Целую неделю безрезультатно проискав сына в моргах и полицейских участках, Лижия и Педро теперь вели себя иначе, стали внимательны и деликатны. Они согласились не возвращать его в клинику, уверяли, будто интересуются его работой в театре, и больше не требовали, чтобы он приходил домой в определенное время. Пауло отнесся к такой либеральности с подозрением. "Проведя неделю в панике, не имея никаких сведений обо мне, - скажет он впоследствии, - они были готовы на все, и я поспешил этим воспользоваться". У него отрастали волосы и нечто вроде бородки, и никто его этим не попрекал. Все свободное время, не занятое театральной деятельностью, он посвящал девушкам. Продолжая дружить с Ренатой и Фабиолой (Марсия в последнее время несколько от него отдалилась), Пауло увлекся Женивалдой - девушкой с северо-востока, некрасивой и плохо одетой, но обладающей блестящим интеллектом. Жени, как она просила себя называть, не по карману было жить в южной зоне и учиться в дорогом колледже, зато она была всезнайкой, и ей удалось прославиться в кругах, связанных с "Пайсанду".
Пауло начинал пользоваться все большим успехом у женщин. Причиной тому была отнюдь не пластическая операция, как у Фабиолы. Изменились сами обычаи, и волна перемен докатилась теперь до Бразилии. Потрясшая мир так называемая "контркультурная" революция меняла не только политические и поведенческие, но и эстетические пристрастия. Мужчины, чья внешность прежде считалась уродливой - Фрэнк Заппа, например, или бразильский музыкант Каэтано Велозо, - словно по мановению волшебной палочки сделались образцами красоты в ее современном понимании. Мужественный, здоровый и чисто выбритый красавец уступил место растрепанному, худосочному, скверно одетому типу. Благодаря новой моде, из всех прежних проблем у Пауло теперь осталась одна-единственная: найти место для своих любовных свиданий. Стремясь наверстать упущенное, он не ограничивался постоянными возлюбленными, а подхватывал и дополнительных - всех, кто случайно встречался на пути, как любительниц, так и профессионалок Мотелей тогда еще не было, в гостиницах требовали свидетельство о браке, и у молодых людей без собственных квартир возникали нешуточные трудности. Но Пауло грех было жаловаться: мать и бабушка Фабиолы закрывали глаза на то, что происходит в оклеенной газетами маленькой студии, а двери дома дяди Жозе из Араруамы всегда были открыты для племянника и его спутниц, с которыми он приезжал в свободные дни и по праздникам.
А когда у Пауло случайная возлюбленная появлялась неожиданно, он решал проблему как придется. Однажды он провел несколько часов с одной начинающей актрисой в окрестностях лагуны Родриго де Фрейтас. Пройдя по всем тамошним злачным местам и изрядно накачавшись алкоголем - наркотиков еще никто не употреблял, - Пауло с подругой под утро вынуждены были заниматься любовью в однокомнатной квартирке, где его избранница жила со своей глухонемой двоюродной бабушкой. Выжившая из ума старушка смотрела на их утехи, вытаращив глаза. Потом они повторили этот опыт еще несколько раз. А затем Пауло поведал дневнику, что занимался сексом и в более необычных условиях:
Я пригласил Марию Лусию прогуляться со мной по пляжу, а потом мы оказались на кладбище. Вот для чего я это пишу сегодня: чтобы потом вспоминать, какая у меня была однажды любовница на один день. Девочка, совершенно лишенная предрассудков, готовая на все ради свободной смелой любви, девочка-женщина. Она сказала, что сразу поняла по моему физическому типу, что я, должно быть, горяч в постели. И мы любили друг друга до самого вечера, изредка делая перерыв на отдых - или когда мимо проходили очередные похороны.
Правда, через пару недель после побега из клиники и эти проблемы Пауло остались в прошлом: по ходатайству дедушки он получил от родителей разрешение пожить самостоятельно. Новое пристанище ему предоставил сам мастер Тука, которому принадлежала квартирка в коммерческом центре города, на проспекте Рио-Бранко, в здании "Маркиз де Эрвал". Здание располагалось в незавидном месте, всего в паре кварталов от скопления дешевых домов терпимости. Днем здесь было вавилонское столпотворение: бродячие торговцы, лоточники, продавцы лотерейных билетов, нищие, снующие всюду автобусы и машины… А после семи вечера словно менялись театральные декорации. Дневная яркость красок уступала место тьме, появлялись новые персонажи: проститутки, сутенеры, жулики, трансвеститы… Ничто здесь не напоминало тот мир, из которого вышел Пауло, но это его не смущало: он жил в своей квартире и делал все что хотел. К тому же он обнаружил, что у всего здания - очень положительные флюиды. В двадцатые годы здесь располагался знаменитый отель "Палас", служивший местом свиданий замечательно красивым француженкам, благосклонностью которых, кстати, пользовались двое друзей: сам мастер Тука и его школьный товарищ композитор Бороро, вместе с Ламартином Бабо сочинивший знаменитую песенку "Цветы греха".
Встретившись с друзьями из "Группы Отличие", Пауло узнал, что обещанная премьера "Безвременной молодости" в Рио отменяется из-за недостатка средств. Часть труппы, принимавшей участие в спектаклях "Пиноккио" и "Война Ланчей", задумала новую авантюру, в которую тут же ввязался и Пауло: поставить пьесу для взрослых. Под эгидой Национального университетского театра юные актеры уже несколько недель репетировали сценическую версию "Капитанов песка" - прославленного и вызвавшего бурные споры романа, написанного Жоржи Амаду тридцать лет назад. Светловолосый, голубоглазый и загорелый режиссер и автор инсценировки был больше похож на тех серферов, что целыми днями катались в приливных волнах на пляже Арпоадор. Фрэнсис Палмейра - из молодых, да ранний - уже в пятнадцать лет сочинил пьесу "Правительственный акт", тут же запрещенную цензурой. Жоржи Амаду, в то время уже всемирно известный писатель и член Бразильской академии, был так приятно удивлен, увидев молодежную труппу, ставящую для взрослых, что не только одобрил инсценировку, но и написал очень благожелательный текст для программы:
Я доверил студентам инсценировку моего романа "Капитаны песка" и сделал это с надеждой и радостью: студенты - в авангарде всего хорошего, что делается сегодня в Бразилии. Они борются за демократию, за права человека, за прогресс, за процветание бразильского народа, они - против диктатуры и угнетения. В романе, послужившем основой пьесы, я тоже сказал свое слово веры в бразильский народ и выразил протест против всех форм несправедливости и угнетения. Первое издание "Капитанов песка" вышло за неделю до провозглашения "нового государства", установившего жестокую обскурантистскую диктатуру, арестовавшего издание и запретившего эту книгу. Мои роман стоп орудием борьбы. Сегодня он получает новое измерение: сцену, возможность непосредственного контакта с публикой Я желаю студентам Национального университетского театра самого большого успеха. Я убежден, что они еще раз послужат делу демократии в Бразилии.
Было ясно, что проблем не избежать. Первую препону воздвигло Управление по делам несовершеннолетних, грозившее запретить репетиции, если все члены труппы моложе восемнадцати, начиная с режиссера, не предоставят письменное разрешение родителей. За несколько дней до премьеры в театр явился представитель полиции и главный цензор Рио-де-Жанейро Эдгар Фасанья в сопровождении агента Национальной информационной службы ГНИС) и потребовал предъявить официальное разрешение без которого пьесу нельзя показывать зрителям. Поскольку разрешения не было, завязалась словесная перепалка и в результате полицейские задержали актера Фернандо Рески, а остальным заявили: если они хотят, чтобы премьера состоялась в назначенный день, 15 октября 1966 года они должны срочно представить текст пьесы в цензурный комитет. Через несколько дней инсценировка "Капитанов песка" получила официальное разрешение, но из нее вычеркнули некоторые слова и выражения - явное свидетельство обскурантизма, усиленно насаждавшегося в стране военным режимом. Из текста убрали слова "товарищ", "революция", "свобода" и даже целую фразу: "Тогда все дома будут для него открыты, потому что революция - это родина и семья для всех". Запуганные трудностями постановщики решили беспрекословно выполнить все требования цензуры. Среди тридцати актеров и актрис, занятых в спектакле, был и Пауло - причем он играл не самую последнюю роль. Его персонажем был Алмиро, влюбленный в негритенка Бузотера гомосексуалист, который в конце спектакля умирает от оспы. Жоржи Амаду пообещал прийти на генеральную репетицию, но ему пришлось уехать в Лиссабон на презентацию своего романа "Дона Флор и два ее мужа", имевшего шумный успех, и он попросил, чтобы вместо него на премьере присутствовал не кто иной, как сам Вертун, - бывший беспризорник города Салвадор, ставший прототипом одного из персонажей. В прессе Рио-де-Жанейро появились сообщения о нападках цензуры на молодежный спектакль - они привлекли такое внимание публики, что в вечер премьеры четырехсот мест театра "Серрадор" оказалось недостаточно для всех желающих. Из личных гостей Пауло на премьере не было только двоих: Ренаты и доктора Бенжамина, того самого энтузиаста электросудорожной терапии.
После второго срока в лечебнице у Пауло с этим психиатром установились странные отношения. У юноши возникла к нему симпатия, несмотря на страдания, перенесенные в клинике, больше того, - он испытывал необходимость поделиться с врачом сомнениями и услышать его совет. Это придавало Пауло ту уверенность в себе, которой не было прежде. В те времена такое поведение пациентов считалось побочным следствием частичной амнезии от электрошока. Однако через много лет Пауло пришел к выводу, что здесь скорее проявлялся так называемый "стокгольмский синдром". "Между мной и доктором Бенжамином установилась связь, как у похищенного с похитителем, - скажет впоследствии уже зрелый писатель в одном интервью. - Даже после выхода из лечебницы, когда меня одолевали муки взросления или возникали проблемы с девушками, я шел к доктору Бенжамину".
"Капитаны песка" не сходили со сцены два месяца. Особо громкого успеха спектакль не имел, но собирал достаточно публики, чтобы оплачивать расходы и делить оставшиеся деньги между актерами и техническим персоналом. К тому же постановка удостоилась хвалебных отзывов уважаемых критиков. Но эйфория, вызванная постановкой "Капитанов песка", прошла, и Пауло снова впал в депрессию. Он чувствовал себя опустошенным, потерянным, пинал, ногами все, что попадалось ему на глаза в дедовой квартирке. Он был одинок среди чуждых и враждебных ему людей, населявших тот район, в котором он теперь жил, здесь никто не мог поддержать его в трудную минуту или разделить с ним редкие радости. Временами он приходил в отчаяние. Когда наступал такой кризис, его дневник заметно увеличивался в размерах. Как-то он целую ночь печатал через один интервал страницу за страницей некое сочинение, которое впоследствии озаглавил "Признания писателя":
…Моя жизнь вдруг переменилась. Я оказался в самом ужасном месте Бразилии - в коммерческом центре Рио. Вечером нет никого. Днем - тысячи чуждых мне людей. Мое одиночество настолько материализуется, что я ощущаю его как что-то живое и жесткое, оно заполняет все углы и пути. Я, Пауло Коэльо - 19 лет от роду, и руки мои пусты.
Дешевые дома терпимости, что теснились в районах Лапа и Манте, были расположены очень близко, это манило Пауло, и он стал в них частым гостем. Неважно, что женщины эти не были элегантны и внешне мало походили на девушек, которыми он увлекался в южной зоне. С проститутками он мог говорить обо всем, что приходило в голову, не опасаясь критики, и беспрепятственно осуществлять все свои тайные фантазии. Даже когда эти фантазии заключались в том, чтобы не делать ничего, - один такой случай он описал в дневнике:
Вчера я снял самую старую женщину в этой зоне - я никогда не спал ни с кем старше. Я не тронул ее, заплатил только за то, чтобы смотреть. Ее груди казались пустыми мешками, она лежала передо мной совершенно голая. Я смотрел на нее, не понимая, почему она вызывает во мне одновременно и жалость, и уважение. Она была чистой, профессиональной и ласковой, но очень старой - невозможно вообразить, сколько ей лет. Может, 70. Она француженка, на полу валялась газета "Франс суар". Она была со мной очень заботлива. Она работает с 18-ти до 23-х, а потом едет на автобусе домой, и там у себя она - всеми уважаемая почтенная старая дама. Кто бы мог подумать, Господи! Я не в состоянии представлять ее голой, я содрогаюсь. Все перемешалось. Я никогда не забуду эту старушку. Как странно.
Если иногда Пауло платил, не занимаясь сексом, то случалось и наоборот, он не платил ничего или почти ничего: "…Вчера я был в ударе и взял проститутку, ничего ей не заплатив; в итоге она забрала свитер, который я умыкнул у одного приятеля".
Женщины этой зоны могли не только изредка внушать Пауло платонические чувства, но и погружать его в вихрь всепоглощающей страсти. Несколько недель он описывал в дневнике свою безумную любовь к одной юной проститутке. Но однажды она сбежала от него с другим клиентом, и Пауло снова вошел в штопор. Повзрослев, он, видимо, в глубине души еще оставался невинным мальчиком - иначе не объяснить тот приступ ревности, что охватил его, когда его бросила проститутка. "Мне было так тяжело! Мне хотелось плакать, как я никогда прежде не плакал, потому что в этой женщине заключался весь смысл моего существования". Пауло был безутешен: "В ее теле я мог хоть немного избыть свое одиночество". Но узнав, что возлюбленная вернулась и рассказывает всем о его интимных особенностях, Пауло не выдержал:
Я узнал, что она позорит меня, рассказывая о том, на что меня толкала огромная любовь к ней. Она ни разу не сказала обо мне ничего достойного. Стало понятно: я для нее - никто, ноль без палочки, разрушенная пристань. Я напишу здесь имя женщины, которой подарил все то чистое, что еще оставалось в моем гнилом существе: Тереза Кристина де Мело.
В то время дневная жизнь Пауло весьма отличалась от ночной. Днем он жил как мечтал: возлюбленные, репетиции, занятия, споры о кино и экзистенциализме. В новом колледже он ухитрился благополучно завершить учебный год и мог теперь поступить в университет но, естественно, не на инженерную специальность, как хотелось отцу. Изредка заглядывая в родительский дом - обычно поесть или попросить денег, - Пауло сочинял всякие небылицы, чтобы шокировать родителей: например, уверял, будто ходит в самые экстравагантные места Рио. "Я узнавал из газет, где собирается неформальная свободная молодежь, и врал, что якобы тоже хожу туда, чтобы привести в ужас отца и мать". Он всегда носил на плече гитару, на которой почти не играл, но хотел тем самым "производить впечатление на девчонок". Будучи уже совершеннолетним, он разыгрывал участников рейдов Управления по делам несовершеннолетних, которые ловили подростков, употреблявших спиртное.
Но с наступлением ночи на него безжалостно наваливались одиночество и тоска. И Пауло не выдержал. Три месяца он еженощно отчаянно боролся с этим кошмаром, и наконец понял, что должен вернуться. Он собрал пожитки и, угрюмый, униженный, попросил родителей принять его в дом, где, как ему раньше казалось, никогда больше не будет жить.
9
Третья попытка с мужчиной убеждает Пауло: он не гомосексуалист
Судя по непринужденности, с какой Пауло обращался с женщинами разного разбора - от проституток Манге до элегантных кокоток "Пайсанду", - можно было предположить, что он человек сексуально раскованный. Но такое впечатление обманчиво. Гомосексуализм, который в театральном мире цвел пышным цветом, не встречая ни порицания, ни осуждения, возбуждал в Пауло тайное сомнение, - такое, что не доверишь даже дневнику, - а что если у него действительно "проблемы с сексом", как и предполагала некогда мать? Или, выражаясь яснее, не гомосексуалист ли он? Хотя двадцатилетие было уже не за горами, секс оставался для Пауло областью темной и загадочной. В отличие от множества бразильских мальчиков того времени его первый опыт однополой близости случился с Мада, преждевременно созревшим и не по возрасту опытным, а не с кем-либо из сверстников-друзей по схеме "ты мне - я тебе", или, как говаривали тогда в Рио, "напополам". У Пауло никогда не возникало желания интимной близости с мужчиной, даже фантазий таких не бывало. Иногда впрочем, завидев группки друзей-гомосексуалистов, беседующих о чем-то в перерывах между репетициями, он краснел, и его душу будоражили вопросы: "А что если правы они? И верный выбор сделали они, а не я?"
Жизнь научила его, что лучше первым нырнуть в ледяную реку, а не мучиться в ожидании своей очереди. Надо не терзаться бесконечными сомнениями, а прибегнуть к единственному способу решения проблемы: попробовать самому. Он вычитал у Карла Маркса что-то вроде того, что "практика есть критерий истины" и взял эту формулу на вооружение - словно получив еще один стимул выполнить принятое решение. Однажды вечером, еще на дедушкиной квартире в центре, набравшись храбрости, Пауло решил разрубить этот узел. Несколько часов слонялся он по гейским барам на задах душных галерей "Аляска" и "Менескал", шатался по Копакабане. Выпил несколько порций виски - и наконец решился. В каком-то кромешном аду, подобравшись у стойки к парнишке-ровеснику - профессионалу из тех, что приходят подзаработать, - Пауло сразу взял быка за рога:
- Привет, как дела? Я здесь, чтобы пригласить тебя в постель. Не хочешь пойти со мной?
Он был готов ко всему, но ответ поразил его:
- Нет. С тобой - не хочу.
Если бы паренек вдруг ударил его по лицу, неожиданность была бы меньшей. Как так - "нет"? Он же платит! Однако тот уже отвернулся, а Пауло так и застыл на месте со стаканом в руке. В следующем кабачке он предпринял было новую попытку, но, сраженный вторым отказом, решил не продолжать подобных экспериментов. А спустя месяц, погрузившись в лихорадочную профессиональную деятельность, он, кажется, забыл об этом вовсе.