Неля
Как быстро мчится время - прошла уже почти половина моего отпуска! Ощущение, что на фронте оно тащилось улиткой. На четвертый день мы с отцом под расписку забрали маму домой. Вечером мама устроила небольшое чаепитие, пригласив Нелю, дочь папиного друга Владимира Львова.
Неля - сюрприз мамы к моему приезду, о чем она сообщила мне еще в больнице и рассказала о ее семье. Отец Нели разошелся с женой и привел в дом московскую красавицу с двумя маленькими девочками; повстречав Львова, она бросила мужа, крупного генерала-тыловика:
- Нелю ты увидишь. Она студентка мединститута. Очаровательная, скромная, порядочная девушка. Мы с папой ужасно встревожены, что ты влюбишься в какую-нибудь фронтовую шлюху и приведешь ее в дом.
- Ну-ну, мамочка, - возразил я, - так сразу не женятся.
- Так сразу и женятся. Наш с папой пример разве ни о чем тебе не говорит?
И вот наступил вечер. Мама достала из неприкосновенных запасов бутылочку вкусной наливки. Неля пришла вовремя и сразу завоевала общее внимание, украсив собой вечер. Она смешила нас забавными медицинскими историями и анекдотами, заражая своей бурной энергией, веселым нравом, простотой общения и неиссякаемым остроумием, при этом - никакой пошлости. В общем, мы с мамой насмеялись вдоволь и провели приятный вечер.
В Неле было много симпатичного, но эта женщина не захватила меня.
Я пошел ее провожать. Шли не спеша, Неля рассказывала о своем институте, московской жизни:
- Врачей все больше забирают на фронт, поэтому многих студентов старших курсов привлекают для работы в госпиталях. До сих пор, хотя осадное положение уже снято, сохраняется комендантский час, введенный в сорок первом. С полуночи до шести утра город замирает: люди прячутся в свои квартиры, пустеют площади и улицы, гаснет освещение - тьма наступает такая, что неразличимы этажи зданий и тротуары, люди увечатся, теряют дорогу к своим домам. Пришлось окрасить в белый цвет обочины тротуаров и фонарные столбы…
Я видел на улицах следы этой белой краски.
Как и все москвичи, с кем я общался, Неля особо отметила, что на одну ночь - под Новый, 1943 год - комендантский час отменяли:
- В ту ночь многие, ошалев от радости, встречали праздник прямо на улицах, площадях, в скверах, на бульварах. А сейчас ходят слухи, что отменят и на пасхальную ночь, и все с нетерпением ждут этого события.
Приметы войны обнаруживались на каждом шагу. Окна в домах были по-прежнему обклеены накрест бумажными лентами. Часто встречались указатели к бомбоубежищам и пунктам приема крови. Над номерами домов и в подъездах нормальные лампочки заменили темно-синими, но и они, как объяснила Неля, светят лишь до полуночи. В вечернее время по-прежнему действовал режим светомаскировки. На случай пожаров по ночам поочередно дежурили бригады добровольцев. На всех машинах фары еще снабжены маскировочными сетками: при зажженных фарах они всегда должны быть опущены - сетка глушит свет фар, оставляя на дороге лишь еле видимую узкую полоску света. Теперь вроде бы это в прошлом.
По пути Неля останавливала меня возле некоторых зданий и рассказывала любопытные истории о домах, мимо которых раньше я проходил, не обращая внимания. Никогда раньше я над этим не задумывался и, гуляя с Нелей, всего за один час узнал много нового.
Мы спускались к Самотеке, Неля указала на расположенное на взгорке мрачное трехэтажное здание:
- Здесь вот уже более ста лет располагается знаменитый Анатомический театр. Кто только здесь не побывал, каких только зрелищ не знала эта анатомичка!.. Сейчас, правда, она называется Институтом судебной медицины.
- Вы тоже его посещаете? - спросил я.
- Конечно, для студентов это обязательно.
Мы остановились у здания на Каляевской улице.
- Здесь я живу, - сказала Неля. - Этот дом построен в тридцатые годы по проекту американских архитекторов. Для советской и партийной элиты. В тридцать седьмом всех его обитателей расстреляли. Из двухсот квартир не тронули всего пять… - Внезапно она спохватилась: - Ой, скоро комендантский час!
Время пролетело незаметно, и конечно, мы прозевали комендантский час. Я заволновался: не хотелось рисковать - говорили, что задержанных уволакивают на всю ночь в комендатуру, держат вместе с проститутками и только утром начинают разбираться.
- Ничего страшного, - успокоила Неля, - позвони домой и переночуешь у нас. Мы привыкли, теперь в каждой семье держат раскладушку. Но тебя мы положим на кровать, идем в мою комнату.
Следом за нами в комнату вошла красивая величественная женщина.
- Галуша, - отрекомендовала мачеху Неля.
Мы познакомились.
- Я постелю вам в столовой на диване, - предложила хозяйка.
- Нет-нет, - запротестовала Неля, - я сама лягу на диване, а гостя положим в моей комнате. Там ему будет удобнее, и утром он никого не побеспокоит, сможет поспать сколько захочет.
Генеральша согласно кивнула и оставила нас.
- Запомни, мой друг! - вдруг патетично произнесла Неля. - Когда ты станешь генералом, самая красивая женщина сбежит от тебя, если ты проявишь к ней грубость и не избавишься от солдафонских привычек. Тем более если она встретит такого мужчину, как мой отец, - высочайшего интеллигента и умницу.
Дальше события разворачивались, как в скверном анекдоте. Неля принесла из столовой солидную бутыль со спиртом, пачку печенья и два стакана.
- Ну, фронтовик, выпьем за встречу!
Не успел справиться с первым стаканом, обжегшим все мое нутро, как она налила второй. Подумал - чего она так торопится? И делает вид, будто пьет, а сама разбавляет спиртягу водой. Зверский напиток! Но я, черт возьми, хотел показать себя!
После второго стакана я почувствовал, что пьянею и туго соображаю. Я произносил какие-то нелепые, ни к селу ни к городу, слова, Неля хохотала. Поглядев на мои награды, она повертела в руках медаль "За отвагу", сказала с ехидцей:
- Какой отважный офицер, сколько боевых наград, а с женщиной - заинька-трусишка.
После таких обидных слов я пошел в атаку, стал расстегивать ей блузу, но тут же свалился. Дальше я уже ничего не помнил.
Меня раздели, сняли сапоги и уложили в постель. Но это я понял только утром. Господи, что я натворил! Стыд и срам!
Такой оказалась моя первая ночь с предполагаемой невестой!
Нели в доме не было. На столике лежала записка: "Прощаю. Считай все, что было, шуткой. Позвони мне после трех. Мы приглашены на день рождения к моей лучшей подруге Ленке. Тебе будет интересно. Сбор в пять часов. Купи на рынке цветы".
Ни одного теплого слова. Впрочем, разве я заслужил?
Вечеринка
Мы с Нелей немного опоздали. По дороге Неля успела рассказать мне о хозяйке дома, к которой мы шли:
- Отец Ленки - дипломат, какая-то важная шишка. Когда мы с Ольгой помираем с голодухи, то звоним и мчимся к Ленке, она всегда накормит. Мы называем ее "царевой дочкой".
Гости уже сидели за столом, нетерпеливо ожидая нас. Хозяйка представила меня, усадила рядом с собой, познакомила с друзьями. Оля и Игорь - сокурсники Лены, молодожены, славная пара. Филипп - одаренный журналист, печатается в центральных газетах.
Тосты следовали один за другим. Пили за Лену, за ее родителей, за студенческую дружбу. Как я понял, собрались люди, давно знавшие друг друга, ценившие старую дружбу, друг о друге говорилось в восторженных тонах. Но царила в доме, конечно, Лена - его хозяйка. Воистину - "царева дочка"! Природа многим одарила ее. Она была полна живости, обаяния, держалась просто, без жеманства и кокетства. Компания души в ней не чаяла, и было заметно, что это всеобщее восхищение доставляет ей удовольствие, заставляет гордиться собой. Я тоже поднял бокал:
- Выпьем за очаровательную женщину! За Елену, которую все обожают! Считайте и меня своим!
Лена чокнулась со мной и тут же перешла на "ты".
Вечер удался. Все чувствовали себя раскованно, танцевали, шутили. Когда я танцевал с Нелей, она спросила:
- Тебя нравится Лена?
Я не скрывал:
- Очень!
- Сегодня нас ждет сюрприз, - добавила Неля. - Придет мать Ленки, она только что вернулась из эвакуации.
Я знал, мне рассказал отец, что начальству наркоматов и заводов разрешили вызвать своих жен.
Вниманием всей компании завладел Филипп, говорили о Втором фронте.
- Когда же наши союзнички изволят зашевелиться?! - с гневом воскликнула Лена.
- Думаю, скорее всего лишь в следующем году, - сказал Филипп. - Как ни грустно, но Черчилль объявил, что и в этом году не удастся открыть Второй фронт на европейском континенте. - И к месту рассказал анекдот: - Два москвича стоят перед тумбой, обклеенной театральными афишами - на всех большими жирными буквами напечатано: "А. Корнейчук. Фронт". "Это ж надо, - говорит один, - одновременно в четырех лучших театрах!" Второй отвечает: "Союзники никак не могут открыть один Второй фронт, а мы, москвичи, открыли сразу четыре!"
- Кто смотрел "Нашествие" Леонова? Говорят, постановку выдвинули на Сталинскую премию.
Никто не смотрел, но Оля высказала, по-видимому, общую позицию:
- Я слышала, слабая пьеса, похуже "Фронта" - "шедевра" Корнейчука.
Неля решительно запротестовала:
- Я достала два билета во МХАТ, завтра идем с Борисом на Леонова.
Вмешался Филипп. Он рассказал, что, по слухам, Сталин за последний месяц четыре раза вызывал к себе генералов Московской противовоздушной обороны, потребовал, чтобы ни один вражеский самолет не появился над Москвой. Его разозлило, что в марте фашистская авиация дважды пыталась прорваться к Москве. Наши зенитчики из ста летящих к Москве самолетов сбивают пятнадцать.
Слухи, слухи… Значит, немцы здорово бомбили Москву, сделал я вывод. Как я понял, Москва жила слухами, что напомнило мне солдатский телеграф; и в первом и во втором случае причина, вероятно, была одна: отсутствие своевременной и правдивой информации.
Сидевшая рядом Неля тихо сказала:
- Филипп - колоритная фигура, известный московский балетоман. А вообще хвастун и позер.
Точно, это и мое мнение. Зачем он отрастил усы, они его вовсе не красят. Сейчас не только в Москве повальная мода на усы "а-ля товарищ Сталин".
Филипп, скорее чтобы занять компанию, фиглярски спросил:
- Что новенького на фронте?
Ах ты, гад, рассердился я, фронт - это тебе не театральная тумба с афишами! Ответил в том же тоне:
- С Нового года солдатам стали выдавать гимнастерки без карманов.
Все поняли мой ответ, но Филиппа он не смутил.
Лена угостила нас натуральным британским чаем, такого вкусного чая я еще не пил. Собрались уходить, и Филипп попотчевал гостей, видимо, заранее заготовленной изюминкой:
- Слышал, что "Правда" скоро начнет печатать Шолохова - "Они сражались за Родину". Название многообещающее…
В коридоре долго прощались, целовали и благодарили хозяйку, а она вдруг подошла ко мне и, не стесняясь гостей, стала расстегивать пуговицы моей шинели и заявила командирским тоном:
- А ты, старший лейтенант, останешься мыть посуду.
Смущенный ее поступком, я взглянул на Нелю. Она невозмутимо поддержала подругу:
- У хозяйки сегодня праздник, следует выполнять ее желания.
Гости рассмеялись, Оля пошутила:
- Ленка в своем репертуаре.
- Как же ты одна домой доберешься? - обратился к Неле.
- Меня проводит Филипп.
Мы остались вдвоем с Леной.
Елена Прекрасная
Хозяйка провела меня на кухню и ушла, как оказалось, переодеться. Затем я аккуратно мыл и вытирал каждую тарелку - саксонский фарфор! - а Лена стояла рядышком в замысловатом коротком халатике - на меня она накинула красивый фартук - и бережно мыла не менее редкостное стекло: рюмки и стаканы со старинными вензелями.
- Ты чего дрожишь? Ведь не на фронте.
- На фронте я не дрожу.
Она рассмеялась, и - нелепость какая! - у меня из рук выскользнула столовая тарелка и шлепнулась об пол, от саксонского фарфора остались одни осколки. Я покраснел, стал извиняться, ожидая суровой брани, но она опять засмеялась:
- За разбитую тарелку - два наряда вне очереди! Кажется, так принято наказывать провинившихся? Иди прими ванну, ты же из вшивых окопов. Там же найдешь пижаму. Утром уберешь квартиру и вынесешь во двор ведро с мусором.
Когда я вошел в спальню и включил свет, первое, что бросилось в глаза, - небольшой томик в бордовом переплете, лежавший на столике рядом с кроватью. Я раскрыл его… Библия! На английском языке! Издана в Лондоне! Она религиозна?! Знает английский?!..
Вошла Лена! С распущенными волосами, вся какая-то особенная, в аромате дивных духов - она показалась мне богиней!
- Ну-ка, господин офицер, живо в постель! - скомандовала прекрасная Елена.
Я подчинился. Сама же Лена расстелила на полу коврик, опустилась на колени и принялась молиться перед иконой. Как я не заметил иконы? Потом она прочла вслух на английском из Библии, и свет был погашен. На меня обрушился "Ниагарский водопад" - я забыл обо всем на свете, я наслаждался нашей близостью, прервать которую было немыслимо всю эту необыкновенную ночь, когда впервые в жизни я познал женщину.
На рассвете я чуть задремал, но тут же проснулся. Лена, утомленная, спала; я смотрел на ее роскошные рыжие волосы, разбросанные по подушке, ее холеные красивые руки - и восхищался чудом природы. Как странно - эта женщина случайно и внезапно ворвалась в мою жизнь, и за одну ночь сумела сделать из мальчика мужчину!
Прав был Шурка, ставя женскую красоту и женскую любовь выше всего - выше книг, футбола и всего-всего! И вместе с тем в сознании бродила неясная мысль, что, наверное, знойная ночь с Леной - это все-таки не любовь, - наверное, это страсть. Ошеломляющая страсть! Но кто меня осудит и бросит камень? В своем поклонении я переживал возвышенные чувства, святое служение красоте. Той ночью я был Суворов!
Лена, приоткрыв глаза, потянулась ко мне:
- Храни тебя господь; отвратительная война, сколько жизней она покорежила. Кто может объяснить, зачем тысячелетиями люди убивают друг друга? Еще Гомер в лице Афины воздал хулу Аресу, богу войны, назвав его "адским безумцем".
- Ты знаешь Гомера?
- Нет, милый, мне нравятся его стихи. Гомер - это мудрый древнегреческий поэт. Советую тебе хоть раз в жизни прочесть его поэмы, - это произведения философа.
- Здорово… - сумел я выговорить. - Леночка, вчера, я слышал, ты молилась за какого-то Федю, Кто этот человек?
- Удовлетворю твое любопытство. У меня есть муж. Мы познакомились два года назад, еще до войны. Федя тогда заканчивал Институт военных переводчиков. Сейчас он на фронте, и каждый божий день я молюсь за его спасение. А с тобой, милый, я - во грехе. Я обожаю блуд. Особенно с такими, как ты, мальчиками. Но тебе этого не понять. Человек - существо, рожденное для веры, а ты, милый, - коммунист-атеист, поэтому не в состоянии понять моего честного раскаяния перед Всевышним.
- Ты не совсем права, у меня тоже есть вера. На фронте, да и здесь, благоденствуют люди, живущие по принципу "война все спишет". Я придерживаюсь иного принципа: война не простит.
Мы трогательно простились. Лена перекрестила меня. Я отдал ей искусно вырезанный из дерева крестик, подаренный мне Маврием.
Когда на следующий день я провожал Нелю после спектакля, у нас произошел разговор.
- Замуж, мой друг, я за тебя не выйду, - сказала Неля. - Считай меня несостоявшейся женой. Жаль Евгению Борисовну, она огорчится.
- Не можешь простить, что я остался у Лены? Ты сама поставила меня в двусмысленное положение.
- Что ты! Наоборот, я рада. Скоро ты уедешь на фронт, как сложится твоя судьба - не известно, если Лена подарила тебе радость - прекрасно! Думаю, ты поймешь меня, если я прочту тебе несколько строк Симонова:
А тем, которым в бой пора,
И до утра дожить едва ли,
Все ж легче вспомнить, что вчера
Хоть чьи-то руки их ласкали…
Ты добрый и честный, но еще зеленый - и душой, и умом. За сказанное не сердись, это правда. Погоны и медали тебя украшают, но дури в твоей голове еще много. Ты не умеешь ценить и любить женщину, почитай Пушкина - на какой высочайший пьедестал он поставил женщину. А ты… Через месяц ты забудешь и Лену, и меня. (Кажется, я забыл их раньше, чем через месяц.) Не расстраивайся, ты еще очень молод. Если будет худо, пиши!
Я выслушал монолог Нели отнюдь не спокойно. Стало не по себе - неужели таков мой портрет?.. Пройдет еще много лет, прежде чем я пойму истинный смысл сказанного Нелей - доброту ее слов.