"Айн Рэнд и крайние объективисты, стоящие за ней, склонны определять эгоизм и самопожертвование по-своему, игнорируя общепринятое значение этих слов, - писал Альберт Эллис. - Хотя вполне очевидно, что большинство людей склонны быть умеренно эгоистичными, ставя свои интересы на первое место, а интересы других - на второе, сразу же за своими, Рэнд утверждает, что все мы должны быть совершенно эгоистичными".
Та часть определения, которую она опустила, - действия без учета интересов других людей - и отличает честного банкира от того, который привлекает огромное количество заемных средств, чтобы как можно скорее сколотить миллион и обеспечить себе бонусы. Первый банкир преследует свои собственные интересы, второй же, как и подобает эгоисту, нисколько не заботится о том, как его действия могут отразиться на акционерах или на всей банковской системе. Но в этом нет ничего дурного, как замечает Пейкофф в работе "Для чего бизнесмену философия", - в том ее фрагменте, который я цитировал выше. Бизнесмен должен заботиться о себе, а не об акционерах, пусть даже они "вдовы и сироты".
Памелу Геллер не беспокоило, что Рэнд неточно цитирует словарную статью. "Она никогда не соглашалась со стандартными определениями", ибо интуитивно чувствовала, что они были даны "государственниками, коллективистами". Памела была прекрасно знакома с трудами Рэнд, в том числе с второстепенными антологиями и подборками статей, которые Рэнд между делом набрасывала для газеты "Los Angeles Times", а также с недавно изданной книгой, в которой собраны ответы Рэнд на вопросы из зала, заданные на разных лекциях. За последние годы вышло много подобных книжек и даже сборник "маргиналий" - записей, которые Рэнд сделала на полях чужих книг. Все эти издания, выпущенные либо самим Институтом Айн Рэнд, либо с его благословения, должны насытить всех алчущих ее слова.
Слушая восторженные отзывы Памелы, я понимал, почему на каждую новую порцию возрожденного рэндианства, отделенную институтом от основного наследия, верующие набрасываются с таким неистовством. Последователи Айн Рэнд явно охвачены евангелическим трепетом. Памела искренне уверена, что слово Рэнд необходимо нести в массы. Чего я не мог понять до конца, так это того, почему Рэнд приводит ее в такой восторг. Но когда она заговорила о влиянии Рэнд на ее личную жизнь, я понемногу начал понимать. "Айн Рэнд придала мне решимости и уверенности, чтобы выстоять в одиночку, - пояснила Памела. - Она - как спасительный, материнский корабль".
Очень любопытное определение. Материнский корабль. Рэнд была полной противоположностью иудейской матери. Ей было не свойственно еврейское чувство вины. "Нельзя позволять, чтобы вами пользовались разные стервятники", - сказала Памела, имея в виду рэндианских "семейных хищников" и явно подразумевая хищников из собственной семьи. Памела сказала, что она была "паршивой овцой", неудачницей по сравнению с сестрой. "Мне не нравилось, как ко мне относятся родные, поэтому я освободилась от них". Памела работала все годы обучения в колледже, потому что родители отказались оплачивать ее образование. Они явно могли заплатить: ее отец занимался производством текстиля, - но отказывались платить, если дочь не будет жить дома.
Когда Памела рассказала мне свою историю, я понял, почему Рэнд нашла в ее душе такой отклик. Ее родители пытались разыграть классический гамбит с установлением контроля над ее личностью, а Памела отказалась играть. Рэнд могла бы гордиться. Когда Памела наконец стала читать Рэнд, то "почувствовала, что нашла, законное обоснование для своих взглядов": у нее было такое чувство, что она и сама именно так всегда думала.
Поначалу Памеле казалось, что Рэнд смотрит на будущее Америки слишком пессимистично. Однако теперь она считала, что та была, напротив, недостаточно пессимистична. Весь блог Памелы Геллер проникнут вполне искренней тревогой за Америку, которая изображена осажденной радикальным исламом. Но дело не только в мусульманской угрозе. Памела в целом питает отвращение к тому курсу, какой избрала страна. Она с презрением относится к тревогам экологов и угрозе глобального потепления, с пренебрежением отзывается об Обаме. Она против налогов и за резкое сокращение бюджета, предложенное в 2011 году правыми во главе с Полом Райаном, председателем Комитета по бюджету Палаты представителей. На самом деле Памела рассуждает почти так же, как участники "Чаепития" с их невнятной программой "малого правительства" и общим недовольством относительно политического курса Америки.
Когда я спросил Памелу о "Движении чаепития", она засияла, словно рождественская елка. "Что там может не нравиться?" - спросила она.
9. Первый "чайник"
Рождение "Движения чаепития" обычно связывают с шумным выступлением в прямом эфире Рика Сантелли, которое пришлось на 19 февраля 2009 года, - так уж совпало, что восьмьюдесятью тремя годами раньше Айн Рэнд впервые шагнула на американскую землю. Выступлению Сантелли предшествовало несколько митингов против налогов и против правительства, и организацию движения обычно приписывают Сантелли и его непосредственным предшественникам.
Я требую внести ясность. На самом деле первым "чайником" была Айн Рэнд. Именно она стала первым человеком на американской политической арене, который отчетливо сформулировал идеи, близкие к идеям "Чаепития".
Рэнд проложила "Движению чаепития" дорогу за десятки лет до того, как это движение возникло. В 1964 году она дала на радио интервью, которое можно было бы транслировать и сегодня, и с поразительной точностью сформулировала все опасения правых популистов XXI века.
Сомнительно, что Рэнд поддержала бы "Чаепитие", доживи она до наших дней. Это было бы не в ее стиле. Но важно помнить, что одно дело - идеи Рэнд, и совсем другое - ее рефлекторное неприятие любых движений, взгляды которых могли бы конкурировать с ее собственными. В статье из бюллетеня за 1971 год она выражает презрение к участникам Общества Бёрча - движения, схожего с "Чаепитием", хотя гораздо менее масштабного, которое выступало против ООН и помощи иностранным государствам, против международных соглашений, каких-либо связей с коммунистическими странами, против государственного финансирования образования и против подоходного налога. Рэнд с пренебрежением отзывалась о подобных обществах, как о "примитивных патриотических группах", хотя разделяла почти всех их взгляды.
"Лично я, - писала она, - не питаю симпатий к подобным группам, потому что они не умеют разумно отстаивать свои идеи, потому что идут в смертельный бой безоружными и неподготовленными и несут делу правых больше вреда, чем пользы". Рэнд была права. Подобные общества ушли в прошлое, не оставив заметного следа, зато объективизм процветает. Другое дело - "Движение чаепития". Оно основано на презрении к правительству - чувстве, типичном для жителей нашей страны и едва ли не физически связанном с гранд-дамой радикального капитализма.
Самое наглядное тому доказательство можно найти в интервью, которое Рэнд дала небольшой сети радиостанций в октябре 1964 года. Я не встречал упоминаний об этом интервью ни в одной из антологий, составленных за многие годы Институтом Айн Рэнд. Барбара Бранден сказала, что тоже никогда о нем не слышала, хотя Рэнд выражала в ее присутствии те же идеи. Почему это интервью не получило дальнейшего распространения, учитывая его злободневность, остается для меня загадкой.
Я достал записи этого интервью и еще одного, 1962 года. Оба они были даны радиокомпании "McClendon", принадлежащей Гордону Макклендону, известному борцу с предрассудками. В интервью 1962 года вопросы задавал сам Гордон Макклендон. Дату я определил самостоятельно, опираясь на сведения, почерпнутые из книги "Кто такая Айн Рэнд?", которая как раз готовилась к печати, - из биографии, полной благоговения и написанной обоими Бранденами. В одном из интервью Рэнд выражала свое презрение к администрации Кеннеди, рассуждая на темы, которые затрагивала всегда и всюду, в том числе в своей газетной колонке и в бюллетене "The Objectivist Newsletter". Администрация Кеннеди, заявила Рэнд, - фашистская, поскольку оказывает давление на сталелитейную промышленность, - заставляя производителей снижать расценки.
Понятно, кто вышел из этой борьбы идеологий победителем: сопротивляться Айн Рэнд бесполезно! В наши дни, спустя полвека после тех событий, президент США и помыслить не может о том, чтобы вмешиваться в дела тяжелой промышленности (разве только принести магнатам на блюдечке миллиарды, которые позволят им удержаться на плаву, если возможная утрата отрасли будет признана слишком болезненной).
В том интервью меня ничто не зацепило. Зато второе интервью перекликается с сегодняшней борьбой за душу нации.
Интервью, взятое у Рэнд лос-анджелесским юристом и инвестором по имени Рой Лофтин, вышло в эфир в разгар президентской гонки 1964 года, в которой сошлись ультраконсервативный республиканец Барри Голдуотер и всегда радушный, непоколебимый приверженец "Нового курса" и сторонник войны во Вьетнаме Линдон Джонсон. По сравнению с сегодняшним днем то были годы невинности. Вьетнам еще не дошел до точки кипения, нация почти благоденствовала. Страна развивалась. Конгресс в те дни, когда еще не складывалось безвыходных положений, действительно занимался делами: узаконивал гражданские права, разрабатывал систему медицинского страхования для престарелых, готовился к подписанию закон о системе Medicare. Благодаря политическим талантам Джонсона уже через год этот омерзительный образчик государственного вмешательства осчастливил мистера и миссис О’Коннор, а также миллионы других пожилых американцев правом на бесплатное медицинское обслуживание.
В те дни американская нация была полна юношеских сил и пылкости. Некоторым ветеранам Второй мировой еще не исполнилось сорока. Наступали новые времена. Рэнд этого не замечала. Она видела не процветание, а приближение темной волны давления со стороны государства. Перед ней представали мрачные видения: ей мнилось, будто Соединенные Штаты "более шестидесяти лет движутся в сторону государственного тоталитаризма". Не забывайте: это интервью было записано в 1964 году, а Рэнд с самого начала XX столетия твердила о том, как государство душит бизнес. Она видела Америку примерно такой, какой видит ее сегодня "Чаепитие" - страной, где стремительно гибнет свобода. И не важно, что это самое интервью, в котором она высказывалась против правительства, было оставлено правительством без внимания - один этот факт опровергает ее обвинения в "фашизме". Но ведь Рэнд никогда не замечала реальности.
В 1964 году Лофтин начал свое интервью с вопроса о том, что Рэнд думает о профсоюзах. Она ответила неоднозначно. В принципе, против них она ничего не имела, однако не хотела, чтобы они слишком заносились. В замечании, предрекавшем протесты против отмены коллективных договоров в Висконсине в 2011 году, она выразила опасения по поводу влияния профсоюзов. В эпоху господства тяжелой промышленности профсоюзы могли закрывать порты, блокировать транспортную систему и замораживать производство жизненно необходимого сырья. И все-таки Рэнд не высказывалась категорически против профсоюзов, придерживаясь того убеждения, что у профсоюзов есть право вести переговоры с корпорациями о размере заработной платы и о пособиях.
Лофтин спросил, не видит ли Рэнд "опасности в том, что среди кандидатов, конгрессменов и сенаторов, так много профсоюзных деятелей?" Ответ был осторожным и неоднозначным, однако в целом выдержанным в рамках той риторики, какую можно было услышать спустя полвека из уст Скотта Уокера, губернатора Висконсина, и его соратников по "Чаепитию", когда в 2011 году началось подавление профсоюзов.
"Опасности? - переспросила Рэнд. - Нет, никакой опасности не существует до тех пор, пока этим деятелям не приходится голосовать так, как требуют профсоюзы". Но затем, отчасти пойдя на попятную, она завила, что видит во всем этом "большую ошибку и проявление чудовищной несправедливости, поскольку у профсоюзов нет права определять политику страны или указывать своим членам, за кого голосовать. Следовательно, нет у них и права финансировать того или иного кандидата без личного согласия всех членов профсоюза".
Рэнд разграничила профсоюзную мораль и право финансировать политиков за счет членских взносов: "У них нет на это морального права. К несчастью, в данный момент у них есть право законодательное, что совершенно неприемлемо. Разумеется, это несправедливо, но все-таки не слишком опасно. Опасность появится, если профсоюзные лидеры смогут, скажем так, добиваться желаемых результатов голосования. Когда они действительно смогут влиять на мнение избирателей из числа своих членов. Но пока они это сделать не в силах". По меркам Рэнд, эта характеристика вполне нейтральна, однако она затрагивает самую суть проблемы, которая осталась нерешенной и спустя пятьдесят лет.
Лофтин перевел разговор на другую тему: он заговорил о выборах в Сенат от штата Нью-Йорк. Роберт Кеннеди состязался с Кеннетом Китингом, либеральным республиканцем (в те времена такое еще было возможно), который уже много лет представлял в Сенате Нью-Йорк. И снова высказывания Рэнд выражали взгляды, очень близкие активистам "Чаепития". Формулируя свои мысли так, чтобы Кеннеди досталось меньше, чем Китингу, который отказался поддержать ее протеже Барри Голдуотера, Рэнд заявила, что эти выборы - "одни из самых неудачных" на ее памяти "или даже самые неудачные". Мало того, что выдвижение Кеннеди от Нью-Йорка представляло собой "явный захват власти", с чем в то время в Нью-Йорке особенно и не спорили, - Рэнд считала несправедливым, что избиратели с правыми взглядами не смогли проголосовать против гнусного Кеннеди. В результате они отдали преимущество либеральному республиканцу - носителю политических взглядов, к которым Рэнд относилась с таким же презрением, с каким участники "Чаепития" взирают на умеренных и далеко не консервативных республиканцев.
"Демократы хотя бы открыто показывают, кто они есть, - сказала она. - А вот либеральные республиканцы, хотя и не высказывают явного несогласия с демократами", однако "благополучно привели республиканскую партию к экономике, регулируемой государством".
У Рэнд не было причин для беспокойства. К концу ее жизни либеральные республиканцы вышли из употребления, как автомобили "эдсел" 1959 года выпуска. Через тридцать лет после ее смерти все стало так, как она хотела: кандидаты изо всех сил старались обскакать друг друга справа, словно амбициозные генералы времен Первой мировой. Республиканской партией командуют ее последователи - "Движение чаепития".
Лофтин коснулся и того вопроса, который в наши дни стал для всей страны самым животрепещущим. Он спросил, считает ли Рэнд, что "национальный долг, превысивший триста миллиардов долларов, является для американцев серьезной проблемой". В те времена это была огромная сумма. Сегодня, с поправкой в 2,1 триллиона долларов на инфляцию, это были бы сущие пустяки.
Ответ Рэнд был будто взят из агитационных речей, звучащих перед митингами "Чаепития": "Сама мысль, - сказала она, - что этот долг не является проблемой просто потому, что мы должны, скажем так, самим себе, или же потому, что нам никогда не придется его оплачивать, что мы сможем передавать его из поколения в поколение, - просто заблуждение, порожденное упрощенным, примитивным взглядом на экономику. Любой порядочный экономист скажет вам, что нельзя тратить больше, чем производишь, и что рано или поздно подобные траты выйдут вам боком".
После чего последовало новое пророчество:
"И расплачиваться за долги придется финансовым крахом, по сравнению с которым кризис 1929 года покажется пустяком. Рост национального долга обязательно приведет к экономическому кризису. Разумеется, единственное, чего не может предсказать ни один экономист, это время, когда кризис разразится. Никто не знает, когда это произойдет. Но произойдет обязательно".
Когда я впервые услышал эти простые слова из далекого прошлого, я не мог понять, почему Институт Айн Рэнд не раструбил об этом ошеломляющем предсказании повсеместно. Вероятно, предположил я, эти слова просто затерялись в череде многочисленных радиоинтервью и в потоке всего, что было написано за долгие годы. Конечно, нелепо предполагать, что рост национального долга привел к кризису или финансовому краху 2008 года. Однако увеличение лимита госдолга в 2011 году привело к снижению кредитного рейтинга США и к большим изменениям на рынке. Предсказание Рэнд могло показаться нелепым в 1964 году или даже в 2010-м. В 2011 году оно стало жутко, пугающе достоверным - из-за идеологической поляризации, катализатором которой стали идеи Рэнд.
Даже если бы об интервью 1964 года стало известно широкой публике, это не отменило бы главного препятствия, мешающего "Чаепитию" превратиться в "Чаепитие Рэнд", - несогласия по вопросам веры. Таково вечное проклятие объективистов, вечный камень преткновения. Рэнд ненавидела религию, особенно христианство. Однако для подавляющего большинства участников "Чаепития" вера в Бога составляет основу жизни.
Агитационная литература движения напоминает сборники церковных гимнов, где постоянно упоминаются Всемогущий и Христос. Автор карманного издания "Манифеста Чаепития", консервативно настроенный журналист Джозеф Фара, упоминает Господа практически на каждой странице. "Я знаю сердце и душу "Движения чаепития", - пишет он. - Его составляют люди, которые по главным вопросам придерживаются того же мнения, что и я. Это движение людей богомольных, людей, которые любят Бога, людей, которые посещают церкви и синагоги". Объективисты, таким образом, остаются не при делах, если только не считать Рэнд основательницей собственной церкви.