"Я сказал им только, – вспоминал Людников, – что 138-я дивизия без передышки отражала атаки врага и из-за этого мы даже не заметили, как осень сменилась зимой". Чуйков расхохотался: "До чего легко они выкрутились". Юмор тоже помогал выжить в тех невероятно трудных условиях.
Корр.: – В упомянутом очерке Гроссмана есть такие слова: "Героизм стал бытом, героизм стал стилем дивизии и её людей, героизм сделался будничной, каждодневной привычкой". Эти слова относятся не только к дивизии Гуртьева, но в равной степени и к дивизиям Людникова, Родимцева, Батюка. Они относятся ко всем защитникам Сталинграда.
Д.Т. Язов: – 11 ноября немцы предприняли последнее крупное наступление. По словам Чуйкова, борьба шла "за каждый метр земли, за каждый сталинградский кирпич и камень". Надо отметить, что к этому моменту армия Чуйкова, окопавшись, удерживала узкую полоску земли размером в 25 километров вдоль западного берега Волги. В ширину позиции защитников Сталинграда в некоторых местах составляли всего несколько сот метров. Но пока они удерживали этот клочок советской земли, немцы не могли заявить о своей победе.
Вот как описывает бой в Сталинграде командир немецкого батальона некий майор Вельц: "Первые наши группы уже приближаются к переднему краю русских. Еще каких-нибудь двадцать метров и они уже займут передовые русские позиции. И вдруг они залегают под ураганным огнём. Слева короткими очередями бьют пулемёты.
В воронках и на огневых точках появляется русская пехота, которую мы уже считали уничтоженной… Глазам своим не верим. Как, неужели после этого налёта пикирующих бомбардировщиков, которые не пощадили ни единого квадратного метра земли и перепахали всё впереди, там всё еще жива оборона… Заколдованное место! Как не пытайся взять его, натыкаешься на гранит". Ему вторит другой гитлеровский вояка: "Вы не можете себе представить, – пишет он домой, – как отчаянно русские защищают свой город. Они бьются за него словно цепные псы".
А вот свидетельство того же рода немецкого лётчика: "Я не могу понять, как люди выживают в этом аду. Русские прочно засели в руинах, норах, подвалах, в хаосе металлических конструкций, которые когда-то были заводами".
Корр.: – Люди в Сталинграде не просто выживали. Они отчаянно противостояли сильному и злобному врагу. В какой-то момент распространился слух, что в городе видели Сталина. Наверное, в какой-нибудь особенно тяжкий час сталинградцам потребовалась и такая немного наивная поддержка. Так бывало в старину: во время крупных сражений появлялись святые, которые поддерживали воинов, сражающихся за благое дело.
Д.Т. Язов: – В те дни родилась и "клятва защитников города". Они обращались к Верховному Главнокомандующему: "Посылая это письмо из окопов, мы клянёмся Вам, дорогой Иосиф Виссарионович, что до последней капли крови, до последнего дыхания, до последнего удара сердца будем отстаивать Сталинград". И они сдержали свою клятву.
Участник уличных боёв в Сталинграде Ганс Дёрр вспоминал: "За каждый дом, цех, водонапорную башню, железнодорожную насыпь, стену, подвал и, наконец, за каждую кучу развалин велась ожесточённая борьба, которая не имела себе равных даже в период Первой мировой войны с её гигантским расходом боеприпасов. Расстояние между нашими войсками и противником было предельно малым. Несмотря на массированные действия авиации и артиллерии, выйти из рамок ближнего боя было невозможно. Русские превосходили немцев в отношении использования местности и маскировки и были опытнее в баррикадных боях и боях за отдельные дома; они заняли прочную оборону".
"Бой в городе, – говорил Василий Иванович Чуйков, – это особый бой. Тут решает вопрос не сила, а умение, сноровка, изворотливость и внезапность…
В своих контрударах мы отказались от наступления частями и даже большими подразделениями. К концу сентября во всех полках появилась штурмовая группа – малая по численности, сильная ударом, неотразимая в действии и изворотливая, как змея. Фашисты редко выдерживали удар огня, тола, гранат, подкреплённый штыком и ножом. Борьба шла за здания, а в зданиях – за подвал, за комнату, за каждый изгиб коридора".
Корр.: – Дмитрий Тимофеевич, расскажите об операции "Уран". Как родилась идея крупного контрнаступления?
Д.Т. Язов: – В Сталинграде продолжались бои. Об их напряжении свидетельствует вот это указание Верховного Главнокомандующего, адресованное представителям Ставки и командующему Сталинградским фронтом: "У вас имеется достаточно сил, чтобы уничтожить прорвавшегося противника. Соберите авиацию обоих фронтов… Мобилизуйте бронепоезда и пустите их по круговой железной дороге… Деритесь с противником не только днём, но и ночью… Самое главное – не поддаваться панике, не бояться нахального врага и сохранить уверенность в нашем успехе". Но все попытки изменить ситуацию не увенчались успехом. Тут, как пишет Василевский в своих воспоминаниях, напрашивалось решение организовать и провести контрнаступление. Идея, можно сказать, витала в воздухе. А как она рождалась и обретала конкретные очертания, подробно описал Г.К. Жуков. Он вместе с Василевским был в этот день у Сталина. Разговор шёл о том, как помочь Сталинградскому фронту. "Верховный, – пишет Жуков, – достал свою карту с расположением резервов Ставки, долго и пристально её рассматривал. Мы с Александром Михайловичем отошли подальше от стола в сторону и очень тихо говорили о том, что, видимо, надо искать какое-то иное решение.
– А какое "иное" решение? – вдруг, подняв голову, спросил И.В. Сталин.
Я никогда не думал, что у И.В. Сталина такой острый слух. Мы подошли к столу.
– Вот что, – продолжал он, – поезжайте в Генштаб и подумайте хорошенько, что надо предпринять в районе Сталинграда. Откуда и какие войска можно перебросить для усиления сталинградской группировки. Завтра в 9 часов вечера снова соберёмся здесь".
Вечером они пришли к нему с намётками плана контрнаступления в районе Сталинграда. Позже эта операция получила название "Уран". Её подготовка проводилась в атмосфере повышенной секретности. Сталин сразу предупредил своих собеседников: никому ничего не сообщать. Кому надо, он скажет сам. Категорически запрещались переписка и телефонные разговоры, связанные с подготовкой операции. Распоряжения отдавались в устной форме и только непосредственным руководителям. Перегруппировка войск происходила только ночью.
19 ноября в 7.30 утра залпы тысяч орудий возвестили о начавшемся контрнаступлении. После мощной артиллерийской подготовки войска перешли в наступление. Обстановку осложняла погода. Сплошной снегопад не позволил вылететь самолётам. Тем не менее, войска вновь созданного Юго-Западного фронта под командованием генерал-лейтенанта Ватутина уже к концу первого дня разгромили два румынских корпуса. У Донского фронта продвижение застопорилось. На что последовала немедленная реакция Сталина. Командующему фронтом К.К. Рокоссовскому была отправлена телеграмма следующего содержания: "…3-я мотодивизия и 16-я армия немцев целиком или частично сняты с Вашего фронта и теперь они дерутся против 21-й армии. Это обстоятельство создаёт благоприятную обстановку для того, чтобы все армии Вашего фронта перешли к активным действиям. Галанин действует вяло, дайте ему указание, чтобы не позже 24 ноября Вертячий был взят.
Дайте также указание Жадову, чтобы он перешёл к активным действиям и приковал к себе силы противника.
Подтолкните, как следует, Батова, который при нынешней обстановке мог бы действовать более напористо".
Корр.: – Не понимаю, как, имея, можно сказать, на руках, документы, подобные этому, твердить: Сталин воевал по глобусу, в военные операции не вникал и вообще войну выиграли без него.
Д.Т. Язов: – Пусть себе тешатся своими нелепыми фантазиями, а у нас речь о долгожданном наступлении.
В телефонном разговоре с Паулюсом, командир 1-го танкового корпуса генерал Штрекер так описывает начало контрнаступления: "Здесь сущий ад. Невообразимый ураганный огонь обрушился на наши позиции. Земля буквально перепахана. У нас значительные потери… Советская артиллерия в течение многих часов обрушивала тысячи тонн стали на позиции 3-й румынской армии. Затем две ударные армии русских прорвались с плацдарма у Клетской и Серафимовича…".
Ещё одно свидетельство: "Страшная картина! Подхлёстываемые страхом перед советскими танками, мчались на запад грузовики, легковые и штабные машины, мотоциклы, всадники и гужевой транспорт: они наезжали друг на друга, застревали, опрокидывались, загромождали дорогу. Между ними пробирались, протискивались пешеходы. Тот, кто спотыкался и падал наземь, уже не мог встать на ноги. Его затаптывали, переезжали, давили".
23 ноября наступавшие навстречу друг другу войска Сталинградского и Юго-Западного фронтов встретились. Кольцо вокруг армии Паулюса замкнулось. В окружении оказалось 330 тысяч человек.
Корр.: – В трудные для страны дни Иосиф Виссарионович пообещал: "Будет и на нашей улице праздник". Теперь этот праздник стремительно приближался…
Д.Т. Язов: – Не так стремительно, как хотелось бы. Возникли некоторые осложнения. Во-первых, фронтовая разведка ошиблась в расчётах. По представленным ею данным, в котле должно было находиться около 90 тысяч человек. А их оказалось больше 300 тысяч. Для уничтожения такой большой группировки требовались дополнительные силы. Кроме того, немецкое командование готовилось деблокировать окруженные войска ударом извне. Для этого создавалась новая группа армий "Дон" под командованием фельдмаршала фон Манштейна. План получил кодовое название "Зимняя гроза" и предполагал встречный удар со стороны окружённых войск. Но Гитлер приказал Паулюсу держаться изо всех сил и на прорыв он не решился.
Попытка Манштейна спасти окружённую армию тоже провалилась. Настало время приступать к операции "Кольцо". 4 января 1943 года Верховный Главнокомандующий утвердил план её проведения. Перед этим представитель Ставки Воронов и командующий Донским фронтом К.К. Рокоссовский предложили немцам прекратить сопротивление… "Ваше положение безнадёжное, и дальнейшее сопротивление не имеет смысла". Ультиматум был отклонён и войска Донского фронта перешли в наступление. Чтобы избежать лишнего кровопролития, немцам было сделано ещё одно предложение сдаться. И снова отказ. А между тем, положение окружённых становилось поистине катастрофическим. Юрий Емельянов в своей книге "Десять сталинских ударов" приводит текст письма немецкого солдата домой: "Вчера получили водку. В это время мы как раз резали собаку, и водка явилась очень кстати. Я в общей сложности зарезал уже четыре собаки, а товарищи никак не могут наесться досыта". Паулюс вспоминал, что перед капитуляцией генералы окружённой армии получали по 150 граммов хлеба в день. Солдатская норма была в три раза меньше.
Паулюс обратился к Гитлеру: "Войска без боеприпасов и продуктов… Катастрофа неизбежна. Чтобы спасти ещё оставшихся в живых, армия просит немедленного разрешения капитулировать". Гитлер ответил: "Сдаваться в плен запрещаю. 6-я армия будет удерживать свои позиции до последнего человека и последнего патрона". И в качестве утешения присвоил Паулюсу звание фельдмаршала. В этот же день новоиспечённый фельдмаршал был взят в плен.
Корр.: – В своей книге о Сталинграде Михаил Барятинский приводит отрывок из воспоминаний немецкого полковника Вильгельма Адама. Действие происходит во дворе универмага, служившего последним пристанищем командующему 6-й немецкой армией.
"Большой въезд в подвал был закрыт и охранялся часовым Красной Армии. Дежурный офицер разрешил мне с водителем пройти во двор, где стояли автомашины.
Поражённый, я остановился. Советские и немецкие солдаты, ещё несколько часов назад стрелявшие друг в друга, во дворе мирно стояли рядом… Но как потрясающе разнился их внешний облик!
Немецкие солдаты – ободранные, в тонких шинелях поверх обветшалой форменной одежды, худые, как скелеты, истощённые до полусмерти фигуры с запавшими, небритыми лицами. Солдаты Красной Армии – сытые, полные сил, в прекрасном зимнем обмундировании. Внешний облик солдат Красной Армии казался мне символичным – это был облик победителя. Глубоко взволнован был я и другим обстоятельством. Наших солдат не били и тем более не расстреливали. Советские солдаты среди развалин своего разрушенного немцами города вытаскивали из карманов и предлагали немецким солдатам, этим полутрупам, свой кусок хлеба, папиросы и махорку. Ровно в 9 часов прибыл начальник штаба советской 64-й армии, чтобы забрать командующего разбитой немецкой 6-й армии и его штаб".
Д.Т. Язов: – А вскоре Рокоссовский докладывал Сталину: "Выполняя Ваш приказ, войска Донского фронта в 16 часов 2 февраля 1943 года закончили разгром и уничтожение окружённой Сталинградской группировки противника… В связи с полной ликвидацией окруженных войск противника боевые действия в городе и в районе Сталинграда прекратились".
В тот же день Верховный Главнокомандующий объявил благодарность бойцам, командирам и политработникам Донского фронта "За отличные боевые действия". Константина Константиновича Рокоссовского и представителя Ставки Николая Николаевича Воронова Сталин поздравил с победой лично, приняв их в Москве. "Чувствовалось, что он доволен ходом событий, – вспоминал позже об этой встрече Рокоссовский. – Беседовали долго. Сталин высказал некоторые соображения о будущем развитии боевых действий. Напутствуемые пожеланиями новых успехов, мы покинули его кабинет. Не могу умолчать о том, что Сталин в нужные моменты умел обворожить собеседника теплотой и вниманием и заставить надолго запомнить каждую встречу с ним".
Корр.: – Мне хочется привести слова пленённого фельдмаршала. Стоя на развалинах непобежденного города, он признал: "Да, всё это войдет в военную историю как блестящий пример оперативного искусства противника".
Д.Т. Язов: – 4 февраля 1943 года газета "Нью-Йорк Таймc" писала: "Сталинград стал местом самой трудной и решительной битвы в этой войне. Развернувшееся там отчаянное сражение возможно станет одной из самых значительных битв за долгую историю войн… По своей напряжённости, разрушительной силе и трагизму Сталинградской битве нет равных".
А Джеффри Робертc в своей книге о Сталине констатировал: "Под Сталинградом советские войска перехватили стратегическую инициативу и с тех пор больше не упускали её. После Сталинградской битвы вопрос был уже не в том, могут ли немцы проиграть войну; вопрос был в том, как и когда это произойдёт. Если не считать последнюю попытку отыграться под Курском летом 1943 года, с этих пор войска вермахта отступали до самого Берлина".
После победы под Сталинградом американский президент вручил героическому городу грамоту. Вот её текст:
"От имени народа Соединённых Штатов Америки я вручаю эту грамоту городу Сталинграду, чтобы отметить наше восхищение его доблестными защитниками, храбрость, сила духа и самоотверженность которых… будут вечно вдохновлять сердца всех свободных людей. Их славная победа остановила волну нашествия и стала поворотным пунктом войны Союзных наций против сил агрессии". Тогда же, по горячим, как говорится, следам Рузвельт направил Сталину пространное письмо.
"В качестве Главнокомандующего вооружёнными силами Соединённых Штатов Америки, – писал он, – я поздравляю Вас с блестящей победой Ваших войск у Сталинграда, одержанной под Вашим верховным командованием. Сто шестьдесят два дня эпической борьбы за город, борьбы, которая навсегда прославила Ваше имя, а также решающий результат, который все американцы празднуют сегодня, будут одной из самых прекрасных глав в этой войне народов, объединившихся против нацизма и его подражателей. Командиры и бойцы Ваших войск на фронте, мужчины и женщины, которые поддерживали их, работая на заводах и полях, объединились не только для того, чтобы покрыть славой оружие своей страны, но и для того, чтобы своим примером вызвать среди всех Объединённых Наций новую решимость, приложить всю энергию к тому, чтобы добиться окончательного поражения и безоговорочной капитуляции общего врага".