Таким вот образом состоялось первое близкое знакомство Николая Ивановича Костомарова и Алины Крагельской, по первому мужу Кысиль, 1830 года рождения. Она происходила из семьи военного, выросла и воспитывалась в Киеве. Панночка Крагельская была талантливой девушкой, музыкально одаренной (в свое время на нее обратил внимание известный венгерский пианист Ференц Лист, чьи гастроли проходили в Киеве в 1847 году, и приглашал продолжить учебу в консерватории в Вене).
Новую неожиданную встречу с его избранницей судьба подарила Николаю Ивановичу летом в Одессе, куда он отправился летом 1846 году на отдых. Здесь вместе с дочерьми отдыхала и мать Алины.
Вечером Крагельские всей семьей шли в театр слушать итальянскую оперу. На Алину огромное впечатление производило вокальное исполнение артистов. Один раз в их ложу случайно вошел Костомаров. Он увидел своих учениц:
– Какими судьбами вы здесь?
– Видимо, такими, какими и вы! – ответила Алина – Мы приехали сюда отдыхать и купаться в море.
Близко познакомившись с матерью симпатичной ему девушки, Николай Иванович после возвращения с курорта был постоянным гостем семьи Алины. Почти каждый вечер Костомаров шел от Рейтарской улицы, где тогда жил, на Печерск, на Госпитальную, чтобы долгими осенними и зимними вечерами беседовать с Алиной, читать вслух, говорить по поводу прочитанного или же – и это больше всего его привлекало и очаровывало – слушать музыку в ее исполнении.
Шли дни. Чуть ли не каждый вечер приезжал Костомаров к Крагельским. Он ждал удобного момента, чтобы просить руки Алины.
Это произошло вечером 12 февраля 1847 года, когда никого из гостей, кроме Николая Ивановича, не было. Как обычно, Алина играла его любимые вещи; как обычно, Николай Иванович стоял у рояля и смотрел на нее. Он едва дослушал последний аккорд и обратился к Алининой матери, которая сидела рядом:
– Я прошу у вас руки дочери вашей, Алины.
– Пусть она сама отдаст ее вам, Николай Иванович. Он взял Алину за руки и хотел подвести ее к матери. Она стояла на месте и не двигалась. Рука Алины дрожала.
– Пусть будет так, как хочет мама.
Мать улыбнулась. Николай Иванович сжал дрожащую руку Алины, она ответила на пожатие пожатием, и, взявшись за руки, они вдвоем подошли к матери.
Госпожа Крагельская вызвала мужа и отрекомендовала ему жениха и невесту. 13 февраля состоялась помолвка. На 30 марта 1847 года была назначена их свадьба, на которую были приглашены М. Максимович, Т. Шевченко, другие друзья и родственники.
"Понимая, что квартира, которую занимал, слишком мала для совместной семейной жизни, я нашел другую, вблизи Андреевской церкви. Квартира эта открывала прекрасный вид на Подол, Днепр, а за ними на луга и леса. Пришла Пасха. Весна в тот год была ранней: Благовещение совпадало со вторником Пасхи… приближался день моей свадьбы, к которому я тщательно готовился, не подозревая о собравшихся над моей головой тучах…"
Но с влюбленными судьба сыграла злую шутку. Накануне венчания 28 марта по доносу студента Алексея Петрова Николая Ивановича, а вскоре и Тараса Григорьевича Шевченко, который приехал на его свадьбу, арестовали и отправили в Петербург для проведения дознания и следствия. В эти дни, веря в невиновность своего любимого, Алина вместе со своей матерью и матерью своего жениха Татьяной Петровной Костомаровой едет в Петербург и добивается свидания с ним, которое состоялось 14 июня 1847 года в Петропавловской крепости. Алина пробыла в Петербурге больше двух месяцев, вплоть до объявления приговора о заключении в крепость и ссылке.
Отбыв год заключения в Петропавловской крепости, Николай Иванович оказался в ссылке, правда, не в Вятке, а в Саратове, где он и получил должность переводчика при губернском правлении с жалованьем 350 рублей в год.
Для Алины же началась тяжелая жизнь под строгим присмотром матери, которая слепо верила, что Николай Иванович был одним из руководителей какого-то преступного политического заговора, и, понятно, старалась отдалить от своей юной дочери всякую мысль о возможности разделить участь "преступника". Госпожа Крагельская, узнав от челяди о простом происхождении матери Николая Ивановича и после всего случившегося, была решительно против брака Алины с Костомаровым.
Прошел год. Алина послала несколько писем в Вятку, прося Николая Ивановича поискать среди своих киевских приятелей такого, который взялся бы передавать ее письма. Ответов, разумеется, Алина не дождалась, потому что Николая Ивановича в Вятке не было. Только случайно Алина узнала, что Костомаров в Саратове. После долгих размышлений о том, как начать переписку с Николаем Ивановичем, она разработала целый план: переслать письмо Костомарова через г-жу де Мельян, жившую тогда в Петербурге, с тем чтобы ответ, полученный из Саратова г-жой де Мельян, вернулся к ней обратно.
Вот как объясняет эти трагические страницы в их любви Алина: "Таким образом, главными действующими лицами нашей разлуки с Николай Ивановичем были: сам Николай Иванович, который считал долгом чести сообщить моей матери о своей будто бы неизлечимой болезни, которая не позволяет ему жениться, и наши матери, которые горячо любили своих детей и считали вправе самостоятельно решать вопрос о счастье своих детей".
Переписка Алины с Костомаровым продолжалась в течение двух с половиной лет. Несмотря на все мольбы, просьбы, истерики матери, Алина упорствовала, не желая разрывать своих отношений с любимым. Наконец мать, уступая упорству дочери, разрешила ей написать письмо Николаю Ивановичу и сообщить ее решение: она согласна выдать за него Алину, если он сам приедет в Киев и женится. Если же ему не будет позволено это сделать, она никогда не даст своего благословения на их свадьбу.
Понимая, что ее любимому не разрешат приехать в Киев, Алина решается написать письмо лично начальнику III отделения генералу Л. Дубельту: "Я решилась обратиться к Вам, как к человеку, от которого зависит сделать меня счастливой или несчастной. Вот уже прошло четыре года, как я связана сердцем и словом с Костомаровым, хотя моя мать и против этого союза, но, видя мою настойчивость, решилась дать согласие при условии, что он приедет в Киев лично и венчается со мной… прошу Вас отпустить моего жениха в Киев. Мне дали времени к маю месяцу. Простите, что пишу это письмо к Вам втайне от матери: я люблю своего жениха и вижу счастье мое в нем и потому решилась на этот поступок, видя в Боге и в Вас свою надежду…"
Когда мать узнала, что ее дочь сама написала письмо Дубельту, в семье вновь началась ругань, увещевания, упреки. В новом письме к генералу Алина просит уничтожить ее письмо и заявляет, что если в силу обстоятельств ее жениху нельзя приехать в Киев, она выдержит и этот удар судьбы…
И хотя разрешение было получено, но, видя нерешительность Николая Ивановича, по настоянию матери в 1851 году Алина Леонтьевна вынуждена была согласиться выйти замуж за М. Д. Кысиля, с которым и прожила в браке 19 лет, сопровождая его по местам службы. С 1865-го по 1870 год они постоянно проживали в его родовом поместье в Дедовцах на Полтавщине.
Прошли годы. Зиму 1864/65 года Алина с мужем провела в Петербурге. Как-то раз на Невском проспекте она неожиданно встретилась с Николаем Ивановичем. Они шли навстречу друг другу. Алина, может, и вовсе не узнала бы его и прошла бы мимо, если бы не его своеобразная манера ходить и чрезвычайная оригинальность большой бобровой шапки, из-под мехового края которой сверкали золотые тяжелые очки. Николай Иванович не заметил Алины, он не обратил на нее никакого внимания, хотя Алина, поравнявшись с ним, остановилась. Он пронесся, как всегда торопливо.
На мгновение встретились и за короткий миг разминулись снова. Алина рванулась, чтобы догнать, остановить, поговорить. Рванулась и остановилась. Она стояла и смотрела вслед Николаю Ивановичу, пока тот не исчез среди суетливой толпы.
Прошли годы. Костомарову уже далеко за пятьдесят. В августе 1873 года Николай Иванович поехал в Киев. Там П. П. Чубинский как-то сказал ему:
– А вы, Николай Иванович, знаете, что ваша бывшая невеста здесь?
– Как? Алина?
– Да, Алина Леонтьевна Кысиль теперь вдова. Она здесь, и я знаю, где она проживает. Хотите, я отвезу вас к ней?
– Так мы же 26 лет не виделись. Отвезите лучше сначала от меня письмо. А потом уже и я поеду.
Алина овдовела в 1870 году. Хотя не по большой любви она выходила замуж, но взаимная привязанность сделала их семейный союз счастливым. Марк Дмитриевич был любящим мужем и отцом. Алина стала ему верной женой и заботливой матерью. После смерти мужа она целиком посвятила себя детям, поселившись в маленьком селе Дедовцы Прилукского уезда, в небольшом родовом имении умершего мужа.
В августе 1873 года после летних каникул Алина Леонтьевна повезла детей в Киев, где они учились, с тем чтобы и себе остаться на всю зиму в городе лечиться у киевских врачей.
И вот после стольких лет разлуки Алина и Костомаров вновь встретились в Киеве. "По желанию Николая Ивановича мы ездили вечером по городу, преимущественно по таким его местам, с которыми у него возникали воспоминания о давно минувшем времени. Заехали в Лавру и там сначала зашли в церковь для поклонения издревле чтимой чудотворной иконе Успения Пресвятой Богородицы, потом прошли к могилам Кочубея и Искры; там Николай Иванович прочитал эпитафии".
Приехав 10 августа 1873 года в Петербург, Костомаров в тот же день написал письмо Алине. Он жаловался на вынужденную разлуку. Между Алиной и Николаем Ивановичем началась оживленная переписка. Когда Николаю Ивановичу казалось, что Алина не спешит с ответом на его письмо, он спрашивал в телеграмме, не ухудшилось ли ее здоровье. Ему так хотелось видеть Алину, быть с ней, что он уже на Рождество собирался ехать на юг, на Украину, к ней. Но, обдумав дело со всех сторон, взвесив возраст, холод, ненастье, далекий путь, они окончательно условились, что Николай Иванович приедет к Алине в Дедовцы весной.
Новая встреча состоялась уже на следующий год, когда Н. Костомаров принял участие в Археологическом съезде, на котором выступил с докладом "О княжеской дружине". "Он просил меня присутствовать на его чтении, я сама этого очень желала, и мы в назначенный вечер пошли в Ботанический сад (при университете), а оттуда в зал заседаний съезда. У входа в сад и у входа в зал заседаний Николай Иванович предложил мне войти с ним под руку. Нужно было видеть, с каким торжественным видом вводил он меня в этот зал, переполненный уже публикой. Мои обе дочери шли рядом. Николай Иванович усадил нас в ближайшем к кафедре ряду кресел. Когда наступила его очередь читать свой реферат и он подошел к кафедре, дружные рукоплескания раздались в зале и не смолкали долго. Николай Иванович глядел словно вдаль, но, видимо, был взволнован. Да и разве можно было оставаться безучастным к выражению почтения и признания за ним права на почетное место в среде ученых и литераторов, особенно же в стенах того университета, где в молодые годы он блистательно начинал свою профессуру, которой лишился, не смея и мечтать о ее возвращении".
После окончания работы съезда Н. Костомаров уехал в Дедовцы, а оттуда 8 сентября 1874 года – в Петербург.
Во второй половине 1875 года он заболел тифом. В это же время умирает мать Николая Ивановича. Ему, пребывающему в бессознательном состоянии, друзья об этом не решались сказать. В этом тяжелом состоянии его не покинули, фактически спасли ему жизнь его ближайшие друзья: сосед Н. Катенин и доктор Д. Муринов, Н. Белозерская, А. Ге (жена художника Н. Ге).
4 февраля 1875 года Алина Леонтьевна получила подписанную неизвестным телеграмму: "Николай Иванович тяжело больной тифом, но не безнадежен. Мать его умерла, сегодня похоронили". Вечером того же дня она выехала из Ромен в Петербург, прибыв 11 февраля. Заехав к своим старым знакомым Филатовым и оставив у них вещи, она сразу же поехала на Васильевский остров, на квартиру к Николаю Ивановичу. У крыльца Алина попросила Н. П. Филатова пойти на третий этаж узнать о Николае Ивановиче. Прошло несколько долгих, очень долгих минут напряженного, робкого, тревожного ожидания. Алина смотрела на окна квартиры, где жил Николай Иванович: "Что там?"
Но вот выходит из дверей Филатов. Лицо его сияет. Он говорит:
– Жив, и есть надежда, что выздоровеет. Заходить к нему на квартиру запрещено, о чем есть на двери объявление: "просят не звонить, а обращаться за сведениями о состоянии здоровья к Н. Катенину". Филатов проводил Алину к Катенину. Добрый приятель Николая Ивановича встретил ее радостной улыбкой. Он рассказал, как началась болезнь Николая Ивановича. Рассказал, как Николай Иванович долго боролся с болезнью, не хотел ложиться в постель, заставлял себя работать. Он нервничал, кричал, а мать его, Татьяна Петровна, не понимая, что у него бред, и видя, что он сидит у себя в кабинете на полу и рвет в клочья бумаги, уговаривала его не "чудачить". Между тем к вечеру того же дня заболела и Татьяна Петровна. За несколько суток она буквально сгорела от крупозного воспаления легких. Гнетущее впечатление производила панихида по покойной, когда за стеной в исступлении и тифозном бреду метался Николай Иванович. Он не осознавал, что делалось в соседней комнате, и выкрикивал какие-то бессвязные слова и предложения. Уже не чаяли спасти самого Николая Ивановича, уже купили на Смоленском кладбище рядом два места: одно для матери и второе – для сына. Но теперь все в порядке: кризис миновал, и хотя слишком медленно, но больной начинает выздоравливать.
Поселилась Алина тут же, на Васильевском острове, поблизости в гостинице, чтобы дважды в день посещать Катенина и спрашивать его о здоровье Николая Ивановича. К самому Николаю Ивановичу ее не пускали, боясь, что это может слишком взволновать больного.
Когда Николай Иванович начал идти на поправку, врачи разрешили рассказать ему правду о кончине любимой матушки. Эту тяжелую миссию взял на себя художник Н. Ге. Вот как описывает это сама Алина Леонтьевна: "Ге упорно молчал. Николай Иванович, видимо, встревоженный таким молчанием, вскричал: "Вы молчите – значит, безнадежна, умрет, бедная, в скорбном сознании, что умирает не у сына, а у добрых чужих людей! Моя матушка природная малороссиянка и по происхождению простолюдинка, несомненно, дорожит тем, чтобы хворать и умирать у сына, а не у чужих, хотя и добрых людей: это позор для старой хохлушки валяться и умирать не у себя или не у сына, а в чужой хате".
– Успокойтесь, Николай Иванович! Ваша матушка умерла у сына, лежавшего в то время, по милости Божией, в бессознательном состоянии и потому не подвергшегося тяжкой необходимости быть свидетелем печального обряда погребения. К счастью, она не сознавала, что вы больны и что она умирает.
Николай Иванович быстро привстал с кресла и, перекрестившись, сказал: "Упокой ее, Господи! Его святая воля! Что делать!" Тихие слезы скатились по исхудалым щекам. Руки потянулись ко мне, как бы призывалась моя помощь, и он, подкошенный, опустился в свое кресло".
После этого он пригласил Алину переехать к нему и поселиться в комнате матери.
Когда состояние здоровья Н. Костомарова улучшилось, он вместе Алиной Леонтьевной поехал сначала в Киев для консультаций с известным окулистом, профессором университета Св. Владимира О. Ивановым, а потом в Дедовцы. Вот как вспоминает об этих днях Алина: "Восторг Николая Ивановича не поддается моему описанию. Слезы блестели у него на глазах, и после продолжительного молчания он сказал:
– Господи! Чуть не 3 0 лет я был лишен наслаждения, которым пользуюсь теперь, да еще у Алины!
После вечернего чая Николай Иванович снова вышел на балкон и любовался звездным небом, снова восхищался пением крестьянской молодежи и так до времени отхода ко сну, когда я, придя на балкон, чтобы проститься с ним, заметила, что, стоя в раздумье, он молится. Я сказала ему:
– Ты по-прежнему набожен…
– Храм здесь величествен! – ответил он, указывая на небесный свод, усеянный звездами".
9 мая 1875 года, в день своих именин, в Дед овцах, Николай Иванович обвенчался с Алиной, которой было 45 лет. Венчал их сельский священник отец Петр.
Алина Леонтьевна Костомарова в последующее десятилетие их совместной жизни стала для Николая Ивановича настоящим его другом и помощником-секретарем. По его указаниям разыскивала и переписывала нужные для его работы материалы и целыми часами громко читала ему, потому что сам он не мог читать из-за ухудшения зрения после болезни. К тому же была она очень хорошей хозяйкой и держала дом в образцовом порядке.
ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ЖИЗНИ
В конце 1860-х годов Киевский университет, где в течение 10 лет (1859–1869) была не укомплектована кафедра истории России и на которую неоднократно приглашали Н. И. Костомарова, провел заседание Совета и единогласно избрал Н. И. Костомарова профессором кафедры. Но генерал-губернатор Н. Н. Анненков и министр образования граф Д. А. Толстой отказали Н. И. Костомарову в переезде в Киев. Да и сам историк в одном из своих писем "дружески, по секрету" говорил: "…в Киевский университет я боюсь". Таким образом, лекторский талант ученого не нашел практического применения. Слушатели его лекций вспоминали о них с восхищением: лекции отличались "силой и живостью своего изложения". Н. И. Костомаров, по воспоминаниям Н. Н. Ге, был "любимый учитель всех", лучшего профессора истории, писал Н. А. Полевой, он "никогда не мог себе представить". В памяти А. Н. Пыпина Н. И. Костомаров запомнился как "замечательный профессор – с дарением, которое… осталось единственным в своем роде".
Несмотря на то, что правительство лишило Н. И. Костомарова возможности преподавать, стремясь изолировать его от общественной деятельности, он настойчиво поддерживал контакты путем личных встреч и переписки с широким кругом известных деятелей науки, литературы, искусства и культуры. В их числе были корифеи украинского театра И. К. Тобилевич (Карпенко-Карый) и М. Л. Кропивницкий, прозаик И. С. Нечуй-Левицкий, историк и писатель Я. Ф. Головацкий и др.
В решении современных ему вопросов Н. И. Костомаров придерживался принципа: "…не идеал, а ближайшие, практические цели", которые, однако, сводились ним к культурно-просветительской деятельности. Решение других социальных вопросов он считал необходимым предоставить беднякам, потому что они "сами сумеют лучше нас основать то, что им считается лучшим, а не в нашем модном убеждении…" Когда в 1866 году, в связи с покушением на Александра II, в официальных литературных кругах появилось намерение подать правительству адрес, в котором выражалось бы возмущение по поводу "преступления", то Н. И. Костомаров отказался его подписать.
Зимой 1869/70 года Николай Иванович читал публичные лекции по русской истории в клубе художников, а летом совершил поездку в Крым и посетил Киев, в котором не был 23 года. Эти поездки, как и другие, были использованы для посещения исторических мест, работы в архивах и библиотеках. Так, прибыв в Севастополь, Н. И. Костомаров первым делом направился на Малахов курган, "где изрытая земля свидетельствовала о недавно пронесшейся буре, потрясшей этот край".