Шеф сыскной полиции Санкт Петербурга И. Д. Путилин. В 2 х тт - Роман Добрый 6 стр.


ПУТИЛИН ЗАБОЛЕЛ

На другой день утром, проглядывая газеты, я натолкнулся на объявление графини Одинцовой, о котором вы уже знаете, но о котором я в то время еще не знал.

Я подивился немало.

"Как? - думал я. - Но ведь этот разыскиваемый изумруд - тот самый, который мой друг нашел вчера в потайном отделении таинственною гроба. Вот так штука! Воображаю, как обрадует Путилин несчастную потерпевшую графиню!"

Вдруг мой взор упал на статью с жирным крупным заголовком: "К таинственной истории с гробом и исчезнувшим из него покойником".

С живейшим любопытством я погрузился в чтение этой статейки. Я приведу вам ее содержание:

"Нет ничего тайного, что не сделалось бы в свое время явным. Мы очень рады, что можем первые разгадать то таинственное приключение с гробом, о котором не перестает говорить столица, и, кажется, что наши читатели оценят наши старания пролить свет на это мрачное темное дело.

Оказывается, в гробу, который во время следования поезда вдруг оказался пустым, находился вовсе не мертвец, а… "живой покойник". Этот живой покойник - знаменитый мошенник и убийца Д., придумавший этот дьявольски остроумный способ бегства с целью избежать захвата и ареста агентами, поджидавшими злодея на всех вокзалах.

Увы, наш талантливый русский Лекок, г. Путилин, на этот раз оказался не на высоте своего исключительного дарования. Он посрамлен гениальным мошенником.

Гроб, доставленный в сыскную полицию, оказался самым обыкновенным гробом, и только на крышке его обнаружены были дырки, ловко замаскированные бархатом, через которые преступник дышал. В гробу ровно ничего не найдено. В настоящее время, как редчайшее уголовно-криминальное орудие, гроб помещен в музей сыскного отделения. Мы имели случай его осмотреть.

Вследствие пережитых волнений с г. Путилиным сделался нервный удар. Состояние здоровья его внушает серьезные опасения".

Когда я прочел это, то даже вскочил и долго не мог прийти в себя от изумления.

- Что это такое?! Как могли господа-газетчики пронюхать об этом деле, которое держалось в безусловной тайне, строжайшем секрете? И потом - главное, откуда они взяли, что с Путилиным сделался нервный удар? А что, если действительно с ним сделалось вечером нехорошо? - мелькнула у меня тревожная мысль. - Ведь мы расстались с ним около четырех часов дня, после гробовщика.

Я немедленно велел закладывать мою гнедую лошадку и через несколько минут уже мчался к моему другу.

- Что с Иваном Дмитриевичем? - быстро спросил я курьера.

- Ничего-с… - удивленно смотря на меня, ответил сторож.

Я влетел в кабинет гениального сыщика.

Путилин сидел за письменным столом, проглядывая какие-то бумаги.

Он взглянул на меня и с улыбкой бросил:

- Я знал, что ты сейчас приедешь. Я ожидал тебя.

- Что с тобой? Ты заболел?

- Я? Наоборот: чувствую себя превосходно.

- Так что же это значит? - протянул я ему номер газеты.

Путилин усмехнулся:

- Ах, ты про эту глупую заметку? Мало ли что врут репортеры.

- Но скажи, откуда они могли пронюхать об истории с гробом?

- А черт их знает…

Я подивился в душе тому безразличию и спокойствию, с какими мой друг отнесся к появлению в газете сенсационного разоблачения.

- Если ты свободен, приезжай, дружище, часа в три, - сказал Путилин.

В три часа я был у него.

- Пойдем. Я хочу тебе кое-что показать.

ИТАЛЬЯНСКИЙ УЧЕНЫЙ

Тот, кто никогда не бывал в сыскных музеях, не может себе представить, какое это мрачное и вместе с тем замечательно интересное место! Мрачное потому, что все здесь напоминает, вернее, кричит о крови, ужасах преступлений, самых чудовищных; интересное - потому, что тут вы наглядно знакомитесь со всевозможными орудиями преступлений.

Какая страшная коллекция криминально-уголовных документов. Чего тут только нет! Начиная от простой фомки и кончая самыми замысловатыми инструментами, на некоторых из них зловеще виднеются темно-бурые, почти черные пятна старой запекшейся крови.

Ножи, револьверы, кинжалы, топоры, веревки, мертвые петли, "ошейники", пузырьки с сильнейшими ядами, шприцы, с помощью которых негодяи отравляли свои жертвы, маски, фонари с потайным светом.

О, всего, что тут находилось, немыслимо перечислить!

Тут воочию вставала пред устрашенным взором вся неизмеримая по глубине и ужасу бездна человеческого падения, человеческой зверской жестокости, жажды крови.

Страшное, нехорошее это было место.

Посредине комнаты стоял знаменитый гроб лилового бархата. Путилин бросил на него быстрый взгляд и, подойдя к нему, поправил подушку.

- Вот он, виновник моих злоключений!.. - задумчиво произнес он. - Правда, он выглядит все таким же, друже?

- Ну, разумеется. Что с ним могло сделаться? - ответил я, несколько удивленный.

- Ну, а теперь мне надо с тобой поговорить.

- Великолепно. Ты только скажи мне, для чего ты заказал вчера несчастному гробовщику второй гроб с двойным дном?

Путилин рассмеялся.

- Да так, просто фантазия пришла. Наказать его захотел.

Конечно, это объяснение меня не удовлетворило. Я почувствовал, что сделано это моим другом неспроста. Но для чего? Я, однако, решил об этом у него не допытываться.

- Так в чем дело?

- А вот видишь ли: не улыбается ли тебе мысль сделаться на сегодня, а может быть, и на завтра сторожем нашего музея?

Я от удивления не мог выговорить ни слова.

- Если да, то позволь мне облачить тебя вот в этот костюм.

И с этими словами Путилии указал на форменное платье сторожа-курьера, приготовленное им, очевидно, заранее.

- Тебе это надо? - спросил я моего друга.

- Лично мне - нет. Я хочу доставить тебе возможность насладиться одним забавным водевилем, если… если только, впрочем, он состоится. Говорю тебе откровенно, я накануне генерального сражения.

Я ясно видел, что Путилин был действительно в нервно-приподнятом настроении.

- Но ты, конечно, дашь мне инструкции соответственно с моей новой профессией, вернее, ролью? Что я должен делать?

- Ты останешься здесь. Лишь только ты услышишь первый звонок, ты придешь ко мне в кабинет. А там я тебе все быстро объясню.

Я начал переодеваться и вскоре превратился в заправского курьера-сторожа.

Мой друг напялил мне на голову парик, прошелся рукой искусного гримера по моему лицу и затем внимательно оглядел меня с ног до головы.

- Честное слово, доктор, ты делаешь громадные успехи!

И покинул меня.

Прошло с час.

Я почувствовал себя, откровенно говоря, чрезвычайно глупо.

В сотый раз я осматривал знакомые мне до мелочей страшные орудия музея.

Послышался звонок.

Я быстро пошел в кабинет моего друга, минуя ряд комнат. Я видел, с каким изумлением глядели на меня обычные сторожа Сыскного управления.

- Откуда этот новенький появился? - доносился до меня их удивленный шепот.

В кабинете перед Путилиным стоял его помощник, что-то объясняя ему.

В руках Путилина была большая визитная карточка, которую он рассматривал, казалось, с большим вниманием.

При моем входе помощник Путилина взглянул на меня недоумевающе.

- Вы разве не узнаете, голубчик, нашего дорогого доктора, всегдашнего участника наших похождений?

Помощник расхохотался.

- Да быть не может? Вы?!

- Я.

- Ну и чудеса начинают у нас твориться!

- Скажи, пожалуйста, ты никогда не слыхал о таком господине? - спросил меня Путилин, подавая визитную карточку, которую держал в руке.

Я взял карточку и прочел:

ПРОФЕССОР ЕТТОРЕ ЛЮИЗАНО

Член Римской Академии Наук,

занимающий кафедру судебной медицины.

Рим

- Не знаю… - ответил я.

- Скажите, голубчик, чего хочет этот господин? - обратился к помощнику Путилин.

- Он на плохом французском языке обратился ко мне с просьбой осмотреть - научных целей ради - наш криминальный музей. Наговорив кучу любезностей по адресу нашего блестящего уголовного сыска, он заметил, что в осмотре музея ему не было отказано ни в Англии, ни в Германии, ни во Франции.

- Вы сказали ему, что разрешение осмотра музея посторонним лицам зависит от начальника, а что начальник, то есть я, в настоящее время болен?

- Сказал. На это он ответил, что обращается с этой же просьбой ко мне, как к вашему заместителю.

Путилин забарабанил пальцами по столу и выдержал довольно продолжительную паузу.

- Как вы думаете: разрешить ему осмотр?

- Отчего же нет. Неловко… Нас и так дикарями за границей считают.

- Хорошо. Теперь слушайте меня внимательно, голубчик: в середине осмотра вы должны выйти из комнаты под предлогом отдачи экстренных распоряжений. Идите! Вы впустите этого чудака-профессора не ранее, чем я дам вам мой обычный условный звонок.

Помощник удалился.

- Слушай же и ты, докториус: сию минуту ступай туда и, лишь только во время осмотра мой помощник удалится, ты немедленно выйди за ним следом. Понял? Профессор на секунду останется один. Следи за часами. Ровно через две минутыиди в музей.

Я следил за часовой стрелкой.

Минута… вторая… Я быстро направился в "кабинет преступной музейности".

Он был пуст.

Я встал у дверей.

Где-то послышался звонок. Почти в ту же секунду дверь антропометрического музея распахнулась и в сопровождении идущего впереди помощника Путилина появилась фигура итальянского ученого-профессора.

Это был настоящий тип ученого: высокий, сутуловатый, с длинными седыми волосами, с огромными темными очками на носу.

- О, какая прелесть у вас тут! - шамкал на ломаном французском языке Етторе Люизано. - Какая блестящая коллекция! В Лондоне… А… скажите, пожалуйста, это что же? - И он указал на гроб, мрачно вырисовывающийся на фоне этой преступно-страшной обстановки.

- Это последнее орудие преступления, профессор! - любезно объяснил помощник Путилина.

- Гроб?!

- Да.

- О, какие у вас случаются необычайные преступления! - удивленно всплеснул руками итальянский ученый.

Начался подробный осмотр.

Профессор, живо всем интересуясь, поражал своим блестящим знанием многих орудий преступления.

- Боже мой! - шамкал он. - У нас в Италии точь-в-точь такая же карманная гильотина!

- Простите, профессор, я вас покину на одну секунду. Мне надо сделать одно важное распоряжение относительно допроса только что доставленного преступника… - обратился помощник Путилина к профессору.

- О, пожалуйста, пожалуйста! - любезно ответил тот.

Я направился следом за помощником.

- Так что, ваше высокородие… - проговорил я, скрываясь за дверью соседней комнаты.

Прошло секунд пять, а может быть, и минута. Теперь это изгладилось из моей памяти.

Вдруг страшный, нечеловеческий крик, полный животного смертельного ужаса, прокатился в кабинете-музее.

Я похолодел.

- Скорее, - шепнул мне помощник Путилина, бросаясь туда.

Мы оба бросились туда и, распахнув дверь, остановились, пораженные.

Гроб стоял, приподнявшись!

Из него в полроста высовывалась фигура Путилина с револьвером в правой руке.

Около гроба, отшатнувшись в смертельном страхе, стоял с поднятыми дыбом волосами ученый-профессор.

Его руки были протянуты вперед, словно он защищался от страшного привидения.

- Ну, господин Домбровский, мой гениальный друг, здравствуйте! Сегодня мы квиты с вами? Не правда ли? Если в этом гробу я проводил вас, зато вы встретили меня в нем же самом.

- Дьявол! - прохрипел Домбровский. - Ты победил меня!..

На Домбровского одели железные браслеты. Он перед этим просил, как милости, пожать руку Путилину.

- Знаете, друг, если бы вы не были таким гениальным сыщиком, какой бы гениальный мошенник мог получиться из вас!

- Спасибо! - расхохотался Путилин. - Но я предпочитаю первое.

- Как ты все это сделал? - спрашивал я вечером Путилина.

Триумф его был полный.

- Как?.. Видишь ли… И объявление, и статья - были делом моих рук. Это я их написал и напечатал. Гроб, который ты видел, был второй гроб, в дно которого я и спрятался. Я был убежден, что Домбровский, случайно оставивший изумруд в гробу, явится - при такой щедрой посуле - за ним. Когда мне подали карточку "профессора", я знал уже, что это Домбровский. Когда вы вышли из кабинета-музея, негодяй быстро подошел к потайной части гроба и попытался найти драгоценный кабошон. В эту секунду я, приподняв фальшивое дно, предстал пред ним. Остальное тебе известно.

БЕЛЫЕ ГОЛУБИИ СИЗЫЕ ГОРЛИЦЫ

ИСЧЕЗНОВЕНИЕ СЫНА МИЛЛИОНЕРА

Я сидел с моим другом Путилиным в его кабинете, и мы вели задушевную беседу о последних "чудесах" криминального Петербурга. В дверь постучались, и на приглашение Путилина войти перед нами выросла фигура дежурного агента.

- Вас домогается видеть по неотложному и важному делу купец Вахрушинский, ваше превосходительство… - доложил агент.

- Вахрушинский?.. - поднял брови Путилин. - Это кто же? Не этот ли миллионер?

- Должно быть, он.

- Попросите его сюда.

Через секунду в кабинет вошел высокий, тучный, кряжистый, как дуб, старик. Если бы не седые волосы густой шевелюры и длинной роскошной бороды, его нельзя бы было назвать стариком: так свеж был румянец его полных щек - еще без морщин, таким молодым блеском сверкали его красивые глаза.

Одет он был в очень длинный, из дорогого тонкого сукна сюртук и в лакированные высокие сапоги гармошкой. На шее и на груди виднелись "регалии", состоящие из нескольких медалей и двух крестов-орденов.

- "Какой великолепный тип именитого, честного торгового гостя!" - подумал я.

- Я к вам, ваше превосходительство… - взволнованно начал он.

- Господин Вахрушинский?

- Так точно. Сила Федорович Вахрушинский, потомственный почетный гражданин, купец первой гильдии и кавалер…

- И очень щедрый благотворитель. Я много слышал о ваших крупных пожертвованиях на богоугодные дела, господин Вахрушинский. Прошу вас садиться. Чем могу служить вам?

Вахрушинский сел и искоса бросил на меня взгляд.

- Не беспокойтесь, г. Вахрушинский, - поймав этот взгляд, проговорил Путилин. - Это мой ближний друг, доктор Z., прошу познакомиться. Он - мой верный спутник по многим темным и запутанным розыскам. В его присутствии вы можете говорить совершенно спокойно и откровенно. Но если почему-либо вам нежелательно…

- Ах, нет, в таком случае очень рад, очень приятно! - пожал мне руку купец-миллионер.

Путилин выжидательно смотрел на него.

- Такое дело, ваше превосходительство, что и ума не приложу. Горе на меня свалилось непосильное: сын мой единственный, наследник мой пропал!

Голос старика-красавца задрожал. Он судорожно хватался за красную ленту с медалью, словно она душила его горло.

- Я вижу, - проговорил Путилин, - что вы очень взволнованы. Очевидно, вам будет трудно дать мне связный рассказ происшествия. Поэтому будьте добры отвечать мне на вопросы.

- Верно… сам не в себе я… - глухо вырвалось у именитого купца.

- Сколько лет вашему сыну? - начал допрос мой друг.

- Двадцать четыре.

- Холостой или женатый?

- Холостой… хотя одно время был как бы на положении жениха.

- Когда исчез ваш сын?

- Дней пять тому назад. Я сначала думал, что он вернется, мало ли, думаю, куда отлучился, а вчера старший приказчик вдруг и подает мне письмо. Прочел - от него!

- Письмо с вами?

- Так точно. Вот оно.

И миллионер протянул Путилину листок и конверт из дешевой полусерой бумаги. Вот что было написано в письме:

"Дрожайший мой родитель! Сколь мне ни скорбно покидать Вас, оставляя Вас на старости лет одного, я, однако, делаю это, памятуя слова Священного Писания: "И оставиши дом свой и пойдешь за Мною". Знаю, много Вы будете убиваться, но Господь в Сионе своем простит меня, а Вас поддержит. Простите меня и за то еще, что захватил с собой те восемьдесят тысяч рублей, которые были у меня на руках от получки за постав товара. Не на худое дело, а на Божье взял я эти деньги. Великое спасение уготовлю себе и Вам. Меня не разыскивайте: не найдете, хотя я и неподалеку от Вас жить буду. Буду денно и нощно молиться, чтобы и Вы совратились на лоно истинного спасения души.

Любящий Вас во Христе и Богородице сын Ваш Дмитрий".

Путилин задумчиво повертел записку в руках.

- Скажите, пожалуйста, вы не замечали каких-либо особых странностей в характере вашего сына?

- Как сказать? Особенного - ничего. Тихий, скромный, вином не баловался, насчет женского пола - до удивительности воздержан был. Любил книжки читать духовного, божественного содержания.

- В вашем доме появлялись странники и странницы?

- Когда покойница - жена жива была, принимала она их. С Афона от разных монастырей. А с ее кончины - отрезал я это, потому что откровенно скажу: не люблю я этих ханжей и ханжишек. Лукавые они праведники.

Миллионер-купец вдруг поднялся и чуть не в ноги поклонился Путилину:

- Ваше превосходительство! Господин Путилин! Явите божескую милость: разыщите моего сына! Одно подумайте - единственный ведь он у меня, ему все дело передать, помирая, хотел. Радовал он меня нравом своим примерным, денно и нощно благодарил я Создателя за него! Ничего не пожалею: озолочу агентов ваших, миллион пожертвую на богадельни, разыщите мне только его! Усовещу я его, образумлю; может, и переменится парень. Вы - вон ведь орел какой! Каких только дел не раскрыли! Помогите же бедному отцу!.. К вам обратился, не хочу дело предавать полицейской огласке…

И Вахрушинский нудно зарыдал тяжелым мужским рыданием.

- Голубчик… бросьте… не надо так отчаиваться… никто, как Бог… может быть, и отыщем вашего сынка! - взволнованно вырвалось у Путилина. - Я сам лично приму участие в вашем деле. Вот что: сейчас я должен проехать в ваш дом и осмотреть комнату вашего сына.

Лицо красавца-старика осветилось радостной улыбкой.

- Лошадки мои ждут меня тут. Живо предоставлю вас, благодетель, в домишко мой!

Назад Дальше