4. Банкир
Для объективизма атеизм сродни фоновой музыке, которая постоянно звучит и не требует никакого признания. Герои Рэнд выступают в одиночку против целого мира, помощь смертных им не нужна, и не они тратят время на молитвы несуществующим богам. Рэнд отвергла религию и все дурное, что с нею связано, весь прилагающийся к ней багаж, который мешает человеку вести эгоистичную, пронизанную своекорыстием жизнь. Все неудобные аспекты религии, барьеры, мешающие без угрызений совести копить деньги, Рэнд называла мистицизмом. Другие называют их этикой и моралью.
В произведениях Рэнд нет ни драматических сцен на тему "Бог умер", ни истерических воплей в духе Мадлен Мюррей О’Хэйер. Вот типичные для нее рассуждения об атеизме из романа "Источник":
Генри Камерон: Почему решил стать архитектором?
Говард Рорк: Тогда я не знал. Теперь знаю: потому, что не верю в Бога.
Генри Камерон: Брось! Говори по делу!
Говард Рорк: Потому что люблю эту землю. И больше ничего так не люблю. Мне не нравится форма предметов на этой земле. Я хочу эту форму изменить.
Об атеизме не кричат с гордостью во весь голос, а бормочут себе под нос, даже шепчут. Взять, к примеру, отрывок из "Атланта", где Джон Галт говорит:
"Они претендуют на знание способа существования бесконечно более высокого, чем удел вашего земного бытия.
Фанатики духа называют это другим измерением, суть которого - отрицание измерений. Фанатики плоти называют это светлым будущим, суть его - отрицание настоящего. Чтобы существовать, надо обладать определенными свойствами. Какие свойства они могут приписать своим высшим сферам? Они продолжают рассказывать вам, чем это не является, но никогда не говорят, что же это такое. Все определения, которые они могут подыскать, суть отрицания: Бог есть то, что не дано познать ни одному человеку, говорят они и после такого заявления требуют считать это знанием; Бог - это не человек, небеса - это не земля, душа - это не тело, добродетель - это отсутствие выгоды, А - это не А, восприятие не связано с чувствами, знание не связано с разумом. Определения, которые они предлагают, ничего не определяют, лишь сводя все к небытию, нулю".
Этот отрывок процитирован на официальном сайте Института Айн Рэнд как отвечающий на вопросы: "Атеистичен ли объективизм?" и "Каково отношение объективизма к религии?" Там же цитируется фрагмент из интервью 1964 года для журнала "Playboy".
Вопрос в интервью был задан такой: "Неужели, по вашему мнению, ни одна религия не принесла людям практической пользы?"
Рэнд отвечала: "Сама по себе религия - нет: в значении слепой веры, верования, не подтвержденного фактами реального мира и доводами рассудка или даже противоречащего им. Такая вера причиняет человеку огромный вред, она отрицает рассудок. Но необходимо помнить, что религия является и ранней формой философии: это первые попытки объяснить существование вселенной, выстроить систему человеческих ценностей, дать определение ценностям моральным - все это было связано с религией до тех пор, пока человек не дорос или не доразвился настолько, чтобы придумать философию".
На оба вопроса можно было ответить просто, без отсылок к персонажам романов и многословных цитат. Да, объективизм атеистичен. Нет, Айн Рэнд не видела в религии никакой пользы.
С тем же успехом Институт Айн Рэнд мог процитировать ее высказывание 1928 года. Религия, сказала она, это "величайшая отрава для человечества". Или взять цитату 1934 года: "Я хочу бороться с религией, как с источником всякой лжи и единственным оправданием страданий". Или вот еще одно высказывание, тоже 1934 года: религия - это "первый враг способности мыслить".
Следуя в этом за Рэнд, как и во всем остальном, последовательные объективисты были все эти годы воинствующими атеистами, начиная с Бранденов с их друзьями и родственниками из "Коллектива" и заканчивая нынешними последователями.
Тема религии присутствовала где-то на задворках моего сознания, когда я остановился у гостиницы в центре Манхэттена, где должен был встретиться с Джоном Эллисоном, главным объективистом корпоративной Америки. Я никогда не был особенно религиозен, а чтение романов Рэнд, ее эссе и журнальных статей еще сильнее отдалило меня от религии. Я встретился с Эллисоном за два дня до Йом-Киппура, "дня искупления", поста и покаяния, самого священного праздника в иудаизме. Я не собирался участвовать в празднике и благополучно списал свое нежелание на влияние Рэнд. Мое рассудочное, обоснованное нежелание соблюсти этот праздник меня мучило. Я сознавал, что вовсю идут Дни трепета - период между еврейским Новым годом и Йом-Киппуром. Сказано, что у Господа есть книги, в которые он записывает имена тех, кто будет жить и кто умрет в наступающем году, - примерно так же, как корпорации решают в конце года, кого предстоит уволить. Меня это всегда немного пугало: возникало чувство скрытой угрозы, которому, впрочем, я не придавал большого значения. Ортодоксальные иудеи в это время года участвуют в многочисленных ритуалах. Раньше я тоже принимал участие в одном из них: трижды обводил вокруг головы рукой с зажатыми в ней деньгами, читая молитву. Но я отказался от этого обряда, рассудив, что жизнь мне продлит не он, а дополнительные часы, проведенные в спортзале.
Несмотря на отказ от "опиума для народа", какие-то сомнения - Рэнд назвала бы их предрассудками - у меня оставались. Я надеялся развеять их во время встречи с Эллисоном. Обычно в средствах массовой информации его называют полным именем: Джон А. Эллисон Четвертый, - нов повседневной жизни этот человек совершенно чужд чопорности. Он умеет общаться с людьми из разных слоев общества, считается одним из лучших генеральных директоров и имеет опыт взаимодействия с персонажами вроде меня.
Мы встретились в холле отеля, расположенного неподалеку от терминала "Taggart Transcontinental" (для вас - Центрального вокзала). Эллисон до некоторой степени походил на героя объективистского романа, поскольку был стройным и весьма рослым. Антрополог может порядком повеселиться, изучая телосложение последователей Рэнд. За все время, пока я писал книгу, я не встретил ни одного объективиста, который бы был низкорослым и страдал от лишнего веса.
Эллисон оказался современной копией Мидаса Маллигана - финансиста, которого Рэнд увековечила в "Атланте" в образе основателя Ущелья Галта, объективистского рая, скрытого в Скалистых горах.
Мой визави был одновременно и состоявшимся бизнесменом, и мыслителем-объективистом. Уверен, Рэнд очень дорожила бы его обществом. Мне кажется, она уважала людей, которые чего-то добились в жизни, гораздо больше, нежели окружавших ее подхалимов.
В декабре 2008 года, в возрасте шестидесяти лет, Эллисон сложил с себя полномочия генерального директора "BB&T Corporation", финансовой холдинговой компании из Северной Каролины. Эта компания вышла из финансового кризиса относительно невредимой, хотя и вела агрессивную политику в некоторых вопросах: просто в иных, чем другие банки, которые серьезно пострадали или вовсе прекратили свое существование.
Изначально банк "BB&T" был по-домашнему уютным и непритязательным. Название его расшифровывается как "Branch Banking & Trust". Но Эллисон применил подход Мидаса (выражаясь языком деловой прессы). В 1971 году он попал в этот сонный южный банк прямо из университета Северной Каролины. Пройдя все ступени карьерной лестницы, в 1989 году он стал генеральным директором. Заняв этот пост, Эллисон спланировал серию поглощений путем приобретения ценных бумаг. В результате реализации этого плана "BB&T" превратился из процветающего банка местного значения в главный региональный банк с активами на 136,5 миллиарда долларов против 4,5 миллиарда, имевшихся на тот момент, когда Эллисон принял должность, и 275 миллионов, которые наличествовали, когда он только начинал работать в этом банке. Эллисон стал Горацио Алджером банковского дела (правда, в 2008-м году его вынудили принять денежную помощь от государства, хотя он в ней не нуждался).
Горацио Алджер был олицетворением протестантской трудовой этики, кальвинистской смеси веры и капитализма, которой не нашлось места в самоуверенном новом мире объективизма. Эллисон также подходит под определение человека организации: ведь вся его карьера связана с одной крупной компанией. Рэнд презирала тип корпоративного тунеядца, портрет которого создан Уильямом X. Уайтом в его судьбоносной книге 1956 года. Уайт запечатлел типаж корпоративного коллективиста, который отказывается от своей индивидуальности и посвящает всего себя большой компании, ища защиты в ее утробе. В 1958 году в своей колонке Рэнд обличала "несчастных, обобществленных, отказавшихся от себя посредственностей, описанных мистером Уайтом". Джон Эллисон, человек организации, кажется, посвятил себя тому, чтобы сломать этот стереотип.
"Вы объективист?" - спросил меня Эллисон в самом начале разговора. Я-то собирался изучать его систему верований, а он сразу стал интересоваться моей.
Что ж, у него было полное право задать этот вопрос, потому что, в конце концов, если человек объективист (Рэнд, правда, предпочитала, чтобы ее последователи именовали себя "исследователями объективизма"), это сильнейшим образом влияет на его восприятие мира. Я расценил вопрос Эллисона не как вызов, а просто как выражение любопытства, желания понять, сможем ли мы разговаривать на одном языке. Я ответил, что не считаю себя объективистом, однако читал и "Источник", и "Атланта".
Собеседника мой ответ, кажется, удовлетворил. Действительно, не прочти я этих романов, о чем бы мы вообще могли разговаривать? С тем же успехом марсианин мог бы вести диалог с католическим епископом.
У меня возникло такое чувство, будто я снова оказался в колледже и беседую с научным руководителем. В этом не было ничего удивительного, поскольку Эллисон преподавал в колледже. Он явно посвятил себя изучению вопросов нравственности, и я начинал понимать, какое преимущество это дает рэндианцам. Они уже лидировали в этой игре - хотя бы потому, что размышляли над вопросами нравственности. А верно или неверно их понимание нравственности, уже не так важно. Главное, их арсеналы набиты интеллектуальной амуницией.
Для Эллисона объективизм стал всеобъемлющей идеологией, которая направляет течение всей его жизни столь же безоговорочно, как других направляют религиозные учения, с единственной разницей: в объективизме нет "мистики" и разных сомнительных ссылок на Всемогущего, обычных для верующих. У меня складывалось впечатление, что при каждой беседе с тем или иным объективистом меня понемногу, даже ненамеренно, пытаются обратить, окрестить, привести ко Христу в образе покойной еврейки.
Подобно тому, как ревностные христиане читают Библию, а ревностные иудеи с ранней юности изучают Талмуд, те, кого влечет к гранд-даме радикального капитализма, обычно приступают к самообразованию в подростковом возрасте или чуть позже. Эллисон начал читать Рэнд, когда ему было двадцать. В те годы он изучал в университете финансы и экономику. Он зашел в книжный магазин, и его внимание привлекло название книги "Капитализм. Незнакомый идеал". Эллисон - первый из встреченных мною объективистов, чье обращение в веру началось не с романов. В антологии "Капитализм", опубликованной в 1967 году, был представлен бронебойный прикладной объективизм - такой же притягательный и остроумный, как какая-нибудь методичка по боевой подготовке.
"Название покорило меня", - признался Эллисон. Он читал и наслаждался. Эссе Гринспена (запредельно радикальные) он нашел не только "блистательными", но и "ироничными" - в свете того, какие посты их автор позже занимал в правительстве и в Федеральной резервной системе. Я усомнился, что эпитет "ироничные", пусть точный, подходит к эссе Гринспена, который ратовал за возвращение золотого стандарта, отмену антимонопольных законов и устранение всех видов регулирования. Также мне было трудно понять, как этот приветливый джентльмен, ученый (в университете Уэйк Форест Эллисон считается выдающимся преподавателем) может придерживаться столь радикальных взглядов. В обществе яростных объективистов я часто испытывал подобное недоумение.
Изучив антологию "Капитализм", Эллисон перешел к романам и другим произведениям Рэнд. В конечном итоге, сказал он, его система верований обрела определенную структуру, и он еще больше убедился в правильности этой системы. "Когда я прочитал все, у меня появилось некое ощущение… Я назвал бы его ощущением нравственной достоверности, - объяснил он. - Подход Рэнд был очень систематичным: от метафизики через эпистемологию, этику и политику - к эстетике". А потом Эллисон рассказал мне, явно привычными словами, как сильно объективизм повлиял на ход его жизни и работу его банка "благодаря своей доскональности, структурированности и систематичности".
Все это не показалось мне особенно убедительным, но в одном мы с ним все-таки сошлись: во всех своих книгах Рэнд анализирует отношения между персонажами с хирургической точностью (только без свойственного врачу милосердия). Особенно явственно это видно в "Атланте". "Это очень мощный подход, - согласился Эллисон. - И справедливый". Можно долго рассуждать об индивидуальности, особенно когда эта индивидуальность хлещет через край. Разумеется, можно спорить о выгодах, которые обещает негосударственный капитализм. Но кто будет возражать против справедливости? Эллисон сказал мне, что взгляд Рэнд на семейные отношения помог ему разобраться в собственных отношениях и "заставил ясно понять, с какими людьми <ему> хочется быть рядом". Жена Эллисона прочитала роман "Атлант расправил плечи" после знакомства с ним, и это помогло молодым людям сблизиться.
Это одна из самых привлекательных черт Рэнд, которую не всегда способны оценить неверующие. Она не только упорно ратовала за капитализм, призывая вернуть государство обратно в каменный век, она была еще и своеобразной предшественницей доктора Фила. "Рэнд твердо настаивает на том, что прежде всего необходимо принимать логичные решения, основанные на фактах", - сказал мне Эллисон, когда мы сидели в той части холла, которая была выгорожена под коктейль-бар. (В данном случае он принял логичное решение не заказывать никаких напитков, и я решил последовать его примеру.) "Реальность, - продолжал мой собеседник, произнеся это слово с большим убеждением. - Рассматривайте свой разум как инструмент, который позволит вам выжить, преуспеть, достигнуть счастья. Поступать нужно исходя из разумного эгоизма: на мой взгляд, это очевидно. Извлекать выгоду из отношений с людьми и не приносить в жертву себя. Мы ведь действительно торговцы, мы меняем одну ценность на другую, мы пытаемся поладить друг с другом… словом, главная движущая сила в нашей жизни - это не что иное, как взаимовыгодный обмен".
Кто бы стал возражать против взаимовыгодного обмена и того, что в своих действиях следует руководствоваться разумом? Конечно, эти лозунги звучат куда более привлекательно, чем призывы всех программ социальной защиты вместе взятых. В какой бы экономической системе вы ни существовали, такой тип мышления является в высшей степени притягательным. Ведь в разумном эгоизме нет ничего дурного, а самопожертвование - ив самом деле не самое лучше качество, если рассматривать его с точки зрения Рэнд.
"Это очень мощный нравственный ключ к успешным взаимоотношениям", - продолжал Эллисон. В нашем разговоре он частенько использовал слово "мощный", но я вынужден был с ним соглашаться - по крайней мере, когда речь шла о персонажах романа "Атлант". Даже когда те изменяли друг другу, от них так и веяло нравственностью в понимании Рэнд. В ее произведениях неверные супруги не устраивают игрищ на сеновале: они сознают высшие достоинства друг друга, отчего, конечно, измена кажется не такой грязной. Возражения, приведенные в книге Альберта Эллиса, разрушающего эти самые представления с методичностью взбесившейся газонокосилки, начисто позабылись, пока я выслушивал неспешную, ласкающую ухо речь Эллисона.
Между прочим, все неэкономические доводы Рэнд в интерпретации Эллисона звучали весьма осмысленно. Рассуждения этого человека были, наверное, "мощными" - но это только до тех пор, пока не задумаешься как следует. В числе объективистских концепций, которые мне было трудно осмыслить, была теория о том, что такого явления, как столкновение интересов, не существует. Если вы полагаете, будто наблюдаете столкновение интересов, говорила Рэнд в "Атланте" устами одного из персонажей, вам следует "проверить исходные положения".
Эту же точку зрения Рэнд развивала в "Добродетели эгоизма", утверждая, что "среди разумных людей нет конфликта интересов даже тогда, когда дело касается любви. Как и любая другая ценность, любовь - не какая-то статичная масса, которую надо разделить между всеми, а безграничное чувство, которое надо заслужить". В "Атланте" Рэнд вынуждает героев занимать эту позицию каждый раз, когда Дэгни бросает их. В "Источнике" Говард Рорк демонстрирует такое же отношение, когда испорченная богатая девчонка Доминик Франкон без любви выходит замуж за газетного магната Гейла Винанда, несмотря на то что хочет Рорка. Рорк не возражает, даже когда Доминик из кожи вон лезет, чтобы его не взяли работу - и это во время Великой депрессии! (Ее действия обусловлены рациональными, объективистскими соображениями, но все равно кажутся странноватыми.)
"Есть ли здесь столкновение интересов? Я не знаю, - сказал Эллисон, - однако, мне кажется, эти столкновения не такие сильные, как может показаться. Разве вам бы хотелось, чтобы за вас вышла женщина, которая любит другого? Конечно же, нет.
И мне кажется, довод Рэнд сводится к следующему: если мы тщательно взвешиваем свои интересы, конфликты с другими людьми сводятся к минимуму. Я сам в этом убедился, когда строил карьеру. Далее, с некоторыми людьми вам, возможно, вообще не хочется иметь никаких отношений. Но мне кажется, из широкого контекста произведений Рэнд следует, что существует масса возможностей для успешных взаимоотношений, выгодных обеим сторонам. И одна из важнейших жизненных задач состоит в том, чтобы устанавливать такие отношения, если они обещают выгоду".
Казалось бы, все предельно просто, но создается впечатление, что личная жизнь Рэнд противоречит этой несколько обманчивой доктрине. В 1950-е годы она сама стала воплощенным столкновением интересов, когда спала с Натаниэлем Бранденом, несмотря на страдальческие возражения ее безразличного вроде бы мужа и Барбары Бранден. И реальность была такова, что именно грубая сила - финансовая зависимость от Рэнд ее мужа и Брандена, который был много моложе, а также психологическая зависимость от Брандена его жены - позволила этому столкновению интересов затянуться на много лет.