* * *
Нирензее - имя архитектора. Дом Нирензее известен в Москве и как ее геометрический центр, и как место, где до революции жили одни холостяки и незамужние девицы, а после революции в его квартирах поселились писатели, актеры, художники. На первом этаже был театр Никиты Балиева, ставилась нашумевшая "Летучая мышь". На последнем позднее расположилось издательство "Советский писатель", где можно было встретить всех творцов советской литературы, начиная с Максима Горького.
14 апреля 1996 года я вошла в первый подъезд дома Нирензее и позвонила в квартиру № 245. Дверь открыла сама Валентина Георгиевна Токарская.
Удивительно.
В течение одной недели я видела трех Токарских: синильную старушку в спектакле и у лифта, блистательную юбиляршу и, наконец, опрятную, подвижную пожилую женщину, одетую в уютную домашнюю пижамку. Последняя и поставила точку в истории первой любви Светланы Сталиной.
- Мы с Каплером встретились в Воркуте, где я играла в местном драматическом театре, а он был заведующим фотографией, ездил по всему городу с пропуском и вообще "сидел" комфортно. Я же по-настоящему, в бараке, с крысами. Потом мне в этом же бараке отделили угол, занавеску повесили, вроде комнатки получилось: кровать и стул.
- Почему вас выделили?
- Я стала очень нужным человеком в городском театре. Играла главные роли. В театр меня водили под конвоем. В местных газетах писали: "Актриса, играющая роль Софьи Ковалевской, или Дианы, или Джесси, справилась с ролью неплохо". Без имени, без фамилии.
- Но народ-то все равно знал?
- Народ все знает. Жена начальника лагеря была у нас в труппе, она нас поддерживала, всегда что-нибудь приносила…
Каплера освободили раньше меня. Без права жить и появляться в столице, но он первое, что сделал, - поехал в Москву. Там оставалась вся его жизнь. Думаю, он хотел также повидаться со своей главной любовью, Тасей Златогоровой, хотя в Москве жила его официальная жена, актриса Сергеева, она известна по фильму "Пышка", но они уже не жили вместе, когда Каплер встречался со Светланой. Кто такая Тася Златогорова?
- Была гимназисточка в Киеве. Каплер ведь из Киева родом. Папа его был знаменитый портной, очень богатый, четырех дочерей и сына отправлял за границу. Люся хорошо знал французский язык. Тася тоже попала в тюрьму и, как мне было известно, там повесилась. Но Каплер, когда ехал в Москву, этого не знал. В дороге его опять взяли и посадили уже всерьез, в Инте, оттуда он написал мне, и мы переписывались до конца нашего сидения. В письмах из Инты он писал, что до конца моей жизни будет носить меня на руках… Когда мы освободились, то поженились, после его развода с Сергеевой. Вообще мы с ним жили хорошо.
- А когда Светлана Сталина пришла к вам объясняться… - начинаю я.
Валентина Георгиевна удивленно смотрит на меня:
- Откуда вы знаете?
Заинтересованность такая, словно встреча со Светланой была вчера.
И я рассказываю ей то, о чем прочитала в Светланином неопубликованном рассказе: о ее "походе" к Токарской.
- Я очень хорошо все помню. Она позвонила, попросила о встрече. Я сказала о звонке Каплеру. Он заволновался.
Днем, после репетиции, мне негде было ее принять, я повела ее в ложу. Она мне доводы какие-то приводила, что имеет на него права. Была вежлива, интеллигентна, но я бы на такое никогда в жизни не пошла. Видимо, она привыкла, что любое ее желание выполняется и может делать все, что хочет.
Я спокойно выслушала, сказала: меня удивляет, что она просит вернуть его. Как предмет. Если он захочет, он сам уйдет. Держать я его не намерена. А он уже раньше остыл к ней.
- Почему она настаивала?
- Мужчины, окружавшие ее, сыновья наших бонз, были на редкость неинтересными людьми, поэтому, естественно, она влюбилась. Каплер - море обаяния.
Когда я вернулась домой, после встречи с ней, Каплер метался по квартире, как тигр по клетке. Не мог понять, чем все это кончится. И злился на нее.
Так Валентина Георгиевна, сама не подозревая, подтвердила мое предположение: он не боялся быть вновь обвиненным в связи с дочерью Сталина - Светлана посягнула на мужское достоинство.
* * *
Что в этом слове - "мужское достоинство"? Честь, гордость, самоуважение, верность принципам? Но каким принципам верность? Мужчины и женщины, изначально живя рядом, так мало знают друг о друге, так плохо друг друга понимают.
- Люся Каплер умел окружать женщину таким вниманием, что та, на которую оно было направлено, не могла устоять. И вообще - он самый интересный человек из всех, кого я в жизни встречала, - говорит Валентина Георгиевна.
- А мне он казался скучным, - говорю я.
- Что вы! - возмущается Токарская. - Вы первая, от кого я слышу такое. Впрочем, возможно, с возрастом он сильно изменился.
- Почему вы разошлись?
- Он встретил Друнину и уже не собирался до конца своей жизни носить меня на руках. Хотя когда влюбился в нее, то очень страдал, лежал у меня на диване и обвинял во всем нас обеих - женщин, поставивших его в сложное положение. Вообще-то вначале вел себя благородно, предложил мне самой подать на развод, чтобы не ущемлять мое достоинство, но я не захотела неправды.
В суд я не пошла, ждала своего адвоката в машине. Адвокат от моего имени должен был сказать в суде, что я отказываюсь ото всего нашего общего имущества.
Он рассказал мне, что Каплер все время молчал и, лишь услышав о моем отказе от имущества, произнес: "Она правильно поступает, зная, что получит гораздо больше, не взыскивая с меня".
Ничего я не получила. Друзья ругали меня, а я не жалею.
- Вы встречались с ним после развода?
- Никогда. Я продолжала любить его, и мне было очень больно.
* * *
Недавно увидели свет две совершенно разные книги: "Театр Гулага", где среди других материалов есть статья о Валентине Токарской, и "Судный час" - собранные вместе стихи Юлии Друниной разных лет, вперемежку с письмами и телеграммами к ней Алексея Каплера.
Вот строки из письма Каплера к Токарской в начале пятидесятых:
"Родная, бесконечно дорогая моя!
…тоненькая ниточка твоего звездного света мне абсолютно необходима. Хоть она и призрачная, хоть к ней нельзя даже прикоснуться, но это мой единственный ориентир. Удивительно точное оказывается определение: "чем ночь темней" - как ярко светит твоя звезда на совершенно черном небе…
Мне представляется, что если б я мог хоть минуту побыть с тобой - я захватил бы сил на любые испытания. Как хорошо было, если бы положение "все течет, все изменяется" применительно к нашим отношениям перестало быть аксиомой. На душе у меня по этому поводу отчаянная раскачка - то я уверен, что никакие события и времена ничего не могут изменить в твоем отношении ко мне, то вдруг мне представится во всей реальности этот огромнейший срок, на протяжении которого мы уже не виделись, и будущие два бесконечных года - тогда все мои бесконечные надежды кажутся абсурдом и думается, что с тем же успехом я мог бы пытаться удержать хорошую погоду".
А вот строки из его же письма к Друниной, уже в другие годы:
"Прошло еще 6 лет, я и люблю тебя еще сильнее, еще вернее. Давно уже мы стали с тобой одним человеком, который может даже повздорить с самим собой по глупости, но разделиться, стать снова двумя, не может. Ты обрати внимание, как я обнаглел, - раньше писал только о своих чувствах, а теперь расписываюсь за обоих и не боюсь, что ты опровергнешь. Спасибо тебе за все, жизнь моя".
Иная читательница способна возмутиться: "Вот и верь после этого мужчинам!" И, по-своему, будет права.
Но если внимательно вчитаться в оба письма, можно заметить их несомненную разницу. В письме к Токарской заключенный в тюрьму Каплер словно за соломинку держится за ее чувство к нему. Это помогает выжить.
В письме к Друниной он дарит себя.
Разные состояния души.
Невольно приходит мысль: в мужском отношении, если это любовь, всегда есть элементы то ли сыновней, то ли отеческой любви. Как, впрочем, и у женщины: материнское и дочернее легко прослеживаются.
К Токарской у Каплера было нечто сыновнее, к Друниной - совсем отеческое.
О как на склоне наших лет
нежней мы любим и суеверней, -
писал Тютчев.
Я ухожу от Валентины Георгиевны, а в голове неверная строчка из Бунина: "Для женщины прошлого нет".
Что ж, великие тоже ошибаются, жаль только - их ошибку обыкновенные люди часто готовы принимать за правило, за истину, за аксиому.
В этой длинной истории - Светлана, Каплер, Токарская, Друнина - нет ни правых, ни виноватых. Есть жизнь, которая, по определению Пастернака, "вела нарезом" по сердцам этих людей.
Валентина Георгиевна умерла через несколько месяцев после нашей встречи.
* * *
А вот последние штрихи давней драмы.
Майским вечером 1996 года в уютном ресторанчике Софии "Белая кошка" знаменитая болгарская поэтесса Лиляна Стефанова, бывшая студентка Литературного института, подруга Юлии Друниной, вспоминала:
- На моих глазах все разворачивалось. Ох, как это было тяжело. Каплер не решался оставить жену, которая столько страдала в тюрьме. Все определила болезнь Юлии. У нее была тяжелая операция, она вызвала Каплера проститься. Он стоял на коленях перед ее кроватью, плакал и говорил, что останется с нею навсегда…
За два года до смерти Каплера в их с Юлией квартире раздался звонок. Юлия открыла. На пороге стояла Светлана Сталина, она только что вернулась из-за границы, надеясь жить на родине.
- Можно мне видеть Алексея Яковлевича?
- Конечно, конечно, проходите.
Юлия оставила их вдвоем. Два часа проговорили они. Юлия никогда не спрашивала Каплера - о чем…
Судьба племянницы Киры
После самоубийства Надежды Аллилуевой в 1932 году овдовевший Сталин оказался в окружении родственников обеих своих жен.
Это были брат первой его жены, Екатерины, Александр Семенович Сванидзе, более известный в большевистских кругах под своим партийным прозвищем Алеша, его жена, дородная красавица Мария Анисимовна, - автор дневников, упоминаемых в этой книге, ее сын от первого мужа Анатолий и их общий сын Джон.
Это были родной брат Надежды Аллилуевой Павел, он привез ей злополучный пистолет, из которого она застрелилась, его жена Евгения, их дети: Кира, Сергей, Александр.
Это была родная сестра Надежды Анна Сергеевна, с мужем-чекистом Станиславом Реденсом и детьми Леонидом и Владимиром.
Это был младший брат Надежды Федор, человек странный, считавшийся немного ненормальным, не оставивший потомства.
Кроме них, Сталина окружали соратники: Киров, Орджоникидзе, Енукидзе, Калинин, Молотов, Ворошилов, Каганович и другие.
Сначала все гляделись как бы единым дружным миром, но вскоре сталинская метла пошла мести.
При загадочных обстоятельствах был застрелен Киров.
Официально покончил собой, а по слухам, был убит Орджоникидзе.
Енукидзе достались тюрьма и расстрел.
Ушла в тюрьму жена Калинина, обвиненная в троцкизме.
Родной брат Кагановича покончил с собой.
У Ворошилова в семье оказалась своя червоточина: сел в тюрьму отец жены ворошиловского приемного сына.
С родственниками Сталин не слишком торопился, хотя очевидно, что к 1937 году они стали раздражать его своим присутствием, обычными домашними интригами, а некоторые и природной независимостью.
Первыми попали в тюрьму Алеша Сванидзе и его жена Мария Анисимовна. Потом - Станислав Реденс. Мужчин расстреляли, а Мария Анисимовна умерла от разрыва сердца, узнав об участи мужа.
В 1938 году неожиданно умер только что вернувшийся с курорта Павел Аллилуев.
Пришла война - Сталин сделал перерыв. После войны он вернулся к идее истребления оставшейся родни.
Пошли по тюрьмам Евгения, жена странно умершего Павла Аллилуева, ее дочь Кира, Анна Аллилуева, сестра покойной Надежды, вдова Реденса, сын Алеши Сванидзе Джон. Анатолий, сын Марии Анисимовны, погиб на фронте.
Остальные дети аллилуевского рода были еще малы для тюремной жизни.
Единственными, кого не коснулась рука могущественного родственника, были отец и мать Надежды Аллилуевой и ее младший брат, странный Федор Сергеевич.
Кира Павловна Политковская, актриса, растворившая свою одиозную фамилию в фамилии первого мужа, - самая старшая из детей Павла Аллилуева. В ее судьбе, как в зеркале, возникает судьба всех Сванидзе и Аллилуевых и, может быть, отчасти приоткрывается завеса над тайной истребления этого рода.
* * *
Маленькую, приветливую девчушку в Кремле двадцатых годов любили все.
- Кирка! - Сталин выходил во двор с трубкой, желая вдохнуть свежего воздуха.
- Что? - племянница подбегала к дяде.
- В голове дырка!
- Да ну вас! - девочка надувала губки и отворачивалась.
- Ладно, не буду, - великодушно обещал дядюшка, и племянница продолжала свои игры. А через пять минут снова:
- Кирка!
- Что?
- В голове дырка!
"И все-таки Сталин умел расположить к себе детей, - вспоминает Кира Павловна, - я была уверена, что он меня любит. Помню, папанинцы подарили ему огромную рыбу, которую нужно есть сырой. Я скривилась: не хочу.
- Не кривись, она вкусная.
- Не буду!
- Ешь, - говорит он и отрезает тонкий ломтик, кладет мне в рот.
Глотаю.
- Правда, вкусная!
- То-то!
* * *
1996 год. Сижу с Кирой Павловной в ее однокомнатной квартирке у Речного вокзала в Москве. Время то останавливается, то течет вспять, то убегает вперед. Огромный материал об огромной семье заключен в ее памяти, и сразу не знаешь, с чего начать. Договариваемся: я задаю вопросы и останавливаю ее, если она невольно меняет тему.
- Расскажите о вашей семье, об отце, о маме.
- Когда меня привезли из Новгорода в Кремль, мне было годика четыре. Мы жили тогда в Кремле вместе со всеми, там Ленин жил, он уже умер, Сталин, Орджоникидзе. Жили все в одном корпусе.
Сталин и мой отец дружили. Сталин удивлялся, что отец женился на моей маме, Евгении Александровне Земляницыной, дочери священника, иронизировал: "поповская дочка".
Он послал отца с семьей в Германию, работать в торгпредстве, и мы жили в Дюссельдорфе, потом несколько лет в Берлине. В Берлин приезжала жена Сталина Надежда Сергеевна на консультации к немецким врачам. У нее были сильные головные боли. Врачи отказались оперировать ее серьезное заболевание: сращение черепных швов.
В 1938 году отец, вернувшийся с курорта, первый день пошел на работу, а через некоторое время маме позвонили с работы: "Чем вы его накормили? Ему плохо. Рвота". Она сказала: "Дала яичко и кофе. Может быть, мне приехать?" - "Не нужно, мы вам еще позвоним".
Второй звонок был уже из больницы, и опять как будто ничего страшного, не нужно торопиться.
Когда она все-таки приехала, врач сказал: "Что ж вы так долго ехали? Он вас очень ждал. Что-то хотел сказать. Поздно…"
* * *
В дневнике Марии Анисимовны Сванидзе есть строки: "Иосиф шутил с Женей, что она опять пополнела. Теперь, когда я все знаю, я их наблюдала".
Можно ли не обратить внимания на эти слова?
- Правда ли, что у вашей мамы был роман со Сталиным?
Кира Павловна загадочно улыбается:
- Мама нравилась всем, кто хоть раз ее видел. Крупная, яркая, сильная женщина. Правдивая. Справедливая.
Однажды Сталин делал доклад, папа пошел, а мама опаздывала - портниха подшивала ей новую кофточку. Пришла в зал, чуть пригнувшись, села на место, а Сталин после доклада говорит ей: "Что ж вы, Женя, опоздали?" Она спрашивает: "А как вы заметили, что я опоздала?" Он отвечает: "Я далеко вижу. А потом, кто же, кроме вас, посмел бы опоздать на мой доклад?"
Мама не переносила лжи и притворства. Сталин разговаривает с Жемчужиной, женой Молотова, которая всегда заигрывала с ним. Она заведовала всей парфюмерией страны, и ей хотелось похвалиться новыми советскими духами. "То-то от вас так хорошо пахнет", - говорит Сталин. "Да, - вмешивается мама, - а пахнет-то "Шанелью № 5"".
После папиной смерти Берия предложил маме стать экономкой Иосифа Виссарионовича. У Сталина работала очень несимпатичная грузинка-экономка. Берия был уверен: если мама возьмет в руки хозяйство Сталина, все станет на свои места. Мама испугалась.
"Ни за что! - говорила она много лет спустя. - Берия был на все способен: отравит Сталина, а скажет, что это дело моих рук".
И она заторопилась замуж за Николая Владимировича Молочникова, с которым была знакома много лет, со времен Германии. Жену его арестовали, потому что она была полька. Вскоре после своего второго замужества мама попала в больницу. Как раз в эти дни Сталин несколько раз звонил нам, спрашивал маму.
- Мария Сванидзе писала в дневнике об отношениях Иосифа и Евгении в 1935 году. Не продолжались ли они до 1938 года и после? - возвращаюсь я к неотвеченному вопросу.
- Мама вышла замуж за Молочникова. Он был изобретатель и работал в Нижнем Тагиле. А когда началась война и нужно было эвакуироваться, Сталин хотел, чтобы мама ехала в эвакуацию со Светланой и другими родственниками. Она отговорилась тем, что у нее большая семья: свои дети и двое детей мужа, ей нужно ехать к мужу. Она и замуж вышла, чтобы защититься…
- От Берия или от притязаний Сталина?
Кира Павловна не отвечает.
Владимир Аллилуев, сын Анны Сергеевны, сестры Надежды, в своей книге "Хроника одной семьи" пишет: "Раскол в нашу семью внесла и Евгения Александровна, вступившая после смерти Павла в брак с Молочниковым. Он был вдовцом и имел двоих взрослых детей - Льва и Ксению. Мои дед и бабушка считали этот брак неприлично быстрым после смерти сына".
Сложный клубок семейных противоречий. В подобных и еще более сложных ситуациях люди выясняют отношения, но - это сталинская семья, а Сталин может все. В государственном масштабе может объявить родственников шпионами и врагами.