К сорока годам Аденауэр проявил себя как личность сложившаяся и незаурядная. Обладая неограниченной властью в городе, он не принимал волюнтаристских решений. Он никогда не полагался на импульс, а только на глубокий расчет. У него четко проявлялись национальные черты немцев - склонность к порядку, дисциплине, самоконтролю. К ним добавлялись целеустремленность, настойчивость и высокая работоспособность.
Одаренность Аденауэра не вызывала сомнений у людей, окружавших его. Но в то время мало кто мог предсказать ему большое будущее. Лишь с высоты прошедших десятилетий видно, что основа для крупной политической и государственной карьеры сформировалась у Аденауэра задолго до того, как ему суждено было стать канцлером страны, восстававшей из пепла Второй мировой войны.
Глава IV
Обер-бургомистр Кёльна
В 51 году нашей эры на месте теперешнего Кёльна возникла римская колония. Прошло несколько веков, пока она не превратилась в город. В IV столетии Кёльн стал резиденцией епископа и получил определенную известность. В Средние века город - один из богатых и красивых в Европе. Здесь скрещивались европейские торговые пути. Главная транспортная артерия - Рейн несла в город и через него самые разнообразные товары. Богатели торговые люди. Благополучно чувствовали себя горожане. На формирование их культуры оказывали воздействие восточногерманские и южногерманские государства и в немалой степени Франция. В подавляющем большинстве кёльнские обыватели исповедовали католичество.
Наполеон в ходе завоевательных войн и перекройки карты Европы присоединил рейнское левобережье к Франции. После девятнадцати лет пребывания в составе наполеоновской империи в 1815 году по решению Венского конгресса Кёльн вместе с Рейнской областью отошел к Пруссии. Началась длительная упорная борьба за сохранение самобытности и самостоятельности города перед лицом наступления протестантского пруссачества и централизма на свободолюбивые католические прирейнские города.
Согласно Прусскому уложению 1856 года для Рейнской провинции городское собрание Кёльна избиралось гражданами города. Таковыми являлись все лица, проживавшие в Кёльне не менее года, платившие налоги, не получавшие пособия для бедных из общинных средств. Кроме того, избирательным правом пользовались независимо от временного ценза лица, имевшие жилой дом в городской черте или занимавшиеся ремесленным делом в городе и имевшие как минимум двух наемных вспомогательных работников. В распределении мест в городском собрании играл роль имущественный ценз. Те, кто платил высокие налоги, составлявшие одну треть налоговых поступлений, получали и одну треть мест в парламенте города. Депутаты городского собрания избирали обер-бургомистра на двенадцать лет. Переизбранию в эти годы он не подлежал. Градоначальник обладал широкими правами и управлял городскими делами практически единолично. Согласие городского собрания требовалось лишь при принятии принципиальных долгосрочных решений и перераспределении крупных бюджетных средств.
При избрании Аденауэра первым заместителем обер-бургомистра еще раздавались голоса против него. В газетах писали, что он слишком молод и не в меру клерикален, что у него нет опыта. Ко времени избрания его обер-бургомистром подобные мнения исчезли. Повсеместно признавались его самоотверженность в работе и умение вести городские дела в сложных условиях. Аденауэр стал полным хозяином Кёльна. Его распоряжения выполнялись неукоснительно. Через городское собрание он мог провести практически любое решение. Известный немецкий публицист Ицкюль, много позднее оценивая возможности Аденауэра в то время, скажет: "Идеальное состояние для такого человека, как Аденауэр, который всегда знал, чего он хочет, и для которого демократия была искусством собственную волю делать волей большинства".
Обер-бургомистр безразлично относился к партийной принадлежности работников магистрата. Главным критерием служили деловые качества. Нужного ему работника он не спрашивал ни о прошлом, ни о политических взглядах. Он мог работать и с социал-демократами, не пренебрегал некоторыми социалистическими идеями в тех рамках, которые давали практическую пользу. По мнению Ицкюля, социализм для Аденауэра был не указателем пути в будущее, а шкафом с инструментами, из которого он время от времени брал то, что ему нужно, не меньше, но и не больше.
В молодые годы Аденауэр не был ревностным демократом. Но он считал демократический строй более прогрессивным, чем монархический. Много позднее он скажет, что демократия - мировоззрение, ведущее немцев в лучшее будущее.
…Германия проигрывала войну. От шовинизма первых военных лет не осталось и следа. Аденауэр старался не вмешиваться в государственные дела - это было прерогативой Берлина. У него достаточно муниципальных забот. И тем не менее в феврале 1918 года указом Вильгельма II Аденауэр в качестве представителя партии Центра был введен в состав Палаты господ Пруссии - совещательный орган при императоре, призванный разработать реформу избирательного права. Состоялся первый его выход на общегерманскую арену. Он не оставил заметного следа. Просуществовала Палата недолго. Надвигались революция, крушение монархии, Версальский договор.
В начале ноября 1918 года в Кёльне появился поезд с восставшими кильскими матросами. Аденауэр пытался воспрепятствовать его прибытию и обратился к губернатору с требованием принять надлежащие меры. Тот не решился на столкновение.
В Кёльне объявили республику Советов. Воцарилась анархия. По улицам на грузовиках с песнями разъезжали вооруженные матросы. Разгуливали толпы людей с красными знаменами. Матросы требовали от магистрата продовольствия и горючего.
Аденауэр отрицательно относился к революционным потрясениям. Он верил в порядок, а его изменение допускал лишь легитимным способом. Немцев считал законопослушными, добропорядочными и терпеливыми. Ноябрьские выступления принимал как нелогичные и случайные. Кто-то в его окружении бросил шутку:
- Если немецкие революционеры надумают штурмовать железнодорожный вокзал, то они сначала купят перронные билеты.
Обер-бургомистр рассмеялся, соглашаясь. Но кильские матросы в Кёльне - это была реальность, с которой нельзя было не считаться. Аденауэр решил договориться с революционерами. Принял в ратуше представителей Советов и несколько часов убеждал их не учинять беспорядков, не вывешивать красных знамен на ратуше. Выделил им несколько комнат в помещении магистрата с телефонами, пишущими машинками и другим канцелярским оборудованием.
Революционные власти возложили управление городом на капитана Швинка. Он довольно быстро оценил обстановку и решил работать вместе с Аденауэром. Ратушу осаждали толпы людей, требуя хлеба. На окраинах голодающие начали громить продуктовые лавки. Подбирались к винным погребам. По приказу обер-бургомистра алкогольные напитки из винных хранилищ ночью под покровом темноты слили в Рейн. На улицах установили походные кухни и кормили кашей голодающих. Из жителей создали отряды гражданской охраны. Через несколько дней они сумели навести порядок и взять под защиту граждан и их собственность.
Аденауэр работал по 18 часов в сутки. Домой возвращался молчаливый и усталый, чтобы, поспав несколько часов, рано утром вновь отправиться в ратушу. Капитан Швинк не вмешивался: он видел, что обер-бургомистр и его подчиненные действуют самоотверженно и рационально.
В середине ноября после подписания перемирия в Кёльн вошли четыре армейских корпуса, возвращавшихся с фронта. Аденауэр с согласия Швинка решил осуществить демобилизацию военнослужащих. Солдаты и офицеры сдавали оружие и получали свидетельство о демобилизации, проездной билет до места жительства, денежное содержание и продовольствие. Магистрат устроил распродажу военного имущества, армейских автомобилей и повозок. Покупали спекулянты, подпольные дельцы. Но они давали деньги. На них и проводилась демобилизация. Оставалось и на продовольствие для жителей города.
Добывать продукты питания было особенно трудно. Закупалась в основном перловая крупа. Ею и заправлялись походные кухни, день и ночь дымившие на улицах города. Кёльнцы прозвали своего обер-бургомистра "Граупенауэром" (граупен по-немецки - перловая крупа). Шутили беззлобно, хорошо понимая, каких усилий стоит добывание этой крупы.
Власть Советов в Кёльне оказалась недолгой. В декабре в Кёльн вступили английские оккупационные войска. Англичане промаршировали по пустым улицам, поглядывая на закрытые магазины. Жители затаились в ожидании новых событий.
Перед зданием ратуши остановилась громада танка. Два молодых английских офицера потребовали провести их к обер-бургомистру. В кабинете Аденауэра они повели себя развязно, развалились в креслах, закурили и стали стряхивать пепел прямо на пол.
Понять, что они хотят, оказалось непросто. Аденауэр вызвал посыльного и громко сказал:
- Офицеры желают получить пепельницы.
- Что там? - любопытствовали чиновники в коридоре.
- Господин обер-бургомистр воспитывает английский детский сад, - солидно отвечал посыльный.
По отношению к оккупационным властям Аденауэр вел себя корректно. Умел, не повышая голоса, поставить на место не в меру распоясавшихся. Выполняя распоряжения англичан, смягчал те, что считал неразумными или унижающими достоинство горожан.
В Кёльне разместились пехотная бригада и кавалерийский полк под командованием генерала Лоусона. Им предоставили пустующие казармы. Лоусон издал распоряжение, чтобы все жители города постоянно имели при себе удостоверения личности, зарегистрированные в полиции. Движение по городу прекращалось в 20.00. Запрещалось ездить на велосипедах и верхом на лошадях. Свет в домах после 21.30 мог зажигаться только по специальному разрешению. Пользоваться телефоном и телеграфом также можно было с разрешения оккупационных властей. Подлежало сдаче все оружие, включая охотничьи ружья.
Распоряжение отпечатали в виде прокламации, чтобы развесить ее по городу. Самым любопытным оказался параграф 13-й. В нем предписывалось всем немцам-мужчинам приветствовать английских офицеров снятием головного убора. Аденауэр прочитал прокламацию, врученную ему английским представителем, и сказал после некоторого раздумья:
- Никогда не думал, что английский джентльмен может таким образом унизить побежденный народ.
Англичанин смутился.
- Я лишь выполняю распоряжение вышестоящих властей доставить в магистрат прокламации. Ваше дело, господин обер-бургомистр, решить, что с ними делать.
Аденауэр положил в угол увесистый пакет и заметил:
- Разумеется, я буду выполнять распоряжение оккупационных властей, насколько позволяет мне совесть.
Представитель оккупационных властей ушел, ничего больше не сказав. Присутствовавшие работники магистрата поздравили Аденауэра с победой.
Англичане по достоинству оценили деловые качества обер-бургомистра и его готовность к разумному сотрудничеству. Ему частенько удавалось отменять указания, ущемлявшие горожан. Прекратились реквизиции продовольствия для войсковых нужд. Снабжение стало осуществляться по взаимной договоренности. С английскими солдатами у населения недоразумений не возникало. Англичане и немцы проявляли взаимную корректность.
Кёльн не затронули революционные бури ноября в той степени, как это произошло в Берлине и ряде других городов страны. Английская оккупация тоже не привела к потрясениям. Мало что изменилось в жизни горожан и после замены монархии республикой. Хотя более активно стали действовать коммунисты. Они критиковали обер-бургомистра по любому поводу, называя его реакционным клерикалом, а магистрат - цирком Аденауэра. Ставили ему в вину скудость снабжения продовольствием. Действительно, перловая крупа порядком надоела. Однако жители города были благодарны и за нее. Критика в адрес Аденауэра в массовом порядке не поддерживалась.
Сам Аденауэр спокойно воспринимал наскоки на магистрат и на него лично. Экстремисты соорудили в парке могилу. Поставили на ней крест и написали на нем: "Здесь покоится Конрад Аденауэр". Обер-бургомистр во время прогулки увидел сооружение, прочел надпись, ухмыльнулся и спокойно прошел мимо. Никакой реакции с его стороны на эту выходку не последовало.
Поражение в войне подорвало имперские позиции Пруссии. Крушение монархии разрушило централизованную систему управления. Германские государства, аплодировавшие Берлину после разгрома Франции в 1871 году, теперь готовы были взвалить на него все беды. Росли антипрусские настроения. В Рейнской области они вылились в довольно сильное сепаратистское движение.
В конце 1918 года в партии Центра активно велись разговоры об обособлении католической и либеральной Рейнской области от протестантской и консервативной Пруссии. Аденауэру были понятны и близки подобные настроения. Однако он, взвешивая множество факторов, пришел к выводу, что речь надо вести о самостоятельности, не нарушая общегерманских связей. При всей его неприязни к Пруссии он считал, что полный разрыв с ней приведет к развалу германского государства, созданного с таким трудом и добившегося неплохих успехов в предвоенные годы.
Радикально настроенные сепаратисты собрались в начале декабря 1918 года в Кёльне с целью объявить о создании независимого рейнского государства. Аденауэра пригласили, но он в последний момент отказался от участия в собрании. Единодушия не оказалось и у собравшихся. Провозглашение независимости не состоялось. Несколькими днями позже Аденауэр заявил германскому министру внутренних дел Братшайду, что он против создания Рейнского государства.
К этому времени у Аденауэра сложилось твердое убеждение, что сепаратистское движение необходимо ограничить созданием в рейнских провинциях, включая Рурскую область и Вестфалию, самостоятельного образования в рамках германского федеративного государства. В январе 1919 года возник Комитет по созданию Рейнско-Вестфальской республики. Председателем избрали Аденауэра. Комитет издал меморандум, в котором указывал, что новая республика должна иметь собственные вооруженные силы (разумеется, с согласия английских оккупационных властей), но оставаться в составе германского рейха.
Противники Аденауэра долгие годы, включая и время после Второй мировой войны, обвиняли его в стремлении развалить общегерманское государство и стать главой его западных областей, объединенных в рейнскую республику. Не исключено, что подобные мысли появлялись у Аденауэра. Но они быстро ушли. Трезвый анализ обстановки, складывавшейся после войны в Европе, требовал консолидации. Аденауэр неоднократно повторял, что он никогда не был сепаратистом и не помышлял о расколе Германии. Антипрусские настроения сильно давили на кельнского обер-бургомистра. Католицизм, близость к западноевропейской культуре вызывали симпатии к Франции. Но он прежде всего был немцем и исходил из интересов немецкого государства.
Дальнейшие события развивались так. В феврале 1919 года в Кёльне по приглашению Аденауэра собрались обер-бургомистры рейнских городов, парламентарии, общественные деятели. На заседании столкнулись две точки зрения - провозгласить выход из германского рейха или объявить о самостоятельности в составе рейха.
С основным докладом, длившимся три часа, выступил Аденауэр. Он подробно остановился на позиции Франции.
- Некоторые политики в Париже ратуют за присоединение всего рейнского левобережья к Франции, другие - за создание буферного рейнского государства под французским контролем. Для англичан Франция после разгрома Германии становится главным политическим и экономическим конкурентом на континенте. Они против усиления Франции за счет рейнских территориальных присоединений. Но в то же время Англия не может решительно выступить против французских планов, ибо Франция нуждается в гарантиях на случай возрождения германской мощи.
В этих условиях необходимо такое решение, которое на длительное время успокоит Францию и предотвратит включение в ее состав рейнских земель. Создание рейнского государственного образования в составе германского рейха должно устроить всех.
Аденауэру бросили упрек, что он фактически разваливает рейх, разрушает центральную власть, вступает в конфронтацию с Берлином.
- В складывающейся обстановке я выбираю меньшее зло, - последовал ответ. - Понятно, самостоятельность рейнской республики нарушит некоторые общегерманские связи, что может, в частности, негативно отразиться на экономическом положении восточных областей страны. Но рейх будет сохранен, ибо рейнское государство останется в его составе, пусть и при значительной самостоятельности.
Собрание решило образовать комитет для разработки конкретных мер по созданию рейнской республики в рамках немецкого рейха и на основе имперской конституции, которую должно принять германское Национальное собрание. Председателем комитета стал Аденауэр.
Многие аналитики позднее высказывали мнение, что Аденауэр встал во главе сепаратистского движения для того, чтобы ввести его в легальное русло, а позднее и покончить с ним. Во всяком случае комитет, который он возглавил, не собрался ни разу.
Радикалов, выступавших за отделение от германского рейха, не устроила позиция Аденауэра. В июне 1919 года они провозгласили в Майнце создание независимой и суверенной рейнской республики.
Военная администрация в Кёльне срочно вызвала Аденауэра. Английский генерал спросил, как он оценивает действия сепаратистов и какими, по его мнению, могли бы быть шаги оккупационных властей.
После некоторого размышления Аденауэр посоветовал издать распоряжение о том, что любые изменения формы государственности в английской оккупационной зоне невозможны без разрешения британских властей.
Генерал немедленно продиктовал текст распоряжения дежурному офицеру и тут же подписал его.
5 июня 1919 года Аденауэр с группой представителей партии Центра и социал-демократов отправился в Версаль, где шли мирные переговоры. Посланцы изложили главе немецкой делегации графу Брокдорфу-Рантцау свою антисепаратистскую позицию. Граф заверил, что союзники не ставят вопрос об образовании рейнского государства. Не поднимает его, разумеется, и немецкая сторона.
Сепаратисты узнали о действиях Аденауэра и резко осудили его. Наиболее решительные созвали в Кобленце революционный суд и приговорили кёльнского обер-бургомистра к смертной казне. Позднее Аденауэр скажет, что кобленцкий приговор значил для него больше, чем самый почетный орден, ибо он дал убедительный ответ всем, кто обвинял его в сепаратизме.
По Версальскому мирному договору, подписанному 28 июня 1919 года, немецкие земли на левом берегу Рейна подвергались на 15 лет оккупации французскими, английскими, бельгийскими и американскими войсками. По истечении 15 лет эти области, как и 50-километровая зона на правом берегу Рейна, подлежали демилитаризации. Кёльн остался под английской оккупацией.