* * *
Перехожу к прадеду, деду и бабушке. Берта Марковна – совершенно не похожа на стандартную еврейскую старушку, которая, по известной песне: "От старости согбенная детей кормила штруделем". Штрудель в семье изредка был, но его готовил другой согбенный маленький персонаж. А бабушка – высокая, стройная, с красивой проседью. Была по характеру очень строгой. Особенно строга она была в отношении, по ее словам, вредных привычек: не пить, не курить, не дружить с "хулиганьем" и держать в постели руки на одеяле, а лучше – за головой. Бабушка абсолютно царила в семье.
От бабушки, я думаю, Марку досталась внутренняя дисциплинированность и, я бы сказал, четкость. Четкость в мышлении, в словах и поступках.
Прадед по линии мамы был в Одессе фабрикантом орехового мороженого. Не знаю, как он относился к этому продукту, мы с братом мороженое любили до каждодневной от него зависимости. До одного момента. Однажды выиграли спор с приятелями Марка, съев на двоих полтора килограмма мороженого. Это освободило нас от зависимости на всю жизнь.
Дедушка считался в молодости одним из самых сильных людей в Одессе. Будучи по характеру очень скромным, он только однажды признался мне в том, что, по его мнению, он дружил с "весьма недурным писателем" – Куприным. Дружба основывалась на том, что, когда Куприн выступал перед зрителями в больших городских залах, мой дедушка держал Александра Ивановича сзади, из-за занавеса, за фалды пиджака, чтобы Куприн, нередко выходивший на сцену после масштабных дегустаций винно-водочных изделий, шампанского и коньяков, не упал в оркестровую яму или в зал.
Дед пользовался уважением множества городских бандитов, одного из которых он по случаю ударил. Тот привязался на улице к девушке. Дед ударил его слева в челюсть, и человек пролежал два месяца в больнице.
Впоследствии дедушка стал бухгалтером, и более мирного и бесконечно доброго человека я не встречал в своей жизни. Отсюда у нас с братом родилось стойкое ощущение, что сила и доброта – это одно и то же.
Ко времени моего знакомства с дедушкой он, как правило, праздно лежал на диване, глядел в потолок голубыми глазами и молчал.
Иногда он довольно легко поднимался, чтобы сыграть с кем-нибудь из гостей мужского пола в известную игру, где двое ставят на стол друг перед другом согнутые в локте руки, схватывают друг друга за пальцы и пытаются пригнуть руку соперника к столу. Дедушка всегда выигрывал.
От него, я думаю, к Марку перешла физическая сила.
* * *
Из семейных преданий, которые передавались от поколения к поколению, я знаю, что – по линии отца – наш прапрадед был пиратом на Черном море. Помимо разбоя, он занимался контрабандой, которая шла через город-порт Констанцу.
Если считать, что в психологии моего брата от этого далекого предка что-то есть, то это склонность к тщательно продуманной авантюре.
Любители и специалисты по фехтованию отмечали жесткую логику, безукоризненную рациональность Мидлера в поединке. От внимания экспертов и противников ускользало только одно – то, что расчетливая фехтовальная разумность Мидлера редко поддавалась рациональной разгадке его противниками. Таящий в себе немалый риск, но при этом четко поставленный эксперимент в бою – это я и буду называть продуманной авантюрой. Марк мог бы сказать о себе словами Джамбула Джабаева – казахского певца и поэта, необыкновенного тем, что слагал песни моментально на глазах публики. Джабаев честно признавался: "Хороша только хорошо подготовленная импровизация". Применительно к Марку можно сказать – его импровизации, необычные авантюры были безукоризненно подготовленными.
Итак, выверенная импровизация, ювелирно тонкий эксперимент на основе отточенных десятков "заготовок".
…Вернусь к родословной. Общим для большинства родственников стало то, что им – каждому в своей сфере – удалось стать уважаемыми профессионалами: прапрадед – контрабандист и пират – был в Констанце знаменитостью, дед – модный сапожник – был в Томашполе звездой по своей популярности. А сыновья деда, соответственно, наш с Марком родной дядя Витя и наш отец, тоже каждый по-своему стали незаурядными людьми. Дядя Витя – знаменитым художником, а наш отец – знаменитым футболистом.
В дополнение к обязывающей родословной Марк Мидлер был по своим физическим данным необыкновенно ловок и, пожалуй, еще более силен, чем его одесский дедушка.
– У Марка удачно прикреплены к телу мышцы, – сказал мне, наблюдая Мидлера на тренировке, заслуженный мастер спорта по фехтованию Александр Николаевич Пономарев.
Я не случайно говорил о физической силе Марка с Пономаревым. Александр Николаевич – единственный известный мне спортсмен, который, не будучи гимнастом, делал на кольцах "крест" и мог продержаться в "кресте" до десяти минут. На это способен далеко не каждый обладатель гигантских мускулов, даже и не любой владеющий объемной мускулатурой мастер спорта по гимнастике. С гармоничной ладной фигуры Александра Николаевича была слеплена в 30-е годы ХХ века статуя советского атлета, ставшая образцом для множества копий в сотнях парков Советского Союза.
– Удачно прикреплены мышцы – это метафора, Александр Николаевич? – спросил я.
– Существуют люди, глядя на которых трудно представить себе их мощь. Телом эти люди скорее напоминают Аполлона, а у этого бога мышцы не выпирают и не рельефны, как у Геракла или у спортивных гимнастов, штангистов и культуристов. Аполлонические мускулы сильны за счет особого прикрепления к костям. Будет справедливым причислить Марка к сверхсильным особям – за счет доставшейся ему по наследству анатомии.
Я упомянул об особой мускульной силе в одном из мимолетных разговоров с Марком:
– У Пономарева мышцы на вид ничего особенного, – сказал я, – я видел его обнаженный торс – Аполлон как Аполлон, ничего особенного. Так вот, с этим "ничего особенного" Пономарев, как ты знаешь, свободно держит на кольцах десятиминутный "крест". Ты сможешь? Как насчет твоей врожденной анатомии?
– Вскрытие покажет, – холодно сказал Марк.
Глава третья. Путь чемпиона
Запись беседы автора и Давида Тышлера о Марке.
Давид рассказывает:
– И вот до турнира остались одни сутки. Бои должны начаться в понедельник с утра. Марк приходит ко мне: "Дай на воскресенье ключи от зала". Я спрашиваю: "Что ты будешь делать в пустом зале? Хотя бы одни сутки перед боями надо отдохнуть. Не хочу говорить азбучные истины – ты лучше меня знаешь про необходимый "день тишины". Он: "Не сердись, Дод, у меня другое понимание; чем больше нагрузка перед турниром, тем лучше". В итоге мы ссоримся. Я был тогда его тренером. Бросаю ему проклятые ключи, и он – я посмотрел время – тренируется в воскресенье перед соревнованиями шесть часов сорок минут.
– Удивляюсь Марку. Ты, Дод, безусловно, был прав.
– Нет. На следующее утро Марк выигрывает все бои.
– Тогда в чем же ты с ним не согласен?
– Не я с ним. Он со мной. И заодно со всем мировым опытом фехтования. Я твержу ему: "Марк, до турнира осталась неделя. На каждой тренировке ты проводишь с разными спарринг-партнерами до сорока поединков! Ты перегружаешься сверх любой меры. В преддверии турнира это хуже, чем недогрузка". Он отвечает опять своей чепухой: "Ты не понимаешь, надо интенсивность повышать до последнего дня".
– Ну, и дальше?
– Опять он прав. Победителя не судят. Вопрос в другом: почему то, что было и остается азбучной истиной для многих тысяч фехтовальщиков, живших и живущих на земном шаре, почему все это "не действует" на Мидлера? Я могу понять это только на двух уровнях: на уровне его жизненного принципа – он абсолютный максималист, и на уровне его физиологии – у него уникальное здоровье и невероятная выносливость. В итоге, когда большинство бойцов после первых двух дней турнира сильно уставали, физически и психически – десятки боев провели, тогда, на третий и четвертый день турнира, противники, как правило, не могли в поединке против Марка уйти от поражения.
Я часто бывал с ним в зале, наблюдал его тренировки. Работал он до тех пор, пока не добивался абсолютного совершенства движений своей вооруженной руки. Однажды, когда он в очередной раз снял маску, чтобы воздухом обдуло лицо, я спросил его:
– Ты уверен, что для получения результата нужно обязательно доводить себя до изнеможения? Может быть, это слишком?
В ответ:
– Ремонт в квартире нельзя закончить, его можно лишь прервать.
Говорить ему, что суббота-воскресенье не для тренировок, было бесполезно. Причем фехтовал он всю неделю и потому, что скоро должны были быть ответственные поединки, и когда горизонт был чист. Он работал без выходных, уматывал тренеров.
Мне запомнилась струйка пота, стекающая у Марка с носа, когда урок подходил к концу. Фехтовальный костюм можно было выжимать…
* * *
Фрагмент интервью Марка с Еленой Гришиной.
Е. ГРИШИНА: А где тогда тренировались?
М. МИДЛЕР: Я поступил в Институт физкультуры на Казакова. Там была великолепная кафедра. Она тогда была живая, Виталий Андреевич был молодой еще, там были Кавские, ты, может быть, не помнишь, Волков, молодой Тышлер ходил там, всем мозги парил… Анна Матвеевна Пономарева, изумительная женщина. Муж ее, Пономарев Александр Николаевич. Это все такое позапрошлое поколение. И там кафедра была на первом этаже, и зал небольшой фехтовальный.
Е. ГРИШИНА: Марк Петрович, вы помните свой первый успех на международных соревнованиях? Где и когда это было?
М. МИДЛЕР: Наверное, надо сначала вспомнить про крупную неудачу, с которой, собственно, и начались успехи. Когда советское правительство приняло политическое решение – участвовать в Олимпийских играх 1952 года в Хельсинки, к нам для обучения пригласили венгерских фехтовальщиков. Это было летом 1951 года. Они приехали, мы на них посмотрели: ну венгры и венгры, ничего особенного. Все подумали, что сейчас просто разнесем их, тем более у нас такая команда: все красавцы, здоровые, сплошь чемпионы СССР. Там Вышпольский, Андриевский, Аркадьев.
Тышлер, Кузнецов – это пацаны были. Я тоже. Но такие драчливые. И пригласили венгров. У венгров был классический вид – сабля. Они выигрывали прошлые Олимпиады с 1900-х годов – первые из современных Олимпиад начались с 1896 года.
Е. ГРИШИНА: В 1951-м венгры приехали?
М. МИДЛЕР: Приехали первые венгры. Команда приехала. Но дело в том, что венгры раньше совмещали виды. И мы, конечно.
Я фехтовал рапиру и саблю. Я по рапире первый был номер все годы и в сборной СССР, а по сабле в команде. В первой пятерке. У нас были сборы, очень длительные. И каждую субботу делали прикидки. Прикидки заматывали всех. Потому что на одной прикидке ты, на другой – другой. Вечная эта идет возня.
Е. ГРИШИНА: Всё время в тонусе были.
М. МИДЛЕР: В режиме вечного отбора. Ну, тонус тонусом, а мы приходили с первой тренировки, падали на кровать и отключались. Засыпали. На вторую-то тренер шел и будил всех.
Е. ГРИШИНА: "Ребят, пошли обратно"?
М. МИДЛЕР: Номера делали (смеется)… Женька Рюмин – ты помнишь такого?
Е. ГРИШИНА: Нет.
М. МИДЛЕР: Был у нас такой. Слоник. Он левша был, крепыш такой. Лег, руку вот так – на подушку, на руку лег. Ему ребята – додумались! – команды дают: "Круг шесть", он – ап! – во сне. "Круг четыре" – он раз (показывает). "Коли!" – он ап! – одной рукой, вздрагивал спросонья.
Е. ГРИШИНА: Так, Марк Петрович, подождите, приехали венгры и, что, обыграли всех в 1951-м?
М. МИДЛЕР: Приехали венгры. И, конечно, не обыграли, а отутюжили.
Е. ГРИШИНА: О Боже!
М. МИДЛЕР: То есть позор… У нас чемпионы были Сайчук, Манаенко, Вышпольский, Андриевский – то поколение, старше меня которое… Венгры из них пыль повыбивали. На сабле особенно. Как даст – только пыль из нагрудника идет. Шесть человек у них команда была, раньше по шесть человек команды были. Четыре и два запасных. И вот они – Ковач, Геревич… Ты помнишь же эти фамилии?
Е. ГРИШИНА: Да, да.
М. МИДЛЕР: Ковач, Геревич, Карпати, Берцеи и Персти. И мы устроили встречу шесть на шесть – тридцать шесть боев.
Е. ГРИШИНА: – И чем всё закончилось?
М. МИДЛЕР: Закончилось разгромом нашим. Причем, значит, Манаенко, на сабле. Потому что рапира у тех была такой смежный вид. Они были третьи в мире по рапире. И насквозь первые места, начиная с 1900-х годов, по сабле. То есть никто не мог им противостоять. У них школа была мадьярская.
Е. ГРИШИНА: А что же тогда делать после того, как всё проиграли? Вот они уехали, и Олимпиада в 1952 году?
М. МИДЛЕР: Они уехали.
Е. ГРИШИНА: И сели все и задумались?
М. МИДЛЕР: А мы остались. И мы сказали, что если они… Да, спросили: "Ну, как там у нас?" Они улыбнулись, говорят: "Ну, еще лет пятнадцать, и будет гут". То есть еще лет пятнадцать поработаете, и будет… Мы говорим: "Как пятнадцать?" Я, там, Дод, молодые ребята, которые подходили.
Е. ГРИШИНА: И как стали работать, что так быстро потом?
М. МИДЛЕР: Вот, слушай. Круглогодичные сборы фактически, каждую субботу прикидки, каждую неделю бои. Вцепились – и всё. Изучили эту… Потом там венгерские тренеры работали с нами на этом сборе. То есть, они и нашим тренерам, и нам показали, как надо уроки давать, какие принципы боя, на что обратить внимание, на что смотреть. Потому что раньше на сабле фехтовали так же, как на рапире. Понимаешь? А потом стали осознавать, как убирать клинок и искать, выбирать место. Ты защищаешься, он идет, выбирает место и в открывающийся сектор бьет. Если ты ему закрываешь, он переходит в другой. Раньше. Потом это уже обратилось в сливание, и невозможно было фехтовать. Поэтому запретили эти флеши, скрестные шаги и прочие. Потому что защититься невозможно, если человек ведет тебя, ищет… Понимаешь, на рапире. Вот дай (показывает). Тут вот можешь зацепиться. Вот четвертая, я пойду не в ту сторону, я зацепился. Шестая, круг шесть бери… Я пошел не в ту сторону, и я могу зацепиться. А на сабле не за что зацепиться.
Е. ГРИШИНА: А на сабле они убрали руку, и начинается вот здесь вот…
М. МИДЛЕР: Не за что зацепиться. И причем получается что? Преимущество заведомое, потому что ударить тебя можно… В рапире тебя ударить можно в две точки – внутрь и снаружи. То есть 50 процентов ты… наугад. Но можно круговую защиту. Круг четыре наугад взял – 50 процентов, что ты собьешь его. А на сабле ты возьмешь четыре – тебя можно ударить и сверху, и сбоку. То есть три точки – верх, бок и корпус. В три. Поэтому даже ошибившись, ты имеешь соотношение три к одному, а в рапире – два к одному. Две точки. Ну, мы всё это прожевали, обсосали и начали каждый день работу. Двухразовые тренировки круглогодичные. И каждую субботу – прикидка называлось – боевая практика.
Е. ГРИШИНА: Но в 1952 году выступили все равно, так скажем, не ах.
М. МИДЛЕР: В 1952 году я тебе скажу, как выступили. Саблисты там устроили встречу. На рапире выдергивали, там по одному брали венгра и одного нашего. Ну, кого давай? Ну, Мидлера. Нет, сначала Вышпольский был. Двадцатикратный чемпион. Вышел против венгерского тренера – лысого, с таким животом. Вышпольский – красавец, стройный. Они все занимались в военных институтах. Поэтому там, конечно, к физике…
Е. ГРИШИНА: На всех хватало.
М. МИДЛЕР: Вопросов нету, да? А тот старик. Но тот – обобщающие защиты. Тут Вышпольский прыгает и начинает нападать, а соотношение-то один к трем. И этот Дуранелли… Дуранелли его фамилия была – этого Вышпольского (первый бой они вышли) 5:1. Наши, конечно, немало удивились. Он у нас лучший, двадцатикратный чемпион страны, на всех видах: и рапира, и сабля, и шпага. Атлет, такой, ну, в общем, как с плаката. Понимаешь? А тот старик лысый, как Тартарен из Тараскона, с пузом. И этот дед в три минуты нашего бойца сожрал. За счет знаний. А начали с того, что венгры перед выходом на бой окружили своего Дуранелли и чего-то ему говорят. А потом этот, значит, Дуранелли, кинулся на Вышпольского, а тот ему – ты-дынь! – на полной скорости. Тут венгры своего подзывают и на своем языке, разумеется, (потом нам перевели) говорят: "Куда ты лезешь, старый дурак! Стой на месте!" Он встал и всё. И наш подождал-подождал, а потом начал на венгра бросаться, а этот Дуранелли начал Вышпольскому делать харакири. За счет того, что соотношение отрицательное, а лысый преднамеренные защиты брал, обобщающие, не конкретно четыре и шесть, а обобщающие. Раз обобщающая – и в харю. Раз – и в харю. И тот бился, бился около него – и 5:1. Это был шок, конечно. Ну, потом вызвали молодого Мидлера. (Смеется).
Е. ГРИШИНА: Так.
М. МИДЛЕР: Мидлер там все прикидки чесал. На рапире все прикидки были первые места у меня. А на сабле – в тройке. У меня всегда так – в тройке быть. Потому что гарантии нет – первое там. А в тройке – это уровень. Я так и оказался на Олимпиаде, попал к саблистам в команду, поскольку был в тройке, и на рапире, как первый номер. Фехтовал и в личных, и в командных. В личных – ну, это потом скажу – в личных на рапире я был в четвертьфинале. В четвертьфинале была система пулек. Из шести трое входило. Я в первой пульке. В третьей ступени в четвертьфинале я попал с чемпионом мира 1951-го года, итальянцем. Как его фамилия?
Е. ГРИШИНА: Да Бог с ним, я посмотрю потом.
М. МИДЛЕР: Дель Монако, что ли. Или как-то… Нет, Дель Монако хорошо поет тенором. Не фехтует… О, вспомнил, Манлио Ди Роза… Я проиграл ему 5:4 сводный бой. Стыковой бой, да, проиграл. И всё, не попал дальше. Это высокое место, я считаю.
Е. ГРИШИНА: Это уже достижение, да.
М. МИДЛЕР: Огромный результат… А в командных на рапире у нас была тоже такая стыковая встреча за вход в четвертьфинал с Аргентиной, Аргентина тогда имела шестое место в мире, у них приличная команда была, а у нас все старики и я. Нет, ну, Овсянкин, Разживин, может, ты помнишь?
Е. ГРИШИНА: Нет-нет-нет.
М. МИДЛЕР: Динамовские. Комаров – тоже, с войны пришедшие люди. То есть это такие были созревшие фрукты, которые уже падают на землю. Ну, я с Аргентиной дал четыре победы, все четыре. А те, ну, представляешь, как – 8:8. Проиграли один укол.
Е. ГРИШИНА: Ой, как обидно.
М. МИДЛЕР: Это рапира была. А сабля была выше, попала. В сабле нас было пять человек: вот этот Вышпольский, Манаенко, Кузнецов Лева, я и Беляков такой был, Боря Беляков из Саратова. Вот. Ну, я свои две победы давал в любой встрече на сабле. На рапире я четыре мог дать с любой командой, а тут две. И мы 9:7 проиграли.
Е. ГРИШИНА: 9:7?
М. МИДЛЕР: Да. Фактически это один бой.
Е. ГРИШИНА: Да, один бой получается.