ЖИРНОЕ ПЯТНО
"Домишко" Силы Федоровича Вахрушинского оказался настоящим дворцом. Мы прошли анфиладой роскошно убранных комнат, сверкающих позолотой, богатством истинно купецкой складки.
Вдруг, пройдя несколько коридоров и спустившись по маленькой лестнице, мы очутились совсем в ином царстве.
Тут обстановка была серенькая, мещанско-купецкая. Пахло постным маслом, щами.
- Это ваша черная половина? - спросил Путилин.
- Точно так, ваше превосходительство. А вот и комната сына моего.
В ту минуту, когда мы хотели войти в эту комнату, дверь ее быстро распахнулась и на пороге появилась фигурка седенького человека.
- Ты что здесь делал, Прокл Онуфриевич? - спросил его Вахрушинский.
- Да горенку Дмитрия Силыча прибирал… - старческим высоким голосом ответил старик, бросая на нас удивленный взгляд голубоватых выцветших глаз. И быстро скрылся в темном закоулке-коридоре.
Комната молодого Вахрушинского отличалась поразительной скромностью убранства.
Простой деревянный стол, на котором аккуратно лежали синие тетради. Над столом - такая же простенькая полочка, на ней книги в темных переплетах. В углу - кровать, крытая дешевым шерстяным одеялом. Иконы в углу, стул с продранной клеенкой, вот и все.
- Ого, ваш сын - настоящий отшельник! - произнес Путилин, зорко оглядывая комнату-келью молодого миллионера.
- Господи! Золото, всяческая роскошь были ему предоставлены мною. Не захотел. "Ничего лишнего, - говорит, - мне не надо, папаша. От прихотей грех заводится".
Путилин стал разглядывать книги, тетради. Вдруг, разглядывая одну тетрадь, он быстро повернулся к купцу-миллионеру и спросил его:
- Скажите, пожалуйста, у вас по средам и пятницам едят постное?
- Да-с! - ответил весьма удивленный Вахрушинский.
- Ну, а я могу узнать, что у вас, например, сегодня на горячее варили молодцам и приказчикам?
Лицо миллионера было чрезвычайно глупо: оно попросту окаменело от изумления.
- Я сейчас узнаю, ваше превосходительство! - пролепетал он, быстро выходя из комнаты.
- Прости меня, Иван Дмитриевич, - начал я, подходя к моему другу, который быстро вырвал половину страницы тетради, - что я вмешиваюсь в твои "первые шаги" розыска. Но ради Бога, неужели "горячее" может играть какую-нибудь роль в деле розыска пропавшего миллионера?..
- Как "все" - нет; но как "частность" - да… - усмехнулся мой гениальный друг.
- Сегодня варили щи, ваше превосходительство… - проговорил миллионер-купец, входя в комнату своего исчезнувшего сына.
- С грибами? - спросил Путилин.
- А… а вы почему это знаете? - удивленно спросил Вахрушинский.
- Не в этом дело, голубчик. Скажите: кто это вышел из комнаты вашего сына? Это - ваш старший приказчик?..
- Воистину чудодей вы, ваше превосходительство! - восторженно вырвалось у купца-старика. - Истину изволили сказать. Это мой старший приказчик.
- Пригласите его сюда!
Путилин зажег свою лампу-фонарь, свой знаменитый потайной фонарь, и спрятал его в карман. Падали уже темные сумерки раннего зимнего дня.
- Скажите, пожалуйста, любезный Прокл Онуфриевич, - обратился Путилин к вошедшему старичку, - кто доставил вам письмо от исчезнувшего молодого хозяина Дмитрия Силыча?
- А так, примерно сказать, какой-то неизвестный, не то мужик, не то парень. Сунул мне в руку - и убежал!..
- Так-с… А вы лица этого человека, таинственного посланца, не заметили?
- А именно-с? - почтительно насторожился тот.
- Было ли лицо его с бородой или без бороды?
- Не приметил-с… - ответил старший приказчик. Путилин быстро вытащил из кармана фонарь и направил его на лицо старшего приказчика.
- И ни одного гнуса не заползло в то время, когда вам, любезный, передавали письмо? - загремел вдруг Путилин громовым голосом.
От неожиданности и я, и миллионер-хозяин вздрогнули и даже привстали со своих мест.
Старший приказчик, седенький старичок, отпрянул от Путилина.
- Виноват-с… Невдомек мне, о чем изволите спрашивать…
- Ничего больше… Идите, голубчик… - мягко ответил Путилин.
Путилин сидел долго, задумавшись.
- Скажите, пожалуйста, господин Вахрушинский, вы вот давеча говорили мне, что сын ваш был, считался почти женихом. Что это за история с его сватовством?.. Кто была его невеста?
- А вот, изволите видеть, как дело обстояло. Около года тому назад отправился сын мой по торговым делам на Волгу. Пробыл он там порядочно времени. Познакомился он в Сызрани со вдовой купчихой-миллионершей Обольяниновой и с ее единственной дочерью-красавицей Аглаей Тимофеевной. Вернулся. Сияет весь от радости. Поведал о знакомстве. Я сразу смекнул, в чем дело. Вскоре прибыли в Питер и Обольянинова с дочкой. Поехал я к ним, стал бывать. Однажды меня и спрашивает сын: "Дашь, отец, согласие на брак мой с Аглаей Тимофеевной?" - "Дам, - отвечаю, - с радостью". Однако вдруг все дело круто изменилось: перестал сын бывать у волжской купчихи, стал темнее тучи. Тоска на лице так и светится. Стал я допытываться о причине всего этого. Молчит, а то пустяками отговаривается. А ночи все почти напролет ходит по комнатке этой, охает, вздыхает, то молиться начнет, то - плачет. А теперь, как известно вашему превосходительству, и вовсе исчез.
- Скажите, с момента исчезновения вашего сына вы не были у волжской купчихи и ее дочки?
- Нет-с. Что мне у них делать?..
- У них есть какое-нибудь торговое дело?
- И не одно. И мануфактурное, и железное, и рыбное.
- Отлично. Так как мне хотелось бы повидать бывшую полуневесту вашего сына, то мы сейчас устроим вот что: вы меня отвезете к Обольяниновым и представите им как крупного петербургского промышленника. Доктора мы можем выдать за моего управляющего-доверенного.
- Слушаю-с, ваше превосходительство! - живо ответил Вахрушинский.
КОЛЕНКОРОВЫЙ ПЛАТОК
- Это их собственный дом? - спро-сил Путилин, когда мы остано-вились перед отличным камен-ным особняком близ церкви Иоанна Предтечи.
- Нет-с, это дом их тетки, петербургской богатейки.
Дверь нам открыла женщина, довольно старая, понурого вида, одетая во все черное.
- Здравствуйте, Анфисушка, дома ваши-то?
- Дома-с… - ответила черная женщина. - Пожалуйте.
- Так вы скажите самой-то, что приехал, дескать, Сила Федорович с двумя промышленниками об деле поговорить.
Мы быстро разделись и вошли в залу.
Тут не было той кричащей роскоши, что у Вахрушинского, но, однако, и тут все было очень богато.
Не успели мы присесть, как дверь из соседней комнаты распахнулась и вошла девушка.
Очевидно, она не ожидала нас встретить здесь, потому что громко вскрикнула от удивления и испуга.
Одета она была довольно странно и необыкновенно. Длинный, светло-лилового цвета бархатный сарафан-летник облегал ее роскошную, пышную фигуру. На груди сверкали ожерелья из всевозможных драгоценных камней. Руки были все в кольцах. На голове - простой коленкоровый белый платок, низко опущенный на лоб.
Из-под него выглядывало красивое, удивительно красивое лицо. Особенно замечательны были глаза: огромные, черные, дерзко-властные.
- Простите, Аглая Тимофеевна, мы, кажись, вас напугали? - направился к ней Вахрушинский. - Нешто Анфисушка не предупредила? Мы - к мамаше, по торговому делу. Позвольте представить вам незваных гостей.
Путилин, назвав себя и меня вымышленными купеческими фамилиями, низко и почтительно поклонился красавице в сарафане.
- Очень приятно, - раздался ее певучий, несколько вздрагивающий голос.
Она была еще в сильном замешательстве.
Путилин, удивительно ловко подражая купеческому говору и даже упирая на "о", стал сыпать кудреватые фразы.
Я видел, что он не спускает пристального взора с лица красавицы, но главное - с ее белого коленкорового платка на голове.
- Эх-с, Аглая Тимофеевна, сейчас видно-с, что вы с Волги-матушки, с нашей великой поилицы-кормилицы!
- Почему же это видно? - усмехнулась молодая Обольянинова.
- Да как же-с. Я сам на Волге живал. Где в ином месте можно сыскать такую расчудесную женскую красоту? Вы извините меня. Я человек уж немолодой, комплиментом обидеть не могу. А потом, и наряды-с: у нас теперь в Питере все норовят по-модному, а вы-с вот в боярском сарафане. Эх, да ежели бы к нему кокошничек вместо белого платочка…
Быстрым, как молния, движением девушка сорвала с головы коленкоровый платок.
Я заметил, как сильно дрожали ее руки.
- Извините… я совсем забыла, что в утреннем наряде щеголяю.
Глаза ее сверкнули. Губы тронула тревожная усмешка.
Черная женщина, "Анфисушка", явилась и доложила, что "сама" извиняется, что за недомоганием не может их принять.
- Ничего-с, в следующий раз завернем! - проговорил Путилин.
Когда мы вышли, он обратился к Вахрушинскому:
- Вот что я вам скажу: дело ваше далеко не легкое. Однако надежды не теряйте. Помните только одно: вашего сына надо как можно скорее отыскать. Он в серьезной опасности.
Возвращаясь к себе, Путилин был хмур, задумчив.
- Белый или черный… черный или белый… Гм… гм… - вылетали у него односложные восклицания.
Я не говорил ни слова. Я знал привычку моего гениального друга говорить с самим собой.
- Скажи, пожалуйста, - вдруг громко обратился он ко мне, - тебе никогда не приходила мысль, что черный ворон может обратиться в белого голубя?
Я поглядел на Путилина во все глаза.
- Бог с тобой, Иван Дмитриевич, ты задаешь такие диковинные вопросы…
ПУТИЛИН - МОСКОВСКИЙ ГАСТРОЛЕР
На другой день около четырех часов ко мне приехал Путилин. В руках он держал чемодан, под шубой я заметил дорожную сумку через плечо.
- Я не мог предупредить тебя раньше, потому что был занят по горло. Если тебе улыбается мысль совершить со мной одно путешествие…
- Куда?
- В Москву. Но торопись. До отхода поезда остается немного времени.
Я наскоро уложил чемодан, и через час мы уже сидели в купе первого класса.
Утомительно долгой дорогой (тогда поезда ходили куда тише, чем теперь) Путилин не сомкнул глаз. Просыпаясь, я заставал его за просматриванием каких-то бумаг-донесений.
Откинувшись на спинку дивана, он что-то бормотал про себя, словно заучивая нужное ему наизусть.
- Ты бы отдохнул, Иван Дмитриевич, - несколько раз обращался я к нему.
- Некогда, голубчик! Надо зазубрить особую тарабарщину.
- Скажи, мы едем по этому делу - таинственному исчезновению сына миллионера?
- Да. Ах, кстати, я забыл тебе сказать, что сегодня по этой дороге, но ранее нас, проследовали знакомые тебе лица.
- Кто именно? - удивился я.
- Старший приказчик Вахрушинского и красавица в бархатном сарафане с белым платочком на голове.
- Как? Откуда ты узнал это?
Путилин расхохотался.
- Прости, ты говоришь глупости! Ты вот называешь меня русским Лекоком. Какой же я был бы Лекок, если бы не знал того, что мне надо знать?
- И причина их внезапного отъезда?
- У первого - желание как можно скорее спасти от опасности своего молодого хозяина, у второй… Как бы тебе лучше объяснить?.. Ну, загладить промах с белым коленкоровым платочком, что ли…
- Стало быть, этот приказчик будет помогать тебе в деле розыска молодого Вахрушинского?
- О да! И очень… - серьезно проговорил мой гениальный друг, этот великий русский сыщик. - А теперь не мешай мне, спи.
Сквозь полудремоту, овладевавшую мною от мерного покачивания поезда, до меня доносилось бормотание Путилина: "По пиво духовное", "По источника нетления".
"Что за чертовщину несет мой знаменитый друг?!" - неотвязно вилась около меня докучливая мысль.
Подъезжая к самой Москве, Путилин мне сказал:
- Из многих дел, свидетелем которых ты был, это - одно из наиболее опасных, если меня не разорвут в клочки, я окончательно уверую в свою счастливую звезду.
К моему удивлению, лишь только подошел поезд, нас встретил Х., любимый агент Путилина.
Путилин что-то отрывисто его спросил, и мы вместе поехали в гостиницу, оказавшуюся чрезвычайно грязным заведением для приезжающих и находящуюся на одной из окраин тогдашней допотопной Москвы.
- Почему тебе пришла фантазия остановиться в таком вертепе? - спросил я Путилина.
- Так… надо, - ответил он.
Несмотря на то что был уже вечер, он отправился куда-то с агентом Х. и вернулся далеко за полночь.
Под поздний вечер второго дня нашего пребывания в Москве (в течение всего этого времени Путилин почти не бывал дома) он вытащил чемодан и, порывшись в нем, вынул из него какую-то странную одежду.
- Надо, доктор, чуть-чуть преобразиться. Сегодня мне предстоит весьма важное похождение.
- "Мне"? - спросил я. - Но почему же не нам?
- Увы, мой друг, на этот раз я никого не могут взять туда, куда собираюсь. Дай Бог, чтоб удалось и одному-то проникнуть.
- Стоило тогда мне трястись в Москву, - недовольно проворчал я.
- Не говори. Ты и мой милый Х., вы можете мне оказать помощь. Слушайте. Пока я окончательно не убедился в правильности моего предположения, я, по многим соображениям, не хочу обращаться к содействию моих московских коллег. Вдруг "знатный гастролер" - да оскандалится! Конфуз выйдет. Я вас оставлю неподалеку от того места, куда постараюсь проникнуть. У меня есть очень резкий сигнальный свисток. Если вы его услышите - можете с револьверами в руках броситься ко мне на помощь. Кстати, голубчик Х., вот вам приблизительный план.
И Путилин подал агенту листок бумаги, на котором было что-то начерчено.
Перед тем как надеть пальто мещанского облика, Путилин облачился… в белый хитон-плащ с изображением красных чертей.
- Это что такое? - попятился я от него.
- Мантия Антихриста, любезный доктор! - тихо рассмеялся Путилин. - Кто знает! Быть может, она избавит меня от необходимости прибегнуть к револьверу. Последнее - было бы весьма нежелательно. Ну, а теперь в путь!
Было половина двенадцатого, когда мы вышли из нашей грязной гостиницы и направились по глухим улицам и переулкам этой отдаленной от центра московской слободы.
Темень стояла - страшная. Не было видно ни зги.
Улицы были совершенно безлюдны. Только откуда-то из-за заборов доносился злобно-неистовый лай и вой цепных собак. Вскоре Путилин замедлил шаги.
- Мы сейчас подойдем.
Перед нами по левой стороне улицы высился черной массой дом, за ним - ряд построек. Все это было обнесено высоким дощатым забором.
- Ну-с, господа, я встану здесь, у ворот. Вы переходите на ту сторону. Вы знаете, X., тот забор, окружающий пустырь, который мы с вами осматривали вчера?
- Еще бы, Иван Дмитриевич!
- Ну, так вот вы с доктором и притаитесь за ним.
Время потянулось медленно. Где-то послышался крик первых петухов.
Почти одновременно с их криком на пустынной улице стали вырисовываться темными силуэтами фигуры людей. Они крадучись, боязливо подходили к воротам таинственного дома, в котором не светилось ни малейшего огонька.
Так как, господа, я люблю рассказывать связно и последовательно, то позвольте мне продолжать теперь со слов самого великого сыщика - Путилина. Вот что рассказал он мне в пять часов утра этой ночи о своем безумно смелом посещении этого дома.
В СТРАШНОМ "СИОНЕ". МАНТИЯ АНТИХРИСТА
- Я, - рассказывал он, - зорко вглядывался в ночную тьму. Лишь только я увидел приближающиеся фигуры людей, как сейчас же троекратно постучал в ворота.
- Кто будете? - раздался тихий голос.
- Человек Божий, - так же тихо ответил и я.
- А куда путь держишь?
- К самому батюшке Христу.
- А по что?
- По "пиво духовное", по "источник нетления".
- А сердце раскрыто?
- Любовь в нем живет.
- Милость и покров. Входи, миленький.
Ворота, вернее, калиточка в воротах распахнулась, и я быстро направился, пробираясь по темным сеням и узким переходам, в особую пристройку к нижнему этажу, выдвинувшуюся своими тремя стенами во двор и представлявшую собой нечто вроде жилого летнего помещения. Тут, почти занимая все пространство пристройки, был навален всевозможный домашний скарб.
Услышав за собой шаги, я спрятался за ткацким станком. Мимо меня прошел высокий, рослый детина и, подойдя к углу, быстро поднял крышку люка и скрылся в нем. Через минуту он вышел оттуда.
- Никого еще из деток там нет, - вслух пробормотал он, выходя из постройки.
Быстрее молнии я бросился к этому люку. Дверца его была теперь открыта. Я спустился по узкой лесенке и попал в довольно обширную подземную комнату, слабо освещенную и разделенную дощатой перегородкой на две половины. Тут не было ни души.
Я быстро вошел в смежную, еще более просторную и ярко освещенную паникадилом подземную комнату. Тут тоже не было никого. В переднем углу перед божницей с завешенными пеленой иконами стоял большой, накрытый белоснежной скатертью стол с крестом и Евангелием посередине.
Я моментально забрался под стол. К моему счастью, он был на простых четырех ножках, без перекладины, так что я отлично уместился под ним. Но из-за скатерти я ничего не видел! Тогда осторожно я прорезал в скатерти ножом маленькую дырочку, в которую и устремил лихорадочно жадный взор. Не прошло и нескольких минут, как в странную, таинственную комнату стали входить белые фигуры людей обоего пола. Эти люди были одеты в длинные белые коленкоровые рубахи до пят.
- Христос воскресе!
- Свет истинной воскресе!
- Сударь-батюшка воскресе!
- Царь царем воскресе! - посыпались странные взаимные приветствия.
Я не буду тебе сейчас за недосугом времени рассказывать подробно все, что начали делать эти люди. Скажу только, что вдруг я побледнел и задрожал от радости. Я увидел среди собравшихся изуверов старшего приказчика и красавицу Аглаю Тимофеевну. Оба они были одеты в такие же белые рубахи. К красавице Обольяниновой все обращались помимо "сестрицы" еще с титулом "Богородицы".
Затаив дыхание, я смотрел на старшего приказчика.
Лицо его было ужасно! Глаза, в которых сверкал огонь бешенства, казалось, готовы были испепелить всех страшных безумцев, собравшихся здесь.
- И тако реку: бых среди вас, но ушед аз семь, во новый Сион тайнаго белаго царя путь продержал, яко восхотех плодов райских вкусить в кипарисовом саду, - загремел вдруг старый изувер.
Он быстро уселся на пол и, точно одержимый бесами, заколотил себя по груди кулаками.
Страшная комната и страшные люди в белых рубахах вздрогнули, замерли, затаив дыхание.
Сотни воспаленных глаз, в которых сверкало сектантское безумие, устремились на того пророка, который, по его словам, был когда-то среди них, но теперь ушел в какой-то таинственный кипарисовый сад.