Организованность и порядок всегда наблюдались в сборочном цехе платформ-повозок и механическом цехе деталей и узлов платформ-повозок. Руководили ими Михаил Геронимович Вейнгольд и Александр Васильевич Кутвицкий. Биографии их в чем-то схожи. Оба закончили технические институты, оба до эвакуации на сибирское предприятие работали на Коломенском машиностроительном заводе им. В. В. Куйбышева. Дело, которое им было поручено в годы войны, не было для них новым. Может быть, по этой причине в последние, тяжелые месяцы сорок второго, несмотря на огромные трудности в подаче листоштамповочных деталей, литья и поковок, их цеха работали ритмично, по графику подавали для сборки платформы-повозки.
Когда в начале 1943 года создалась сложная обстановка в сборочном (ведущем на заводе) цехе зенитных сухопутных и морских пушек, мы решили укрепить руководство цеха, назначив начальником Вейнгольда. И не ошиблись. На протяжении всех военных лет мой рабочий день начинался и заканчивался в сборочном цехе, он у нас шел под десятым номером. Так что я лично видел, с каким старанием и заботой, с каким умением руководил этой важнейшей работой Михаил Геронимович.
С неменьшей энергией трудился и А. В. Кутвицкий. Оба они пользовались большим авторитетом в коллективе.
Я веду речь о руководителях производств, о мерах технического и организационного порядка, которые принимались в первые дни и недели моей работы в должности директора завода. Но мы не ограничивались только производственной стороной дела. Все понимали: судьба плана зависит не только от четкой расстановки людей, правильной организации производственного цикла, своевременной постановки задач и систематического, жесткого контроля за их выполнением. План даже в большей степени зависел от того, как обучен рабочий, как он накормлен, как обут и одет, где и как он отдыхал, с каким настроением стал к станку. И обо всем этом должны были постоянно - ежедневно и ежечасно - заботиться дирекция, партком, завком, комитет ВЛКСМ, начальники цехов и участков, партийные, профсоюзные и комсомольские активисты. Именно об этом следует рассказать.
Сначала об обучении рабочих. Я уже называл цифру поступивших на завод в 1942 году - 12 166 человек, причем больше половины из них - женщины. Значительное число было подростков. Эти люди не имели опыта. Сохранились интересные цифры. По трудовому стажу в 1942 году было: до 6 месяцев - 6499 человек, до одного года - 7264, до двух лет - 1705, до трех лет - 507, свыше трех лет - 1199. Но многие не имели и специальностей. Поэтому техническое обучение рабочих и в начале войны, и в 1942 году, и в последующие годы стояло на первом плане.
Этим вопросом я занимался и в первый свой приезд на завод. Благодаря принятым мерам за 11 месяцев 1942 года всеми формами обучения было подготовлено 6370 специалистов. Основным методом было индивидуально-производственное обучение, хотя использовались и другие формы - стахановские школы, кружки техминимума и т. д. Это подтверждают и такие данные. За названный период по линии индивидуально-производственного обучения было подготовлено 4410 человек, в стахановских школах - 939, в кружках техминимума - 519.
Индивидуально-производственное обучение молодежи, да и не только молодежи, было организовано путем закрепления ее за кадровыми рабочими и мастерами. Курс был взят правильный. Не могу не привести и такие цифры: в 1942 году таким путем мы подготовили 1631 токаря, 912 фрезеровщиков, 741 слесаря, 302 сверловщика.
Проанализировав состояние обучения рабочих, мы пришли к выводу, что и в дальнейшем надо развивать индивидуально-производственное обучение, поддерживать работу стахановских школ и кружков техминимума. Значительно позже появятся у нас и другие формы, даже техникум свой организуем. Но это будет позже. А сейчас и сил, и средств на это не хватало. Да и обстановка заставляла давать план, план любой ценой, ведь вопрос стоял о жизни и смерти нашего государства.
Доброе слово хочется сказать о наших опытных наставниках - рабочих, мастерах, начальниках смен. По-отечески принимали они молодое пополнение. Терпеливо, подчас зажав в кулак свои нервы, обучали и воспитывали подростков. Во многом отказывали себе ради общего дела. Но обучение и воспитание - одно, а собственное задание тоже должно быть выполнено. Они и обучали, и воспитывали, и выполняли свои задания - работали как одержимые.
Память высвечивает Петра Андреевича Рудного - бригадира слесарей-сборщиков. Как только началась война, Рудный стал проситься на фронт. "Твое место здесь, - сказали ему. - Здесь тоже куется победа". Он подчинился, однако все время, пока шла война, считал, что должен быть на фронте.
Многим мальчишкам и девчонкам дал путевку в жизнь Петр Андреевич, многих обучил ремеслу слесаря, поставил на ноги. И сейчас он трудится на заводе, работает в одной из лучших бригад, которую возглавляет его ученик Владимир Николаевич Шевелев.
- Это удивительный человек, - говорит о П. А. Рудном бригадир. - В нем сочетается скромность, доброта о высоким профессиональным мастерством, трудолюбием, непоседливостью. Все, что он делает, - только отличного качества. Рядом с ним стыдно работать плохо. Он для нас как отец: на него мы равняемся, у него учимся.
Тринадцати-четырнадцатилетние юноши в военное время мужали рано. Им доверяли большие и ответственные дела, и они, как правило, успешно справлялись с ними, считали для себя большой честью работать наравне со взрослыми. Примеров тому - не счесть.
В 1942 году на завод, в цех, где изготовляли платформы-повозки, пришел Владимир Блинов. Поставили его на резьбофрезерные полуавтоматы. Два дня обучала Блинова Антонина Харинская, а на третий Володя стал работать самостоятельно. И как работал! Вскоре он освоил фрезерный станок, стал и шлифовщиком, а через некоторое время уже сам обучал других новичков.
Казалось бы, обычная судьба рабочего. Все правильно. Только есть здесь один нюанс. Владимиру Блинову шел в ту пору… четырнадцатый год.
Подростки - мальчишки и девчонки, которые трудились в войну на заводе, заслуживают самых восторженных слов. В тяжелейших условиях они стремились выполнять норму, и, хотя мы и ограничивали их рабочее время, порой приходилось чуть ли не силой отправлять домой.
Рабочие получали на заводе питание, а дополнительно - за перевыполнение нормы - от трехсот до пятисот граммов пирога. Подростков же мы стремились всех обеспечить дополнительным питанием. Так вот уже через много лет я узнал, что один из них, Федор Галкин, не съедал свою порцию. Он нес пирог домой, чтобы поделиться с братьями и сестрами - кроме Федора в семье было еще четверо мал мала меньше, а отец - на фронте.
Да, рабочие трудились на совесть. Правда, были и досадные исключения. Но не они делали погоду. Наоборот, в бригадах, на участках, в цехах и лабораториях все более утверждался деловой рабочий настрой. Повсюду было видно стремление сделать все возможное, а подчас и невозможное, чтобы увеличить выпуск вооружения для фронта. И этому во многом способствовала проводимая политико-воспитательная работа в коллективе завода. Руководил этой работой партийный комитет, возглавляемый парторгом ЦК ВКП(б) И. А. Ломакиным.
Я уже рассказывал об этом энергичном человеке, умелом организаторе, чутко улавливающем настроение людей. Под стать ему был и председатель завкома профсоюза завода Соловьев. Инициативным руководителем заводской Комсомолии зарекомендовал себя комсорг ЦК ВЛКСМ С. Ф. Ерошкин.
Обстановка в то время не позволяла проводить общие мероприятия. Впоследствии, правда, организовывались общезаводские митинги по самым значительным событиям в жизни коллектива. В конце же 1942 года, да и в последующие месяцы упор делался на работу в бригадах, на участках, в цехах, то есть в тех звеньях, где решался успех дела.
Первейшей заботой парткома и комитета комсомола завода было обеспечение примерности коммунистов и комсомольцев в труде. А сила эта была немалая. На момент гроведения первой общезаводской партийной конференции (январь 1942 года) на предприятии насчитывалось свыше тысячи коммунистов. А к концу года их ряды увеличились еще на 225 человек. Значительно выросла и комсомольская организация. На 1 января 1943 года число членов ВЛКСМ составляло 1532, объединенных в 43 первичные комсомольские организации.
Партийный комитет позаботился, чтобы в каждой бригаде был агитатор. Агитаторы назначались из числа лучших, авторитетных рабочих и в подавляющем большинстве с большой охотой и ответственностью выполняли свои обязанности. Прежде всего они читали своим товарищам сводки Совинформбюро, печатающиеся в газетах. Люди жадно ловили каждое слово о положении на фронтах, горячо обсуждали и комментировали каждый успех наших войск в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками.
Война выдвинула новые формы работы: переписка с фронтовиками, сбор подарков бойцам и командирам действующей армии, митинги по поводу важнейших событий на фронте. Они умело сочетались с традиционными, такими, например, как выпуск боевых листков, листков-молний, фотогазет, организация фотовитрин, и способствовали повышению политической сознательности масс, воспитывали у них непоколебимую веру в нашу победу, стремление ударным трудом приближать ее.
Но никакие формы работы не могли заменить живого общения руководителей - бригадира, начальника цеха, начальника участка или производства, директора завода - с рабочими. В то время практически никто не вызывал рабочего в кабинет. Руководитель шел в цех, встречался с людьми, проводил беседы. Немало черпали рабочие из таких бесед. Но еще больше - сами руководители. Ведь ни из каких отчетов не узнаешь истинное положение на месте, не узнаешь настроение, душу рабочего.
Частыми гостями на заводе были работники обкома, горкома, райкома партии и горисполкома. Каждый их приход выливался в волнующие встречи. А рассказы о положении на фронте, о делах тружеников города и области, о мерах по оказанию помощи заводу воодушевляли всех нас, придавали силы, вселяли уверенность и оптимизм. Тем более, что слова местных руководителей не расходились с делами.
На заводе действовала система бригадной работы. За каждой бригадой закреплялась определенная номенклатура деталей и узлов. Подавляющее количество бригад были комсомольско-молодежными. Вот среди таких трудовых ячеек по инициативе комсорга ЦК ВЛКСМ Сергея Федоровича Ерошкина летом 1942 года и развернулось соревнование за право называться фронтовыми.
Первой это право завоевала комсомольско-молодежная бригада слесарей, которую возглавлял Александр Шандров. Потом фронтовыми стали бригады Виктора Кузина, Михаила Шуваева. Соревнование росло, набирало темп, в него включались все новые и новые коллективы. Конечно, у руководства завода, партийного, профсоюзного и комсомольского комитетов это движение находило самую широкую поддержку. Приходилось принимать меры и организационного характера, чтобы укрепить тот или иной коллектив. Имеется в виду назначение бригадиров, перевод людей с того или иного участка. Мы охотно шли на такие меры, ведь они служили интересам дела.
Чуть позже звание фронтовой завоевала бригада токарей Алексея Безрукова. Этот коллектив мне запомнился своей малочисленностью - всего четыре человека. Но люди так упорно повышали свою квалификацию, совершенствовали технологию производству, так ударно трудились, что вскоре смогли высвободить одного человека на другие работы. И втроем справлялись с производством закрепленной номенклатуры деталей.
К концу 1942 года таких бригад было уже 83.
Однажды я узнал, что задерживается сборка зенитных пушек из-за отсутствия прицелов. Разобрались в этом, и выяснилось, что завод не получил дефицитный металл определенной марки, который шел на изготовление подшипников для прицелов. Как раз эту работу выполняла бригада Безрукова. И этот металл был получен только к 20-му числу. Получилось, что за десять дней бригада должна выполнить месячное задание. Часа в три ночи я подошел к Безрукову, объяснил ситуацию.
- Сделаем, - сказал Алексей. - Можете на нас положиться.
Я понимал стремление бригадира, но не до конца верил в то, что токари сдержат свое слово: просто физически трудно выдержать такое напряжение. Но через некоторое время мне доложили: Безруков и его товарищи практически не выключают станки. Делают перерыв на 2–3 часа в сутки. Спят прямо в цехе. Я распорядился подавать обеды прямо к станкам. А сам каждую ночь заходил на участок, где трудилась бригада. Побеседуешь с ребятами, подбодришь и видишь, как подтягиваются они, как светлеют их лица.
Наступил последний день месяца. Я навестил своих подопечных. Алексей Безруков вытачивал последние детали. Закончив работу, он тихо опустился на пол. Присел и я.
- В чем дело? - спрашиваю.
Безруков молча показал свои опухшие ноги. Я тут же подозвал начальника цеха И. В. Баркова, попросил вызвать врача и предоставить Безрукову отдых. По моему указанию питание Алексея было усилено.
Вот так работали комсомольско-молодежные бригады. Их трудовым героизмом не перестаю восхищаться до сих пор.
Кстати, делами бригады Алексея Федоровича Безрукова я интересовался и в дальнейшем. В 1944 году его коллектив завоевал переходящее Красное знамя. В перерыве торжественного собрания, где чествовали победителей, я отыскал Алексея и порекомендовал ему учиться в открывшемся механическом техникуме.
- Я бы с радостью, - ответил он, смутившись. - Да работаем мы по двенадцать часов. Какая там учеба!
- Не унывай, - подбодрил я паренька. - Выход можно найти.
Алексей сам нашел выход: свою норму стал выполнять за восемь часов, а после работы спешил в техникум.
И еще одна немаловажная деталь. Бригада Безрукова (все ее члены, как правило, выполняли сменное задание на 200 процентов) выпускала продукцию только высокого качества. Детали, изготовленные этой бригадой, шли на сборку зенитных пушек с собственным клеймом. Такой чести в то время удостаивались немногие.
В то время с особой остротой встала проблема обеспечения всех тружеников завода удовлетворительным питанием. Каждому рабочему выдавались талоны на ежедневное посещение столовой и получение 700 граммов хлеба. Если это был житель пригорода, да еще имел какое-то, пусть небольшое подсобное хозяйство, ему удавалось сводить концы с концами. А если эвакуированный, да еще с семьей?! Представляете, в каком он оказывался положении. При такой напряженной работе здоровье многих рабочих стало резко ухудшаться.
Завод имел небольшой совхоз. И мы нажимали на него, выкачивали все, что могли, но не добивались, тем более зимой увеличения его продуктивности. Вместе с И. А. Ломакиным обратились за помощью к местным партийным органам. Вопрос рассматривался на бюро обкома партии. Решено было просить правительство выделить централизованные фонды на продовольствие. Вскоре в Москву ушла телеграмма за подписями первого секретаря обкома партии и моей. Совет Народных Комиссаров СССР удовлетворил нашу просьбу. Нам были выделены единовременные фонды, которые мы использовали на дополнительное питание.
Дополнительное питание - это хлеб, пирог, сливочное масло. Выдавалось оно в определенном количестве тем, кто перевыполнял норму (о больных я не говорю, они у нас были на особом учете).
И руководство завода, и местные партийные и советские органы хорошо понимали, что единовременные фонды не решат полностью продовольственную проблему. Надо было искать выход. И он был найден. Решением бюро обкома и облисполкома заводу был передан один из самых крупных местных совхозов.
В совхозе, правда, не хватало людей и техники. Состояние крупного рогатого скота было неудовлетворительным… Масса других недостатков. Но в ту пору мы не обращали на них внимание. Главное - завод получил такую поддержку. А остальное - мелочи. Верили, что подымем, поставим на ноги хозяйство, значительно улучшим питание рабочих.
Прошли месяцы. На заводе появилась новая столовая. Значительно расширился ассортимент продуктов, повысилась их калорийность. Дети фронтовиков были обеспечены бесплатным питанием.
Занимались мы и жилищным строительством. Если в 1941 году строители завода ввели в строй 24 засыпных барака и жилой дом на 44 квартиры, то в 1942 эти показатели были выше - 48 бараков, жилой дом и кирпичное общежитие.
Заканчивался ноябрь. Итоги его не были неожиданными для нас. План, как и рассчитывали, оказался выполненным лишь на 50 процентов. В этой цифре зафиксирована реальность. Но не надо быть очевидцем, чтобы понять: она не может отражать полную картину состояния производства, тот потенциал, который создан в коллективе. Его следовало привести в действие. И цифра, я был уверен, вскоре окажется совершенно другой.
Но где те рычаги, на которые следовало нажимать, где то звено, ухватившись за которое, можно вытянуть всю цепь? На заводе немало сделано для расширения производства, мобилизации рабочих на выполнение поставленных задач, создания хотя бы минимальных условий для высокопроизводительного труда. Стало быть, дело в организации производства.
Я внимательно посмотрел выполнение плана по месяцам и декадам каждого цеха и участка. Дело тормозили металлургические цеха. Решили оказать им помощь. Газоснабжение здесь было налажено нормально. А вот сталеплавильные печи часто выходили из строя. Пришлось организовать цех по ремонту печей. В результате значительно сократились простои.
Большую роль в ритмичной работе завода играл прессовый цех с отделением легких кузнечных молотов. Если здесь все шло хорошо - никаких проблем. Случись сбой - тормозилась работа в механических и сборочных цехах. А такие сбои, к сожалению, бывали. Происходили они в основном по двум причинам: острого недостатка в штампах и несвоевременной поставки необходимого проката, возникавшей из-за оторванности завода от баз снабжения.
Недостаток в штампах был устранен за счет организации специального цеха. Проектируя штампы из прогрессивных марок стали, мы добились повышения их качества и стойкости. А что касается отсутствия профильного проката, то здесь шли на замену одних профилей, марок стали другими. Эти вопросы решали главный конструктор завода Н. С. Бавыкин и заместитель начальника цеха М. Ф. Федотов.
На первых порах приходилось вникать во все вопросы, от которых зависело ускорение темпов производства вооружений. Целый день я был на ногах. Посещение цехов, участков, короткие совещания, инструктажи. В кабинете появлялся в 24 часа. Потом возникла мысль: а может, не за все браться самому, больше доверять подчиненным? Хорошенько все взвесил, на одном из совещаний высказал свои мысли присутствовавшим. Особо подчеркнул необходимость проявления самостоятельности при решении технических вопросов. Главный инженер завода, к примеру, должен быть главным законодателем технической политики. И такие вопросы, как замена марок материалов, обязан решать сам. Во всех конструкторских проблемах окончательное слово за главным конструктором, в металлургии - за главным металлургом, в строительстве - за заместителем по строительству и т. д. Уточнены были, говоря военным языком, разграничительные линии между заместителями директора по общим вопросам, коммерческой части, рабочему снабжению. Начальнику металлургического производства вменил в обязанность пересмотреть графики выпуска заготовок литья, ковкого чугуна, штампов и главное - добиться их неукоснительного выполнения по срокам.
Этим я не снимал с себя ответственность за состояние дел на заводе, роль остальных руководителей повышалась.