Хедж-фонды не принимали непосредственного участия в финансовом крахе. Однако само их существование повлияло на обычаи Уолл-стрит в одной весьма значимой области - выплаты вознаграждений. Хедж-фонды в основном удерживают 20 % прибылей своих базисных портфелей в качестве поощрительной премии, что является самой доходной схемой, какую только можно отыскать в финансовом мире. Взамен они предлагают инвесторам расширенный набор инвестиционных стратегий по сравнению с обычными паевыми инвестиционными фондами или управляющими компаниями. Модель оплаты труда с выплатой бонусов сделалась невероятно привлекательной, отчего применялась повсеместно, вынуждая банки выплачивать своим трейдерам и банкирам громадные деньги, чтобы предотвратить утечку мозгов в хедж-фонды.
Отличительная черта модели оплаты в хеджевых фондах заключается в ее непревзойденной эгоистичности. В том, чтобы делать беспроигрышные ставки, нет ничего дурного. Предполагается, что хедж-фонды сначала компенсируют убытки клиентам, а уже потом производят выплаты менеджерам фонда, однако они скорее выйдут из бизнеса и начнут новый, чем откажутся платить своим менеджерам за неопределенное будущее. Банки ведут себя так же, стремясь к прибылям любой ценой. Никто не сокращает заработную плату трейдерам, если они проваливают дело. Они получают свои бонусы, рискуя деньгами работодателей, однако не платят штрафов, которые могли бы удержать их от потери денег. Если бы не эта культура премий, которая, словно инфекция, распространилась по Уолл-стрит в 1990-е и 2000-е годы, когда банкиры могли богатеть, совершая рискованные сделки на ипотечных ценных бумагах - безумно рискованные, - финансового кризиса, скорее всего, не произошло бы.
Эта система "заплати сначала мне", которая ставит интересы отдельных трейдеров и банкиров выше интересов их работодателей - а также всей финансовой системы, - подозрительно отдает рэндианством. Это же официальная доктрина Рэнд: бизнесмен, который ставит интересы акционеров выше собственной наживы, по сути - всего лишь презренный альтруист. Леонард Пейкофф выражает ту же мысль в эссе "Для чего бизнесмену философия", вошедшем в антологию 1999 года. Многие бизнесмены, пишет он, на самом деле отличные парни (то есть эгоисты), но пытаются скрыть этот факт, утверждая, будто на самом деле работают для пользы работодателей, своих клиентов и "акционеров, в особенности вдов и сирот".
Акционеры, разумеется, являются владельцами компании, но Пейкофф нутром чует, что исполнительный директор должен прежде всего преследовать собственные интересы, а не работать в интересах компании или ее акционеров. Это самое откровенное изложение того образа мыслей, которым прониклась Уолл-стрит в эпоху алчности, перед фиаско 2008 года.
Вполне естественно, что продвижение объективизмом laissez-faire капитализма, системы верований, основанной на эгоизме, было благосклонно встречено финансистами. Сложился даже стереотип: молодой, сидящий за рулем "феррари", читающий Айн Рэнд менеджер хедж-фонда. Соотечественники "инстинктивно настраиваются с объективизмом на одну волну", - сказал Колвин. Но это не значит, что они являются настоящими объективистами.
Если бы так было, у них не вызвала бы беспокойства статья Рэнд, опубликованная в журнале "Cosmopolitan" за апрель 1963 года, в которой она проводила различия между теми, кто "делает деньги", и теми, кто "отнимает деньги". Взгляды Рэнд сформировались в давно минувшие дни расцвета тяжелой промышленности, поэтому она восхищалась теми, кто "делает деньги", являя собой пример "первооткрывателей, которые обращают свои открытия в материальные ценности". Те же, кто "отнимает деньги", напротив, являются людьми "в высшей степени нетворческими: их основная цель - заполучить незаслуженную часть богатства, созданного другими. Они ищут пути к обогащению, но не завоевывая природу, а манипулируя людьми" и путем "социального маневрирования".
Тот, кто "отнимает деньги", ничего не производит: он перераспределяет, просто перекладывает уже существующие богатства из карманов их владельцев в свои собственные. Своими насмешками Рэнд метила прямо в Уолл-стрит. В этой статье она цитировала своего давнего помощника Алана Гринспена, у которого однажды спросила: "Какой процент в нашем деловом сообществе занимают подлинные творцы, люди полностью независимые, с собственными воззрениями?" и Гринспен отвечал "немного печально: "На Уолл-стрит примерно пять процентов, в промышленности - около пятнадцати"".
В этой же статье она наносит сокрушительный удар современным хедж-фондам: "Большинство тех, кто делает деньги, равнодушны к роскоши: они привыкли вести на удивление скромную, по сравнению с размерами их состояния, жизнь", - сообщила Рэнд читателям "Cosmo". Что совершенно идет вразрез с огромными тратами, столь свойственными многим управляющим хедж-фондов. Но если не заглядывать в бухгалтерские книги, оставив в стороне деньги, - хеджеры сплошь носители ценностей Айн Рэнд.
Финансист и бывший менеджер хедж-фонда, Уоррен Баффет, один из богатейших людей на планете, в 2010 году вызвал ярость объективистов, публично объявив о решении раздать большую часть своих богатств и призывая других супербогачей отдать хотя бы половину своих состояний. Ярон Брук вместе с аналитиком Института Айн Рэнд Доном Уоткинсом нападали на Баффета в свой колонке на сайте Forbes.com за то, что его "обет дарения" являет собой "обет покаяния". Цитируя взгляды на филантропию "современной наследницы греков Айн Рэнд", Брук с Уоткинсом осуждают Баффета и Билла Гейтса, который к нему присоединился. Они напоминают этим двум мультимиллиардерам, что сохранение денег в той же мере соответствует принципам высокой морали, как и их раздача. (Может быть, даже и в большей мере, подчеркнули они.) "Каждый доллар на вашем банковском счете отдан вам каким-то человеком, который расстался с ним по собственной воле, отдал в обмен на продукт, который, по его мнению, ценнее этого доллара, - уверяли они. - У вас нет моральных обязательств, требующих что-либо кому-либо "возмещать", потому что вы ничего ни у кого не отнимали".
Напрасно Брук и Уоткинс беспокоились. Склонность к благотворительности, проявленная Баффетом, Гейтсом и Соросом, явление редкое среди менеджеров хедж-фондов. Один мой знакомый директор музея сказал, что сегодня у спонсоров в ходу присказка: "Что я с этого буду иметь?" - какой "подарочек": общественное признание, контракты? Можно считать это проявлением жадности или скаредности, если только ваш ориентир - не Рэнд, создавшая множество интеллектуальных орудий, чтобы защищать подобную жизненную позицию.
Трейдеры и банкиры - прагматики, а не идеологи. Они сомневаются, становиться ли им активными объективистами. Они лучше будут получать прибыли в экономике, контролируемой государством, чем выступать против нее. "Почти никому из управляющих хедж-фондов не нравится политика Обамы, но при любом раскладе кто-то выигрывает, а кто-то теряет", - сказал Колвин. Хеджеры пытаются избавиться от проигравших и заполучить в свой лагерь победителей, а не вести борьбу с тем, что правые считают авангардом социализма. "Конечно, это несколько обескураживает", - признался Колвин, выступая с позиций активного объективиста. Однако же, он заметил, что число хеджеров, принимающих участие в движении Рэнд, постепенно растет.
Колвин сильно отличался от стереотипного менеджера хедж-фонда - выходца из обеспеченной семьи, выпускника Йельского университета, помешанного на работе. Он также был нетипичным объективистом, что поволяет считать его одним из самых интересных людей, с которыми мне удалось побеседовать в процессе работы над этой книгой.
Колвин - сын старшего сержанта Военно-воздушных сил США, поэтому все детство провел в разъездах. Поступил в университет Миссури, финансируемый государством, о чем в среде объективистов обычно предпочитают забыть. Днем он работал, учился по вечерам, поэтому окончить университет ему удалось только через семь лет. После выпуска он усердно трудился в разных фирмах, начав с должности биржевого маклера в региональной брокерской компании, а через десять лет стал уже президентом компании "Tremont Capital Management", одного из крупнейших хеджфондов, инвестирующих другие хедж-фонды.
И все это без особого влияния Рэнд. Колвин шел обычным путем зрелого объективиста, прочитав в университете романы "Источник" и "Атлант расправил плечи". До недавнего времени его причастность к объективизму этим и ограничивалась: знакомством с книжками, прочитанными в незапамятные времена, - как это было со мной, пока я не взялся за свое расследование. Однако за последние годы интерес Колвина к Рэнд резко возрос. И, уйдя в отставку, он вплотную увлекся объективизмом.
Ранний выход на пенсию вроде бы не согласуется с основами рэндианского мира, где высокие и стройные мужчины и женщины живут и умирают, постоянно пребывая в состоянии творческой созидательности. Колвин мыслил иначе: "Один инструктор по персоналу, сотрудник моей компании, спросил меня: "А тот Барри Колвин, которым ты был двадцать лет назад, не удивился бы тому, кем стал нынешний Барри Колвин?" Я ответил: "Нет, но он не удивился бы, даже если бы я стал дальнобойщиком". И я действительно так считаю".
Я не вполне понял, что он хотел этим сказать, но следующая его фраза была полна здравого смысла, пусть и несколько грубоватого. "Это тяжкий бизнес, - сказал он. - Последние тринадцать-четырнадцать лет я всего дважды смог побыть дома на нашу с женой годовщину, потому что находился в постоянных разъездах. Я просмотрел выписки по нашим банковским счетам и понял, что там достаточно средств, и я вполне могу выйти в отставку. Нам нужно не много, при нашем образе жизни мы вполне счастливо проживем на то, что есть. Так почему же не выйти в отставку?"
Что ж, эти рассуждения порадовали бы Рэнд, которая питала неприязнь к любителям избыточной роскоши.
Так что теперь, даже занимая должность вице-председателя компании "Balyasny", на работе Колвин проводит очень мало времени. Он почти постоянно работает дома, а дом его расположен в городке Уайт-Плейнс - далеко не в самом шикарном месте. Колвин немного рассказал мне о том, чем занимается на пенсии: в основном это триатлон и скалолазание. Чтение Рэнд не входит в число его увлечений. Кажется, он не слишком много знает об объективизме. Он даже не знаком с двумя биографиями Рэнд, опубликованными недавно.
После плотного общения с интеллектуальными, угрюмыми, иногда даже надменными, праведными, категоричными представителями элиты объективизма, мне было особенно приятно встретить такое исключение из общих правил. Я впервые познакомился с умеренным объективистом. Я вовсе не хочу кинуть камень в сторону других объективистов, с которыми общался в предыдущие месяцы, но умеренность этого человека была мне как бальзам на душу.
Обратной стороной столь мелкого погружения в творчество Рэнд явилось то, что Колвин начинал отчаянно путаться, когда речь заходила о макиавеллиевской политике в движении объективизма. Само по себе это, конечно, не бог весть какой грех, если бы только он не кинулся в ортодоксальный объективизм, сделавшись главой представительства Института Айн Рэнд в Нью-Йорке. Он никогда не слышал о "Junto". Он, кажется, весьма смутно сознавал существование "Общества Атланта" и был о нем весьма нелестного мнения. Это и неудивительно, поскольку он знал обо всем этом только со слов Ярона Брука.
"Из того, что я понял, - сказал Колвин, - получается, что существует несколько групп, ориентированных на объективизм. И мне сдается, что вся разница между ними состоит в мнении по вопросам, - и это принципиальный момент, - которых Рэнд никогда не затрагивала". Например, по вопросам внешней политики. "По словам Ярона, Рэнд почти никогда не высказывалась по поводу внешней политики. Во всяком случае, напрямую". На самом деле высказывалась, и довольно часто. Насмешки над промахами правительства во внешней политике были любимым занятием Рэнд. Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к книгам, например, к сборнику "Капитализм. Незнакомый идеал", где опубликована ее лекция 1967 года, в которой она высказывается против войны во Вьетнаме. Несколько раз Рэнд подавала голос в поддержку Израиля, в том числе и на лекции 1973 года в "Ford Hall Forum" и в интервью Филу Донахью, в 1979 году. Донахью она заявила, что "в сфере внешней политики США действовали недостойно на протяжении многих лет и даже десятилетий, начиная примерно с "Нового курса" или раньше".
Колвин продолжал излагать партийную линию, утверждая, будто объективисты, не находящиеся под крылом института, "используют объективизм как обоснование для тех взглядов, которых Рэнд точно никогда не выражала письменно. И Ярон говорит, что эти группы имеют право на существование, просто Институт Айн Рэнд сосредоточен исключительно на тех моментах, которые безоговорочно принадлежат к объективизму".
Если говорить начистоту, Колвин был новичком в организованном объективизме. Кроме того, он был приглашенный эксперт, и его фамилия не значилась в платежных ведомостях. Его участие в движении объективизма началось, когда Дмитрий Балясный - родившийся в России основатель компании и "большой поклонник Айн Рэнд" - пригласил его на обед в Чикаго, примерно в 2009 году. "Должен был выступать Ярон, поэтому я пошел, и мне очень понравилось". Колвин обнаружил, что у Института Айн Рэнд нет отделения в Нью-Йорке. "Я подумал, наверное, интересно попробовать взять все, что институт делает на запредельно высоком уровне, и попытаться повторить на уровне местном". Поэтому он решил организовать филиал в Нью-Йорке, который начал свою работу весной 2010 года.
"Мы провели пару обедов, и я решил, что самое главное для нас - организовать дебаты, - рассказывал Колвин. - Мне не очень интересно обедать с теми, чье мнение я полностью разделяю. Поэтому я высказал идею насчет дебатов мыслящим людям, взгляды которых отличны от моих". Колвин в общих чертах обрисовал мне изначальный план дебатов, которые должны были охватить обширный круг тем - "первопричин". В качестве модератора привлекли первоклассного ведущего, Брайана Лехрера, с интеллектуальной радиостанции "WNYC". На первых двух дебатах держать оборону со стороны объективистов назначили Ярона Брука и Джона Эллисона. Их противниками должны были выступить демократы, представители одного нью-йоркского научно-исследовательского центра, который финансировал мероприятие совместно с Институтом Айн Рэнд и "WNYC". Демократы - прогрессивная группа, выражающая господствующую точку зрения, одним из их лидеров был тогда еще малоизвестный сенатор от штата Иллинойс Барак Обама.
Первые дебаты были назначены на 15 февраля 2011 года и назывались так: "Правительство. Сколько нам необходимо?". Вторые были посвящены следующей теме: "Система социальной защиты населения. Разве мы сторожа братьям нашим?". А третьи были названы: "Капитализм. Добродетель или зло?"
Колвин согласился со мной, что общественное мнение обычно склоняется к крайним позициям по заявленным вопросам. Однако он хотел живой дискуссии - ине без причины. "Большинство дебатов, которые мы наблюдаем, происходят между теми, кто считает какое-то явление ужасным, и теми, кто придерживается середины. И обычно консерваторы говорят: "Послушайте, в капитализме есть и хорошее, но нам нужно больше регулирующих законов, нам нужно то, нам нужно это". То есть обычно дебаты происходят не между представителями крайних позиций, а между промежуточным звеном и крайними" - в данном случае ненавистниками капитализма.
"И куда в таком случае можно прийти? - спросил Колвин. - Можно прийти примерно сюда, - сказал он, указав рукой на некий воображаемый пункт назначения, - явно ближе ко злу. Поэтому мы решили, что лучше всего, если дебаты будут происходить между сторонниками крайних позиций". Ту же логику применили и к прочим предметам обсуждения: объективисты будут утверждать, что никакой социальной защиты быть не должно, и так далее. "Какую бы из двух противоположных позиций вы ни отстаивали, в итоге неизбежно возникнет вопрос о ее нравственности, - пояснил Колвин. - Тут дело не просто в политике или возможности политического компромисса. Важно подвести под свои убеждения нравственную базу".
Если поставлена цель обсудить, насколько морален радикальный капитализм, то подобные дебаты для этого лучший способ. Я все отчетливее понимал, насколько важно поставить нравственность во главу угла. Ни насколько. Однако я не знал, как подобная стратегия воспринимается объективистами. Конечно, они считают радикальный капитализм истинным вместилищем нравственности. Они пятьдесят лет подряд гнут эту линию. Однако всем, кто не является сторонником радикального капитализма, это утверждение кажется нелепым. В то же время я не представляю, чтобы демократы вдруг заняли крайне противоположную позицию и стали бы утверждать, что капитализм - источник всякого зла. Только социалисты и коммунисты считают капитализм безоговорочным злом, а демократы были представлены на дебатах такими умеренными сторонниками, как Майлз Рапопорт, глава группы, бывший секретарь штата Коннектикут, и один из соучредителей, Дэвид Каллахан. Колвин связался с обоими этими господами, чтобы обсудить предстоящие дебаты.