Выпускной вечер
Музыкальную школу я закончила рано - одновременно с шестым классом общеобразовательной школы. Два года занималась еще специальностью и сольфеджио. Потом надо было бы поступать в музыкальное училище. Но мне так хотелось закончить десять классов! Я уже тогда думала о том, каким же будет мой выпускной вечер. Не останься я в школе, моя жизнь пошла бы совсем по другому пути.
К десятому классу я уже более или менее твердо осознавала, что музыка будет моей профессией, хоть и боялась себе в этом признаться.
Передо мной фотографии с последнего звонка. Я стою, вся заплаканная. Чувствовала: закончился значительный период моей жизни. Одно радовало тогда - впереди выпускной вечер.
Выпускной считаю одним из самых счастливых дней своей жизни. Директор школы Татьяна Николаевна до сих пор считает, что наш вечер пока никому превзойти не удалось.
Что мы придумали? Я в каких-то бабулиных загашниках откопала то, что сейчас назвали бы тестом на проверку знания орфографии. Одна из фраз была такая: "На террасе гостиницы мачеха Аполлинария Никитична исподтишка потчевала коллежского асессора Фадея снетками, винегретом и большевистским чаем". Тут не слишком грамотный человек может сделать ошибку в любом слове.
Мы это предложение преподнесли нашим учителям в виде диктанта. Это была первая часть нашей программы. Помню, учительница русского языка и литературы сделала одну ошибку в имени "Аполлинария". И только Татьяна Ивановна Ямбикова, учитель истории, не сделала ни одной ошибки. Не зря я рвалась на исторический!
Мы оценили задание тактично. Всем поставили пятерки, а Татьяне Ивановне - пять с плюсом.
Второй частью нашего, как сейчас говорят, "шоу" был капустник собственного сочинения. Мы придумали связную историю, героями которой были наши учителя. Главным персонажем была наша классная руководительница - учитель химии Людмила Константиновна, очень властная, строгая дама, странная внешность которой почему-то ни у кого улыбок не вызывала. Все ее существо источало уверенность и безоговорочную правоту. Но она была не только сильным педагогом, но и настоящим кладезем забавных, хлестких поговорок, которые мы с подружкой Катей с энтузиазмом записывали. Например: "Како червонно дышло - куда шло, туда вышло" или "С пылу, с жару - пятачок за пару". Моя мама до сих пор хранит тетрадку с перлами изящной словесности от Людмилы Константиновны.
Мы из этих поговорок составили целый рассказ. Учителя просто падали от смеха.
А потом мы танцевали. Мне кажется, так я не плясала больше никогда в жизни. Это были танцы до упаду в самом прямом смысле слова. Сначала играл наш ансамбль. А к концу вечера включили магнитофон.
Потом мы пошли гулять. Начался дождь. По улицам текли настоящие реки…
Мы вернулись в помещение. Из-за влаги где-то случилось замыкание. Свет погас. Мы тогда зажгли свечи и опять танцевали. Я что-то пела… Потом свет включился…
На моем выпускном не было пьяных, никто не курил по углам. Не было того кошмара, который сейчас иногда бывает на таких мероприятиях.
Как были одеты девочки на выпускном вечере образца 1985 года? Мама мне купила бледно-розовое шелковое платье. Мы с ней специально ездили за ним в Москву. Очень нежное, девичье, немножко в стиле тридцатых годов - с заниженной талией. Там были три оборочки пастельных тонов: розоватая, бежевая и желтоватая. Мне не нравится, когда девочки на выпускном выглядят как маленькие тетеньки: в дорогущих вечерних нарядах, с драгоценностями.
Первые сережки родители подарили мне по случаю окончания школы. А после того как проколола уши, я первое время носила подружкины серьги… Даже маникюр мне делать не позволяли! С длинными ногтями невозможно играть на фортепиано!..
Думаю, мое везение, о котором сейчас многие мне говорят, состоит в том, что в жизни я встречала людей, у которых было чему поучиться. Предполагаю, многим такие люди встречаются. Но я всегда старалась научиться как можно большему, не упустить знаний, ловить момент.
Мне некогда было заниматься спортом. Родители как-то меня к этому не приучали. Гимнастикой увлекалась, но отжаться от пола не могла ни разу. А лазание по канату было для меня так же невозможно, как полет на Марс. В восьмом классе меня предупредили: если у тебя не будет пятерки по физкультуре, не видать тебе золотой медали.
Я чуть не заплакала: как же так? Я такая гибкая, на шпагат садиться умею. Зачем мне эти нормы ГТО?!
Мне посоветовали: ходи активно во все спортивные секции - благо их тогда было в избытке. Я записалась на волейбол и лыжи. До лыж, слава богу, дело не дошло. А в волейбол я играла. Даже в соревнованиях участвовала.
На канат я влезать, правда, так и не научилась.
Спасла меня аэробика. Тогда это было новшество. В девятом классе я, вместо обычных школьных зарядок, на которые выгоняли всех учеников, ввела аэробические разминки. Заимствовала упражнения из телевизионных занятий аэробикой. Старалась запомнить те, что были пооригинальней… За мной их повторяла вся школа.
В общем, и волки сыты, и овцы целы. Я доказала, что хоть я и не лыжница-разрядница, но определенно спортсменка-комсомолка.
* * *
Я верю в судьбу.
Бывают люди, которые хотят состояться в какой-либо профессии, не обязательно творческой. Потом они понимают, что делают не свое дело. Как говорит Жванецкий, попали не на свой стул. Те, у кого хватает сил признаться себе в этом, меняют специальность. И часто им удается состояться в новой профессии.
Я убежала от Шуйского, моего продюсера. Решила отказаться от музыки. Разочаровалась в шоу-бизнесе, в людях, которые в нем работают. Была готова стать никем. В тот момент я была готова отказаться от всего ради свободы и спокойствия.
Но музыка вернулась ко мне. Вернее, как ни напыщенно это звучит, она вернула меня к себе. Она не отпустила меня. Я встретила других людей. Увидела другое лицо шоу-бизнеса. Мы с Йосей это называем "шоу-бизнес с человеческим лицом".
Я стала другой. Стала нравиться себе. Стала говорить о том, как мне видится тот или иной номер. И поняла, что люди вокруг готовы ко мне прислушаться.
Иногда просыпаюсь и боюсь открыть глаза. Вдруг это все сон? Вдруг мое счастье растает как дым? Вдруг мы с Аней, Тёмой и Сеней опять окажемся один на один с враждебным миром? Вдруг опять будет неоткуда ждать помощи? Вдруг мне опять никто не будет верить?
Я должна сделать все для того, чтобы ужас не повторился. Ни в моей жизни, ни в жизни кого-то другого. И поэтому я пишу эту книгу.
Йося и дети тоже считают, что я должна обо всем рассказать. Они думают, что всем нам после этого станет легче.
ЧАСТЬ II
Лёнька
Встреча за дверью класса
Meaculpa. Моя вина. Считается, что грехи не проходят бесследно.
Чем я заслужила все, что сделал со мной Шуйский? На этот вопрос отвечаю себе однозначно: за Лёню. За то, что обидела хорошего человека.
Как-то, в один из самых черных дней, я позвонила Лёне и попросила у него прощения за ту боль, которую я ему причинила. Я не посмела ничего рассказать ему о своей жизни. Я не просила о помощи. У меня и мысли не было о возвращении к нему. Просто извинилась. И все.
Только начав жизнь с Шуйским, я стала по-настоящему ценить то отношение к себе, которое я привыкла видеть от Лёни и моих родителей.
Мы вернулись в Аткарск после конкурса в Саратове (того самого, для выступления на котором я добилась для себя концертного платья), и жизнь потекла обычным чередом. Я училась в десятом классе. Надо было готовиться к выпускным экзаменам. Впереди было все еще несколько туманное профессиональное будущее…
Это случилось в апреле 1985 года. Шел урок истории. Вдруг в класс засовывается кудрявая голова. Слышится вопрос:
- Перфилову можно?
Учительница говорит:
- Перфилова, выйди на минутку.
За дверью меня ждал кудрявый темноволосый молодой человек: неординарная внешность, очки в стильной оправе, а одет - умереть не встать! Джинсы, пиджак, кожаная сумка - это так было стильно по тем временам, так необычно. И вообще, совершенно взрослый мужчина. (Ему тогда было двадцать пять лет.) Он мне заявляет:
- Я руководитель музыкального коллектива. И нам нужна солистка. Я специально к вам приехал из Саратова. - Сразу же стал извиняться: - Вы не волнуйтесь, пожалуйста, вас с уроков отпускают. Я с директором школы об этом уже договорился.
Звали молодого человека Леонид Ярошевский. Мы с ним пошли в какой-то пустой класс. Разговаривали долго-долго. Оказалось, коллектив под руководством Ярошевского готовится к фестивалю молодежи и студентов, который пройдет в Москве. Леонид свой выбор остановил на мне после того, как услышал меня на конкурсе художественной самодеятельности в Саратове. Эх, не зря организовала себе сценический наряд!
Леонид предложил мне:
- Вы не хотели бы поучаствовать вместе с нами в фестивале?
Он еще спрашивает! Как можно было не хотеть участвовать в качестве солистки ансамбля в Московском фестивале!
Он продолжает:
- Нам надо попробовать поработать вместе. Сейчас мы записываем песню для фестиваля. Студия находится в Саратове. Вы не могли бы в субботу-воскресенье туда подъехать?
- Конечно я приеду. Никаких проблем.
Потом мы пошли ко мне домой. Я подогрела обед. Мы сели за стол, поели. Позже к нам присоединилась мама. Пили чай уже втроем. Разговаривали.
Лёня сел за рояль. Я стала что-то петь - он мне аккомпанировал.
В выходные я приехала в Саратов. Мы с Лёней сразу стали работать в студии. Это был настоящий восторг! Я классно почувствовала себя в совершенно новой реальности. Я как будто сразу, со сцены аткарского Дома культуры, совершила скачок в профессиональный мир. Мы записали несколько песен.
Лёня вдруг меня спрашивает:
- Ты куда поступать собираешься?
- В МГУ, на истфак.
- А знаешь, что как раз сейчас в Гнесинке открывают эстрадное отделение?
Я понятия ни о чем таком не имела.
Он - мне:
- Ты же всю жизнь о карьере эстрадной певицы мечтала. Зачем тебе историю изучать? Туда, в Гнесинский институт, даже Ирина Отиева пошла учиться! Она, понятное дело, музыкант состоявшийся. Ей диплом, наверное, нужен… Там сам Кобзон преподает!
Было бы здорово учиться в Гнесинке. Но как я туда поступлю? У меня в июне будет аттестат зрелости. А там, наверное, диплом об окончании музыкального училища требуют. Туда, наверное, экзамены сдают по предметам, которых в музыкальной школе и не преподают.
Лёня меня успокаивает.
- Ничего, позанимаешься как следует с педагогами из музучилища…
Я сразу поверила Лёне, что у меня получится.
Экзамены за курс средней школы были успешно сданы. Теперь все свое время я посвящала подготовке к поступлению в Гнесинский институт (ныне - Академия имени Гнесиных).
Горячее лето 85-го. Жила я тогда в Саратове у нашей очень близкой родственницы Аллочки Смурыгиной. Квартира ее находилась в доме на набережной Волги.
И вот я, добровольно заточив себя дома и занимаясь с утра до вечера, из окна с завистью наблюдала за стройными рядами пляжников, направлявшихся к местам отдыха.
Главная загвоздка состояла в том, что в музыкальной школе не преподают курс гармонии, экзамены по которому надо было сдавать при поступлении в Гнесинку. И я за один месяц пыталась освоить то, что в музыкальном училище изучают в течение четырех лет. Я занималась с репетиторами.
Я - студентка Гнесинки!
В Москву поступать в Гнесинку мы рванули втроем: Я, Лёня и Сережа Панферов. Лёня Ярошевский мечтал о классе фортепиано. По первому образованию он был дирижером-хоровиком; играл на саксофоне. Сережа был барабанщиком. Все мы работали в ансамбле, которым руководил Лёня. Забегая вперед, скажу, что поступила одна я. Так получилось.
Я подготовила целую экзаменационную программу - три композиции. Первая - песня композитора Натальи Масловой, красивая, очень эстрадная, но при этом патриотическая, в духе времени. Называлась "Это все - земля". Вторая - фольклорная. Мы ее репетировали с известным в Саратове фольклористом. А третья была джазовая из репертуара Эллы Фицджеральд.
Меня спрашивают:
- Что вы хотите петь в будущем?
А я, пионерка такая, заявляю:
- Джаз!
Все опешили от подобной наглости (они же не знали, что в Аткарске живет замечательный человек Володя Зотов, который столько со мной занимался) и стали меня расспрашивать, кто я, откуда и сколько мне лет.
Я вспоминаю, что на вокальное отделение принимают только с восемнадцати, и, перепугавшись, что могут не взять, еле-еле шепотом произношу:
- Мне семнадцать.
Слава богу, проскочило. На моем возрасте никто больше внимания не заострял.
Дело в том, что, ухом прижавшись к двери аудитории, где меня экзаменовали, стояла моя мама. Она слышит: петь я закончила давно. Идет о чем-то разговор. Мамочкины нервы не выдержали. Она думает: что это они так долго мучают бедного ребенка? Заглянула в класс и спрашивает:
- Скажите, пожалуйста, у моей дочки есть данные? А то, если нет, мы поедем поступать в другое место.
Эту историю любит пересказывать в собственной интерпретации Иосиф Давыдович Кобзон. Он утверждает, что мама спросила:
- Девочке только семнадцать лет можно ли вам ее доверить?
Мы с мамой уже сами почти поверили в то, что так оно и было.
После этого ко мне подошел Михаил Николаевич Саямов, тогда проректор Гнесинской академии (сейчас он ее возглавляет), и спросил о том, чего я боюсь больше всего:
- Вы музыкальное училище не заканчивали, значит, такой предмет, как гармония, не проходили. Как вы намерены ее сдавать?
Отвечаю честно:
- Я за месяц ее пробежала как могла.
- Ну, что делать… Если будет экзамен по гармонии, будете сдавать ее на общих основаниях, - отвечает.
И - о чудо! - программу в последний момент изменили, думаю, не без участия Михаила Николаевича. Гармонию сдавать не потребовалось. Этот предмет вычеркнули из списка экзаменов буквально в последний момент. Самое интересное, на следующий год его туда ввели.
Я поступила в Гнесинку. Моими педагогами в течение всех пяти лет учебы были Иосиф Давыдович Кобзон и Гелена Марцелиевна Великанова.
О веселых компаниях, развлечениях в годы студенчества мало что могу сказать. На эстрадном отделении Гнесинки была только одна форма обучения - заочная. Я приезжала в Москву дважды в год - на сессии.
"По долинам и по взгорьям" Саратовской области
Я вернулась домой. Вернее, не домой в Аткарск, а уже в Саратов. Надо было работать. Я стала артисткой Саратовской филармонии. Леонид Ярошевский возглавлял ансамбль "Импульс", в который он взял меня солисткой, как и обещал. Мы сделали программу. И вперед - по деревням и поселкам Саратовской области.
Я часто вспоминаю то время. Со стороны кажется - кошмар. Поездки по провинции с ансамблем самодеятельности. Копеечные гонорары. Ужасные бытовые условия. Деревянные сцены в каких-то развалюхах.
Сотни таких коллективов колесили по стране. (Кстати, многие сегодняшние известные артисты могут поделиться воспоминаниями об участии в аналогичных ансамблях.) Кого из участников этих ансамблей ждало звездное будущее?
Да, было тяжело. Но мы были полны надежд. Мы были молоды, веселы. Мы не горевали.
Горевала я позже. Одна. В собственном жилье. В столице. Будучи женой продюсера. Имея от него здоровых детей. Сознавая, что меня знает вся страна.
Как малозначительны оказываются внешние подробности нашей жизни. Насколько важнее то, что мы носим в душе, на сердце!.. Как часто за годы жизни с Шуйским я думала, что так может себя чувствовать соловей в золотой клетке!
В те годы ко мне пришла первая настоящая любовь.
Журналисты часто спрашивают меня о романах в моей жизни. Бытует мнение, что известная певица должна быть эдакой порочной хищницей, роковой, всей из себя такой прожженной львицей-сердцеедкой. Я никогда не строила свою жизнь по схеме "Я и мои мужчины" или "Мужчины в моей жизни". У меня много других приоритетов. Я никогда не нуждалась в большом количестве ухажеров. Это я поняла еще во времена "романа" с моим школьным поклонником Валерой, о котором я уже писала. Мужчина, которому я не могу дать то, чего он от меня хочет, очень скоро становится чем-то вроде помехи.
Я уже говорила, что Леониду Ярошевскому было двадцать пять. Абсолютно взрослый мужчина. К тому же женатый. Мне было семнадцать.
Сначала я жила у родственников, у маминого брата дяди Валеры Никитина. Но не могла же я их вечно теснить.
В филармонии мне сказали, что иногородним они предоставляют угол в гостинице с многообещающим названием "Европа".
И вот я в "Европе". Вместе с упоминанием о ней в мои ноздри бьет запах, который как будто прилетел из тех времен. Там пытались, притом безуспешно, вывести тараканов. По-моему, они лелеяли тайную надежду - вывести не вредных насекомых, а постояльцев. Дышать там было трудно. А новых гостей все равно гостеприимно встречали целые полчища тараканов. Я, домашний ребенок, привыкший к практически стерильной чистоте, плохо себе представляла, как они, эти самые экзотические животные тараканы, выглядят. Это был настоящий гигиенический шок.
Но мне повезло. Мне предоставили отдельную комнату. По тогдашним понятиям, практически люкс. Туалет, понятное дело, был один-единственный на весь коридор. Но я жила одна! И мне даже разрешили поставить в номере электроплитку! Я начала потихонечку обрастать хозяйством…