Кебич начинает беспокоиться
У "непредвиденного обстоятельства" были имя, а также ученая степень и статус председателя правления Национального банка Республики Беларусь. Звали "обстоятельство" Станиславом Богданкевичем.
Профессор Богданкевич, вопреки всем действиям правительства, настаивал на самостоятельности Национального банка Беларуси - то есть на сохранении права эмиссии, права создавать собственные золотовалютные запасы:
"Я никогда не пойду на то, чтобы отдать активы Нацбанка в распоряжение другого государства. Когда мы сидели в кабинете Черномырдина, Шохин (тогда - вице-премьер и министр экономики России. - А. Ф.) сказал: "Если вы так ставите вопрос, мы готовы в порядке исключения само здание (здание Национального банка. - А. Ф.) оставить в собственности Беларуси". Нам нужна такая подачка? Все это не имеет никакого отношения к экономическому союзу. Интеграция - это обмен продуктами труда, свободное движение капитала, отказ от таможни. Я двумя руками "за"".
Об "упрямстве", а на деле - продуманной и четко аргументированной позиции Богданкевича, не желавшего во имя политической карьеры Кебича нарушать Конституцию и отказываться от национальной валюты, знали лишь в кругах политиков и экономистов. Народ видел другое: правительство обещает ввести российский рубль - и ничего не делает. Вот почему сам факт визита Лукашенко в Государственную думу вызвал крайне нервную реакцию Кебича. Не случайно "Народная газета" строкой ниже текста выступления Лукашенко в Думе сообщила: "За час до подписи газеты в печать стало известно, что премьер-министр В. Кебич срочно вылетел в Москву".
У Кебича была и еще одна причина для беспокойства. Опираясь на информацию агентства Интерфакс, "Народная газета" сделала весьма серьезное примечание: "На состоявшейся после выступления в Думе пресс-конференции А. Лукашенко, отвечая на вопросы журналистов, сказал, что одной из целей его пребывания в Москве является исследование фактов продажи белорусским правительством оружия в Хорватию".
Это было уже совсем серьезным ударом. Заявление о том, что правительство суверенной Беларуси продает оружие в обход эмбарго ООН, было недвусмысленным доносом, позволявшим немедленно перевести Вячеслава Кебича из числа союзников России в число подозреваемых: санкции против бывшей Югославии вводились с согласия Кремля.
Петр Кравченко - основная мишень этого удара - оценивает это заявление так:
"Это были инсинуации, высосанные из пальца. За этой провокацией явно стояли незадолго переведенный в Варшаву Георгий Таразевич, изгнанный из МИДа за профнепригодность Валерий Цепкало и, возможно, Валерий Кез".
Скорее всего, здесь Лукашенко попросту сочинял, ибо никаких фактов, в реальности подтверждающих подобное нарушение международных обязательств, им озвучено не было. Да и сам Лукашенко после победы оставил эту тему без последствий.
Стороны постигают "черный пиар"
Впрочем, лгал не только Лукашенко.
Можно сказать, что главным принципом всей кампании 1994 года была сознательная ложь обеих ведущих команд. Аутсайдеры оказались то ли менее прагматичными, то ли более нравственными.
В частности, с подачи штаба Кебича 14 июня в газете "Советская Белоруссия" под названием "Беларусь беременна первым президентом. Кто им станет?" была опубликована статья, выданная за перепечатку из голландской газеты "Amsterdammgufiere". В ней искажались факты из биографии Станислава Шушкевича ("именно благодаря ему, сыну поляка-католика и польской еврейки, в православной Беларуси были открыты более двухсот католических костелов, а православных церквей лишь два десятка"), ему приписывались русофобия и крайний национализм.
Было понятно, что статья написана либо в Минске, либо в Москве: ни один европеец не поднимал бы вопросов религиозности и национальной корректности в такой дикой форме, как это было сделано в статье. Уже по окончании предвыборной кампании Станислав Шушкевич через суд сумел защитить свои честь и достоинство, доказав, что голландского оригинала данной статьи никогда не было.
Александру Лукашенко, разумеется, тоже достался ушат обвинений. В частности, за два дня до голосования белорусское государственное телевидение продемонстрировало сюжет, в котором стюардесса правительственного самолета сообщает телезрителям, что якобы несколько лет назад депутат Лукашенко во время визита в Китай… похитил у нее сумку с конфетами и электромассажером. По слухам, передача была инспирирована пресс-секретарем Кебича полковником Заметалиным. Помню, я позвонил Лукашенко в гостиницу с вопросом, видел ли он этот сюжет. После минутной паузы кандидат в президенты спросил меня:
- Саша, и ты в это - веришь?
Конечно, я в это не верил. Никакие заместители министра, якобы летевшие в этом самолете, а теперь демонстрируемые телевидением прямо на больничной койке, не могли убедить меня в том, что такое - было. И не только меня. Сказанному не поверил практически никто. Не известная никому стюардесса лучше любого агитатора убедила избирателей в том, что власть боится Александра Лукашенко, а потому за него стоит голосовать.
Впрочем, черные (или темные - как обычно говорят о сомнительных историях) технологии и команде Лукашенко были отнюдь не чужды.
С одной из таких нашумевших историй попробуем разобраться.
Выстрел в Лиозно
Семнадцатого июня, во время поездки по Витебской области, в Лиозненском районе, машина кандидата в президенты Лукашенко (принадлежащая депутату Ивану Титенкову) подверглась обстрелу со стороны неизвестных лиц. Кроме Лукашенко и Титенкова в машине ехал депутат Виктор Шейман.
Телевидение и радио тут же распространили версию, согласно которой покушение задумано в штабе Лукашенко и разработано Булаховым и Гончаром. Когда я примчался в штаб, там уже сидел белый как полотно Виктор Гончар. Всем своим видом он словно спрашивал: "И вы в эту чушь верите?"
Говорит Зинаида Гончар:
"То, что Витя никоим образом к этому отношения не имел, это факт, потому что на тот момент они даже не общались".
Булахов и Гончар не могли иметь к этому инциденту отношения хотя бы потому, что Лукашенко в этот момент им уже не доверял. Но были ведь и другие, те, кто доверием пользовался. Например, Леонид Синицын:
"О выстреле под Лиозно я узнал, как и все, утром. Они уехали в Лиозно, где-то во второй половине дня. Утром приехали и говорят, что был такой случай. По радио сообщили, и мы обсуждали, что же произошло. Что произошло там на самом деле, я не знаю до сих пор. Хотя ничего страшного в этой истории мы тогда не видели - на выборах чего не бывает…".
Власть немедленно потребовала расследования инцидента. С одной стороны, следовало доказать, что правительство не имеет к этому никакого отношения, с другой стороны, указать на истинного виновника происшествия.
Вспоминает Валерий Павлов:
"Я позвонил Константину Михайловичу Платонову (тогда - первый заместитель министра внутренних дел Беларуси. - А. Ф.), попросил взять специалистов и вылететь на вертолете в Лиозно, реально во всем разобраться. Вертолет Минобороны им предоставил… В состав группы входил и Юрий Захаренко. И когда они вернулись, Захаренко поздоровался и говорит:
- Мы привезли "могилу".
Я говорю:
- Как так?
- Да, - говорит, - стреляли. "Мерседес" стоял, стреляли в стоящую машину, чистейше разыграна инсценировка.
Тогда - и до, и после этого - не позволило свершиться правосудию только одно - мягкость Кебича: "Ай, ну ладно, ну что, ну стреляли!" Хотя вся эта "гвардия", по большому счету, должна была быть арестована, вне зависимости, что они депутаты. Стрельба - это применение оружия. Ну а дальше - следствие и баста… Ну, говорить, кто стрелял, я не буду…"
Результаты первичного расследования были оглашены по телевидению, но в них никто не поверил. Все, что говорилось в тот момент против Лукашенко, в общественном сознании оборачивалось дополнительными очками опальному кандидату: боятся, клевещут - значит, достойный человек, нужно его поддерживать.
Пистолет, из которого стреляли по "мерседесу", так и не нашли. Аркадий Бородин несколько лет спустя рассказывал мне о том, что накануне памятной поездки в Лиозно Виктор Шейман попросил его достать где-нибудь "нейтральный" пистолет. Бородич достал. Через несколько дней после лиозненского инцидента пистолет был возвращен "Витей-молчальником" владельцу с короткой, но очень характерной фразой: "Не пригодился".
Можно лишь гадать, почему Юрий Захаренко, хорошо знавший о том, что произошло под Лиозно, позже согласится стать министром внутренних дел в правительстве Лукашенко. Валерий Павлов, например, объясняет это так:
"Нормальный человек. Я думаю, все связано с тем, что его пригласили и сказали… Ну, что бы я, например, сказал на месте Лукашенко? "Юр, - сказал бы, - ну было-было там что-то, ну пацаны пошустрили, что тут такого? Чего только не бывает на выборах, да? Верю, знаю, что ты нормальный мужик, свой… Министром пойдешь?" Молодому человеку предлагают должность обалденную, ему до этой должности надо было бы пройти ступеньки три-четыре, а он стал сразу министром. И этот вопрос забыт. И второе, главное, победителей не судят".
Похоже, так и было, и совпадение предположения Павлова с оценкой начальника лукашенковского штаба Синицына: "На выборах чего не бывает" - это косвенно подтверждает. Сам же Захаренко начнет рассказывать правду лишь после своей отставки. Но тогда ему уже мало кто поверит: сочтут, что в молодом генерале говорит обида.
Второй куратор следствия, генерал Геннадий Лавицкий, бывший в тот период шефом белорусского КГБ, вскоре после выборов уехал послом Беларуси в Израиль, в каковом звании (вопреки всем дипломатическим нормам) пребывал свыше девяти лет. И - молчал.
Ни с левыми, ни с правыми
Но кампания была проиграна властями не только потому, что им не верили даже тогда, когда они говорили правду. Народ с готовностью обманывал себя сам. Он видел в лице Лукашенко защитника и готов был идти за ним до конца. Тем более что образ кандидата в президенты Лукашенко был сформирован в точности с ожиданиями большинства избирателей.
Хотя правительственная пропаганда усиленно втискивала Лукашенко в число так называемых левоцентристских кандидатов (Дубко, Новиков, Лукашенко - и фаворитом, естественно, Кебич), лозунг предвыборной кампании будущего президента гласил: "Ни с левыми, ни с правыми, а с народом…"
Лозунг этот придумал наш штабной аналитик Сергей Чалый, когда мы обсуждали вопрос о том, чем же стихийный коммунист Лукашенко отличается от "организованного" коммуниста Новикова. И он был немедленно подхвачен Синицыным. Леонид Синицын же предложил и основную структуру будущей положительной программы Лукашенко: "Заключить союз с Россией. Обуздать инфляцию. Заставить работать промышленность". К слову, последний пункт программы не был столь утопичен, как это провозглашалось противниками Лукашенко. И в нем была определенная хозяйственная логика. Тот же Синицын, профессиональный строитель, предлагал делать ставку на строительство как на отрасль, способную, по его убеждению, стать локомотивом белорусской экономики.
Дальше пошла разработка двух вариантов программы. Оба варианта так никому и не понадобились, поскольку никто в 1994 году никаких программ не читал: голосовать собирались "сердцем".
Больше всего мы опасались козней противника в связи с выступлением нашего кандидата по телевидению. Мы знали, что коллектив Гостелерадио строго контролируется правительством. (Накануне была закрыта популярная радиопрограмма "Белорусская молодежная", коллектив которой откровенно фрондировал, поддерживая Позняка и Шушкевича, а заодно предоставляя эфир и Александру Лукашенко.) Тем не менее, возможности кандидата в президенты выступить по государственному телевидению в 1994 году были - с точки зрения сегодняшних белорусских политических реалий - почти фантастические. Каждому из кандидатов предоставлялось по три тридцатиминутных выступления в прямом эфире.
Этим огромным временем нужно было как-то распорядиться. Нам казалось, что в штабе премьер-министра гораздо лучше нас знают, как это сделать. И когда мы с Михаилом Сазоновым прибыли в Гостелерадио с заявкой, выяснилось, что опередил пас, действительно, только представитель Кебича.
Однако время, зарезервированное под премьера, по какому-то злому умыслу совпадало то с трансляцией футбольного матча, то с очередной серией бразильской "мыльной оперы". Мы были шокированы: получалось, что штаб Кебича чуть ли не нарочно "подставлял" собственного кандидата.
Разрабатывали сценарий будущего "прямого эфира" мы с Синицыным. Нужно было обеспечить эффект "прямой связи" с народом, поэтому по нашей просьбе в студии установили прямую многоканальную телефонную линию - для вопросов телезрителей. Ответить на все вопросы было невозможно, поэтому договорились, что отвечать Лукашенко будет на домашние заготовки, и только изредка - па реальные прямые звонки. Заготавливались, отмечу, только вопросы: кандидат наотрез отказался репетировать ответы, полагаясь на свой дар импровизатора (и не напрасно). Вместо диктора от государственного телевидения вопросы "подавал" представитель штаба: во время первой программы - я, во время второй и третьей - Леонид Синицын, вежливо меня отстранивший со словами: "Проще надо быть, проще!".
Проблема была с руками: Лукашенко никак не мог решить, куда их девать на эти полчаса. Договорились, что руки лежат на столе. И камера все время выхватывала эти огромные, по-мужицки хваткие руки, которые как бы перед битвой сжимаются в кулаки. Но уже на втором выходе в эфир Александр Григорьевич освоился, и его руки свободно "летали", как сказала потом одна из восторженных телезрительниц.
Позже эту невероятной раскованности лукашенковскую жестикуляцию отметит во время съемок первой для президента Беларуси программы "Момент истины" и Андрей Караулов. Тогда же будут запечатлены и первые слезы в глазах Лукашенко - когда речь идет о белорусских гимнастках, "девочках-тростиночках".
Еще раз повторяю, Лукашенко был сам себе имиджмейкером и режиссером. Никто лучше него не чувствовал, что и как нужно сказать людям. Но это вовсе не означает, что у нас не было предварительной режиссуры его выступлений и встреч с электоратом. Как правило, всюду повторялась одна и та же заранее продуманная схема. Вначале выступало "доверенное лицо" кандидата - депутат Виктор Кучинский. Бывший военный политработник, летчик, небольшого роста, широкоплечий молодой парень, он буквально пылал энергией. Синицын называл это "разогреть публику". Он вспоминает:
"Кучинский делал это умело. Публика прямо на глазах становилась пластичной, тут выходил Лукашенко и рубил этот пластилин, выстраивал всех в зале точно, как ему было нужно…".
Рядом с холеричным Кучинским Лукашенко сразу поражал зал своим спокойствием, даже флегмой. Но по мере к финалу энергетика нарастала, сипловатый голос становился все громче, речь - все тверже, все убедительнее… И в конце - ответы на вопросы - всегда блестящее заключение-экспромт.
Впрочем, вопросы у людей в основном были одни и те же: Лукашенко оставалось лишь импровизировать, вспоминая, что он говорил раньше.
Главный помощник - Кебич?
Ораторские способности Лукашенко особенно проявились между первым и вторым турами голосования, когда штаб Кебича неожиданно предложил использовать форму теледебатов. Трудно было придумать что-либо более убийственное для премьера. Мы с Сазоновым, делегированные для ведения переговоров с пресс-секретарем Кебича Владимиром Заметалиным, больше всего опасались, что тот вдруг откажется от дебатов, "сорвется с крючка".
Но мы напрасно опасались: Заметалин сам начал нас уговаривать. И даже согласился на навязанную нами форму дебатов с участием журналистов, в те времена в большинстве своем ненавидевших Кебича.
Во время дебатов Лукашенко просто по стенке размазал противника. Вячеслав Кебич, привыкший к подготовленной аудитории, которую ему услужливо собирали его штабисты, безуспешно пытался заставить соперника перейти к обсуждению каких-нибудь конкретных вопросов.
- Вот вы говорите, что запустите заводы. А как вы это сделаете? - с упорством бывшего заведующего отделом промышленности ЦК КПБ экзаменовал оппонента Кебич.
- Запустим! Вы не запустили, а мы запустим! - бодро, как троечник на экзамене, отвечал Лукашенко.
И этого было достаточно! Народу были нужны уверенные и простые ответы на простые вопросы. "Мы сделаем! Мы знаем как!" По отношению к действующему руководителю презумпция невиновности практически не действовала, зато с избытком веры переходила на все, что бы ни городил его соперник.
Проигрышем для Кебича обернулось и приглашение журналистов. От них ждали, что они будут загонять в угол Лукашенко. Но напрасно. Ведь что я, например, говорил тогдашнему собкору "Известий" Александру Старикевичу, уговаривая его прийти на дебаты? "Кебича вы все равно не любите куда больше, чем Лукашенко!" - и это действовало!