Сложнейший узел событий. Увидеть и прояснить это время - задача и для историка непростая, а для композитора почти непосильная. Мусоргский начинает не с поисков сюжета, но - с внутреннего ощущения русской истории и своей музыкальной задачи. Между временем Годунова и началом новой России - длинная цепь событий. Но как произведение "Хованщина" рождалась из сцены под Кромами. Там, в финале "Годунова", было найдено то особое зерно, из которого прорастало и совершенно новое художественное мышление. Русское прошлое и настоящее, как и будущее произведение, запечатлеются в том же письме к Стасову:
"Черноземная сила проявится, когда до самого днища ковырнешь. Ковырнуть чернозем можно орудием состава ему постороннего. И ковырнули же в конце XVII Русь-матушку таким орудием, что и не распознала сразу, чем ковыряют, и, как чернозем, раздалась и дыхать стала. Вот и восприяла сердечная разных действительно и тайно статских советников и не дали ей, многострадальной, опомниться и подумать: "куда прёт". Сказнили неведущих и смятенных: сила! А приказная изба все живет, и сыск тот же, что и за приказом; только время не то: действительно и тайно статские мешают чернозему дыхать. Прошедшее в настоящем - вот моя задача".
Давние времена проявляются в живом "разговоре" с временами нынешними ("прошедшее в настоящем"). Но и здесь ощутима совершенно особенная, многомерная оптика Мусоргского. Начало петровских времен - "ковырнуло" Русь, и поначалу она "раздалась", задышала. Но унаследовала уже и то, чем ее ковырнули, орудие "постороннее": силу петровской бюрократии. Народничество Мусорянина очевидное - пока народ не станет сам жить исторической жизнью, Россия будет топтаться на одном месте. Почти почвенничество. Только главный русский почвенник, Достоевский, взывал прислушаться к тому, чего народ жаждет. Мусоргский, крестьянолюбец, готовый восхищаться мужиком, с воодушевлением ждавший его подъема после реформы 1861 года, словно уже и не видит в крестьянстве желания к самостоятельной жизни.
"Ушли вперед!" - врешь, "там же"! Бумага, книга ушла - мы там же. Пока народ не может проверить воочию, что из него стряпают, пока не захочет сам, чтобы то или то с ним состряпалось, - там же! Всякие благодетели горазды прославиться, документами закрепить препрославлепие, а народ стонет, а чтобы не стонать, лих упивается и пуще стонет: там же!
Не то уверен, что народ - уже или пока - не способен к самостоянию, не то лишь ставит себе вопрос. Письмо - не трактат, оно всегда несет на себе впечатление минуты. А у него, столь переменчивого в настроениях, почти любая фраза - не столько мировоззрение, сколь мгновенное ощущение.
"Хованщина" рождалась отчасти из настоящего. Но ответ на вопрос нужно было искать в далеком прошлом.
* * *
"Царствование Феодора закатилось в тучах", - заметил один историк. Но события года 1682-го, в которых теперь, сидя в Императорской Публичной библиотеке, "под крылом" Стасова, и делая выписки, принимал если не участие, то "соучастие" Мусоргский, вели к царствованию Алексея Михайловича. Государь Российский был женат дважды. Первая его супруга, Марья Ильинична, урожденная Милославская, ушла из жизни в 1669 году. За спиной царя было четыре десятка прожитых лет, он был еще не стар и спустя два года женился вторично. Новая царица, Наталия Кирилловна, была из рода Нарышкиных. Так и образовались около престола две партии.
Из прежних царедворцев заметен был Иван Михайлович Милославский. Он умел вкрасться в доверенность, умел быть и преданным - до поры до времени. Пока была жива царица Марья Ильинична, родственные связи прочно держали его у престола. С приходом Нарышкиных все изменилось. Отец молодой царицы, Кирилл Полуектович, вознесся стремительно: стал боярином, был возведен в чин главного судьи в Приказе Большого Дворца, царскою милостью получил девять тысяч душ. Да и братья царицы обижены не были: сразу стали окольничими. К этой партии принадлежал и еще один, действительно заслуженный, уважаемый человек - Артамон Сергеевич Матвеев.
Он не был знатен. И возвысился не как Милославский, через интриги и угодливость. Это был военный, доблестный человек, в войске весьма уважаемый. По смерти знаменитого дипломата Ордына-Нащокина Матвееву был вверен Посольский Приказ. Честный служака, примерный христианин, человек премного образованный и преданный государю, он быстро завоевал симпатии Алексея Михайловича. Матвеев не имел близких связей со знатными боярами, по долгу службы много общался с иностранцами. Европейство в нем сочеталось с государственным усердием. И - с домашними нововведениями.
Артамон Сергеевич завел у себя оркестр из дворовых и собственный театр. Царь, уже как близкий друг, навещал дом Матвеева, его концерты и представления. Когда царица Марья Ильинична преставилась, он зачастил к Артамону Сергеевичу, просиживал в его доме часами, трапезничал, беседовал. Там-то он и встретил однажды Наталью Нарышкину. Потому-то с возвышением родственников царицы еще большей милости удостоился и любимец государя Матвеев, некогда думный дворянин, а теперь - боярин.
Царь Алексей Михайлович был многодетен. Но престол наследовать могли только сыновья. От первого брака их было двое - царевич Феодор и царевич Иоанн. От второго - Петр. Этот ребенок уже маленьким поражал всех своей смышленостью, бодростью и здоровьем. Старший царевич, Феодор, был разумен и добродетелен, но часто болел. О нем поговаривали: "недолговечен". Иоанн был и физически нездоров, и умом скорбен. Кровь Милославских дала не лучших чад для престолонаследия. Зато отыгралась в женской половине. Из пяти царевен, дочерей Алексея, одна проявила редкие способности. Ей, царевне Софье, и выпало сыграть в русской истории особую роль, по тем временам - почти невероятную.
…Бедные царевны Древней Руси! Замуж за простого не отдадут - он тебе "не ровня". За иностранного принца? Не так просто сыскать жениха. Да и как выдавать за неправославного? Вся жизнь - в тереме, как в тюрьме. День за днем - тишина, привычный круг людей: придворные боярыни да сенные девушки. Вышивание "шелком и золотом". Сплетни. И в церковь ходить по особой галерее, и на прогулку отправляться в плотно закрытых экипажах. Царевны почти недоступны мужскому взору. Стольников, что состояли при них, по достижении зрелости отчисляли в иную службу. Ни семьи, ни особых интересов. Жизнь, история - проходили рядом, за стенами терема, и - вдалеке от них.
Но уже носились в воздухе "предрассветные трепеты" русского Просвещения. Уже появлялись первые русские европейцы. Эти люди способны были иной раз и выйти за рамки старинных обычаев. И Ордын-Нащокин, и Артамон Матвеев, и Василий Голицын, и Симеон Полоцкий - во всех этих лицах ощутимо веяние нового времени. Полоцкий же сыграет свою роль и в воспитании наклонностей царевны Софьи.
Духовный писатель, астролог, оратор, поэт. Родом он был из Белой Руси. Образование получил в Киево-Могилянской коллегии. Принял монашество, жил в Полоцке, писал силлабические вирши. Царь Алексей Михайлович посетил Полоцк в 1656-м и получил из рук монаха Симеона стихотворное приветствие. В 1664-м Полоцкий уже в Москве, в Спасском монастыре за Иконным рядом, обучает молоденьких подьячих Тайного приказа. Бойкое перо, стихи на события в царском доме, ощутимое западное влияние… С 1667 года он - воспитатель царских детей. Пишет им "Вертоград Многоцветный", книгу для чтения, нравоучительные вирши:
Знающе правду, а о ней молчати,
Есть злато в землю тщетно закопати.
Духовные лица косились на Полоцкого, подозревая латинскую ересь. Царь - любил и защищал. Через Симеона пылкая Софья пристрастится к чтению. В ее комнатах он будет представлять свои драматические опыты. Сведет царевну с интересными людьми. Среди них - Сильвестр Медведев. Писал вирши, позже - оставит записки о временах хованщины. Из окружения царевны - он единственный свидетель этой исторической драмы, оставивший документ.
Полоцкий, Медведев, домашний театр… Просвещение было доморощенное. Ни системы, ни даже малой последовательности в обретении знаний. Но всё же - просвещение. А значит - иной образ жизни.
Софья стала смелее переступать через законы терема. В ее покои были вхожи мужчины - родной ее дядя, Иван Милославский, иногда князь Василий Голицын, если он мог отлучиться со службы на украинской границе. Этот человек - слабость царевны Софьи. Ее радовало его присутствие. Она вслушивалась в речи мужчин - и жизнь Московского царства волновала ее. По смерти царя Алексея Михайловича воцарился его старший сын, Феодор Алексеевич. Человек болезненный, он не мог много времени уделять присмотру за сестрами. Царевны почуяли свободу. Софья, умная, энергичная, сумела сблизиться с братом Феодором. Она помогала ему в недугах и - день за днем, год за годом - приучила царедворцев к своему присутствию.
При Феодоре Иван Милославский снова возвысился. И сразу постарался изничтожить Артамона Матвеева, самого одаренного и потому - главного врага. Изворотливый мастер интриги сумел добиться своего: Матвеева признали чернокнижником, покусителем на царскую особу, сослали в Пустозерский острог. Все и дальше шло бы по-милославски, да у царя Феодора Алексеевича появился свой фаворит, Иван Максимович Языков. Он тоже был из людей неродовитых и деятельных. Возвысился быстро, получил боярский сан.
…Когда царица принесла царю наследника, младенец долго не задержался на этом свете. Следом за ним ушла и супруга царя. Феодор, задумываясь о будущем преемнике, поделился своими надеждами с Языковым: брат Иоанн был у порога совершеннолетия, но совершенно не способен властвовать, Алексей Михайлович еще при жизни обратил внимание на Петра. Феодор склонялся к тому же:
"Царевич Петр здрав и оделён от Бога всеми достоинствами. Он достоин наследия державного престола Российского".
Языков легко мог представить себе свое будущее при воцарении маленького Петра Алексеевича. И поспешил уговорить царя на новый брак. Феодор поддался, обвенчался с девицею Марфой Матвеевной Апраксиной. Но вскоре слег, чтобы более уже не подняться.
Последние дни царя Феодора потонули в дворцовых интригах. Новая царица склонялась на сторону Нарышкиных. Ее хлопотами Артамону Матвееву вышло послабление. Феодор перевел его в город Лух, присовокупил бывшему опальному царедворцу и небольшую вотчину Милославским ничего не оставалось, как пытаться влиянию царицы противопоставить влияние царевны Софьи. Похоже, страсть к власти уже овладела ее умом. Какие мечты реяли перед мысленным ее взором? Какие тешили ее честолюбие? Вкрадчивая и волевая, она склонялась к постели умирающего царя, всё что-то ему нашептывала…
Духовенство склонялось к Петру и его набожной матери, Наталии Кирилловне. На Петра уповал и простой народ. Но всех раздражали их родичи - чванливые Нарышкины. Партия царевича Иоанна была немногочисленна: Царевна Софья, Иван Милославский, несколько их дальних родственников. Но они своего добивались настойчивей и целеустремленней. Впрочем, была и еще одна сила, от которой зависело многое: стрельцы.
…Первое регулярное русское войско. То самое, что получает жалованье и призвано держать оружие наготове. Создавалось еще во времена Ивана Васильевича Грозного. И тогда - это была значимая сила. Быть всегда готовым к войне, к походам, к лишениям, к усмирению непокорных…
Но время шло. Жалованья не хватало. Стрельцы обрастали семьями, жили слободами, занимались земледелием, торговлей. Имели даже льготы. Воинский дух уходил из войска. Житейский разгул - оставался.
Подойду, подойду… Под Иван-город…
Вышибу, вышибу… Каменны… стены…
Первые слова "Хованщины", которые выпевает сквозь дремоту стрелец Кузька. В залихватской удали этих слов - славное прошлое. В дремотном бормотании - настоящее.
Еще Алексей Михайлович их выделял - и жалованьем, и кафтанами с золотой перевязью. Стрельцы привыкли к вниманию царей. Поглядывали на иные служилые сословия не без высокомерия. А те на них косились: вооруженные люди в мирной жизни, склонные "озоровать", "силу употребить". Не любил простой люд, не любили посадские, не любили бояре. В полковники стрелецкие боярину идти было зазорно. И частенько попадали туда люди корыстные, нечистые на руку. Заставляли работать на себя, удерживали жалованье, а то и батогами били.
К началу 1682 года управляли Приказом стрелецким двое. Князь Юрий Алексеевич Долгорукий - воин заслуженный, но был он стар и немощен, и должным образом исполнять свое дело был уже не в силах. Боярин Языков же думал не о стрельцах, - о судьбе собственной. Он видел: дни царя Феодора сочтены, а будущее - в тумане.
Зимою от стрельцов государю Феодору Алексеевичу была подана челобитная - на полковника Пыжова. Царь передал ее Языкову, тому ж было недосуг: велел наказать челобитчиков. По рядам стрельцов пошел ропот. Стрелецкие начальники воспряли духом, почуяли безнаказанность. Накануне кончины Феодора пришла новая челобитная, на полковника Семена Грибоедова. Языков уже был встревожен. Но и здесь разбираться не стал: посадил Грибоедова на день под замок. Стрельцов все-равно не удовлетворил, они уже выказывали недовольство.
Странные времена переживала Россия. Умирающий царь, дворцовые интриги, стрелецкое брожение и… - реформы. В декабре в Москве совещаются дворянские выборные во главе с князем Василием Голицыным. Обсуждают вопрос об отмене местничества. Чтоб не знатность ценилась, но служба государева. В январе - выходит указ Боярской думы: все высшие сословия уравнять в правах.
Россия на пороге потрясений. Разрядные книги сжигаются публично. С китайской границы доходят тревожные вести о столкновениях на Амуре русских поселенцев с китайцами. А далеко, в Пустозерске, "за великие на царский дом хулы", в огне обретают гибель духовные вожди раскола: Епифаний, Лаздий, Никифор и протопоп Аввакум.
Двадцать седьмого апреля печальный удар колокола возвестил о кончине царя. С колокольни взметнулась стая ворон. Наступала одна из самых драматичных страниц русской истории.
* * *
Тридцатого июня Мусоргский - шафер на свадьбе Римского-Корсакова и Надежды Николаевны Пургольд. Еще через неделю появляется заветная тетрадь.
Вверху будет выведено большими буквами, с нажимом: "Хованщина". На заглавие ляжет тонко начертанный крест. Вертикальную линию по краям пересекут маленькие черточки. Поперечина креста пройдет прямо по буквам, как бы их перечеркивая. Только пропорция давала нужное впечатление: жирные буквы на тонкой линии, "Хованщина" на кресте… Сюжетная основа - стрелецкий бунт 1682 года, несколько месяцев русской истории. Идейная основа - раскол, то событие в русской истории, из которого вышли мучительные противостояния последующей русской истории: Петербург и Москва, Россия и Русь, государство и народ, столица и провинция, западничество и славянофильство… - все те противоречия, что запечатлелись и в гербе российском: двуглавый орел, один его взгляд - на Запад, другой - на Восток.
Под надписью "Хованщина" - буквами помельче - обозначен жанр: "народная музыкальная драма в пяти частях". Здесь сказался опыт "Бориса". Назвать "Хованщину" "оперой" - значило сузить самый смысл будущего создания.
В этот день он занесет список источников для либретто будущей оперы. "Летописи русской литературы и древности Н. Тихонравова" - сборники, где статьи историков и филологов перемежались с публикациями древних рукописей. Он укажет выпуск 1861 года, хотя их было больше, и читал он, похоже, все. "История Выговской пустыни" - та самая книга, которую брал некогда у "дяиньки" Никольского. Книга И. И. Голикова "Деяния Петра Великого, мудрого преобразователя России", П. К. Щебальского "Правление царевны Софьи", оттиск из "Русского слова" за 1859 год, со статьей М. И. Семевского "Современные портреты Софии Алексеевны и В. В. Голицына". Свидетельства И. А. Желябужского, Сильвестра Медведева, А. Матвеева будут извлечены из объемистого тома "Записок русских людей", подготовленного И. П. Сахаровым. Там же будет опубликована и рукопись Крекшина, которую он в перечне подзабыл. Венчает список источников знаменитое "Житие протопопа Аввакума, написанное им самим".
Источников скоро будет куда больше. Но пока хватало и этих.
Одиннадцатого июля он вспомнит: пять лет назад, когда Балакирев пытался привлечь внимание к Глинке, к русской музыке в Праге, для их кружка свои двери открыла Шестакова. Сколько было надежд, задора, желания бороться! И это уже становилось историей: Корсинька, похоже, остепенился; Милий и вовсе отдалился, стал совершенно чужим. Контраст между прошлым и настоящим был разителен. Он вглядывался в те незабываемые годы. "Сокрушался сердцем". Ей, голубушке Людмиле Ивановне, и скажет об этом заветное слово:
"Много хорошего было сделано, и за это хорошее дань Вам надлежит, Вам по праву Светло прошлое кружка, - пасмурно его настоящее: хмурые дни настали. Не стану винить за это ни одного из сочленов, "бо несть злобы в сердце моем", но по прирожденному мне доброму смеху не могу не почтить кружок изречением Грибоедова: "одни повыбыли, другие, смотришь, перебиты"; то, что служило на пользу Скалозубу, зело печально для кружка, и как ни стараюсь я отогнать докучливую муху, что жужжит скверное слово "развалился", муха тут как тут со своим жужжанием - словно смех, гадкий смех слышится в этом жужжании. Вам, голубушка, остается собрать остатки разбившейся священной армии, и если невозможен бой с халдейской всячиной, то драться до последней капли крови в буквальном смысле. Найдутся бойцы, у которых не вырвешь знамени из рук, и соберутся эти бойцы, хоть и в лохмотьях, да в своих, не в чужевзятых, не в женских капотах и юбках, как в священной армии великого палача. Художник верит в будущее, потому что живет в нем; эта вера толкнула меня, при сложении моей дани у Вашего подножья, исповедаться перед Вами. Примите моего "Бориса" под Ваше крыло, и пусть от Вас начнет он, благословленный, свою публичную страду".
Грустное было письмо. И "Горе от ума" припомнилось как невеселая шутка. И "великий палач" - Наполеон - пришел в голову не просто так. Недавняя Франко-прусская война уже отозвалась и в русской жизни. После объединения и усиления Германии чувствовалось напряжение во всей Европе. В России ввели всеобщую воинскую повинность. Через два дня, в письме к Стасову, Мусорянин запечатлеет и столичные будни:
"Сам-Питербух и его окрестности изображают, по двухножной части, сплошной детский лагерь; фабричные бродят по улицам, насвистывая или нахрипывая военные марши, даже бабы-ягодницы выкрикивают и выпискивают по-военному…"
Письмо это начиналось с начертанных последних тактов "Бориса", с печального замечаньица, которое отсылало к тому же "Годунову":