Когда мы очутились в мавританской гостиной, смежной со спальней больной, Путилин схватился с жестом отчаяния за голову.
- Боже мой, если бы только узнать, догадаться, каким ядом, каким ядом!
- Ты твердо в этом убежден, Иван Дмитриевич?
- Как нельзя тверже. Бедная девушка! Еще несколько дней, и ее не станет. Умереть в двадцать лет, обладая красотой, богатством, это ли не насмешка судьбы!
Путилин нервно прошелся по гостиной.
- Но я решился. Если сегодня я не раскрою гнусной и мрачной трагедии, разыгравшейся в комнате бедняжки, я пойду на героическое средство: я с помощью властей вырву ее из когтей этого дьявола.
- Но где же доказательства? Основываясь на каких данных, ты можешь бросить в лицо этому человеку, родному дяде больной, столь тяжкое обвинение?
- Все равно, все равно… Пусть пострадаю я, зато я спасу, может быть, эту прелестную юную жизнь. А на основании каких данных? На основании моего нюха, моей "кривой" я подозреваю этого господина.
В спальне царил полумрак. Через разбитую форточку, прикрытую шелковой гардиной, в спальню проникал свежий воздух.
- Это опасно. Она может простудиться, - указал я на форточку моему знаменитому другу.
- Оставь это, голубчик. Уверяю тебя, эта опасность - ничто в сравнении с другой.
Девушка проснулась, вернее, очнулась после наркоза морфия.
Ее грудь с жадностью вбирала свежий воздух.
- Как хорошо… как хорошо… - тихо прошептала она.
Мы стояли около ее кровати.
- Вам лучше, дитя мое? - с чрезвычайной нежностью в голосе спросил ее Путилин.
Она доверчиво благодарно взглянула на него.
- О да! Мне лучше… Я могу дышать… Я не слышу этого ужасного сладкого запаха…
Путилин выразительно посмотрел на меня.
- Что это за запах, милая барышня? - спросил я мою горемычную пациентку.
- Я не знаю… Яне могуего точно определить, - слабым голосом пробормотала она.
Путилин между тем обходил всю комнату, пристально во все оглядываясь, словно отыскивая что-то.
Я не сводил с него глаз и видел, как он заглядывал под диван, под мягкие низкие кресла, под зеркальный шкаф.
Он что-то тихо бормотал сам про себя.
- Ведь вы спасете меня? Не правда ли? Я не хочу умирать… Мне страшно умирать, - шептала больная, с мольбой глядя на нас своими прелестными глазами.
- Спасем, спасем, барышня! - проговорил Путилин. - За вас просил меня об этом ваш милый жених, Беловодов.
- Он?! Он был у вас? - встрепенулась девушка. Лицо ее преобразилось.
Тихая, бесконечно радостная, счастливая улыбка заревом разлилась поее лицу.
- Что это вы ищете, профессор? - раздался спокойный, насмешливый голос Приселова. Я вздрогнул и обернулся к двери спальни.
На пороге ее стоял элегантный старый жуир, хозяин дома.
- Брелок, любезный господин Приселов, - ответил невозмутимо Путилин. - С моей часовой цепочки сорвался и упал на пол маленький брелок.
- К чему же вам самим беспокоиться, профессор? Я позову лакея, он найдет.
- Нет уж, я вас попрошу никого сюда не приглашать. Посторонние люди могут обеспокоить больную.
- Ну, как ты себя чувствуешь, Наташа? - так же вкрадчиво ласково, как и вчера, обратился он к племяннице.
Я заметил, как лицо ее исказилось страхом.
- Очень плохо, - резко ответила она. Обменявшись с нами еще несколькими фразами, джентльмен-опекун покинул спальню, пожелав - с иронией в голосе - Путилину найти его брелок. Больная опять забеспокоилась.
На лице ее вновь появился ужас. Дыхание стало неровным, руки стали судорожно хвататься за одеяло.
- Что с вами? Что вы сейчас чувствуете? - склонился я над ней.
- Душно… Сердце замирает… Опять, опять этот страшный запах… - простонала она.
Я, откровенно говоря, скептически относившийся ко всему этому, вдруг вздрогнул и побледнел.
Совершенно ясно я услышал струю резкого запаха.
Что это был за запах? Как вам сказать… Это было нечто среднее между запахом горького миндаля и гелиотропа.
У меня волосы зашевелились на голове.
- Синильная кислота! - вырвался у меня подавленный крик.
- Что?! - повернулся ко мне тоже побледневший Путилин.
- Я слышу запах синильной кислоты.
- А не этого? - указывая мне на огромный маккартовский букет, произнес ликующий Путилин.
Никогда в моей жизни я не видел такой светлой, радостной, торжествующей фигуры моего великого друга. Честное слово, он был бесподобен!
- Что это? - удивленно вырвалось у меня. - При чем тут этот сухой букет?
- Так что, по-твоему, он не может ничем пахнуть? - продолжал Путилин.
Я хлопал глазами.
- Подойди сюда и посмотри в таком случае. Я бросился, вне себя от поражения, к Путилину. Он держал в руках вазу с маккартовским букетом.
- Смотри, смотри, доктор…
С этими словами он стал осторожно разбирать сухие цветы и… посредине букета, ловко замаскированный, мне бросился в глаза великолепный живой красный цветок. Это был дивный экземпляр растения из породы тюльпанов.
Казалось, он был сделаниз воска, так были упруги, блестящи, плотны его листки.
Путилин поднес его к моему лицу.
- Нюхай!
Я отшатнулся.
Резкий, сладкий до приторности запах ударил мне в лицо.
- Хотя я и не профессор, доктор, но я тебе скажу, что это за штучка. Это страшная lilea indica foetida, аромат которой медленно, но верно убивает не только людей, но даже животных. Вот чем отравляется твоя пациентка!
Я бросился к больной. Теперь я знал, что надо было предпринять для оказания ей помощи.
Путилин спокойно стал разгримировываться.
Он снял парик и накладную бороду, которые преспокойно положил себе в карман, и обратился ко мне:
- Сейчас же поезжай за господин Беловодовым, а я пока объяснюсь с дядюшкой-опекуном. Вот его адрес. Вези его сюда.
Я быстро вышел из спальни, за мной - мой гениальный друг.
Он позвонил и явившемуся на зов лакею приказал:
- Попросите сюда барина!
Прошло несколько минут. Послышались шаги, в комнату быстро вошел Приселов, и в ту же секунду мавританская гостиная огласилась страшным криком испуга.
- Что это?.. Что это?.. Кто вы?.. - в ужасе пятясь от Путилина, с бледным, перекошенным лицом прохрипел элегантный негодяй.
- Я - Путилин, любезный господин Приселов. Не делайте мелодрамы, она вас не спасет. Я пригласил вас для того, чтобы объясниться с вами, сказать, что я нашел… мой брелок. Вы понимаете?
- Виноват… Я вас не понимаю… Что вам угодно? - стараясь оправиться от страшного смущения, пролепетал зверь-человек.
- Что мне угодно? Сказать вам, что вы - гнусный негодяй, убийца-преступник.
- Милостивый государь!.. - прохрипел Приселов, делая шаг по направлению к Путилину. Путилин стоял, скрестив руки на груди.
- Вы мне еще грозите? Вы? Браво, это забавно, любопытно и нахально до чрезвычайности! Знаете ли вы, что я имею право сию минуту арестовать вас и одеть на ваши холеные руки железные браслетики?
- Но… по какому праву… на каком основании? - совершенно растерянно слетело с искривленных судорогой губ преступника-дяди.
- На основании вот этого, любезный! - загремел Путилин, показывая негодяю индийскую лилию.
Из груди Приселова вырвался крик бешеной злобы.
- Ну-с, теперь вы понимаете, что вы - в моих руках. Вы гнусно, подлым образом отравляли вашу племянницу с целью после ее смерти унаследовать все состояние вашего покойного брата, ее отца. Скажите, сколько вы разворовали из этого состояния?
Приселов бессильно, как мешок, опустился в кресло.
- Около… около трехсот… тысяч, - еле слышно пробормотал он.
И вдруг, быстро поднявшись, он грохнулся на колени перед великим сыщиком.
- Не погубите! Пощадите меня, господин Путилин! Во имя неба! Позор… суд… ссылка…
Он пополз на коленях, стараясь схватить Путилина за ноги. Путилин отшатнулся от него с чувством огромной брезгливости.
- Встаньте, господин Приселов… Мне стыдно и страшно за вас. Как вы могли решиться на такое неслыханное злодеяние? Вот что я вам скажу: лично мне ваша гибель не нужна. Ваша судьба зависит от решения вашей племянницы и ее будущего мужа, господин Беловодова.
Как раз в эту секунду я и Беловодов вошли в гостиную, где разыгрался финальный акт этой мрачной трагедии. Оповещенный мною обо всем, Беловодов бросился к Путилину и, схватив его руку, стал осыпать ее поцелуями.
- Дивный человек… Спаситель наш! Спасибо! Спасибо вам!..
Путилин обнял молодого человека.
- Я рад, бесконечно рад, что мне удалось спасти жизнь вашей прелестной невесты, - с чувством произнес он. - Ну, а теперь поговорим о деле. Я предлагаю вот что, господин Беловодов. Вы немедленно увезете отсюда вашу невесту к вашим родителям или родственникам. Вы сделаетесь ее попечителем и примете от этого господина отчетность по его попечительству. А затем… угодно вам привлекать его к уголовной ответственности? Он сознался мне, что растратил триста тысяч рублей.
- Бог с ними, Бог с ними, с этими деньгами! - вырвалось у Беловодова. - Жива бы была моя дорогая Наташа!
Через три месяца в Н-й церкви состоялось бракосочетание Наталии Приселовой с Беловодовым. Как потом мне довелось случайно узнать, старый барин-негодяй кончил плохо: попавшись в шулерском приеме, он пустил себе пулю в лоб.
ПЕТЕРБУРГСКИЕ ВАМПИРЫ-КРОВОПИЙЦЫ
СТРАШНЫЙ БАЛЬНЫЙ ГОСТЬ. ДРАМА В БУДУАРЕ ГРАФИНИ
Несмотря на поздний ночной, вернее, ранний утренний час (было около пяти часов утра), у роскошного дома-особняка графа и графини Г. царило большое оживление.
Один из их частых и блестящих балов кончался. Начался разъезд гостей, сплошь принадлежащих к петербургскому высшему свету, к самым отборным сливкам его.
- Карета его сиятельства князя В.! - зычно кричал огромный швейцар в расшитой ливрее с булавой.
- Сани ее сиятельства графини С.!
- Карета барона Ш.!
Выкрики шли непрерывно.
К подъезду, ярко освещенному, подкатывали экипажи.
Из подъезда, закутанные в богатые собольи ротонды, шубы, шинели, выходили великосветские гости и, поддерживаемые ливрейными лакеями-гайдуками, усаживались в кареты и сани.
- Пшел! - раздавался приказ, и лошади, застоявшиеся на морозе, дружно подхватывали.
Разъезд затихал.
Все реже и реже сверкали рефлекторы каретных фонарей у подъезда роскошного особняка, и скоро их уж совсем не стало видно.
Разъезд окончился, резная, с зеркальными стеклами дверь закрылась.
В морозной зимней ночи воцарилась удивительная тишина.
Некоторое время еще из окон графского особняка вырывались волны яркого света от золоченых люстр, бра, канделябр, но мало-помалу огни стали притухать то в одном, то в другом окне.
Блестяще-феерическая "иллюминация" вечно пирующего в утонченных празднествах-оргиях российского барства погасла.
Дом-дворец погрузился во тьму.
Но там, внутри этого палаццо, жизнь еще не совсем замерла.
Еще сытые, вернее, пресыщенные, развратные лакеи в своих смешных камзолах и гамашах спешно свершали, доканчивали свою работу: крали объедки и опивки с барских столов и приводили в порядок анфиладу роскошных зал и гостиных, стараясь оставить себе поменьше труда на утро, к которому все должно было принять свой обычный вид.
- Довольно, ступайте спать… В девятьчасов утра докончите все остальное! - внушительно отдал "ордонанс" тучный, упитанный мажордом.
И все разошлись.
…Графиня встретилась со своим великолепным супругом у дверей своей половины.
- Ah, vous êtiez la reine du bal, comme toujours, Nadine! Всегда, всегда - царица бала! - восторженно поцеловал он руку жены.
- Но как я устала! Спокойной ночи, впрочем, утра? hein? - томно улыбнулась она, целуя его в лоб.
Вот и ее будуар, такой нарядный, красивый, весь пропахший запахом ее любимых духов.
- Скорей, скорей в постель! Je suis fatiguée a la mort… До смерти устала!
И, упоенная сознанием своей красоты, молодости, блестящего положения в свете, своим сегодняшним триумфом, она направилась через будуар в спальню.
Но лишь она успела сделать несколько шагов, как вдруг остановилась, вся задрожав и похолодев от ужаса.
- Боже мой… Что это?!
Она пробовала крикнуть, но голоса не было. Она пыталась броситься бежать, но ноги, ее изящные прелестные ножки в бальных туфлях, словно приросли к пушистому ковру ее будуара.
Высокие китайские ширмы, прикрытые развесистыми листьями пальмы, зашевелились, заколыхались и из-за них показался яркий свет двух огненных огромных глаз, напоминающих собой круглые фонари.
Миг - и что-то страшное, бесконечно страшное стало подыматься, расти и одним прыжком ринулось к ней.
Это "что-то" была фигура какого-то отвратительного чудовища - не то зверя, не то человеческого существа.
Обезумевшей от ужаса графине бросились в глаза черная мантия-крылья, развевающаяся вокруг чудовища. Голова - почти совершенно круглая. Но какая голова!
Широко раскрытая пасть с толстыми, красными губами, из которых высовывался красный язык, нечто вроде змеиного жала. Огромные круглые глаза чудовища горели багровым светом. Но руки, готовые вот-вот схватить ее, были как бы человеческие.
- Ни с места, графиня! Ни одного звука, ни одного движения, иначе вы погибнете, - раздался в роскошном будуаре хрипло-свистящий шепот страшного чудовища.
Какой поистине дьявольской насмешкой звучали эти слова: "Ни одного звука! Ни одного движения!"
И без предупреждения об этом несчастная великосветская красавица не могла, благодаря смертельному страху-столбняку, ни крикнуть, ни двинуться.
А страшное крылатое чудовище с лицом вампира все ближе и ближе подходило к ней.
- Я - последний гость вашего бала, но и самый страшный, графиня. Что? Вы боитесь меня? О, не бойтесь, я не страшнее тех напудренных, раздушенных лживых господ, которые с лестью на устах, но со смертельной завистью и ненавистью на сердце скользили вот сейчас по паркету вашего дворца. Я - кровопийца-вампир.
- Господи… - еле слышно слетело с побелевших уст графини.
- Да, я - вампир. Вы никогда не слыхали о существовании этих существ, которые так любят прижиматься к теплым грудям людей и медленно, с наслаждением высасывать капля по капле всю их кровь?.. Но слушайте меня. Я принадлежу к породе особых вампиров: я не щажу мужчин, но всегда щажу женщин… таких красивых, как вы, графиня.
Голос, несомненно, человеческий, несколько привел в себя великосветскую львицу.
- Я… я, кажется, сплю, брежу… или схожу с ума… Что вам надо? Пощадите меня… кто вы?
Она говорила как бы в припадке сомнамбулизма, тихо, не сводя устрашенных глаз с отвратительного призрака-чудовища.
- Кто я? Вы уже знаете. Что мне надо? Вас. Пощадить вас? Хорошо. Я пощажу вас, но с одним условием.
- С… каким… условием?..
- Вы должны принадлежать мне, или вы погибнете. К утру найдут ваш труп. Он будет белее вашего платья. Я люблю вас, вы должны быть моей. Клянусь вам, вы не знаете, что такое любовь существ особого мира, сверхчеловеческой области!
И чудовище сделало шаг по направлению к графине.
- Au non du ciel… во имя неба, спасите меня! - громко крикнула она. - Кто там… спасите…
Но крик ее был заглушен тяжелыми портьерами, мягкой мебелью, пушистым ковром…
А вампир все ближе, ближе… Уже его цепкие страшные руки-лапы касаются ее… Уже свет его багровых глаз впивается в ее искаженное ужасом лицо, уже слышно у самых щек, усамых губ его горячее, прерывистое дыхание.
- Ах! - пронесся последний вопль-крик бедной жертвы. Высоко взмахнув руками, она покачнулась, зашаталась и грянулась навзничь, во весь рост.
ГРАФ Г. У ПУТИЛИНА. ВИДЕНИЕ БУДОЧНИКА
- Теперь вся надежда на Вас, дорогой господин Пути-лин! Вы одни только можете расследовать это непостижимое и страшное приключение ночью в будуаре моей жены.
Такими словами окончил свой рассказ сильно взволнованный граф Г., приехавший к Путилину в два часа дня, стало быть, очень скоро после злополучного бала.
Признаться откровенно, я, присутствовавший при этом объяснении графа с великим сыщиком, был поражен и озадачен немало.
- Как чувствует себя теперь графиня? - спросил Путилин.
- Теперь несколько лучше, хотя все еще в сильно нервном возбужденном состоянии. Около нее - целый консилиум докторов. Утром жеее нашли лежащей на ковре в глубоком обмороке.
- И когда графиня была приведена в чувство, она рассказала вам о страшном ночном приключении?
- Да, monsieur Путилин.
- Скажите, граф, ваша супруга не страдает нервами?
- О нет! До сих пор она не имела понятия ни об истериках, ни об обмороках. Всегда веселая, живая, полная силы, молодости.
Мой друг погрузился в раздумье.
- Конечно, вы были страшно потрясены, граф, но, однако, вы не заметили ли случайно, не произведено ли какое-нибудь хищение из будуара вашей супруги?
- Мне кажется, что нет. Все драгоценности, одетые на ней: диадема, колье, серьги, браслеты, кольца - в целости.
- Вы произвели допрос вашей прислуги - не слышали ли они какого-нибудь шума, не видели ли они кого-нибудь выходящим из дома?
- О да. Они клянутся, что ничего не слышали и ничего не видели.
- А, кстати, штат вашей прислуги весь налицо? Ни один человекне исчез сегодня поутру?
- Все налицо. Уменя у самого мелькнула мысль, не является ли это гнусной проделкой какого-нибудь своего, домашнего негодяя.
- Я сделаю все от меня зависящее, граф, чтобы пролить свет на это загадочное приключение, - с чувством проговорил Путилин. - Помилуй Бог, какие страсти завелись у нас в Петербурге - вампиры-кровопийцы!
- Спасибо, большое вам спасибо!
Граф распростился с нами и уехал. Когда мы остались одни, мой друг повернулся ко мне и быстро спросил:
- Что ты скажешь на это, доктор? Не правда ли, случай чрезвычайно интересный?
- Совершенно верно, Иван Дмитриевич, но при этом и чрезвычайно загадочный.
- Твое мнение?
- Как врачу, мне является мысль, не имеем ли мы дело с любопытным явлением, известным в медицине под определением психоневрозной галлюцинации. У барыньки от всех этих шумных балов могли скрытым, незамеченным образом разыграться нервы настолько, что ее хватил припадок молниеносного помешательства. Ну, а как не врачу, а твоему другу, другу знаменитого сыщика, мне приходит в голову такое соображение: не замешан ли во всей этой драме самый обыкновенный любовный адюльтер… Наши чопорные матроны на этот счет грешат, ей-богу, не менее чем деревенские Матрены.
- Браво, доктор! - оживленно воскликнул мой друг. - Твое последнее соображениемне нравится…
- Ваше превосходительство! - раздался голос агента в дверях кабинета. - Какой-то будочник-полицейский домогается вас видеть.
- Так впустите его, голубчик.