Книга мемуаров народной артистки СССР Клары Степановны Лучко (1925–2005), названной Международным биографическим центром Кембриджа (Англия) "Женщиной тысячелетия", - это яркий, эмоциональный рассказ о ее жизни, о людях, которых она знала и любила, о работе в кинематографе, о замечательных режиссерах и актерах - С. Герасимове, И. Пырьеве, В. Пудовкине, И. Хейфице, Т. Лиозновой, С. Юткевиче, Л. Орловой, Н. Крючкове, Е. Урбанском, И. Смоктуновском, Л. Быкове, о встречах с мировыми знаменитостями - Дж. Неру, П. Пикассо, Ф. Леже… "Ах, как хочется иногда, чтобы время остановилось!" - восклицает КЛучко на первых страницах. И ей удалось это сделать в своих воспоминаниях.
Содержание:
-
Ослепительная Клара 1
-
Сажусь в такси 1
-
Как сейчас помню 2
-
Честь и достоинство 5
-
"Кубанские казаки" 6
-
Звонок из Ленинграда 9
-
Включайте свет! Съемка продолжается! 10
-
Я еду в Канны, на фестиваль 10
-
"Двенадцатая ночь" 13
-
Бродяга я… 15
-
Баба Киля 16
-
Рядом с нами 17
-
"Три встречи" 20
-
Ромашка полевая 22
-
Плясала женщина на свадьбе 23
-
Жертвы популярности 25
-
Цыган 26
-
Моя тетя Маруся и мой друг Анатолий Ромашин 30
-
Магическое слово "мотор!" 33
-
Читает ли собака сценарий? 33
-
Колесо 36
-
Черная душа из снежной сказки 38
-
Могу - не могу? Надо! 39
-
Дорогие мои зрители… 40
-
"Лицо Империи" 42
-
Две истории про любовь 43
-
День приключений в Кижах 45
-
Привет от Грегори Пека 47
-
"Виновата ли я…" 48
-
Самая главная награда 51
-
Будет ли победитель? 52
-
Дом на набережной 54
-
Возвращение на Круазетт 56
Я - счастливый человек
Ослепительная Клара
Когда мы учились во ВГИКе - Клара на актерском факультете у Сергея Герасимова, а я на режиссерском у Григория Козинцева, - мы были мало знакомы. Знакомы издали. Здоровались, и только.
И это понятно, ведь курс Клары был на год старше нашего, да и по возрасту Клара была старше меня на два с лишним года. В те лета это было немало. Но главное - она была немыслимая красавица: высокая, статная, яркая. О ней даже подумать было страшно. Во всяком случае мне. Она казалась гордой, неприступной, недосягаемой.
Вокруг нее клубились парни более мужественные, более представительные, более активные. Короче говоря, роскошные! Не то что я, хлюпик. Ведь мне, когда я поступил в институт, не было и семнадцати. Я был неоперившийся птенец, которому было не до девушек. Я судорожно думал лишь о том, чтобы меня не вышибли из ВГИКа, ибо в силу молодых годков учился по главным предметам, режиссуре и актерскому мастерству, очень недоброкачественно. Так что Клара Лучко была для меня из ряда богинь, о таких даже и вздыхать глупо. У нее были какие‑то заоблачные успехи: прекрасно сыгранная роль Ульяны Громовой в институтской постановке Герасимова "Молодая гвардия". Буквально через год после этого она уже снималась в большом кино. В знаменитом фильме знаменитого Пырьева "Кубанские казаки" она сыграла роль Даши Шелест. И в свои двадцать шесть лет стала лауреатом Сталинской премии.
А я в это же время пошел работать ассистентом режиссера на студию кинохроники, поскольку работа в так называемом художественном кино нам, молодым режиссерам, не светила.
Клара стала звездою. Целая россыпь ролей, и в каждой она прекрасна: и очаровательна, и бесподобно хороша, и, главное, талантлива. А тут еще рассказывали о сумасшедшем и красивом романе Клары и Сергея Лукьянова. Лукьянов - дивный актер из Вахтанговского театра, потрясающий киногерой, любимец публики, ради Клары был готов на безумства…
Так и шли наши с ней жизни на параллельных курсах, никогда не пересекаясь. Я хоть и стал со временем режиссером игрового кино, оставался лишь верным зрителем ослепительной Клары. Робость, возникшая еще в институтских стенах, оставалась преградой, которою я так ни разу и не смог преодолеть… Несколько лет назад мы с Эммой летели в Анапу на фестиваль "Киношок". Летели на военном самолете, где было одно более- менее приличное помещение, куда и запихнули народных артистов СССР. Так судьба свела нас на два часа с Кларой Лучко.
Кончилось все это очень плохо, вернее, замечательно, Клара всё твердила, как она боится летать. Пришлось выпить… Помню только, что при выходе из самолета я отплясывал на аэродроме канкан, пытаясь увлечь за собой партнершу по выпивке, а именно Клару. Но главная радость - во время нашего "собу- тыльничества" мы открыли для себя друг друга. Мы так понравились друг другу, что стали на время фестиваля неразлучны. Прогулки, просмотры, застолья, поездки по Кубани, где Клару помнят, любят, обожают, она для кубанцев близкий человек, казачка, родная душа. Для меня этот фестиваль прошел под сиянием звезды, которую звали Клара Лучко. Она оказалась веселой, простой, озорной, с безупречным чувством юмора с потрясающей самоиронией, легкой на подъем, заводной, готовой к розыгрышам, удивительно молодой, короче, замечательной подругой. Она никогда не появлялась без шляпки - их у нее было великое множество. И эта ее любовь к головным уборам была постоянной темой нашего подтрунивания над ней.
В нашем, увы, немолодом возрасте не так‑то просто обзавестись новым другом - настоящим, верным, надежным. Клара стала для нас с Эммой таким человеком. С ней было легко, весело, душевно, ибо ее главным качеством была абсолютная естественность…
Через пару месяцев после Анапы в Доме кино праздновали юбилей Клары. Мы, конечно, почтили нашу дорогую юбиляршу, нашу любимую подругу, а я даже сочинил дурошлепские куплеты, которые пропел и протанцевал, "порхая" вокруг несравненной Клары.
На Анапском фестивале
Испытал я страшный шок,
Вместе с Кларой выпивали…
Не влюбиться я не смог.
Как‑то на пляжу в Анапе
Вы гуляли в неглиже,
Но при этом были в шляпе
И жевали бла - манже.
Очаровательные очи!
Что вы так сверкаете?
Что во мраке темной ночи
Блеску не теряете!?
Очаровательные ножки
На высоком каблуке
Проходили по дорожке…
Я смотрел на них в тоске.
Очаровательные ручки
Обнимали не меня,
Довели меня до ручки
И рыдал я, жизнь кляня.
Вы коварны, донна Клара…
Полный страстного огня
Понимаю, Вам не пара,
И рыдаю, жизнь кляня.
На Анапском дивном пляже
Я и плакал, и грустил…
Так влюбился я, что даже
Эту песню сочинил!
Очаровательный носочек -
Все в нем, как положено!
Подношу я вам платочек,
Аккуратно сложенный.
Тут в конце этой любовной ахинеи я подносил Кларе какую- то шаль, и мы немного вальсировали.
В последние годы мы искали любую возможность для встречи, перезванивались, обменивались новостями, радостными и печальными. И было отрадно, что у нас появилась такая замечательная подруга. Незадолго до кончины Клара была у нас в киноклубе, где для актрис старшего поколения Инны Макаровой, Риммы Марковой, Зинаиды Кириенко, Ларисы Лужиной и других был устроен праздник, который раньше назывался Международный женский день. Это был последний раз, когда мы видели нашу подругу, - она была весела, неотразима, как всегда излучала очарование и доброту.
Как я жалею, что мы не познакомились, не подружились раньше…
Эльдар Рязанов
Сажусь в такси
Сажусь в такси, а шофер говорит:
- Я сегодня купил журнал, тут вот о вас… Почитайте…
И посмотрел на меня с любопытством.
Читаю и не знаю - смеяться или плакать. Оказывается, в Доме Ханжонкова (есть такой в Москве на площади Маяковского) я весь вечер живо общалась с представителем общества каннибалов, а попросту людоедов.
В тот же день вечером ко мне пришла корреспондент из другого журнала.
Мы с ней пили кофе и беседовали о жизни.
Я спросила ее:
- Не желаете ли что‑нибудь узнать новое о моих прияте- лях - людоедах?
- Я не знала, что у вас есть такие знакомые. Но у нас серьезное издание. Я вам обязательно пришлю номер.
Журнал я получила. Под фотографией на обложке была подпись: "Самая сексуальная бабушка Клара Лучко". Вот тебе и серьезное издание!
Я снималась в одном южном городе. В фильме, кроме моей, была еще одна женская роль, на которую утвердили молодую актрису. Жили мы с ней в одной гостинице. После съемок она любила выпить и часто скандалила вместе с собутыльниками. Однажды ее забрали в милицию, и мы с режиссером отправились ее выручать. Каким‑то образом слухи об этой истории дошли до репортера местной газеты, и он, не разобравшись что к чему, тут же написал о скандальной истории с Кларой Лучко. Он знал только меня и, не проверив факты, написал заметку под рубрикой "их нравы".
Правда, случались и "приятные" неожиданности. Открываю солидный иллюстрированный журнал и вижу себя в длинном платье на парадной лестнице. Оказывается, я вновь побывала в Каннах и наконец‑то Франция пала в ноги Кларе Лучко. А на самом деле на фотографии не Канны, а Рига, там проходил фестиваль "Северная жемчужина".
С журналистами у меня всегда были добрые отношения. Я уважаю их труд - совестливый, нелегкий, а подчас и опасный. Я знаю, какое мужество надо иметь, чтобы ввязаться в драку, в борьбу за решение сложнейшей проблемы, в которой сплетаются разные, часто противоположные интересы властных групп, чтобы выступить в защиту человека, несправедливо обвиненного. Это все я знаю по жизни, по ежедневным беседам в семье, по многолетней дружбе со многими корреспондентами "Известий". Мы вели откровенные разговоры на равных, обсуждали острые вопросы, которые касались как кино, так и проблем житейских.
Но с некоторых пор многое стало меняться. Пожелтела пресса, изменились ценностные и духовные ориентиры, да и просто добропорядочность. Вместо серьезных интервьюеров, которых я знала, появилось бесчисленное количество порхающих мотыльков, которым нужен любой, пусть и придуманный, но жареный факт. Так в моем окружении появились людоеды, да и не только они.
Кстати, в том же Доме Ханжонкова мне вручили в 2002 году приз "Королева экрана". У меня много наград, но эта была особой, ее присудили мне и зрители, и актеры - все участники кинофестиваля "Женщины кино" имени Веры Холодной. Один из выступавших сказал, что я в своей работе проникаю в глубину человеческой сути, нахожу, пусть даже в образе отрицательном, возможность преподать урок доброты.
В этом есть какая‑то тайна, которая, собственно, живет в каждом человеке и ему самому открывается совершенно неожиданно.
Вот я ехала однажды на съемку и увидела из окна вагона лес. Хаотичный, заброшенный. И вдруг я открыла для себя: этот лес как наша человеческая жизнь, а деревья как люди. Одно стоит высокое, гордое, а под его крылами - маленькие, хиленькие, желавшие бы развиться, но им не хватает света; другое дерево уже склоняется, раскинуло ветви, готовое упасть, а третье гниет… Когда я увидела это - меня потрясло. Это же человеческие судьбы!
В кино в каждой роли я играла судьбу. Я нащупывала ее по крошечкам, по крупиночкам и переживала ее.
Мне не раз предлагали: напишите книгу о жизни в кино. Я отказывалась, да и сомнения одолевали меня. Я не писательница, я - актриса. Но однажды я все‑таки решилась. Ведь моя жизнь - это прежде всего кино, которому я предана, проблемы которого никогда не обходили меня стороной. Мне захотелось рассказать о том, что я помню и люблю, что сердцу дорого, о друзьях, интересных людях, с кем свела меня судьба, о верных мне зрителях, бескорыстная любовь которых сопровождает меня и придает новые силы.
Актер, как правило, не подводит итоги, пусть это делают критики. Но невольно в минуты сомнений думаешь о том, что сделано, и о том, что не удалось, о мечтах, которые сбылись, и о тех, которым сбыться не суждено.
Один из фильмов, в которых я снималась, назывался "Год как жизнь". А жизнь, оказывается, пролетает как год. Но разве обо всем расскажешь? Жизнь человека объемней любой книги, написанной им.
Ну а что получилось - судить не мне, а вам, мои дорогие зрители и читатели.
Да, чуть не забыла. Почти в каждом интервью меня обязательно спрашивали, сколько у меня шляп и почему я люблю их носить. Разного рода чепуху, что порой пишут обо мне, легко опровергнуть. Но насчет шляп отказываться не буду. Я их действительно люблю.
Кланяюсь.
Клара Лучко
Как сейчас помню
Ах, как хочется иногда, чтобы время остановилось! Бывают в жизни такие прекрасные мгновения или события, с которыми не хочется расставаться. Увы, попытаться остановить время можно только в сказке.
Зато у человека есть память. Она хранит самое дорогое. Бывает так: то, что было вчера, - забываешь или пытаешься поскорее забыть. Но то, что было давно, - помнишь. Недаром говорят: "как сейчас помню".
Помню, как я, маленькая девочка, смотрю в окно. Мы жили тогда в селе Яковцы, где папа работал директором совхоза.
Зима… За окном сказка: деревья в снегу, ярко светит солнце, и все вокруг сверкает, как драгоценные камни.
С горки едет мальчик. К его валенкам привязаны веревкой две дощечки, а в руках палки.
Я спросила у мамы, что он делает, этот мальчик, а она ответила:
- Катается на лыжах.
Так в мою жизнь вошло новое слово - "лыжи"…
Мы живем в Полтаве. Папа стал студентом - он учится в педагогическом институте. К нам в дом провели радио. Мама берет наушники и кладет их в кастрюлю, чтобы мы все могли слушать радио. Всей семьей.
Я учусь в школе. К нам приехал папанинец - Евгений Федоров. Мне поручили повязать герою пионерский галстук. Я едва дотягиваюсь до его шеи. Руки у меня дрожат. И я никак не могу справиться. А Федоров улыбнулся и сказал:
- Не волнуйся, девочка. Давай я тебе помогу.
Поднял меня на руки и поцеловал…
Тридцать седьмой год… Я только помню ощущение тревоги в нашей семье. Прибежала утром тетя Поля - мамина сестра. Она плакала и что‑то шепотом рассказывала маме, папе и бабе Киле (по - русски Акулина).
Потом я видела заплаканные глаза у мамы и бабы Кили. Оказывается, арестовали мужа тети Поли. Он был ректором строительного института.
Мы жили на первом этаже небольшого дома. Ночью подъехала машина к нашему крыльцу. В комнату, где мы спали, вбежала баба Киля:
- Прыихалы…
Мама разбудила отца.
Я проснулась.
В комнате была тишина. Раздался стук в дверь.
- Я открою, - сказал папа.
- Нет! Лучше я, - и мама пошла к двери.
Вошли трое в военной форме.
- Собирайтесь!
И вдруг мама прерывающимся голосом спросила:
- А на чью фамилию выписан ордер?
Один из них назвал совершенно незнакомую фамилию.
Мама сказала, что они ошиблись, и показала свои и папины документы. Военные о чем‑то посовещались и ушли.
Баба Киля стояла в дверях, мама с папой сидели на кровати. Я, смутно представляя, что происходит, заплакала. Потом в квартире погасили свет, и я заснула.
Много лет спустя, когда я была студенткой первого курса ВГИКа и снималась в Киеве в картине "Родина капитанов", на съемку ко мне пришел папа и сказал, что его вызвали в МГБ по поводу дяди, которого расстреляли в 1937 году.
- Если я не вернусь, так как отказываться от дяди не буду, чтобы ты знала почему.
У нас в доме жила овчарка Джульбарс. Однажды в школу приехали пограничники. Они рассказали, что собаки помогают охранять границу, и предложили отдать собак на службу.
Я рассказала об этом дома, и папа сказал:
- Решай сама.
Я проплакала всю ночь, но утром поднялась с твердым решением отдать Джульбарса.
Всех школьников, которые передавали пограничникам своих собак, премировали поездкой в Москву на Всесоюзную сельскохозяйственную выставку.
Во время летних каникул мы поехали в столицу, и нас устроили в общежитие, там сейчас факультет журналистики МГУ.
В первую ночь я долго не могла уснуть и вдруг услышала бой Кремлевских курантов. Раньше я слышала их только по радио. Я быстро оделась и побежала на Красную площадь. Как зачарованная я стояла и слушала - куранты били полночь. Я подумала, что, если расскажу об этом в школе, мне никто не поверит…
Когда я вернулась в Полтаву, папа встретил меня на вокзале. Домой мы ехали на фаэтоне. Полтава после Москвы мне показалась маленькой.
- Папа, - сказала я, - я обязательно буду жить в Москве. Мне там очень понравилось!
Откуда у меня была такая уверенность?
Я училась во 2–й украинской школе. Раньше там была женская гимназия и в ней преподавал отец знаменитой актрисы немого кино Веры Холодной. Ее семья тогда жила в Полтаве.
Наш класс занимался во дворе, в одноэтажном флигеле. Занятия были в две смены. Однажды во время урока я увидела: на окне стоял мальчик и кровью писал на стекле мое имя "Клара". Это видели весь класс и учительница. Зазвенел звонок - уроки закончились. Мальчишки из моего класса кинулись догонять того мальчика с криком: "Мы с ним посчитаемся!"
Мне было очень стыдно, и я быстро побежала домой через Корпусный сад.
В Корпусном саду я увидела драку - это выясняли отношения мои защитники.
А того мальчика, что писал кровью по стеклу, звали Аркадий. Он был сыном сапожника и жил возле нас.
Однажды на гастроли в Полтаву приехал театр, и двое актеров - муж и жена - сняли у нас комнату. Папа с мамой работали в районах, они редко бывали дома. Я росла замкнутой девочкой. Много читала и даже вела дневник.
Помню, как в полуподвале под нами жила большая семья. Они часто устраивали вечеринки: пели, танцевали. Мне становилось грустно оттого, что люди собираются, веселятся, а у меня даже никогда не было елки и не отмечали мой день рождения. Тогда я записала в дневнике: "А внизу веселятся и поют. Эх, жизнь!" Мне, наверное, было лет двенадцать.