И я, право, изумился. Неужели все страсти перестроечные превратились в нафталин даже для тех, кто это своими глазами видел? Неужели столько воды, пива и крови утекло? Неужели даже сорокалетние не помнят знаменитую кепку репортёра № 1? Ведь для меня Политковский однозначно персонифицирует проект "Взгляд" и "честную" журналистику эпохи перестройки.
Популярность журналистов, и особенно ведущих "Взгляда", была огромной. В "Огоньке" (1997 г.) были опубликованы воспоминания Политка: "Помню, готовил материал о разгуле в Тольятти вьетнамской мафии (во"Взгляд" пришла телеграмма от мамы изнасилованной девочки). Привезённый сюжет из-за страха вбить клин в советско-вьетнамские отношения в эфир не пустили. Продолжая добиваться правосудия, мама с дочкой приехали в Москву, и я решил сделать досъёмку. По красивому замыслу последние слова в интервью с женщинами должны была быть сказаны уже с подножки уходящего в Тольятти поезда. Зная, что до отхода поезда остаётся две минуты, начал задавать свои вопросы… Проходит минут десять – а поезд почему-то всё не отправляется. После уже третьего круга вопросов и ответов мы спросили у проходящего мимо железнодорожника: мол, поезд-то почему стоит? "А, – говорит, – машинист сказал, что пока Политковский не закончит своё интервью, я с места не тронусь…"
Это совсем не гламурного замеса была популярность. Не та слава, что твиттером множится.
А ведь ещё в "нулевых" украинский телекритик Наталья Влащенко заметила: "На телевидении есть свои "честные пацаны". Настоящим первооткрывателем в этом направлении был ленинградец Александр Невзоров, который регулярно в течение 600 секунд нагружал страну своей честностью. А если ему казалось, что в стране недогруз по этой части, мог и самострел в лесочке организовать: пусть население понимает, "что с людями делает" искреннее стремление к бескомпромиссности. Потом на его место пришли другие "пацаны" (но тоже очень хорошие): пристально посмотрел в глаза стране Сергей Доренко. Всех этих людей с точки зрения телевидения объединяло одно: их не очень интересовало КАК, поскольку кардинальным вопросом современности было ЧТО. Это одна чаша весов… Кто не помнит "честных" Политковского и Мукусева в одной упряжке с фраерствующими (и тщательно замазывающими грех буржуазности и эстетства) Дмитрием Захаровым, Александром Любимовым и Евгением Додолевым во всенародно любимом "Взгляде"? Потом говорили, что нужды времени исчерпали формат. Отчасти это так. Но всё же катализатором этих форматных судорог послужил тот факт, что "в одну телегу впрячь не можно" железного коня и вольную птичку колибри".
Да, в "нулевые" "взглядовцы" ещё были мерилом. А теперь вопрос "Кто не помнит?" перестал, похоже, звучать риторически. Но он и не звучит трагически. Потому что всё новое – хорошо забытое старое. Умрут одни, родятся другие, и "повторится всё как встарь". Снова придут молодые со старым грузом проблем, и опять будут пытаться донести до людей каждый "свою" правду, бессмысленно тратя силы, здоровье и жизнь на покорение холодного Олимпа славы. "Дети минут" всегда упускают из виду, что есть ещё олимп памяти, покорить который гораздо труднее, чем добиться сиюминутного успеха.
В интервью той же Наталье Влащенко уязвлённый Леонид Кравченко через семь лет после расстрела Листа сказал: "Что касается "взглядовцев", то они довольно скоро поняли, что эфир – это отличный и очень быстрый способ зарабатывать деньги. Я попытался вводить в коллектив других людей, но они их отторгали. Стоило мне уйти в ТАСС на год, как они создали телекомпанию "BИD" и очень быстро пересели на "Мерседесы". Влад Листьев создавая ряд программ, пытаясь навязать "Останкино" новую программную сетку и, по сути, овладеть государственной телекомпанией. И наступил момент, трагичный для Влада, когда он объявил на полгода "мораторий" на рекламу. Что было дальше – вы знаете. Позднее выяснилось, что Листьев увёл пять миллиардов рублей рекламных денег… Ребята, увлечённые бизнесовым проектом, зашли слишком далеко. То же самое было всегда с Эдиком Сагалаевым, ведущим "12-го этажа". Все его новые проекты всегда напоминали бизнес-предприятия, но не творческий проект. Поэтому он и развалил редакцию информации, что с гораздо большим интересом и удовольствием занимался бизнесом, а не творческим менеджментом. А для чего сейчас Любимов создал "Союз электронной прессы"? Поверьте, не для того, чтобы защищать права журналистов. Хотя на кремлёвских тусовках он убеждает всех в обратном".
Следите: у него бритва в рукаве! Ну, я же говорю: правда – у каждого своя. И всякий судит по себе. "И не изменится времени ход" (© Макаревич). На самом деле только Разбашу на юбилей был куплен "мерс" (это была первая иномарка в компании), но угнан был на следующий же день. Смерть Листа отрезвила ребят и заставила переосмыслить очень многое. Потом они вспомнили, как их исподволь "наказывали": у директора компании Горожанкина вообще трижды угоняли тачки. Напомню, страховых не было тогда… Ребят пасли. "Если ты пьёшь с ворами, опасайся за свой кошелёк" (© "Нау"). Ну да ладно.
Что касается Листьева, то у него была Volvo, а позднее Mazda.
Вообще, из ведущих "Взгляда" первым обзавёлся автомобилем Любимов: это были краденые-пререкраденные "Жигули" с липовыми документами, "шестёрка", кажется, по колёсам которой однажды ночью стреляли гаишники, когда мы с Александр Михалычем мчались с дачи Макаревича и, заслушавшись Фредди Меркури (которого Люби называл Федей Ртутным), проигнорировали приказ остановиться.
Глава 16. ПРОЕКТ. ЭПИЗОД ШЕСТОЙ
"Ощущение свободы"
Алексей Вишня, прочитав в 2005 году моё интервью "Медведю" (точнее, – Игорю Свинаренко – Свину), опубликовал в своём (polittechno) впечатления, озаглавив их "Ощущение свободы".
Polittechno, March 4th, 2005:
"Я хорошо помню, как всё начиналось, – для меня тоже всё это было романтикой – всё по карточкам, но мы верили, что вот-вот всё будет классно. У меня были свои (очень низменные на самом деле) счёты с советской властью – я мечтал о загранице с яслей, увидав красочные открытки с видами Ниагарского водопада и архитектуры Америки начала 60-х. У меня был стереоскоп и множество всевозможных стереодиафильмов, которые я вертел до самого отрочества, – я просто болел заграницей. Однажды я заболел ангиной, и мне приснился казусный сон-кошмар – я оказался на Бродвее на один час в обеденный перерыв. Об этом я рассказал своему папе, когда он зашёл поставить мне градусник. Он проверил рукой мой лоб, посмотрел на меня с жалостью и укоризной: "О чём ты думаешь, сынок?" Впоследствии, когда я стал чуть старше, папа прямо мне пообещал, что ни при каких обстоятельствах мне, его сыну, выехать из страны невозможно, потому что не выпустят никогда. Это было связано с его работой, и такой расклад мне казался унизительно несправедливым – я готов был отдать всё, чтобы сломать этот замок.
Программа "Взгляд" приближала торжество моей победы над папой, который тоже смотрел телевизор и охуевал. Он вообще как-то сразу всё понял и притих. Политические беседы он поддерживал со мной лишь в дремучем лесу да в бане. Его очень всё это тревожило, он работал в Смольном, кадровик, он видел людей насквозь, и явно не всё ему там нравились, однако работал он в основном с людьми, а не с номенклатурой, – начальство ценило в нём благообразный интерфейс, коим он дипломатично выступал посредником между властью и народом. И между тем он обожал Сашу Невзорова и никогда не пропускал "600 секунд", благо шла она сразу после программы "Время".
Золотое время телевидения без рекламы – первую в жизни рекламу я увидел в программах "Взгляд" и "Матадор" Эрнста. (Ничего лучше "Матадора", в этом жанре, я так до сих пор и не увидел.) Я тоже страшно любил "600 секунд", но все мои друзья, как один, ненавидели Невзорова конкретно за то, за что потом боготворили его эпигонов. Они объясняли мне, какое он говно, но Саше нравилась моя музыка, а друзьям моим – нет, поэтому их доводы были для меня невлагостойки. Во "Взгляде" папе нравились все парни, но особенно почему-то Владимир Мукусев – он то ли самый старший был из них, либо самый красный. Мне они нравились просто все! Однажды Лёня Ланда с Месхи пригласили нас на weekend в Киев – за жизнь поговорить да проверить тряпки. Сняли нам "люкс" на Майдане, сами заселили такой же, этажом выше – встретили, покормили, и сразу в номер – "Взгляд" смотреть. Безумие – глаз было не оторвать! Первая негативная информация на первой кнопке, она пугала и вместе с тем дарила надежду.
Курёхин вывез меня за границу в Югославию, Венгрию, Нидерланды и Западный Берлин в 89-м. "Силён, брат", – сказал мне папа, когда я показал ему синий мидовский паспорт. Как сейчас помню анкету, которую заполнял, – её проверяли три недели, прежде чем дали добро на выезд. Мало-помалу детские грёзы находили своё воплощение, я уже не знал, о чём мечтать кроме денег, которые дешевели с каждым днём, а заработать их было всё труднее и труднее. Затем пришёл Ельцин, и папа вообще поник головой. Из "Взгляда" ушёл Мукусев, к власти пришёл Собчак и переименовал город. Папа заболел раком, а маму разбил инсульт. Они просто охуевали.
Где-то на гастролях мне повстречался Мукусев, мы познакомились. За столиком в ресторане я выразил восхищение его работой. Но Владимир пожелал мне осторожно зажигать гирлянды – не всё так хорошо, как мне казалось, – вот был его message. Спустя буквально дни ко мне за интервью приехал Никита Евган из "ВИDа" – он фанател от Любимова и страшно напрягся, когда я имел неосторожность засветить свою "связь" и знакомство с Мукусевым, – Никита как будто спрятался в ракушку. "Как перестройка повлияла на твоё творчество? – спросил Евган перед камерой. – Дала ли она тебе ощущение свободы?" Я посмеялся в ответ. "Какая свобода… – думал я, – какая перестройка…" Мои родители, изверившись, умирают, а я за три часа в студии трачу сумму, сравнимую с папиной пенсией.
Я не всосал тогда самого главного, что "привёз" Никита из Москвы, – я живу "ощущением". И сегодня я нашёл вот этот материал. Женя Додолев своим интервью замкнул кольцо. Интересно, что нам покажут сегодня, чтобы вызвать ощущение, что всё заебись? Zaputina.ru? Лично для меня в какой-то мере сейчас 1988 год. Жить мне сегодня куда полегче, но в моей социальной группе далеко не всё шоколадно. У меня есть знакомые музыканты, которых знают и любят буквально в каждом городе, они прописаны в энциклопедиях, записали до фига альбомов и, имея множество фанатов по всей стране, перебиваются с хлеба на воду, потому что их архивы изданы за бесценок во времена Ельцина, а по сути – украдены мэйджорами, и сегодня эти люди в середине жизни оказались выброшены на поребрик, потому что единственным радио, на котором они могли бы звучать, руководил человек, который взял на себя право решать, кто имеет право на рок, а кто должен умереть от голода.
"Проблемы выживания не являются насущными для большинства населения", – бравурно танцуют на zaputina.ru, сегодня для них куда первостепеннее проблема парковки. Для меня закончился "Взгляд" в тот момент, когда Листьев стал вести "Поле чудес", а с Любимовым стал вести передачу Бодров. Нас привлекали к экранам, просто рассказывая правду о том, как мы живём, перемежая горячие сюжеты клипами Цоя, рекламой водки, финансовых пирамид и "ИНКОМБАНКА". Так что больше вы нас не наебёте".
Среди комментов на этот пост Вишни отмечу пару.
ар428, 2005-03-03 11:36 pm:
"По этим же соображениям я теперь наше телевидение не смотрю. А те годы очень хорошо помню. Смотрел запоем трансляции со Съезда народных депутатов, "Взгляд", "Авторское телевидение" с его "Политклубом". Теперь порой стыдно признаваться, но я верил, что всё у нас получится, искренне верил. А в сюжете, посвящённом десятилетию убийства Листьева, смотрел на отъевшиеся физиономии Эрнста, Угольникова, Любимова и смеялся над собой. Парни себе карьеру в ящике делали, а я, дурак, на них глазел и иллюзии свои питал. Самое поганое во всём этом то, что я теперь никогда никому не поверю. Государство может меня только принудить силой что-нибудь делать во благо неведомых мне интересов. Пропаганда может отдыхать".
Labyrint, 2005-03-04 11:58 pm:
"Да, лучше бы Невзоров изначально с лошадьми возился – эк у него это красиво выходит!.. Году эдак в 89-м журнал "Столица" заказал мне интервью с Невзоровым – как раз тогда у него конфликт был с депутатами Ленсовета и он стал делать свой "паноптикум". Так вот, сидим мы напротив друг друга, он что-то так красиво говорит, говорит, я слушаю, очарованный, а потом – бац! – как пелена с глаз спала: он что-то важное говорит, а сам из-под ворота (как бы случайно) достаёт цепь с громадным серебряным крестом… "Красуется перед журналюгой, самолюбованием занимается", – понял я, и как-то мне дальше всё неинтересно стало, формалистично. А насчёт "Взгляда"… В 1988 году я помогал им делать передачку про неформалов, у меня тогда много друзей хиппарей было. Ну, и я тогда спросил у Любимова, типа, как вы на ТВ оказались. И он мне честно признался: "по оргнабору, раньше, дескать, мы все в московском горкоме партии, в молодёжном отделе числились". После таких признаний эта передача мне по-другому стала видеться.
И вообще, восторгаться перестройкой и гласностью можно было, только не владея реальной информацией. Как, впрочем, и сейчас. "От многие знания – многие печали", "пессимист – это информированный оптимист". К сожалению, это обо мне, Додолеве и многих других журналистах. Поэтому у нашей братии столько цинизма – иначе крыша съезжает (как у медиков)".
Формула искренности
В одном из интервью Мукусев приговорил: "Увы, "Взгляд" начал гнить изнутри и умер собственной бесславной смертью. Популярность стали конвертировать в деньги. Я об этом до последнего не знал и пребывал в уверенности, что "Взгляд" по-прежнему святее папы римского. Он ведь на протяжении четырёх лет был абсолютно честной передачей! Но в конце его существования на нём начали зарабатывать – в том числе и моим именем. У меня за спиной приобретались материальные ценности, открывались двери в нужные кабинеты, проводились переговоры. Честную передачу превратили в коммерческую структуру. Иначе как предательством я это назвать не могу".
Но ведь было не так вначале. Совсем не так. Делалось всё на коленке, непрофессионально, но с душой. И люди это чувствовали! Как-то во время "кинотаврических" застолий я поинтересовался у Андрея Державина, как, мол, эти "Руки вверх" с тремя аккордами и примитивными текстами собирают такую аудиторию. Он ответил: "Они искренние!" Что и есть залог успеха.
В "молодёжке" почти все геройствовали от души. Возможно, кто-то уже тогда чувствовал, что успех можно будет конвертировать в деньги и статус, но кто-то был поглупей, как я, который ощущал себя этаким революционером.
Помню, как мы с Сашей Любимовым везли из Питера в Москву запись интервью Нины Андреевой и Александра Невзорова. Нина Андреева была политической оппозицией, а материал был по тем временам очень стрёмным. И мы долго придумывали в аэропорту, как спрятать бетакамовские кассеты под куртки так, чтобы питерские чекисты, которые нас пасли, не нашли их при обыске и не отобрали. Кстати, режиссёром в том вояже был не кто иной, как Костя Эрнст. Летом 2011 года в интервью "Афише" Константин Львович напомнил, что мы с ним в той разгильдяйской командировке выдавали себя за русских журналистов лондонской ВВС: принципиальная большевичка Нина Александровна не согласилась бы беседовать с "врагами" из "молодёжки" Гостелерадио СССР, а нас, псевдобританцев, она накормила отменными лакомствами своего приготовления. А Любимов ждал нас в одиночестве, неспешно опустошая мини-бар номера "Октябрьской".
Из той же поездки мы привезли хулиганское интервью с ведущим "600 секунд". Вся страна уже слышала, что есть на областном ленинградском ТВ такой боец Невзоров, но узрели Александр Глебыча только в нашем ударном выпуске.
Сейчас всё это вспоминать смешно. И стыдно. У меня пунцовеют щёки: чувствую себя таким лохом и наивным придурком! Ведь я искренне считал, что совершаю подвиг. Как там у Гребенщикова: "У нас нет надежды, но этот путь – наш".
Но, несмотря ни на что, я ностальгирую по тем временам, по тому адреналину. Никакие расширители сознания не были нужны – казалось, что оно и так раздвинуто до широты горизонта…
Многим из "взглядовцев" я очень признателен. Например, тому же Саше Любимову я обязан тем, что он пригласил меня во "Взгляд" на соведение в тяжёлый для меня момент, когда после решения специально созданного при Союзе журналистов Совета по этике мне был объявлен запрет на профессию. Озвученный не где-нибудь, а в державной программе "Время". Меня сразу перестали печатать, я исчез из эфиров. И начальство однозначно давало понять Саше, что приглашать меня – не очень хорошая идея. Но он поставил ультиматум: или я работаю с Додолевым, или не работаю вообще. Это редкий поступок, тем более по тем суровым временам… Я вообще ценю людей, которые из профессиональной репортёрской солидарности могли поставить на карту свою карьеру.
Например, когда редактору "МК" Павлу Гусеву после одной моей публикации в середине 80-х сказали, что журналиста с фамилией Додолев не должно быть в его газете, он отважно забил на это распоряжение. После разборок в горкоме комсомола мы возвращались вместе в редакцию, я был уверен, что моя история с "МК" закончилась, и спросил Пал Николаича, когда мне, мол, забирать свою трудовую книжку. Он ответил: "Ничего страшного. Будешь публиковаться под псевдонимом".
Гусев тогда отчаянно рисковал. Если бы стало известно, что он не выполнил постановление МГК ВЛКСМ, у него были бы крупные неприятности. Он вполне мог пост главреда потерять. Но у него были понятия… ну или инстинкт собственника: мои журналисты – это мои крепостные, пороть их могу только я.
Именно Гусев фактически определил мой журналистский путь. Если бы не он, я, возможно, стал бы заниматься чем-то другим. Может, более приятным и прибыльным, но это был бы уже не мой путь…
Серая зависть
К вопросу об утраченной искренности. Первую премию имени Листьева в 2010 году получил Леонид Парфёнов. Говорят, зависть бывает двух форматов: белая & чёрная. Завидую ли я Парфёнову? Хотел бы я получить премию имени Листьева (статуэтку + миллион) и при этом ритмично объяснить вручившим, что все они = ничтожества, обслуживающие кровавый режим? И да, и нет. Миллион хотел бы, угу, вот не Перельман я ни разу. Но вот сомневаюсь, что отважился бы на этот подвиг. Подвиг зачитывания обличительного текста перед аудиторией, всё прекрасно понимающей.
За двадцать лет до скандального вручения, в декабре 1990-го, тогдашний глава Гостелерадио СССР запретил легендарную программу "Взгляд". Пристрелил ещё тёплую. И это лучшее, что советский медиаменеджер Леонид Кравченко сделал для медиаиндустрии. Умирать нужно в срок, без пластических операций, очистительных клизм и аппаратов искусственного дыхания.
После расстрела Джона Леннона на вопрос "Что нужно для воссоединения квартета The Beatles?" отвечали:
-Три пули. Всего три пули, детка.
Когда ушёл из жизни Джордж Харрисон, ответ, естественно, модифицировали: "Две пули".
Что нужно – в контексте расстрела Влада Листьева – для возобновления проекта "Взгляд"? Веерная очередь из Калашникова, которая уложила бы добрую половину присутствовавших на церемонии парфёнизации нашего ТВ. Я спросил экс-коллегу, сидевшего в том зале:
– А правда ли, что Парфёнов опоздал на мероприятие?
И ТВ-мэтр в ответ ухмыльнулся:
– Ну как тебе сказать… По-моему, ооочень вовремя. Как всегда, вовремя.