Конституция дагестанца - Гадис Гаджиев 8 стр.


Стихи и шутки Расула помнят не только в Дагестане. Недавно я был на дне рождения председателя Уставного суда Санкт-Петербурга. Случайно зашел разговор о Гамзатове. Сидящий слева от меня генерал-полковник МВД, бывший руководитель ленинградской и петербургской милиции, встает и начинает читать наизусть "Берегите друзей"

Затем неожиданно, как бы приняв вызов, встал судья городского суда Санкт-Петербурга, мужчина средних лет, и продекламировал:

В горах джигиты ссорились, бывало,
Но женщина спешила к ним и вдруг
Платок мужчинам под ноги бросала,
И падало оружие из рук.

О, женщины, пока в смертельной злости
Не подняли мечей материки,
Мужчинам под ноги скорее бросьте
Свои в слезах намокшие платки.

А вот история, впервые рассказанная мне Маратом Викторовичем Баглаем, бывшим Председателем Конституционного Суда России. В 70-е годы он был членом Президиума Всесоюзного общества дружбы с народами Азии и Африки. Заседания президиума проходили в Москве, на пр. Мира. Работники аппарата разносят бланки телеграмм и спрашивают, не хочет ли кто-либо послать телеграмму. Большинство сидящих в президиуме отказываются, и только Расул Гамзатов, как всегда, поступает нестандартно. Он берет бланк и выводит на нем свое послание: "Дорогая Патимат! Сижу в президиуме, а счастья нет!".

Эту же историю описал в своей книге Георгий Данелия:

"В шестидесятых годах Народного поэта Дагестана Расула Гамзатова избрали (назначили) членом Президиума Верховного Совета СССР (высший орган законодательной власти). Расул впервые явился на заседание этого Президиума и занял свое место за длинным столом. Вокруг стола ходили хорошенькие девушки в белых кофточках с бантиками и деликатно спрашивали у членов Президиума: "Не хотели бы вы послать телеграмму?" Расул сказал, что хочет. Взял у девушки гербовый бланк, на котором сверху, красным по белому, написано: "Правительственная телеграмма", что-то написал, отдал бланк девушке и сказал:

– "Молнию", пожалуйста!

Девушка быстро, почти бегом, направилась к выходу из зала заседаний.

– Девушка! Одну секундочку! – остановил ее Председатель Президиума Анастас Иванович Микоян. – Расул Гамзатович, я думаю, товарищам интересно, кому наш любимый поэт в этот памятный день отправляет телеграмму и что он написал? Если это не секрет, конечно.

– Не секрет. Пусть девушка прочитает.

Девушка посмотрела в телеграмму и покраснела.

– Дайте мне, – сказал Микоян.

Девушка принесла ему бланк с телеграммой, и Анастас Иванович прочитал: "Дорогая Фатимат! Сижу в президиуме, а счастья нет. Расул". (Фатимат – жена Расула).

Это ему простили. Обиделись немножко, но простили.

… На одном из заседаний после голосования Микоян сказал:

– Товарищи, Министерство здравоохранения рекомендует через каждый час делать пятиминутную производственную гимнастику. Думаю, и нам стоит последовать этому совету. Не возражаете?

– Возражаем, – сказал Расул.

– Почему? – насторожился Микоян.

– Я целый час руку поднимаю – опускаю, поднимаю – опускаю. Разве это не гимнастика?

И это ему простили!

Но когда на правительственном банкете в Кремле по случаю юбилея Октябрьской революции Расул поднял тост "За дагестанский народ, предпоследний среди равных", а на вопрос: "Как это могут быть среди равных предпоследние?" ответил: "Последние у нас – евреи", это ему уже простить не смогли! На него так обиделись, что даже исключили из членов Президиума. Но через какое-то время вернули, – видимо, поняли, что без Расула Гамзатова на Президиуме очень скучно.

Многое из сказанного Гамзатовым стало афоризмами. Упомяну только последний:

"Дагестанцы, берегите эти бесплодные голые скалы: кроме них, у вас ничего нет!".

В прошлом году в Германии, в Мюнстере, умерла моя учительница по русской литературе Софья Оскаровна Пастернак, женщина, которую я почитаю, которая развила во мне любовь к литературе и к творчеству. Она же была учительницей дочерей Расула Гамзатова – Заремы и Патимат. Три года назад я во время служебной поездки в Германию нашел время и проведал ее в Мюнстере. Софья Оскаровна, моя старая учительница, потеряла слух, она меня практически не слышала. В конце девяностых годов в ее скромную квартирку на ул. Гагарина ворвались грабители, ее ударили по голове, и как последствие удара – у нее исчез слух. Мне было больно, слезы были и на глазах Софьи Оскаровны, беседа не получалась. До следующего поезда, на котором я должен был вернуться в Берлин, было три часа. И тогда моя учительница начала рассказывать. Оказалось, что у нее и у Расула Гамзатова были общие педагоги. Расулу в Литературном институте преподавали профессора Асмус, Реформатский, Шамбинаго, Тимофеев, Рациг. Они же преподавали в знаменитом институте – ИИФЛИ.

В 1940 году в ИИФЛИ поступила учиться и Софья Оскаровна. Родилась она в Баку, в семье известного аптекаря, который дружил с отцом Генерального Прокурора СССР, академика Вышинского. Но как разошлись дороги их детей! Софья Оскаровна вышла замуж за молодого преподавателя ИИФЛИ по фамилии Пастернак. В 1941 году в июне, сразу же после начала войны, он добровольцем пошел на фронт, и в сентябре этого же года погиб на фронте. Свою молодую жену, которая была в положении, он отправил в начале августа к своим родителям, в Украину, в Днепропетровск. Не доезжая до него, поезд попал под авианалет, Софья Оскаровна вынуждена была бежать через пшеничное поле. Случился выкидыш. Пешком добралась она до Днепропетровска, где уже были немцы. Она выбросила свой паспорт, в котором была запись о том, что она еврейка, и стала выдавать себя за армянку. Муж сестры ее мужа оказался негодяем, он сразу же стал служить в полиции и постоянно говорил в присутствии моей учительницы:

– Чую я, что Софа – жидовка!

А потом, рассказала Софья Оскаровна, она не выдержала ужаса ожидания беды и бежала в лес. Но голод заставил вернуться к людям, она попала под облаву, и ее отправили на поезде на работу в Австрию, где она и провела, работая на фабрике, все годы войны.

До последних дней своей жизни она оставалась моей учительницей. Поразительно, но она лучше меня, живущего в России, знала обо всех литературных новинках и театральных постановках, которые стоило посмотреть. В сентябре прошлого года, уже после ее смерти, я получил от нее последнее письмо, в котором она советовала мне прочитать "Зеленый шатер" Л. Улицкой. И я понял, почему этот роман оказался ей столь близок. В нем идет речь о школьном учителе, фронтовике, который в 1940–41 годах учился в ИИФЛИ. В конверт вложена фотография, на заднем плане старенький советский проигрыватель и большая пластинка с записями песен на стихи Расула Гамзатова, с его фотографией и с дарственной надписью моей учительнице. Вот что написано в этом письме:

"Недавно моя бывшая коллега, сейчас работающая в Министерстве культуры Дагестана, прислала мне газету "Дагестанская правда: Литературный Дагестан", выпущенную к годовщине смерти Расула Гамзатова. Большую часть газеты занимают воспоминания об отце младшей дочери Расула – Салихат. Есть еще много интересного о литературной жизни республики, о развивающейся, несмотря ни на что, культуре нашего горного края.

Я прожила в Дагестане 43 года, полюбила его добрый гостеприимный народ и страну, где на моей памяти не было никаких этнических конфликтов, а лично ко мне было прекрасное отношение, любовь и уважение моих учеников, которым я отдавала всю свою душу. Именно поэтому так больно бывает читать и слышать по ТВ о терактах и всяких спецоперациях, сотрясающих нашу республику, где у меня остались близкие люди и задушевные друзья. И так радует любое сообщение о положительных явлениях в жизни Дагестана.

Я знаю, как дорога тебе память о Расуле Гамзатове, как много интересных материалов о нем собрал лично ты. Поэтому иметь эту газету тебе было бы полезно".

А вот письмо, написанное Софьей Оскаровной в ноябре 2010 года с ее воспоминаниями о Расуле Гамзатове и семье Гамзатовых:

"Да, это был замечательный человек (о его поэтическом даре столько сказано, что повторяться не следует). Но о его человеческих качествах можно говорить и вспоминать много и долго. Я приведу лишь один факт, касающийся лично меня. В 1972 году в Ленинграде умерла моя сестра. Я вернулась в Махачкалу после похорон измученная душевно этой неожиданной потерей. А через пару дней после моего приезда мне привезли новую книгу стихов Расула с очень трогательным автографом (книгу эту я привезла сюда, в Германию). А что касается нападок на него, связанных с его постом председателя Союза писателей Дагестана, то и об этом знаю – увы! не понаслышке (из этических соображений пропускаю одно предложение – Г. Г.). Мне об этом рассказывала мать Джеммы – Зумрут Запировна (Джема – дочь Магомеда Саидовича Юсупова, брата Патимат, жены Р. Гамзатова)".

Я не стану приводить письмо полностью, хотя в нем и есть важная информация и о Расуле, и о его всепрощающей доброте. Время не настало публиковать письмо полностью…

Но далее в письме есть еще вот что: "Много сделал Расул, чтобы помочь профессору Махачеву, оболганному клеветником 3. (я думаю, ты знаешь эту историю), даже отдал свою дочь Патимат за сына Махачева, Османа. Я была на этой свадьбе и должна сказать, что многие, кого я знала, в трудное время отвернувшиеся от Махачева (мне рассказывала Ольга Владимировна Клоцман, член райкома партии, где разбиралось "дело" Махачева), на свадьбе выказывали ему уважение и расточали хвалу. Конечно, после этой свадьбы все переменилось: профессора восстановили в заведовании кафедрой в Дагмединституте, вернули все почести, и прекратилась бессмысленная травля человека за то, что он, будучи ребенком, высланным в 30-е годы с "кулаками"-родителями, скрыл от партии этот факт… Вспоминая сейчас эти страшные времена, я понимаю, как много доброго сделал людям Расул, не боясь критики "сверху". Воистину, великий был человек".

Я не стал приводить фамилию человека, который послал "сигнал" в обком КПСС о М. Махачеве, все-таки у него есть дети, надо уважать их память. Но это, видимо, был один из тех "слишком идейных" товарищей, о которых Расул написал в "Моем Дагестане", что и было исключено цензурой в русском переводе, но сохранилось, к счастью, в переводе повести на лакском языке.

И еще одно письмо Софьи Оскаровны, 2005 года: "Что же касается моих воспоминаний о Расуле Гамзатове, то я с ним не очень часто общалась, больше времени я проводила с его женой Патимат, так что, к сожалению, кроме своей статьи-некролога по случаю его смерти, опубликованной в местной газете для русскоговорящих читателей, мне к твоему сборнику добавить нечего. Те немногие встречи с ним у нас в школе и у него дома не оставили ярких воспоминаний".

Воспоминания о последних встречах

Повторяюсь, слишком часто мои беседы с Расулом Гамзатовичем проходили на больничном фоне, чаще всего в Диагностическом центре на Воробьевых горах. Но было и одно исключение: 3 января 2003, в год 80-летия поэта, я со своей женой Зумруд был в гостях у него, на ул. Абубакарова. В канун нового, 2003 года – года Козла – по центральному телевидению был показан репортаж из Дагестана. Диктор, комментируя красивые горные пейзажи с отарами овец, сказал, что Дагестан – это республика, где баранов больше, чем людей. Мы вместе посмеялись над этим достижением.

Потом разговор приобрел серьезный характер. Я сказал Расулу Гамзатовичу, что можно было бы создать общественный комитет по его выдвижению на Нобелевскую Премию. Изложил свои аргументы: Гамзатов в последние годы своего творчества разработал совершенно новую для мировой поэзии тему, он показал глубины духовного мира человека, которому много лет, который устал, потерял любимую жену, многих друзей, но не готов, тем не менее, покинуть мир.

Уходит, уходит, кончается
Израненный войнами век.
Но лодочка жизни качается
Еще в ледяной синеве.

Меня всегда восхищала способность Гамзатова одухотворять то, что изначально невозможно представить одухотворенным. "Израненный войнами век!" Какая замечательная метафора и сравнение!

Что же молчишь ты, заброшенный дом,
Или меня узнаешь ты с трудом?
Дом, возведенный руками отца,
Что своего не встречаешь птенца?

Камни сказали: "Пойми наконец,
Что нам за радость, неумный птенец,
Если под крышу родного гнезда
Гостем ты на день влетишь иногда?

Или:

Ночь нудна, как длинная повесть.
Ночь темна, как нечистая совесть.
Как надоедливый гость эта ночь -
Медлит и не уходит прочь.

Размышления поэта о смерти – это совершенно новая страница в мировой литературе. О смерти писали и Пушкин, и Лермонтов, но то были элегические стихотворения совсем молодых людей, перед которыми была перспектива долгой жизни. Последние стихи Расула тоже элегичны, печальны, задумчивы и даже глубоко скорбны. В них мысли человека, думающего о перспективе смерти.

Со мною смерть поссориться не жаждет.
Она давно уж, перейдя на "ты",
Плыла за мной по морю не однажды,
Гналась в горах, чтоб сбросить с высоты.

Расул говорил о своем 80-летии: "Мне исполняется восемьдесят лет: я не знаю, хорошо это или плохо!".

Очень характерной манерой Расула Гамзатовича было то, что самые серьезные темы он подсвечивал шуткой. У меня всегда перед глазами это лицо уже старого человека, но – о чудо! – как только оно расплывалось в улыбке, видны были только молодые, полные жизни глаза! Самое позитивное воспоминание – это хохочущий Расул.

По совету моей жены, я повесил в своем служебном кабинете в Конституционном Суде России, в величественном дворце, где раньше находился Правительствующий Сенат, высший орган власти императорской России – в кабинете, где, кстати, заседал в качестве сенатора знаменитый Анатолий Федорович Кони, большую фотографию. На ней Расул в черной папахе, с ярким модным галстуком, вместе со своей Патимат под белой буркой укрывается от дождя. Все заходящие в кабинет обращают внимание именно на эту фотографию, и я заметил удивительное явление: у всех всегда поднимается настроение! Образ хохочущего Расула передает людям положительные эмоции!

В ходе той беседы о Нобелевской Премии я говорил, что Нобелевский Комитет еще не награждал поэтов и писателей, которые находятся в своем творчестве на стыке христианской и мусульманской цивилизаций. (А ведь эта идея материализовалась: в 2006 году Нобелевская Премия была вручена турецкому писателю Орхану Памуку, который по матери, кстати, является кавказцем, черкесом).

Расул Гамзатович отнесся к моей идее вполне серьезно. Он сказал, что должны быть рекомендации одного или двух живущих лауреатов Нобелевской Премии. Но, как оказалось, мечтой поэта было получение к своему 80-летнему юбилею другой, национальной премии. Он мне рассказал о Пушкинской премии. А я подумал о том, что в XX веке у Дагестана появился свой Пушкин. Но это был не один человек, а два: отец и сын. Гамзат Цадаса и Расул Гамзатов – они вместе сделали то, что сделал Пушкин в русской литературе. И это величайшее счастье для человека, когда об отце говорят – это отец Расула Гамзатова, а о сыне – это сын Гамзата Цадаса!

Пожалуй, самое лучшее пожелание каждому дагестанцу – чтобы о нем говорили так же!

Пушкинская премия учреждена Петербургской академией наук в 1881 году и являлась самой значительной. Вручалась "за напечатанные на русском языке оригинальные произведения изящной словесности в прозе и поэзии". С 1881 по 1919 годы присуждалась 23 раза. Получали ее А. Н. Майков, Я. П. Полонский, А. А. Фет, С. Я. Надсон, И. А. Бунин, А. П. Чехов, А. И. Куприн, В. В. Вересаев, К. М. Станюкович…

Рецензентами книг соискателей были самые выдающиеся знатоки: историки, поэты, критики. Кандидаты утверждались на заседании АН под предводительством великого князя К. К. Романова ("К. Р."). Он же лично отбирал лауреатов. Материалы заседания публиковались отдельной солидной книгой. К примеру, "Сборник отделения русского языка и словесности императорской Академии наук…", посвященный 15-му присуждению премии им. Пушкина за 1903 год, насчитывал 200 страниц плотного набора. Заседания проводились 19 октября в день первого выпуска Царскосельского лицея.

Об этой мечте Гамзатова знал Председатель Госсовета Республики Дагестан наш многоуважаемый Магомед-Али Магомедович Магомедов. Он предпринимал большие усилия для того, чтобы осуществить желание поэта.

Но по каким-то причинам, мне не известным, в 2003 году Пушкинская премия была присуждена посмертно Олегу Чухонцеву.

Как мне известно, документы на присуждение премии Гамзатову направлялись в Комитет по Государственным Премиям, на Старую площадь, в Администрацию Президента РФ.

Но в связи с тем, что Пушкинскую премию присудили Чухонцеву, Магомед-Али Магомедович обратился к В. В. Путину, Президенту России, с просьбой отметить знаменательный для Дагестана юбилей. Путин отреагировал мгновенно, поручив готовить документы о присуждении Расулу самой высокой награды в России – Ордена Святого апостола Андрея Первозванного.

Тут надо вспомнить и про такую немаловажную деталь: в 2002 году при огромной поддержке Валентины Ивановны Матвиенко, в то время заместителя Председателя Правительства России, эта же высочайшая награда была вручена Фазу Гамзатовне Алиевой. Говорят, что в связи с 70-летием Фазу Расул послал ей телеграмму: "Любимому врагу в день семидесятилетия".

О взаимоотношениях Расула Гамзатова и Владимира Владимировича Путина.

В день смерти поэта, 3 ноября 2003 года, разговариваю по телефону с Сергеем Евгеньевичем Донцовым, заместителем Председателя Пенсионного Фонда России. Выразив мне соболезнования, он вспомнил о совещании, которое проводил Путин в декабре 1999 года, будучи еще Председателем Правительства России. На визирование к нему, как выразился Донцов, "подсунули жабу" – проект Указа Президента РФ об освобождении нефтяной компании "Юкос" от уплаты пени за невнесение средств в Пенсионный Фонд. (Речь шла о сумме в 300 млн рублей). В ходе совещания Путин вспомнил о своей недавней встрече в Дагестане с Расулом Гамзатовым:

– Я вот недавно встречался с Расулом Гамзатовым. Жалко, у него болезнь Паркинсона, руки ходуном ходят. Но вот что он мне сказал: "Почему за то, за что раньше голову власть откручивала, сейчас даже уши не крутят?".

Замечу, что этим Путин показал свое глубокое понимание того, как рождаются такие государственные решения в виде проектов Указов…

Назад Дальше