Первое отступление. Хотя сам Егор Летов по собственному признанию, задумывал ГО как группу одного человека, в конечном счете ему пришлось смириться с присутствием в группе двух лидеров. Это случилось в 1984 году после появления в группе - уже во втором составе - бас-гитариста Кости Рябинова (в кругу друзей - просто Кузя). Именно в дуэте с Кузей в 1989-м Егор Летов создал проект КОММУНИЗМ, под девизом которого записал последние свои альбомы. Что же касается первого состава и вообще первых работ ГО, то здесь до сих пор много неясных и загадочных моментов. Сложность состоит отчасти в том, что если верить Летову, то первые свои пять альбомов он записал весной 1987 года после возвращения с 1-го Новосибирского рок- фестиваля. И даты на альбомах поставил мифические. Например, в Поганую Молодежь вошли песни 1982–1983 годов, в Некрофилии только пять песен 1987 года, остальные 1986-го; в Хорошо!! Лишь две песни 1987-го, остальные 1986-го; Красные Альбом состоит из песен 1984–1985 годов. Уф-ф! Есть подозрение, что и сам Егор не помнит точных дат.
Вскоре активная пофигистская деятельность Летова породила в Омске массу самых нелепых слухов: мол, объявились в городе какие-то панки, фашисты… И группой сподвижников Егора заинтересовались в известных органах. Года два продолжались гонения. Об этом периоде в истории ГО рассказывают жуткие вещи: аресты, допросы, обыски, избиения, слежки… Нелегко тогда было панкам. В результате Кузю "забрили" в армию, а Летова упекли на три месяци в психушку, по выходе из которой он обнаружил, что оказался в полной изоляции. Единственными, кто не испугался тогда иметь с ним дела, были музыканты из психоделической группы КОНТОРА ПИК ЭНД КЛАКСОН. Вместе с этой группой Егор и оказался в 1-м Новосибирском фестивале. Это принято считать первым большим концертным выступлением ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ, хотя на самом деле под этим названием Летов выступал в компании с друзьями из ПИКА. Довольно случайное (О! Об этом - отдельная история) появление ГО на фестивальной сцене, слегка шокировавшее публику и приведшее организаторов в негодование некоторыми смелыми словечками, породило очередную волну преследований. Егора чуть было снова не упекли в психушку, и он был вынужден "эмигрировать" на запад (родимой страны, конечно). Через несколько месяцев шум улегся, и Егор вернулся в Омск.
С этого момента начинается самый плодотворный период в творчестве ГО. Группа триумфально выступает на 2-м фестивале в Новосибирске, ее и Летова слава растет на дрожжах. Начитаются гастрольные дела. Начинается ГО-мания.
Отступление второе. Уникальность необычайной популярности ГО в том, что она была достигнута без применения обычных методов "раскрутки". Группа не выступала на стадионах, не снимала видеоклипов, не показы- валась по телевидению, не записывалась на пластинках. И хотя весь советский народ уже в едином ритме "трудился" на перестройку, а наши рокеры вовсю наслаждались долгожданной "свободой творчества", Егор Летов со товарищами даже не пытался извлечь очевидных выгод из своей популярности и по-прежнему оставался в андеграунде. В 1989 году одна из песен ГО выходит во Франции на сборнике панк-групп, после чего Летова приглашают приехать в Париж, но он отказывается!
В следующем году Егор выдал "на-гора" еще два альбома - Инструкция По Выживанию и Прыг Скок, после чего "лег на дно".
Где-то он сейчас?
Вадим Панов
1990 г., РИТМ.
ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА
ПОСЛЕДНИЙ КОНЦЕРТ В ТАЛЛИНЕ
MANCHESTER FILES (MC)
Три года назад в самиздатовской "Контр Культ Ур'е" Егор Летов, заканчивая свой подробнейший рассказ об официальной альбомографии группы, сетовал на то, что "в архивах "ГРОБ Рекордз" остается и имеется масса студийных "отбросов", не вошедших ни в какие альбомы и сборники, всевозможных вариантов, дублей, ляпсусов и просто неожиданностей. Возможно, когда-нибудь некоторые из них и увидят свет…" И вот казавшееся несбыточным постепенно воплотилось в реальность: сначала выходит аудиокассета с концертом в ЛДМ (июнь 1994 года), за ним студия "ХОР" выпускает 8 авторизованных изданий ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ и одновременно с этим появляются записи концертов в МЭИ (17.02.90) и Таллине (13.04.90). Концерт в эстонской столице принято считать последним, т. к. после него ГО на три года прекратила свое существование. За это время ушел из группы барабанщик Аркадий Климкин, Константин "Кузьма" Рябинов взялся за соло, Игорь "Джеф" Жевтун - за ритм-секцию, а вот бас-гитаристы оказались все сессионными (Аркадий Кузнецов, Евгений Кокорин, Евгений "Махно" Пьянов).
Тогда, в 90-м, Егор Летов утверждал свою новую правду, "умирая от боли, умирая от страха, умирая от силы, умирая от себя". На сцене творился апофеоз сумасшествия, который являл собой Летов. Черные свободные одежды и длинные волосы делали его похожим на колдуна-шамана, исполняющего свой ритуальный танец, понятный только ему одному. Это можно было бы назвать состоянием невменяемости из-за раздражения на "урбанический хохот" людских масс. Гордой поступью шло человечество, созидая и преображая все вокруг, а где-то совсем рядом "наповал приговоренные" отстаивали свое право на "белый полет". Неприятие "диктатуры вырождения", ненавистной совдеповской системы, подавляющей ростки всего живого и прекрасного, и противление этому самому "асфальтовому закону" складываются в звонкий клич: "я всегда буду против!.." 1990 год - начало "грозовой" демократии, нового этапа развития российского социума. Но в действительности в отношениях между людьми не произошло никаких изменений: "я проснулся среди ночи и понял, что все идет по плану". Осталось чувство тревоги и страха перед будущим, которого еще нет. Настроение далеко не оптимистичное и жизнеутверждающее, но те, кого это затронуло в свое время, отнесутся к сему концертному "безобразию" со всей серьезностью. Главное, что пелось все искренне и честно: "Речи замедляются/ Слова повторяются/ Интонации не меняются/ И все сначала - Игра в самолетики/ Под кроватью…"
Надежда КАШЛИКОВА.
ЯНКА И ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА
КОНЦЕРТ В МЭИ
MANCHESTER FILES (MC)
Концерт в МЭИ, сыгранный двумя месяцами ранее таллинского, отличается более мощным драйвом, энергетикой и живостью исполнения, хотя качество звучания оставляет желать лучшего. С другой стороны, неотстроенный звук без "умственно-технических вывертов" придает записи панковскую окраску, ничуть не мешая ее восприятию. Как видно уже из названия, это один из немногих совместных концертов Янки и Егора - двух несомненных лидеров панк-движения у нас в стране, которым всегда были присущи "концептуальный подход и принципиальная индивидуальность творческого мышления".
Вся первая сторона - песни ГО, и только в "Бери Шинель" Янка по традиции пропевает заключительное "Like a rolling stone". Ее голос звучит так же уверенно, как и летовский, следуя за его вопиющим остервенением. Затем идут трогательная "Наваждение"(или "Сон Наоборот"), остросоциальная "Мы В Глубокой Жопе" и непримеримо дерзкие "Перемена Погоды" и "Кого-то Еще". Заканчивала ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА свое выступление исполнением "Все Как У Людей", конечно же, с Янкой. В итоге получилось нечто общее, грозное и печальное, как безбрежный океан вселенской скорби.
Надежда КАШЛИКОВА.
1990 г., "Rock Fuzz", № 9-10.
200 ЛЕТ ОДИНОЧЕСТВА
Интервью с Егором Летовым
"Как захочешь, так и было"
Леха "Плюха"
"И тихо взяв мешалку в руки,
Он мудро кашу помешал, -
Так он урок живой науки
Душе несчастной преподал."
Н. Заболоцкий "Незрелость"
"В цырке все смешно
Клоуны смеются
Люди все смеются
Звери тоже смешно"
Кузя Уо "В цырке.."
"Кто хоть раз нарисует в своем воображении безымянный город, существующий лишь для безымянных жителей, - двери домов в этом городе, если их вообще можно назвать дверьми, широко распахнуты для всех, любой человек - твой друг, и нет нужды всегда быть начеку, ходи на голове, спи на тротуаре, никто тебя не осудит, можешь спокойно окликнуть незнакомого человека, хочешь похвастаться своим пением - пой где угодно и сколько угодно, а кончив петь, всегда можешь смешаться с безымянной толпой на улице - кто хоть однажды размечтается об этом, того всегда подстерегает та же опасность, с которой не совладал."
Кобо Абэ, "Человек-ящик"
"Если ты меня забудешь - не забуду я тебя. В жизни может все случиться - не забудь и ты меня."
Ф.М. Достоевский
Серега: Итак, здорово.
Егор: Привет.
С.: Давай устроим этакое… простое собеседование. Ибо то интервью, которое ты приготовил для "Контр Культ Ур'а" № 3 или там… отдельным изданием - пусть будет этаким "программным заявлением". А мы вот здесь посидим и просто поговорим - о том о сем. Хорошо? Без всякого громыхания, помпеза и пр.
Е.: Давай.
С.: Мне вот на днях попало в руки твое интервью с Мейнертом, в "ЗЗЗ". Подивился я, честно говоря, сказанному тобой…
Е.: Ха-ха… Да! Интервью на редкость идиотское вышло, что говорить. Даже еще более дурацкое, чем то, что я в Барнауле давал. Просто красота!
С.: Что это ты там (в "ЗЗЗ") про выступление EXPLOITED в Вильнюсе наговорил?
Е.: Это КРАСИВЕЙШАЯ история! У меня есть в Вильнюсе приятель Вервяклис, местный панкер, скинхэд, лидер группы "Разрушители" (не помню, как это звучит по-ихнему). Так вот, у него EXPLOITED это… как Пушкин - для Пети Мамонова, как Гребенщиков и Цой… или там Кинчев - для Питера. Так вот. Он жрал чуть ли не год всякие колеса и прочее горючее - и поехал. Умом. А местные панки, его друганы, решили над ним подшутить - пришли к нему однажды и говорят: вот, мол, Ватти (вокалист EXPLOITED) приехал в Вильнюс, на пару дней, как турист, проездом, из Финляндии. Вервяклис тут же побежал на него смотреть. А они там где- то на какой-то хате уже приготовили какого-то здоровенного чувака, с гребнем, в клепаной коже и тому подобном, который Ватти и изображал из себя, пиво пил, рыгал, иногда что-нибудь типа "хау ду ю ду" произносил… А вечером якобы концерт должен был происходить, где Ватти с литовскими панками собирался джемовать… Так вот, Вервяклис стал мне звонить, истерически хохотать, взахлеб рассказывать о Ватти - какой, мол, это клевый чувак, братан и прочее. Ну, я, соответственно, поверил и всем тут же эту информацию и передал. Впоследствии оказалось (Сергеев, наш бывший "дорожный менеджер", ездил в Вильнюс, встречался с "потерпевшим" и все досконально расследовал), что бедный Вервяклис пошел вечером на мифический концерт Ватти - оного разумеется, не обнаружил, ибо ДК, в котором все должно было происходить, был закрыт и более того - заколочен. Вервяклис, не мудрствуя лукаво, стал ломать двери, крича, что, мол, "Punk's Not Dead!", "EXPLOITED давай!" и проявлять прочее игнорирование реальности - приехали менты, посмотрели на него, призадумались - и отправили в психушку, где Вервяклис после инсулина там… галапиридола и тому подобного несколько пришел в себя через пару месяцев. Вот такая история о концертах EXPLOITED в Вильнюсе. Согласись, что красиво!
С.: Красиво!
Е.: А то, что армия мне после 8-го класса грозила… так это факт. Я в школу поздно пошел - болел… и не хотел. А вообще глупейшее интервью вышло - глупейшее до такой степени, что даже хорошо. Коля Мейнерт - хороший человек, но имеет скверное свойство все воспринимать через этакую суперматическую социально-политическую призму. Мы с ним часов пять говорили о том, что для меня тогда имело (да и имеет) первостепенный смысл - вместо всего этого он помешает самое начало разговора - его как бы вступление, где повествуется о КГБистских гонениях и тому подобной романтике. Как будто это имеет хоть какой-либо смысл сейчас! Все мои политические приключения породили в лучшем случае сериал этаких "песен протеста" типа "КГБ-Рок", "Новый 37-й", "Анархия", "КГБ" и др. А это, надо признаться, отнюдь не самые ценные мои "сочинения".
С.: Для него так, возможно, что и самые ценные.
Е.: Ну и что же тогда получается? Вот и говори после этого… Ведь вроде взрослый человек, а все воспринимает как цацки какие-то! Впрочем, там, где он живет, все так, может быть, и есть. Игрушечная страна, игрушечные понятия… А все оттого, что об искусстве, о творчестве беруться судить люди, не писавшие ни единой песни, ни одного стиха, ни одной картины!! Кто может судить о Ван Гоге? Только какой-нибудь Босх… или там… да хотя бы и Глазунов! Кто может писать о Янке? Я могу писать, Жариков, Плюха… Но ведь пишет всякая сволочь! Липницкие всякие, какие-то, сука, Мальцевы… или кто там эту херню в "Комсомольской правде" родил? Я не хочу обидеть Колю Мейнерта, он очень хороший человек, и я очень хорошо к нему отношусь, но, мне кажется, он занимается… не своим делом. Ему бы о политике статьи писать, о социологии. К року он отношение имеет… ну… самое минимальное.
Самое плохое то, что все статьи так или иначе - я это совершенно твердо и ясно ощущаю - влияют неотвратимо на происходящее. Это действует как магия. Напишет какой-нибудь пидор какую-нибудь статейку - и пошло-поехало. Это формирует - зычно выражаясь - и народное сознание, и подсознание, и общую ситуацию. Голдинг правильно писал в "Чрезвычайном после" обо всей этой херне.
С.: Ты считаешь, что какая-нибудь грязная статейка способна перечеркнуть само творение?
Е.: Хрен его знает. Может быть, само творение и не перечеркнет, так как все НАСТОЯЩЕЕ, выстраданное - уже отчетливо, уже в другом измерении, уже принадлежит Вечности… Но… может уничтожить его в глазах поколения, а может и… вообще - нации или человечества. Навсегда. Так уже бывало. И не раз. Хочется уповать на то, что "имеющий уши - услышит", все-таки услышит. Очень хочется на это уповать.
С.: А вот скажи, что ты собираешься теперь делать? Записывать, сочинять?.. Каковы, дурацки выражаясь, твои творческие планы?
Е.: Каждый раз, как закончу очередную какую-нибудь вещь - альбом ли, песню ли… - кажется все. Дальше некуда. И ничего. И каждый раз вновь, по прошествии времени, впрягаешься и прешь, и прешь… Вот Тарковский в каком-то интервью своем говорил о том, что ему больше остальных-прочих близки люди, осознающие свою ОТВЕТСТВЕННОСТЬ и имеющие НАДЕЖДУ. Может быть, это и есть - надежда. Она и вытягивает каждый раз, заставляет вновь "шаг за шагом наутек". А иногда мне кажется, что самое сильное и НАСТОЯЩЕЕ - если отказаться и от надежды. Вот тогда- то, может быть, ВСЕ и НАЧНЕТСЯ!.. И все-таки, не знаю - слабость это или сила - надежда. Дело в том, что я всю жизнь верил - ВЕРИЛ - в то, что я делал. Я не понимаю, как без ВЕРЫ и надежды можно что-либо вообще делать - хотя бы и гвозди забивать! Все, что не имеет в себе этой веры - не имеет и СИЛЫ, и являет собой, стало быть, - то, что и являет (а ныне так повсеместно) - СТЕБАЛОВО. И не более того.
С.: Подожди, мы о твоих творческих планах хотели…
Е.: А! Да. Так вот. Пока я верил, что то, что я делаю, свернет на фиг весь этот миропорядок - я и пел, и писал, и выступал. А теперь вышла ситуация из-под контроля. Проехали! ВИЖУ я, что никому это на хуй не нужно. Теперь во всяком случае. Это как развлечение стало для них для всех. Этакий цирк. А развлекать кого бы то ни было я вот че-то не хочу. Вот не возникает у меня почему-то этого весомого желания. Пусть этим Пригов и K° занимаются. И Мамонов. Бердяев, судя по всему, прав оказался - действительно настал катакомбный период для носителей, хранителей культуры. Все превратилось в слизь и грязь. Стало быть, надо уходить отселе пока не поздно - незачем свои святыни на всеобщее осмеяние выставлять. Хотел я, по правде сказать, записать на последок альбом… о любви. Давно хотел. И хотел я назвать его Сто Лет Одиночества. Это очень красиво и здорово. В этом очень много любви - "Сто лет одиночества".
С.: А ты не боишься цитировать Маркеса? Ведь это же он сочинил. А не ты.
E.: Да какая разница - кто сочинил! Я уверен, что это и не Маркес сочинил. Все это и до него было. Вообще - ВСЕ ВСЕГДА БЫЛО И БУДЕТ - это ЗНАНИЕ. Оно кругом. Вот - в деревне за окошком. В коте моем, который на матрасике спит. Знание не принадлежит ни кому лично. Так же как и мои песни в высшем смысле не принадлежат лично мне. Или наоборот - Знание принадлежит всем. Мне вот постоянно кажется, когда я встречаю что-нибудь НАСТОЯЩЕЕ - что это - я. Я впервые когда DOORS услышал… или LOVE… или песню "Непрерывный Суицид" - первое, что во мне возникло, это фраза: "Это я пою". То же самое могу сказать и о фильмах Тарковского, и о Хлебникове, и о Достоевском, и о Вадиме Сидуре… могу до ночи перечислять. А что касаемо цитирования… это очень здорово - взять и привнести что-то неожиданное и новое, красивое - в то, что уже… Это как взять и достать с чердака старую игрушку, сдуть с нее пыль, подмигнуть, оживить - и да будет Праздник! Понимаешь?
С.: И что же это за альбом бы был… или все-таки будет?
Е.: Не знаю, наверное, не будет. Это никому, кроме меня самого, не нужно. Я это не из каприза говорю. Это факт. А я не могу и не хочу делать то, во что не верю. Это должно быть подарком, каждая твоя песня, каждое твое слово. А если это никому не нужно - всепоглощающе, до смерти - и ты знаешь это - если к этому твоему подарку отношение, как в поучительном сочинении - "Мартышка и очки" - стоит ли его создавать?
С.: Наверное, стоит.
Е.: Видимо, да. Но это нужно понять. Это нужно прожить. Раньше я сочинял и пел для близких, тех, кто меня окружал - пел для них по большому счету - для Янки там, Зеленского, Фирика… и для потенциальных, невидимых братьев, сынов и отцов. А чем дальше живешь, тем меньше иллюзий остается - ныне каждый, как оказалось, сам в себе в самом хреновом смысле. Времечко такое. Дух умер. Надо ждать.
С.: И сколько, по-твоему, ждать?
Е.: Лет двести.
С.: Вот ты говоришь - дух умер…
Е.: Умер, для них для всех. Покинул. Такого, я уверен, не было никогда. У меня недавно как будто что-то открылось внутри. Я понял. Это - пиздец. Тут бесполезно словеса говорить, руками махать… Это ведь не только в нашей стране. Это везде так. Нас это в последнюю очередь коснулось из всей цивилизации. Зато у нас это быстро произошло и раскидисто. По-русски.
С.: Так что, по-твоему, сейчас даже творчество смысла не имеет?
Е.: Мне кажется, уже нет. Не имеет. Вот то, что я говорю - ты поверь, я не от ума говорю. Я это чувствую. Как факт, существующий явственно и наглядно. Для меня. Поэтому спорить или аргументировать я не буду, ты только не обижайся. Может быть, это от того, что во мне что-то важное сломалось, У меня был даже стих такой: "Когда я умер, не было никого, кто бы это опроверг". Может быть, это самое главное, что я создал - этот стих.