– Так общались и нередко так общаются между собой любые единоборцы. Это держит их в форме. Кроме того, скажу, что Мидлер не издевался над людьми. Мидлер смеялся над их недостатками. Это – не одно и то же.
Так или иначе, Мидлер – это целая эпоха в фехтовании. И как спортсмен, и как тренер. В мире, по-моему, никогда не было в избытке лидеров, которые не только выигрывают свои поединки, но придают остальным бойцам сильнейшую энергию, ведут их психологически… Фехтование для него было разновидностью психологии творчества. Поединки он представлял конкретно, как картинки крупным планом.
Однажды, я помню, он разложил передо мной множество апельсинов на две части и сказал: одна кучка – это приемы защиты, другая – приемы нападения. Мне было двадцать лет, и поначалу показалось, что Марк Петрович решил поиграть со мной, как с младенцем. Но когда он на апельсинах показал мне таинственные до этих пор приемы атак и защит, у меня открылись глаза. Я никогда не видел, чтобы сложные вещи объяснялись так просто. В этом смысле он очень помог мне как теоретик. Что касается практики, то за всю свою жизнь я не получил у него ни одного индивидуального урока на дорожке.
– Почему?
– Не знаю…
– У вас с Мидлером были конфликты? Между прочим, он сказал как-то, что Павлович – один из самых интеллигентных его учеников. Это значит, он вас не обижал?
– В 1999 году я шел по своим результатам на четвертое место в сборной страны по рапире. Предстоял международный турнир на Кубе, чемпионат Европы и Универсиада. Марк сказал мне: выбери из этих трех состязаний любые два для себя. Я ответил: хочу на Кубу и на Европу. На Универсиадах я уже бывал. Через пару недель Федерация сократила команду на Кубу, а еще через неделю сократила команду на Европу. И я остался вне поездок. Подошел к Мидлеру и сказал: "Марк Петрович, хочу на Универсиаду". Он мне: "Сам отказался!" Железная логика. Какая тут может быть обида? Мы не дети!
Он приучил меня к мысли, что тренер должен добиваться вопросов от ученика. Если удалось разговорить подопечного, значит, подопечный заинтересован. Сам он блестяще разговаривал во время урока с учеником. Он умел говорить с ними на одном языке. Абсолютно убедительно. Я мог зайти к нему в любой момент в номер и в качестве "внука" разобраться в каком-то вопросе. И сколько раз я это ни проделывал, всегда уходил убежденный в его правоте. Через некоторое время я возвращался в свою правоту, но уже знал, что она сохранится только до следующего посещения номера, где жил Мидлер.
Мне еще было любопытно то, что Марк свободно чувствовал себя в прошлом, настоящем и будущем – во всех трех временах. Он был новатором, чье творчество отвечало и старому, и новому времени.
Свой труд, вложенный в "прямых" – "не внучатых" – своих учеников, он справедливо оценивал очень высоко. Когда чувствовал от них недостаток внимания, сильно переживал.
МАРК СЕМЕНОВИЧ РАКИТА
Заслуженный мастер спорта СССР, заслуженный тренер СССР. Чемпион Олимпийских игр 1964 и 1968 годов в командном первенстве по фехтованию на саблях. Серебряный призер Олимпиады 1968 в личном первенстве и Олимпиады 1972 в командном. Чемпион мира 1967 в личном первенстве, 1965, 1967, 1969, 1970, 1971 – в командном. Серебряный призер ЧМ 1970 в личном первенстве, 1963 и 1966 в командном. Бронзовый призер чемпионата мира 1962 года в командном первенстве. В составе команды выигрывал Кубок Европы в период с 1967 по 1971 год. Чемпион СССР 1962, 1969 и 1970. Победитель Кубка СССР 1971. Председатель Совета старейшин и член тренерского совета Федерации фехтования России. Введен в Зал фехтовальной славы России.
– Спрашиваете, кто такой Марк Мидлер? Первоначальная закладка идет в семье. Я не знаю, что ему заложила семья, но у него была стальная воля. Все эти чемпионы прошли через его руки. Марк сделал из них команду. Он сумел им передать великолепный фехтовальный интеллект. Они смогли его воспринять. Хотя он своей стальной волей и подначками давил: "Не будешь делать то, что я сказал, пошел вон".
В учениках он хотел видеть непременное повторение своих черт. Они и повторяли эти черты. До поры до времени. А потом происходил слом. Индивидуальность ученика вырастала до масштаба учителя. И в жизнь воплощался один из двух сценариев.
Первый: несмотря на все усилия Марка, ученик не давал нужного результата. То есть не становился чемпионом мира или "хотя бы" чемпионом Европы. Тогда возникал конфликт, суть которого, безотносительно к Марку, сформулировал одной журналистке Эдоардо Манджаротти – итальянец, имеющий самое большое в мире число побед за свои поединки на рапире и на шпаге, спортсмен, признанный Международной федерацией фехтования лучшим фехтовальщиков всех времен и народов. "Почему после того, как вы закончили карьеру бойца, вы не захотели стать тренером?" – спросила Манджаротти журналистка. Манджаротти ответил: "Если уж совсем откровенно, то было бы как-то неловко, если б мои ученики не добились того, что удалось мне. У больших фехтовальных маэстро лучше получалось на дорожке, чем в тренировочном зале. Вы невольно требуете от учеников того, чего добивались сами, а глубокое мастерство дается немногим".
Второй сценарий: когда ученик оправдывал надежды Марка Петровича и становился чемпионом мира. Тогда возникала другая проблема: самооценка ученика возрастала, и он уже не так покорно принимал давление на свою личность.
Мидлер не сразу видел переход лучшими из его учеников чувства меры, когда та же мидлеровская сила воли превращалась у них в непокорство своему учителю, в сопротивление – тем большее, чем сильней он подминал чужую волю под себя. В одном из случаев ухода ученика Марк попытался вернуть "блудного сына", извиниться перед ним, но ученик принял опять-таки волевое решение не возвращаться. Мидлер подминал под себя. Ну и что? Иногда бывали ошибки. Кто не делает ошибок? Он знал, что он давит, не считал это своим плюсом и честно признал это в прессе.
ВИКТОР АНАТОЛЬЕВИЧ РОДИОНОВ
Вице-президент Федерации фехтования России, первый вице-президент Федерации фехтования Москвы, директор Спортивной школы олимпийского резерва по фехтованию, член исполкома Федерации фехтования России.
– Я попал в ученики Марка Петровича после того, как завоевал на чемпионате мира по юниорам, в 1972 году, серебряную медаль.
– Говорят, что Марк берет, по сути, готовый продукт чьего-то многолетнего тренерского труда и, так сказать, рисует завитки на пироге, испеченном чужими руками, делает чемпионов из чемпионов.
– Так в том и дело, что поднять ученика до олимпийского уровня могут немногие тренеры. У нас множество классных тренеров для детей, кадетов и юниоров. А вот чтобы из местного чемпиона сделать лидера мирового фехтования, это по силам единицам. Попасть к Мидлеру в ученики – это значит подняться до национальной сборной команды страны по фехтованию. Как минимум.
ЮРИЙ ФЕДОРОВИЧ СИСИКИН
Заслуженный мастер спорта, чемпион Олимпийских игр 1960 и 1964 годов в командных соревнованиях. Серебряный призер Олимпийских игр 1960 года в личном турнире и 1968 года в командных соревнованиях. Герой Олимпиады 1964 года. Пятикратный чемпион мира. Многократный чемпион СССР и РСФСР, обладатель Кубков Европы, СССР.
Интервью было коротким:
– В фехтовании в первую очередь нужны техника, тактика, выдержка и трудолюбие. Это качества, которые развил у меня Марк Петрович Мидлер.
АЛЕКСАНДР МАРКОВИЧ МИДЛЕР
Старший сын Марка Петровича, мастер спорта СССР по рапире.
– Я видел его в быту немного. Он приезжал с соревнований или со сборов, открывалась дверь, он всегда с радостью, с улыбкой обнимал, целовал… Я был счастлив, поскольку он обращал на меня внимание! Ведь с моего рождения и до семидесятых годов отец все время был на сборах и турнирах, поэтому его появление – счастье. Счастливые моменты были, когда он меня сажал за руль своей машины, сначала на колени, я переключал передачи и рулил… Мы разговаривали…
Бывали ситуации – принципиальные, – когда он прибегал к ремню. Не помню, что я сделал, – он собрался меня учить ремнем. Я попросил прощения, он принял его, но сказал: "Хорошо, что ты понял свою вину. Но все равно ты заслужил наказание". И два раза хлестнул. Чувствительно! Но без всякой злости, без возмущения, просто дал почувствовать. Если был не прав, не уходил от извинений.
Что он любил? Классическую музыку.
Не был чересчур эмоционален. Но когда восхищался чем-то, например, игрой футболистов или классической музыкой, любимое его слово – "потрясающе!"
– Как он относился к тебе как к фехтовальщику? Уроки давал?
– По воскресным дням. Брал с собой пару учеников и меня. Благодаря урокам я стал мастером спорта и членом сборной команды Москвы.
– Помогал как тренер на турнирах?
– Советами. К невзгодам относился так: не психовал, не капризничал, был стоек, но принимал их негативно. Открыто это говорил… Терпеть не мог то, что считал отсутствием здравого смысла. Тут мы с ним расходились в оценках. Вот стакан. Стоит на краю стола. Это я поставил. Он не пройдет мимо. Переставит стакан дальше от края и скажет: "Почему не сделать правильно? Я понимаю, если бы у тебя были руки слишком короткие и ты не доставал бы до середины стола!" Или еще что-нибудь в этом роде. Я знал, что такую, в моем понимании мелочь, отец не оставит без внимания, но, случалось, об этом забывал.
– Почему для него это было важно? У вас дома дефицит стаканов? Или они из саксонского фарфора?
– Нет, папа не видел в моих действиях здравого смысла. Однажды он объяснил мне: "Кто-то зацепит, поскольку стекло стоит на краю, оно упадет, и осколки порежут ногу. Какой смысл?" По сути он был прав. Но нельзя же во всякой мелочи искать смысл! Так я тогда думал. Его стремление упорядочить любой непорядок казалось… ну… не могу найти слово, досадным, неуместным педантизмом…
– Ты побаивался отца?
– Это не то. Мною владела убежденность, что с его умом, если бы он не был великим фехтовальщиком и вообще спортсменом, отец был бы великим ученым и великим кем угодно. Я хотел быть перед папой на высоте.
– Это ответственное заявление.
– Мне так кажется, потому что… Он был необыкновенным аналитиком: очень много знал и, когда объяснял что бы то ни было, видел предмет разговора объемно, в прошлом, в настоящем и будущем и в движении из одного времени в другое. Как это объяснить? Как в стихах Тарковского. Сейчас, дядя Саш, вам прочту. Извините, я не артист: "Я вызову любое из столетий, Войду в него и дом построю в нем. Вот почему со мною ваши дети И жены ваши за одним столом. А стол один и прадеду и внуку: Грядущее свершается сейчас, И если я приподымаю руку, Все пять лучей останутся у вас". Вот эти пять лучей, идущие от его пальцев из прошлого через настоящее в будущее, – по-другому мне трудно передать ощущение.
Но внешне он не демонстрировал никакого романтизма. Даже при слушании классической музыки. Разве что признавался: "Это потрясающе". Во всем остальном бытовой подход. То есть глубоко романтичный внутри, он воспринимался как "просто Марк Мидлер", выдающийся своими фехтовальными победами, познаниями, интеллектом и юмором… Хотя, что значит "просто", когда он обладал необычным, острейшим, я бы сказал, интеллектуально-аналитически-ироническим видением окружающего. Серьезное познание и понимание множества сфер жизни сопровождались у него юмористическим взглядом на мир. Отец анекдоты рассказывал, будучи разбитым инсультом. В таком состоянии рассказывал… до третьего (!) инсульта! Не хочется об этом вспоминать, но его последние слова перед… У него спросили: "Что вас беспокоит?" Он ответил: "Международное положение". В таком состоянии!.. Дядя Саш, сменим тему!
– Ладно, что ты знаешь о конфликтах отца на работе, что там произошло?
– По работе практически ничего не знаю. В свое время он был главным тренером сборной, потом его отстранили. Бедой он со мной не поделился – хотя было видно, что папа сильно переживает… И я за него переживал.
– Он оказался в конфликте с руководством Федерации, с учениками и с друзьями. Что произошло?
– Он был требователен. К себе, к своей команде, к ученикам, к семье, к друзьям и к начальству. Он был талантливей многих. Это приветствовалось далеко не каждым. И отец часто не стеснялся в оценках других людей, в характеристиках. Говорил в лицо человеку то, что о нем думает. Люди не всегда это прощают.
ВАДИМ МАРКОВИЧ МИДЛЕР
Младший сын Марка Петровича, музыкальный продюсер группы "Демо", кандидат в мастера спорта по сабле.
– Отец был человек спокойный, никогда не повышал голоса, говорил тихо. В жизни вне спортивного зала был мягким. Но как тренер с учениками и как фехтовальщик отец не шел ни на какой компромисс. Был крайне жестким… Очень следил за всем новым в фехтовании. Впитывал новое и ставил себе на вооружение: технику, тактику и стратегию боя. Так говорили многие, знавшие его.
Отец был осторожным и консервативным. Он не раз говорил мне: "Двигайся к результату медленно и верно. Добьешься своего рано или поздно". Сам он не торопился и не опаздывал.
– Просил ли он у кого-нибудь когда-нибудь прощения?
– Если считал предмет раздражения не принципиальным, просил прощения, даже когда, на мой взгляд, был прав. Просил, чтобы не было конфликта. Просил прощения у мамы. Не стеснялся. Помню, просил за что-то прощения у Саши. Отец очень любил семью, но жертвовал семьей ради работы. Из сорока с лишним лет моей жизни я видел его считанные месяцы. Мне его не хватало. Вместе с тем он делал совершенно всё: когда мне было девять лет, у меня было заражение крови в комбинации с острым полиомиелитом. Я не мог ходить. Папа таскал меня на шее. Ему тогда было сорок шесть лет. С тех пор прошло больше тридцати лет, он никогда об этом не вспомнил.
Когда он приезжал из-за границы и открывал чемодан – тут были горы подарков для всех нас. Однажды он привез маме чемодан туфель. Маме и нам приходилось систематически раздавать лишнее.
Из-за чего он переживал? Ничего необычного: не дали премию, не взяли на сборы, не поставили визу. Очень переживал, когда сняли по возрасту с должности главного тренера. Но отшучивался.
– Он был обыкновенным?
– Он был великим спортсменом и тренером и обыкновенным человеком. Но до сих пор, когда в квартире раздается телефонный звонок, я долго не поднимаю трубку. Тормозит привычное опасение: это папа. Он опять сейчас будет говорить мне малоприятное, грузить, и вдруг мне сдавливает сердце – некому меня грузить!
ДАВИД АБРАМОВИЧ ТЫШЛЕР
Заслуженный мастер спорта. Заслуженный тренер СССР, бронзовый призер Олимпийских игр 1956 года в командном первенстве, серебряный призер чемпионата мира в личном (1958) и командном первенстве (1957, 1958). В 1961–1973 годах – тренер сборной команды СССР по фехтованию на саблях.
– Знакомство с Марком? Сидел в углу тихонько и в соревнованиях не участвовал. Мы оба любили фехтование, любили о нем говорить, тренироваться. Помню его хорошо: Марк ходил в рваной шинели. От отца своего, это в сорок седьмом – сорок восьмом году, может, в сорок девятом… Он первые вещи купил, когда поехал в пятьдесят втором году в Будапешт. Там они плащи себе купили болоньевые.
– А ты его семью хорошо помнишь?
– Конечно, деда помню. Мама была аккомпаниатор. Она в сборной команде по гимнастике играла, когда они вольные упражнения выполняли.
– А дед кто был, знаешь?
– Дед? Не знаю. Был худенький, тихо себя вел, не лез, всегда в сторонке. Семьей не управлял. Деду нравилось со мной беседовать. А я разговорчивый, и он любил от меня все узнать. Я дружил с дедом.
– А бабушка? Манюня…
– Я с дедушкой все больше. А бабушка кормила: чай и кусок хлеба. А в то время знаешь, что такое кусок хлеба. Я даже оставался и ужинал. А картошка была не всегда, это великое лакомство, а мы там и картошку ели. Мы жили очень бедно. И Марк так же. Отец вроде был при погонах, но он бывший футболист, и когда я присутствовал, говорили о спорте, симпатичный, умный, с большой выдержкой. По разговору – образованный.
– От Марка ты что-нибудь слышал о нашей семье?
– Никогда. Мы эту тему не поднимали. О сыне Александре ничего не говорил. Когда Сашка начал фехтовать, мы обсуждали, что он умеет делать и делает. А что ты учился и продвигался, я всегда знал, ты же брат.
– Он меня ругал?
– При мне никогда. Тебя воспитывал, да. А мне никогда тебя ни одним словом… За что я к тебе хорошо отношусь, ты его младший брат. Особые отношения были, потому что я о тебе все знал, знал, что его беспокоит… В спорте разные люди. Многие способны на величайшие жертвенные поступки, они могут, травмированные, рисковать жизнью. Они могут величайшие моральные ценности уважать, как никто, но при этом способны на самые низменные поступки и мысли. Например, шиповкой наступить на ногу, травмировать человека, чтобы выиграть. Сознательно. Боброву ломали ноги по заданию, сознательно, за деньги. Во время матча киевского "Динамо" и московского ЦСКА, не думая, что Бобров – честь Советского Союза в футболе.
– Ну, они – противники…
– Так, значит, надо нарочно сломать ему ноги?..
– А Марк способен был на такие поступки?
– Да что ты! Нет! Но знаю, что в ситуациях экстремальных, где надо за Родину жизнь отдать… Я бывал с ним. Он одной фразой мог дать такую силу!.. Выступая в США, я травмировал левую ногу. Мне напихали иголки – стало немного лучше. Я на одной ноге выиграл шесть боев. И чувствую – не могу драться. Марк меня тащит за трибуны. И массирует. Положил меня на дальнюю скамейку, она пыльная. У меня куртка белая, стала черная. Помассировал меня и говорит: "Ты, конечно, инвалид второй группы, но этого никто не знает, ты дерешься, как раненый зверь". Я взял и всех остальных победил. Шлепнул, как детей! Понимаешь, что такое, когда за бойца взялся Марк Мидлер?
Мир породил и продолжает порождать множество потрясающих фехтовальщиков. Но я склонен считать, что Марк Мидлер, вопреки тому, что в личных соревнованиях он ни разу не был ни олимпийским чемпионом, ни чемпионом мира, – лучший рапирист страны во всей ее истории. Ну, и главное: Мидлер стал по числу проведенных им боев и по сумме результатов, по надежности, по опыту, пониманию фехтования, по воле, по ответственности, по стратегии и тактике поединков, по этому всему, во главе мужского рапирного фехтования СССР.
Марк превратил сборную команду рапиристов страны в кулак, надежно защититься от которого не могла ни одна команда в мире. С середины до конца двадцатого столетия – период побед Мидлера и команды, капитаном которой он был, и затем время побед учеников Марка и учеников его учеников, так сказать, внучатых подопечных Мидлера – это для нашей страны золотой век фехтования в мужской рапире.