надругался над святым человеком.
Каким образом Будда-самоварчик выжил, отросли ли у него конечности, в легенде не говорится. Скорее всего в новое тело спешно переселился – в одно из тел соблазнявших его красавиц, чтобы её изнутри ебать.
Вот такая густая и холодная лапша развешивается на уши правоверным буддистам.
Тем не менее буддизм за тысячелетие разросся на множество ветвей, продраться через которые в одиночку уже никому не под силу. И у каждой ветви буддизма своя писанина о жизни и учении Будды. Различные школы буддизма рассматривали Будду то как обыкновенного человека, то как космическую фигуру.
А всё потому, что в буддизме нет единой канонической книги вроде Торы, Нового Завета или Корана – у буддистов хватило ума не отливать один железобетонный кирпич, где была бы сосредоточена единственная и окончательная истина. В буддизме истина многообразна и может исходить не только от Будды. Да и Буддой – что значит "просветлённым" – может стать каждый, кто этого просветления достигнет, то есть избавится от невежества и связанных с ним непрерывных страданий, и также кто, достигнув яркого просветления, учит других тому, чему научился сам.
Так что Сиддхартха не был первым Буддой и не является последним (не то что явившиеся "раз и навсегда" Христос да Мухаммед). То есть Сиддхартха – один из многих.
Либерализм буддизма доходит до того, что для всякой иной религии явилось бы самоотрицанием, – буддисту можно быть иудеем, христианином, мусульманином, и всё равно ты следуешь по пути Будды, если делаешь добрые дела и медитируешь вусмерть. Никакой ревности, никакого требования "моногамии" в религии.
Будда перед смертью якобы просветил учеников, задавших ему вопрос: что делать, если его слова будут перевираться или чужие слова будут приписываться ему. Будда изрек:
Любое слово, которое хорошо сказано, есть слово Будды.
Таким образом, он хитро наложил лапу на всё хорошее, кто бы его ни производил.
Но пора пояснить, в чём же суть буддизма. Итак, согласно буддизму, жизнь человеческая состоит из страданий. Причины всех страданий – желания и страсти. А они, как и всё в жизни, бессмысленны и незначительны, ибо преходящи. Люди же одержимы невежеством, которое проявляется в погоне за преходящими наслаждениями и радостями. В результате этой "неправильной" жизни человек обречён на бесконечные перевоплощения (то муравьём родится, то скунсом, то, не дай бог, опять человеком). Путь к продолжительному счастью возможен, только отрекшись от суетных радостей с помощью медитации и правильного образа жизни. Тогда можно разорвать порочный круг перевоплощений, достигая состояния просветления ("просветление" – по-русски "офонарение"), и благодаря этому впасть в нирвану, где ты освобождаешься от всех горестей. Конечная цель учения буддизма – это разработка теории и практики впадения в нирвану. А нирвана, разумеется, является буддийским аналогом христианско-мусульманского рая.
Очевидна удручающая близость буддизма к античному стоицизму и христианству, которые в один голос сетуют на ничтожность и преходящесть желаний, суетность жизни и призывают от желаний отказываться и готовиться к жизни иной.
Буддизму тоже данная нам жизнь не по нраву, и он пристально смотрит в зубы подаренной лошади. Нет, чтобы радоваться, наслаждаться, быть благодарным тому же богу или богам, так нет – и тем им жизнь плоха, и этим – им непременно вечную подавай, с нирвановым раем.
Такое "мудрое" отношение к жизни говорит не только о неблагодарности, но и о слепоте к чудесам, окружающим нас.
Можно стенать о смертности желания, но ведь оно не умирает навсегда, оно восстаёт из пепла, а значит, можно восторгаться вечной возобновляемостью желаний, делая акцент именно на их жизнеспособности, а не на временной смерти. Взгляд на желание можно уподобить взгляду на стакан, наполовину заполненный водой. Оптимист говорит, что он полуполный, а пессимист – полупустой. Вечная возрождаемость желания делает его в моих глазах полуполным, а его смертность делает его в глазах буддистов и прочих христиан – полупустым.
Всякая цикличность, со смертью и возрождением, является сутью жизни, но цикличность – это кошмар и ужас для буддиста. Ему подавай прямую неподвижную нирвановскую линию, которой описывается только смерть. А вот медитация, якобы ведущая к нирване, есть типичное состояние прострации, комы.
Психологически же медитация – это не что иное, как страусиное прятание головы в песок – мнимый побег от жизни и её чувств: мол, чего не вижу, того и нет.
Попытка избавиться от страстей с помощью медитации – это обратная сторона медали "За победу над жизнью!", на которой отчеканено избавление от страстей физическими методами – самокастрацией, самоистязанием и пр.
В конечном итоге, буддизм, как и скопничество, – это суицидное мировоззрение. Но у буддистов не хватает духу покончить с собой, чтобы радикально избавиться от всех желаний, они оправдывают трусливое продолжение своей жизни самосовершенствованием, но жизнь их, напичканная систематической борьбой с желаниями, есть тянущееся во времени самоубийство.