Реальность и мечтатолько удалой и веселый: кроме того, что Тёркин неунывающий забавник, он еще и серьезен. Другим и не может быть человек, вставший не на жизнь, а на смерть за свою Родину. Знаменитые главы "Тёркин и смерть", "Тёркин и рукопашный бой" рассказывают о человеке, философски размышляющем о жизни, о смерти, о Родине, о долге, о войне, о враге. То есть мы с Верником стали искать историю человека не столько веселого и озорного, не столько удалого и неунывающего, что при нем остается, раз поэма написана именно так, сколько крепко стоящего на земле хозяина жизни, хозяина своих поступков, своей Родины, которую он любит верно и непреклонно. То есть мы попытались отыскать такую сторону у Твардовского и его Тёркина, которая пока была непривычной для отчественного слушателя. Впрочем, я полагаю, что мы не придумали эту трактовку, а просто сумели извлечь ее из поэмы.
Твардовский - поэт лирический и раздумывающий. Пожалуй, он задает в своих стихах куда больше вопросов, чем другие поэты, прошедшие Великую Отечественную войну. И это вопросы не того человека, который во всем сомневается и ничего не понимает, а человека, который хочет понять знаемое еще глубже, еще вернее, хочет проникнуть душой в самую суть вещей.
Во время записи мы размышляли над этим, поэтому "Тёркин" получился у нас менее лубочным и плакатным, менее народно-обиходным, а более философеки-поэтическим и, я бы сказал, философски-патриотическим. Правы мы оказались или нет, сказать трудно, однако, судя по отзывам слушателей, многие приняли наше решение. Что до моих актерских амбиций, то Орлов был безусловно первым из тех, кто читал "Тёркина", но и я точно не стану последним в этом ряду.
В 70-е годы для меня начался расцвет работы на радио. Это были прекрасные годы. Вместе с Розой Иоффе и Борисом Дубининым мы трудились над "Тихим Доном", стараясь уложить эту литературную глыбу в сорок часов живого звучания. Когда мне предложили исполнить столь масштабный радиопроект, меня охватил страх. Я не понимал, с какой же стороны взяться за него, да и кто будет так долго вслушиваться в голос из динамика. Говорят, человек около восьмидесяти процентов информации об окружающем мире получает глазами, и только двадцать приходятся на остальные органы чувств. Что же из этого достается слуху? Но от подобных работ не отказываются, и позже стало понятно, что я тоже не прогадал. Была такая радиопередача "В рабочий полдень". Оказалось, что каждый день сотни тысяч людей в обеденный перерыв со своими бутылками кефира и бутербродами включают приемники, чтобы в течение получаса послушать радиоспектакль. В этот формат вписались и мы, и вскоре пришло огромное количество благожелательных писем. Успех был полный! А работа выдалась непростой, ведь для каждого персонажа требовалось найти неповторимую интонацию, его голосовую характеристику: для Григория, Аксиньи, Натальи, Ду- няши, Ильинишны, Петра, Астахова, Пантелея Прокофьича. Создавая особый мир романа, я искал все новые модуляции, чуть менял тембр голоса, порой хрюкал и мяукал. Из всего этого постепенно сложилась партитура.
Поиски многих и многих характеров обозначили передо мной весьма специфическую задачу: все персонажи должны быть различимы, не должны сливаться во что-то одно, и в то же время я не должен перевоплощаться в них.
Не все сразу получалось. Но вот после многих проб и вариантов начали вырисовываться Григорий, его грубовато-властный голос, Аксинья, чей грудной, низкий голос будто призывал к себе, обещая что-то, Дуняша с веселым, звонким голосом-колокольчиком, Пантелей Прокофьич с ворчливым, резким, желчно- бурчливым голосом и с высоким, чуть болезненным и протяжным Ильинишна… Постепенно в запись один за другим пошли Валетка, Михаил Кошевой, а там еще станичники, а там все новые и новые действующие лица, и каждому из них надо было подобрать свой голос, свою характерность, свои особенности. Плюс к этому мы не убирали совсем поэтические описания природы, ведь у Шолохова она обязательно подчеркивает состояние героя: вспомнить хотя бы знаменитую сцену, когда Наталья клянет Григория за измену, а над ней в то же время полыхает буря с громом и молниями.
Запись романа продолжалась два с половиной года. Всего прозвучало шестьдесят четыре серии "Тихого Дона" приблизительно по полчаса каждая, то есть более двух суток радиоспектакль шел в эфире. Это громада! И главная трудность в ее подготовке заключалась в том, чтобы не нарушить замысла автора, не выпустить спектакль, расходящийся с литературным оригиналом.
"Плох был тот писатель, который прикрашивал бы действительность в прямой ущерб правде и щадил бы чувствительность читателя из ложного желания приспособиться к нему. Книга моя не принадлежит к тому разряду книг, которые читают после обеда и единственная задача которых состоит в способности мирному пищеварению" - такими словами Михаил Шолохов обозначил суть своего "Тихого Дона", подобную задачу применительно к радио следовало решить и мне.
Передать богатство и обаяние замечательной книги стремились многие мастера в различных видах искусства. Всем памятна художественная киноэпопея Сергея Герасимова, недавно на телеэкранах состоялась премьера еще одной версии романа "Тихий Дон" Сергея Бондарчука. Это масштабные сценические действа с участием многих и многих людей на живописной натуре. А Николай Охлопков когда-то заявил, что "лишь под куполом небес, прямо на улицах и площадях актеры смогут воссоздать истинную глубину "Тихого Дона"". И казалось бы, именно кинематограф позволяет раскрыть всю ширь и мощь шолоховского замысла. Однако книга все равно была больше и значимей. Возможно, поэтому к ее воплощению разные художники возвращались снова и снова.
А почему бы не попробовать того же на радио?
Только теперь задача была противоположная. Сыграть спектакль "Тихий Дон" предстояло в тишине крохотной ра- диостудии, где ваш покорный слуга упрямо искал в своем голосе все художественные средства для создания воистину монументальной картины. Как сделать, чтобы полностью ощущалась ее многомерность и в обширных российских пространствах, и во времени на переломе двух исторических эпох, и в судьбах, и в переживаниях людей, ставших участниками титанических событий?
Прежде, читая Шолохова, я много раз влюблялся в его героев, поражался емкости человеческих отношений в описании автора. Страсти людей, боль трагического непонимания друг друга, мятущаяся стихия жизни, неожиданное переплетение судеб, атмосфера борьбы и ломки характеров - вот что привлекало меня и было близко моей актерской натуре, выращенной на вахтанговской почве. Но лишь на радио мне впервые представилась возможность воплотить все это в звуке.
Репетировал я упорно, а времени не хватало. Приходилось упражняться в чтении не только днем, но и ночью, ибо были еще дела и в театре, и в кино. Случалось, что споткнешься на фразе, а затем месяцами не можешь найти для нее нужную интонацию так, чтобы передать первозданную свежесть и прелесть народной речи, ее распевность и лаконизм. Поэтому работа над романом стала для меня замечательной актерской лабораторией. Каждую запись я начинал со своеобразной "разминки": проговаривал текст, уточнял произношение отдельных слов, фраз, целых абзацев. Потом старался отвлечься от технических деталей и внутренне сосредотачивался. Меня не покидало чувство ответственности, ведь в этом - долгом труде был риск, что он так и останется экспериментом, который не попадет в эфир, а уснет в студии на архивных полках.
Всего от меня требовалось сыграть триста тридцать восемь разных образов, у каждого из которых свой характер. И это лишь голосом и дыханием! На сцене и съемочной площадке изобразить героя или злодея помогут декорации, соответствующий грим и костюм, наконец, выразительный жест или удачно найденная походка. А перед микрофоном таких подпорок нет - он бесстрастно выловит и передаст малейшую фальшь и ни за что не простит приблизительной интонации. Признаюсь, мне было нелегко. Мой темперамент требовал движения, динамики, пластики… но в радиоарсенале отсутствуют жесты и мимика, поэтому приходилось преодолевать желание сымитировать театральные мизансцены. Парадокс, но мне, актеру, приходилось бороться с актером в себе, вернее, преодолевать некоторые профессиональные навыки, чтобы сосредоточиться лишь на своем голосе. Помню, когда я читал, меня не покидало специфическое ощущение сродни тому, которое приходит, когда пишешь письмо близкому человеку. Все движения души надо излить на бумаге, с надеждой на то, что тебя обязательно поймут. Вообще слово "понять" было ключевым в этой работе. Не сыграть, а понять следовало шолоховских персонажей, чтобы правильно и узнаваемо озвучить. Понять человека, познать побудительные мотивы его поступков. Для этого надо влюбиться в материал, влюбиться и поверить без оглядки, и тогда в тебе самом откроются неизвестные прежде глубины, а слушатель непременно примет твое актерское решение роли и в воображении дорисует к услышанному свое видение романа.
И все же было одно важное подспорье. Это музыка Шостаковича, а также распев на казачий лад: "Ох ты, Дон, ты наш Дон, славный Тихий Дон…" И казацкая песня в исполнении фольклорного ансамбля под управлением Дмитрия Покровского. Странным образом эти непохожие по стилистике вещи дополняли друг друга, создавая единую и впечатляющую мелодию. Мне она сообщала нужное настроение. А в итоге все получилось. Потом в течение всего времени, что передача выходила в эфир, в адрес радиоредакции и в мой лично приходили письма. Некоторые отзывы я с благодарностью храню.
"Когда слушаешь, то не верится даже, что один человек читает, - так по-разному звучат и надолго запоминаются голоса Григория, Аксиньи и других героев романа. То, что делает Михаил Ульянов, - заново раскрывает глаза на чудесное литературное произведение", - написала М.А.Кувшинова из Чебоксар. А вот профессиональная оценка актрисы Ии Саввиной, которая тоже немало часов провела у микрофона:
"Существует определенный закон разбора материала артистом и режиссером: выяснение главного в сцене, подчинение всего остального этому главному, приблизительная речевая характеристика героев. Ульянов работает так же. С одной особенностью - своим отношением к людям, событиям, природе. Не тем "своим отношением", которое должно быть у артиста по всем законам актерского мастерства, а отношением скрытым, не запрограммированным, не демонстрируемым, о котором артист сознательно не помышляет и которое проявляется вопреки его воле. Отношение как результат восприятия событий им, Ульяновым, и никем другим…
Возвращается Степан домой.
"Аксинья, вихляясь всем своим крупным, полным телом, прошла навстречу.
Бей! - протяжно сказала она и стала боком".
Артист не опускается до приблизительной имитации голосов героев, но кажется, что "Бей" говорит Аксинья. Полузадушевно и мелодично. И за этим вскриком почувствовано то, что стоит за словом, что богаче слова: многоцветное состояние души человеческой. И везде артист проживает некую жизнь между строк. Страшная сцена избиения Степаном Аксиньи ошеломляет не ужасом физического истязания, а тяжким унижением духа, унижением женского достоинства, унижением любви".
Значит, удалось! Каждый человек радуется выполненной работе. Вдвойне - если она сделана хорошо. С тех пор я по-на- стоящему полюбил выступать на радио. К слову, эта работа была еще очень выгодной. Дело в том, что максимум актерского заработка по совокупным ставкам в те времена составлял четыреста рублей в месяц, а запись на радио оценивалась по шести рублей за минуту да еще попала в "Золотой фонд". Так что актер получал достойное моральное и материальное поощрение. Немудрено, что мои коллеги любили такую работу. Например, Иннокентий Смоктуновский устраивал из нее целый ритуал. Оставшись наедине с микрофоном, он снимал ботинки, надевал мягкие тапочки, пил глоточками кофе и при этом изумительно читал.
К великому сожалению, сейчас читают чрезвычайно мало. Людям недосуг, одолевает усталость, некогда сосредоточиться, и поэтому либо читают что-нибудь совсем уж необременительное, то есть то, что вообще не стоит читать, либо включают телевизор и компьютер. А настоящая литература часто лежит без движения. По крайней мере классикой интересуются недостаточно. Но, оказывается, ее можно слушать. Прежде в хороших семьях существовала традиция: книги читали вечерами в кругу близких людей. Например, у Льва Николаевича Толстого в Ясной Поляне читали вслух. Кто-то вязал, кто-то раскладывал пасьянс, кто-то просто глядел в окно, в то время как один из старших детей читал вслух интересную книгу. Так происходило приобщение к великой литературе.
Так вот, работа над "Тихим Доном" помогла мне понять, что классическую литературу никогда не скучно слушать. Ее может читать один актер, и другой, и третий, и десятый. И хочется верить, что снова настанет время, когда романы Достоевского и Толстого, повести Чехова будут озвучивать хорошие актеры, а передачи с их участием пойдут в эфирах многочисленных ныне радиостанций, органично вплетаясь в бесконечные музыкальные ряды.
Что касается "Тихого Дона", то, наверное, я не рискнул бы взяться за такой неимоверно сложный труд, зная с самого начала, на какую вершину мне предстоит идти. Ну, думалось, попробуем немного, и если не получится - отступим. А поднялись мы на эту гору только потому, что были последовательными и осторожными в преодолении всех препятствий, какие громоздил перед нами этот Монблан, этот Эверест мировой литературы. Но, преодолев его, мы с Борисом Константиновичем Дубининым задумались, за что взяться дальше. И после долгих сомнений приступили к "Мертвым душам" Гоголя.
"Мертвые души"… Книга горькая, сыновняя, написанная с великой любовью к Родине и с великим негодованием к тому косному и гнилому, что есть в России. Книга-исповедь. Книга- предостережение. Книга-молитва. Поразительная книга! В лирических отступлениях Гоголя высказаны такие щемящие, неизбывные, прекрасные чувства к Отчизне, что, пожалуй, другого такого честного и поэтичного признания в любви я не знаю. В то же время это книга-памфлет, раскрывающая уродство чиновничьего нароста на теле России, который тянет соки из здорового организма и разрушает его. Вглядитесь в гоголевские персонажи и типажи - это же целая галерея провинциального шилья.
Грешен, со школьных времен я к поэме Гоголя больше не прикасался. Как и многие, я из нее, в общем-то, помнил только "какой же русский не любит быстрой езды". Но тут перечел "Мертвые души" и испытал огромное удовольствие, настоящее наслаждение. Я плакал и хохотал во все горло. Я сострадал и удивлялся, поражался языку и восхищался юмором, испытывал горечь, обиду и в то же время гордость!
Мне кажется, что "Мертвые души" должны быть настольной книгой каждого русского человека. Ибо, осознаем мы это или нет, она - зеркало российского характера, отражающее портрет россиянина в разных ракурсах, его прекрасные и чудовищные черты. Не надо бояться вглядываться в них. Не надо от них отворачиваться, ведь они предостережение на столетия вперед. А что, поэма живет уже полтора века, не утратив своей актуальности. И сейчас вокруг полно казенно-бюрократической белиберды, только ее служители теперь не во фраках, а в пиджаках "с искрой". И пока это племя сохраняет свою живучесть, роман не утратит своего бессмертного значения.
Еще эта вещь мистична, и в работе над ней нас преследовали изрядные трудности. Запись продолжалась - двенадцать передач по часу - приблизительно два года. Правда, бывали перерывы, но дело не в них, а прежде всего в том, что каждая страница поэмы давалась до странности сложно. Почему?
Во-первых, в толковании гоголевских образов существует известная хрестоматийность. Каждый школьник, зная, кто такие Чичиков, Собакевич, Плюшкин, Ноздрев и так далее, может в общих чертах рассказать об этих героях. И всякий читавший поэму представляет их себе так же отчетливо и живо, как одного из своих не очень близких знакомых. Эти характеры будто живут в фантазии и во внутреннем зрении каждого русского человека. Значит, нам приходилось учитывать поверхностное, общепринятое понимание произведения.
Во-вторых, эти образы поразительны по своей выпуклости. Возьмем хотя бы Ноздрева. Какая колоритнейшая, светящаяся и животрепещущая, брызжущая соками жизни фигура! Какая полнота изображения, какая чувственная ощутимость этого персонажа! Да и остальные выписаны с такой достоверностью, что почти осязаемы. Значит, просто считывать их с текста нельзя. Но ведь радио - не театр, это чтение, это рассказ, и средства изображения у актера очень ограниченны. И в то же время от меня требовалось обрисовать героев поэмы во всей их сочности, во всей полнокровности.
В-третьих, Николай Васильевич Гоголь стоит за каждым словом, которое напоено его иронией, горечью, юмором, пристрастным отношением, любовью и бедой. Наконец, его чувствами! Значит, встает третий ряд условий - авторский, который я должен передать. Вот в этой сложной многоцветной мозаике мы и вязли, а пути в обход у нас не было.
Но было в этой работе особое наслаждение - русский язык, русское слово, наша исконная речь, образная, незаезженная, самобытная. И я счастлив, если нам хоть в малой степени удалось передать прелесть и аромат гоголевского языка, сочность описанных им характеров, приобщить к поэме какое-то количество слушателей. И дело не в том, что "Мертвые души" прозвучали в эфире в моем исполнении. Я счастлив тем, что мне в какой-то мере удалось выразить свое восхищение этим произведением и свою любовь к Гоголю.
А в чем еще может заключаться смысл актерской работы, как дата том, чтобы поделиться своим умением раскрывать перед зрителем или слушателем драматические и поэтические богатства, накопленные самыми искусными художниками и мыслителями? Актеру в силу его профессии дано ощутить нечто особенное, увидеть или услышать нечто из ряда вон выходящее и передать это дальше. Артист, вообще творческая натура не может быть скупым рыцарем, сберегающим только для себя драгоценности литературы, театра, кино. Он обязательно должен делиться! И если ему удается одарить своих поклонников радостью и уже испытанными им потрясениями, теми открытиями, которые он для себя совершил, тогда художник - актер ли он, режиссер, поэт, писатель или музыкант - счастлив. Ибо сама по себе жизнь без отклика в зрительном зале, без отклика у читателя, слушателя - не плодотворна, не плодоносна, но суха, и в засухе она способна задушить своего творца. Поэтому счастье художника в известной аксиоме: отдающий богатства, приобретает мир.
А потом на радио для меня началось десятилетнее затишье. И вот не так давно в метро был проведен занятный опыт - артисты с известными и запоминающимися голосами под Новый год приветствовали пассажиров и объявляли станции. Для этого пригласили и меня. Только забава осталась забавой, а куда более стбящая работа появилась-таки в аудиостудиях. Мне предложили записать сказки Салтыкова-Щедрина и басни Крылова на диск, что я воспринял с необычайным воодушевлением, ведь появилось дело, которое я люблю и которое вполне по силам актеру в немолодых годах. Думается, не только для меня в этом заключена хорошая перспектива. Вообще идея распространять литературную классику на новейших информационных носителях благородна и, надеюсь, будет по достоинству оценена слушателями.