Когда я закончил доклад об операции, Устинов попросил рассказать о себе. Я сказал, что родители во время войны были партизанами и их на моих глазах расстреляли фашисты, что закончил суворовское, а затем пехотное училище, по распределению попал в спецназ, где и служу по сей день. Окончил Академию имени Фрунзе, командовал бригадой, сейчас являюсь заместителем начальника направления по спецразведке. На вопрос министра, почему не поступаю в Академию ГШ, ответил, что на должность назначен недавно, да и возраст у меня предельный - недавно исполнилось сорок четыре года. Устинов сказал: "Передай Ивашутину, что я разрешаю тебе поступить вне конкурса". С этими словами он проводил меня до дверей. Увидев это, маршал Соколов, бывший тогда первым заместителем министра, сказал: "Ну, полковник, ещё никого из нас министр до дверей не провожал…".
Двадцать восьмого апреля был подписан Указ о награждении участников операции. Мне, Эвальду Козлову и ещё нескольким спецназовцам КГБ, погибшим при штурме, присвоили звание Героя Советского Союза. Орденом Ленина наградили семерых, в том числе Халбаева и Сахатова, хотя последнего я представлял к званию Героя. Двадцать человек, среди которых был и Олег Ульянович Швец, были награждены орденом Красного Знамени. Около шестидесяти человек наградили орденом Красной Звезды и ещё почти триста - медалями "За отвагу" и "За боевые заслуги". Всего же было награждено триста семьдесят участников операции "Шторм".
По окончании Академии Генерального штаба я был назначен на должность начальника направления спецразведки. В Афганистане полным ходом шла война. В начале 1984 года было принято решение об активном применении в Афганистане спецназа. Активное участие двух спецназовских бригад в боевых действиях требовали моего частого присутствия в Афганистане. Интересной работы было много, и скучать не приходилось.
Судьба других участников штурма дворца Тадж-Бек сложилась по-разному. Халбаев, командовавший отрядом, после развала СССР остался в Узбекистане, возглавлял 15-ю бригаду в Чирчике. Спустя некоторое время стал заместителем командира корпуса быстрого реагирования, недавно уволился в запас. Бывший зампотех отряда Ибрагимов после Халбаева командовал 15-й бригадой, затем преподавал в Военной академии Вооружённых Сил Узбекистана. После увольнения в запас живёт в Москве. Турсункулов, командовавший группой, которая вместе с "комитетчиками" штурмовал дворец по лестнице, ушёл в "Вымпел", уволился в звании подполковника и также проживает в Москве.
Многие из офицеров, участвовавших в операции "Шторм-333", ушли из спецназа в те рода войск, откуда их набирали в отряд. Володя Шарипов служил в Беллоруссии, закончил Академию имени Фрунзе, командовал мотострелковым полком, был заместителем командира дивизии. Заместитель командира отряда капитан Сахатов после окончания Академии имени Фрунзе служил в Средней Азии, но потом, к сожалению, выпал из моего поля зрения.
Отряд после возвращения из кабула ввели в состав бригады. Но в том же 80-м году его доукомплектовали офицерами, личным составом и боевой техникой и совместно с таким же отрядом, сформированным в САВО, вновь направили в Афганистан…
"Спасибо за то, что ты был"
На этот раз Василий Васильевич собрал своих "братьев во кадетстве" в неурочное время. Не 9 мая по традиции, а в день своих похорон. Суровы и молчаливы были они у гроба. Немногословны были и их траурные речи на тризне друга. И лишь собравшись по обычаю наших предков в его доме на сороковой день они сообща как бы подвели итог этой жизни. Прослушав плёнку с записью их размышлений, реплик, тостов, я подумал, что нет и не может быть лучшего "материала" для заключительной главы очерка, чем эти живые голоса друзей Василия Васильевича, так созвучные с мыслями и интонациями его самого в запомнившемся мне том монологе. Тогда в его устах звучало: "Неужели ваши журналисты (приходилось молча проглатывать "ваши") не понимают, что, унижая нас, старшее поколение военных, они рубят сук, на котором сидит страна и они в том числе? Что за всеобщее умопомрачение?! Наоборот, сегодня в каждую молодую голову надо вкладывать наш опыт, нашу готовность к защите Родины".
И когда прозвучала фраза одного из выступающих на "сороковинах" "На каждом из нас лежит отблеск его любви к Родине", я, наверное, уже подпорченный нынешним цинизмом, изгнанием из лексикона высоких слов и понятий, вдруг с совестливым укором себе ощутил естественную простоту этих понятий в устах тех, кто ими живёт и ради их рискует жизнями. Одновременно сердце наполнилось радостью и гордостью воочию видеть и слышать эту наполненность высоким смыслом не каких-то абстрактных литературных положительных героев, а людей во плоти с конкретными биографиями.
Говоря о Васе (только так это имя упоминалось в их устах), они невольно говорили и о себе, и о своём времени. И вырастал из их разговоров образ Василия Васильевича как коллективный портрет поколения.
- Вася - наше Знамя.
- При жизни легенда.
- О нём будем внукам в книжках читать.
- Не любил, когда его хвалили. Говорил: "К чему культ личности?". Но когда есть личность, не страшен её культ.
- Я скажу как на духу: он повлиял на моё самосознание, на моё моральное самоутверждение. Однажды, вскоре после того, как Вася получил звезду Героя, мы разговаривали с одним из наших друзей. И тот сказал: "Знаешь, ведь Вася доказал не только своё геройство. Он показал, на что мы способны. Ведь каждый из нас, окажись в его ситуации, повёл бы себя так же геройски. Он всех нас возвысил до Героя". У меня в ту пору был кризисный период, хотел отказаться от академии, бросить военную службу. Простая нехитрая мысль, что Васин героизм относится и ко мне, повернула моё самосознание, пристыдила за малодушие, вернула к чувству долга. И я поехал учиться в академию.
- Да, для нас, суворовцев, Вася - пример того, что у каждого может быть шанс из гадкого утёнка стать лебедем. Но феномен Васи глубже. Вы помните, в училище он ничем не выделялся. Никто, глядя на него, не мог бы сказать: "Лидер!" Претенденты на это звание, которые брали и статью и голосом, не всегда оправдывали ожидания. В Васе же удачно сочеталось обыкновенное и необыкновенным. Ведь для того, чтобы незаметный мальчишка в нужный момент стал Героем, надо, чтобы это "необыкновенное" в нём уже было.
И я вот думаю: где истоки этого "необыкновенного"? Они там, в суворовском училище, в той "булыгинской роте малышей" Булыгин ведь не только сказки нам рассказывал, он вливал в душу каждого любовь к родной стране, жажду справедливости, непримиримость ко злу.
- К козлу?
- И к нему - тоже!
- Согласен, что училище для Васи было чем-то большим, чем училище. Да, из той "булыгинской роты" почти все потом стали спецназовцами. Вася за всю свою жизнь никогда не терял связи с училищем, приезжал, встречался с новыми суворовцами, рассказывал им о Спецназе. Символично, что незадолго до своей кончины он снова съездил во Владикавказ. Он очень страдал, что училище в тяжёлом положении, и в материальном, и в моральном плане. Говорил, что все мы должны помогать ему.
- А ведь наше училище уникально! Это было единственное суворовское училище с 7-летним сроком обучения. С малого возраста семь лет повариться в этом котле…
- Не в сроке дело, а в качестве. Ведь нас воспитывали фронтовики. Один Нерченко Алексей Иванович, первый директор, чего стоит! Ещё в Гражданскую воевал, Великую Отечественную встретил заместителем командира дивизии, сражался под Смоленском, оборонял Москву. Недаром Вася часто вспоминал Алексея Ивановича, царство ему небесное.
- Знаете, как-то с Васей мы были в Майкопе. Там ведь в 43-м году было создано наше училище. И там в музее стоит его первое знамя. Вася как увидел знамя, счёл своим долгом сфотографироваться на его фоне.
- А каких только национальностей не было у нас! Как будто все регионы страны были представлены. Но никому в голову не приходило, что Эдик Алексанян, например, - именно армянин и никто больше, паша Дулаев з осетин, Коля Дзидзигури - грузин, Лёня Мермеништайн - еврей, а Вася Колесник - украинец. Для нас они отличались только какими-то необычными фамилиями. И всё.
- Я только сейчас узнал, что Вася украинец.
- По привычке брать ответственность на себя я вот Паша Дунаев враждовал с Русланом Аушевым? Вот заладили ингуши с осетинами: кто кого первый обидел?..
- Я расскажу сейчас эпизод, когда наш спокойный неразговорчивый Вася "вышел из себя". Было это на одном приёме. Собралось много генералов, кажется, были и правительственные чины. Не буду называть фамилию генерала ("необычную"), который самозванно захватил микрофон перед третьим тостом и понёс какую-то свою цветистую чушь. Мы с Васей были на периферии стола и, разумеется, о выступлении и не помышляли. Но тут Вася вскочил и заорал на этого, с микрофоном и "необычной" фамилией: "Ты что, не знаешь о ком третий тост? Офицеры, ко мне!" - скомандовал. Все вскочили, вытянулись по стойке "смирно" и выпили молча. Ещё не нарушилась ни скрипом ни звяком тишина, как Вася продолжил: "А четвёртый тост - за Георгия Жукова!" - и первым осушил полный фужер.
Тот от микрофона куда-то "слинял", а Вася разошёлся. Пошёл в пляс, организовал песни. Ну… в общем, оттуда мы возвратились, сами понимаете, поддерживая друг друга. Вася по дороге повторял: "Я тихий, тихий, но ты меня ещё не знаешь".
- А я хочу вспомнить другой эпизод. Вы знаете, что без Васи наши встречи 9-го мая вроде как неполноценные. В 79-ом году он мне позвонил накануне мая и сказал, что он не будет на встрече: длительная командировка. Действительно, много месяцев его не было ни видно, ни слышно. И вдруг среди зимы звонок: надо бы встретиться, кое-что обсудить. Когда встретились, он говорит: "Недавно был у Министра. Представлен к ордену Красного Знамени". Я догадался, что командировка его была в Афган. Где toq можно было получить боевой орден? "За что?" - спрашиваю. Молчит, как партизан. Прошло ещё какое-то время, снова звонок: "Понимаешь, - говорит, - обманули меня, дали не орден Красного Знамени, а Звезду Героя". Так и сказал: "обманули". Такой вот у него был юмор.
- Конечно, он тихий, не буйный. Смотрели как-то вместе телевизор где-то в гостинице. Кто плюётся, кто спорить начинает с экраном. А Вася тихо так, как бы про себя, говорит: "Не то, не то, не то…".
- Как бы там не говорили, что "не было демократии" и т. д., была у нас первая армия в мире. И нам довелось служить в этой первой армии. Мы были как норовистые кони, за спины не прятались. Каким командиром был Вася! Как он подготовил 15-ю бригаду! В Афгане она дралась достойно. Многие часто вспоминали его излюбленное поучение: "Не надо бояться свиста пуль. Которая свистит, та не твоя".
- Надо же! Где мог погибнуть, не погиб, в здесь…
- Зато сразу, как от пули. Лёгкая смерть, как у святого.
- Тут разные оценки были: тихий - не тихий, заметный - незаметный. Вернёмся к суворовскому детству. Мало ли было тех, кто хотел ходить в павлиньих перьях. Вася не был павлином, это правда, не бросался в глаза. Но человек подлинной человечности не расталкивал других локтями, чтобы покрасоваться.
В нём постоянно шла моральная работа: как жить и для чего. Можно сказать, что к своему подвигу он шёл всю свою предшествующую жизнь.
Родина нам давала всё, что могла дать. Предъявлять к ней претензии, что не дала, чего недодала, могут только те, в "павлиньих перьях" Вася же как настоящий сын своей Матери-Родины любил её и гордился ею, какая бы она ни была и что бы с ней ни случилось. Это не просто красивые слова. Это суть красивого человека Васи Колесника.
- Вся жизнь его нам в назиданье. Чтоб быть таким, каким он был.
- Спасибо тебе, Вася, за то, что ты был.
Слушая эти разговоры, я думал, надо ли делать скидку на то, что, согласно пословице, "О покойнике - или хорошо, или ничего"? Возможно, какие-то теневые моменты так и остались в тени. Но там им и место, коль не они определяли эту личность! К тому же, с другой стороны, каждое произнесённое здесь слово перед лицом Небытия наполняется особенной ответственностью за правду, за искренность, за серьёзность. Кощунственно даже думать об искусственном приподнимании на котурны.
Пусть охвачена в этом разговоре лишь капля огромного океана жизни В. В. Колесника, но это именно та светлая капля, в которой, как в магическом кристалле, сфокусированы лучи его светлого облика.
Надеюсь, не будут на меня в обиде участники этого разговора из-за того, что я не обозначаю их имена, даю высказывания избирательно, не в том объёме и не в той последовательности, иногда не в прямом цитировании. Факты, мысли и оценки я не выдумал (авторы узнают себя), но я не привязываю их к конкретным личностям, чтобы не отвлекаться от основного портрета.
Для меня все эти высказывания слились в единый мощный хор, гармонично оттеняющий соло того монолога, который произносил Василий Васильевич, осыпая меня риторическими вопросами и глядя глазами вселенской боли.
Альберт Устинов
Всё вокруг напоминает об отце
Не знаю, смогу ли я написать что-нибудь о папе. Уже много раз мысленно бралась за ручку, но на бумаге не смогла ничего написать… В голове мелькают какие-то фразы, мысли, не дают покоя вопросы, а 40 лет моей жизни пролистываются как цветные слайды… Все это очень личное и больное…
Не могу объяснить, но мне почему-то не хочется, чтобы о папе писали книги, снимали фильмы. Он самый обыкновенный человек и не совершал ничего героического, ничего из того, что не смог бы сделать любой нормальный человек. Папа просто честно и много работал, зачастую в ущерб семье. Он просто любил людей и добросовестно выполнял свою работу, так как его научили с детства. Он не лез в "герои", жил так, как мог. И мне не хочется, чтобы кто-нибудь, кому понадобится написать очередную диссертацию или пролезть на телевидение с очередным сенсационным сообщением, лезли в его жизнь, переворачивали всё с ног на голову. Так, как поступили с памятью тысяч людей, прошедших Великую Отечественную и отдавших свои жизни.
Я работаю всю жизнь среди гражданских людей, и мне неоднократно приходилось слышать весьма нелестные отзывы о военных: тупые, грубые, с одной извилиной, ограниченные, солдафоны… И я всегда задаю один вопрос: "А кто идёт в армию?" Дети из гражданских семей. Так на кого жалуетесь, кого вырастили - того и имеете в армии. Мужчины в армии - это лицо всего государства, всего народа. И если болеет армия, то это лишь одно из проявлений "болезни всего организма". Я не понаслышке знаю, что такое потерять близких людей. И всё равно не могу понять тех мам и жён, которые считают, что их жизнь, жизнь их детей должен защищать чей-то сын, чей-то муж, но не их. Своего-то жальче. Считают, что армия должна быть наёмной, т. к. им за эту работу будут больше платить, чем призывникам. А какая разница для матери, потерявшей ребёнка, сколько тысяч дадут за его жизнь. Или мой сын при мне, а остальные - не моя головная боль?
Очень часто, в последние 15–20 лет вспоминают царя-батюшку, как-де при нём хорошо жилось. Да только почему-то забывают, что на Руси ни при одном царе не было наёмной армии. Свою землю, своих родных защищали отцы и сыны не щадя живота своего. А наёмная армия во все времена покупалась теми, кто больше заплатит.
Вот и закономерный вывод: для того чтобы армию нельзя было перекупить, надо, чтобы она жила лучше других. Но, простите, так где же мы возьмём столько денег в бюджете, если мы элементарно не можем прокормить (причём в прямом смысле этого слова) нынешнюю голую армию? Может быть, это болезненные фантазии женской головки? Но мне не даёт покоя одна мысль (хотя, умом я прекрасно понимаю что она из разряда утопических): у нас в государстве не было бы всех этих проблем, если бы сыновья всех членов правительства, (и главы государства в том числе, так как, например, это принято в Англии) отслужили в армии рядовыми, вместе с детьми рабочих, крестьян, интеллигенции. А руководители предприятий имели право получать зарплату только в том случае, если её выплатили всем сотрудникам. Но у нас законы пишутся и не выполняются, начиная с "головы", а если что-то не устраивает в законах кого-нибудь, то закон просто дополняют или вообще меняют на другой.
У меня в родне много военных: деды, дяди, братья (родные и двоюродные) и даже сестра. И, конечно, папа.
Я не знаю, стал бы папа военным, если бы обстоятельства сложились иначе и его маленьким мальчиком не отдали в суворовское училище. Но я знаю, что он никогда не жалел, что стал военным.
И пока он служил в войсках, он делал всё для того, чтобы "чужие" мальчики, приходя в армию, получали хорошие навыки для жизни и, как это ни странно прозвучит, но и для семьи.
Мальчики, которые приходили в часть со школьной скамьи, обучались многим техническим специальностям (и после армии шли по ним работать), крепли физически, становились спортсменами. Мужали во всех отношениях, становились самостоятельными. И, кстати, если говорить об "извилинах", в те времена, когда учился в училище мой папа, интеллектуальному развитию курсантов и солдат уделялось не мало времени.
По-разному сложилась жизнь у выпускников военного училища. Не все из них стали кадровыми военными. Каков был уровень их подготовки, говорит то, кем они стали. Среди них есть и кандидаты исторических наук, технических, медицинских, дипломаты, военные переводчики, поэты, писатели, музыканты. И хотя судьбы у многих сложились непросто, все они вынесли из стен военного училища одно очень ценное качество: крепкую мужскую дружбу. И несмотря на то, что многие, закончив училище, не стали военными, у них у всех настоящее боевое братство, прочно спаянное их нелёгким военным детством.
И пока папа служил, он делал всё для того, чтобы мальчики, пришедшие в армию, пользовались оружием только на полигоне, в учебке. И если в мирное время мальчикам приходится браться за оружие (вместо того чтобы учиться, работать, растить детей), то это, в первую очередь, вина и ошибки политиков в их большой игре.
Когда была на папиных поминках, слушала слова многих (одних знаю лично и очень хорошо, о других много слышала от папы) и ловила себя на мысли, что я очень мало знаю своего папу. Это и больно, и странно.
Большая часть его жизни была посвящена работе и друзьям - примерно процентов восемьдесят.
О папиной работе, не то что бы мы не интересовались (просто им был заведён такой порядок), дома почти ничего не говорили, особенно при детях.
Но, наверно, когда люди действительно любят друг друга, когда близки духовно, и не надо много слов, всё чувствуешь сердцем.