В альбомах умещаются созвездья,
А среди них вращается земля.
Не ради добрых иль дурных известий
Почтовые чернеют штемпеля.В прозрачной современной упаковке
Преуспевают звери и цветы.
Шедевры Лувра или Третьяковки -
В бумагу превращенные холсты.Как временем, подернутые клеем,
В альбомной аккуратной тесноте
Служитель Бога рядом с Галилеем
Обосновались на одном листе.Ты держишь мир при помощи пинцета,
Ты держишь мир – и не дрожит рука,
И новенькая. Пестрая планета
Летит как мячик через все века.И острия Истории – не остры,
И острые углы закруглены.
Планеты круглой глянцевитый остов
Размножен с указанием цены.
Карусель
Город – огромный асфальтовый круг
Под выцветающим куполом неба…
Городу хочется зрелищ и хлеба,
А не одних коммунальных услуг.О, этот ярмарочный балаган
И деревянные лошади в мыле…
Мы центробежной подвержены силе
Так же, как встарь самодельным богам.Крутится круг. Неизбежен закон,
Нас относящий к простору окраин…
Глухо кремень ударяет о камень,
И высекается микрорайон.Пятиэтажный унылый барак -
Ноев ковчег городского потопа…
В нем мы живем, словно в чреве Циклопа -
Темном убежище вечных бродяг.Будьте добры, отведите метраж
Под потолком двухметрового блока,
Пусть модерновое наше барокко
Входит неистово в новый вираж.Где же начало? Где над Арарат?
Плуг деревянный готовит оратый…
Крутится круг каруселью проклятой,
Мчится вперед, возвращаясь назад.
"Ах, почему бессонны города…"
Ах, почему бессонны города,
Когда седьмые сны глядят деревни?!
Стооких зданий серая гряда
И у подножий – чахлые деревья.Они сюда случайно забрели,
Они необычайно одиноки
На круглых голых островках земли,
Затерянных в асфальтовом потоке.Все камень, камень… Камень – я сама.
Героев нет. Остались их музеи,
Ми я для крупноблочного ярма
Сама, согнувшись, подставляю шею…
Пустота
Только пыль на чердаке -
Рухлядь стала нынче в моде,
Хоть совсем не время вроде
Нам копаться в сундуке.Но отныне налегке
Мы от прошлого уходим
Вдоль по сумрачной погоде
Лишь с купюрами в руке.Покупают все подряд -
Вещи бабушкины – клад,
И не будешь ты в накладе.Безымянна и чиста
Нынче только пустота
Остается где-то сзади.
Птицелов
Кем станешь ты, случайный птицелов?
Тюремщиком в навязчивой заботе,
Иль хлебосолом, давшим корм и кров
На долгий зимний перерыв в полете?Ах, птицы, запертые на засов!
О чем вы в клетке весело поете,
Оплачивая песнями без слов
Все хлопоты о ненадежной плоти?Хозяин к вам уже давно привык,
Вы человечий поняли язык,
В глаза глядите преданно и добро…Но грянет птичий зов когда-нибудь,
И вы о клетку разобьете грудь,
Как сердце разбивается о ребра.
"О чем печально утки крячут…"
О чем печально утки крячут
Над озером в вечерний час?..
Они почувствовали, значит,
Ружья холодный круглый глаз.И, приподняв над камышами
Свои тяжелые тела,
Куда лететь – не знают сами -
От наведенного ствола.Но выстрелив разящей дробью,
Но дело выполнив свое,
Как утка раненая, вздрогнет
Победоносное ружье.
Нокаут
Что это? Ринг?
А может, эшафот?
Качаются канаты.
Все едино.
Юпитеры,
Судья.
Толпа ревет.
И мы вдвоем идем на середину.
Босые ноги, влажный чернозем,
Подснежники на вырубке старинной,
Бумажный змей и деревянный дом
Моей когда-то были серединой.
Все справедливо.
Кратко грянул гонг.
Удар.
Еще удар.
Гудят перчатки.
Скользящие перемещенья ног.
Геометрический квадрат площадки.
Иллюзия могущества… Испуг…
Испуг… Иллюзия… И многократно
Вычерчивался этот адски круг,
Который только кажется квадратным.
Все эти апперкоты и крюки
Когда-нибудь в воспоминанья канут.
Но чертят лампы странные круги.
Мир повернулся
И исчез…
Нокаут.
Неведома нам книга бытия.
Но вот уже квадрат стремится к кругу,
И вскинет не судья, а судия
Поверженную, призрачную руку.
Когда забрезжит светом темнота,
И вверх взлетит победная перчатка,
Соперники займут свои места.
Какой дурак назвал победу сладкой?!
"Как примириться с мыслью странной…"
Как примириться с мыслью странной,
Что и во сне – не полетишь.
Жизнь стала широкоэкранной,
В ней мелочей не разглядишь!Кленовый лист упал в ладони -
Но то не лист, а листопад.
Минуты понесли, как кони,
Им нет уже пути назад.О, это светопреставленье,
Мысль, пулей бьющая в висок,
И неизбежное движенье -
Жизнь, уходящая в песок.Законы логики, законы,
Изобретенные навек,
В законы физики закован
Закоченевший человек.И все миры давно открыты,
И не тоскуешь ни о ком,
И радиус земной орбиты
Натянут жестким поводком.А я все домики рисую,
Трубу и над трубою дым,
И дождь в линеечку косую,
И солнце круглое над ним!
Сонеты о машинах
I
Изысканность рисунка перфораций
Машинам уготовит пьедестал…
Но электронный питекантроп стал
Тупицей, не способным сомневаться.Хотя он знает, что творил Гораций, но кружит людям голову металл.
И новым культом – культ машины стал:
Лишь ей решать – нам нет нужды решаться.Во мне давно забытая латынь
Кривой улыбки порождает стынь
Крупицей золота в осколке рудном.Хотя сама латынь давно мертва,
Но в сотне языков ее слова
Остались в совершенствованье трудном.
II
А кто сказал, что заключен прогресс
В болтах, винтах, транзисторах и прочем?!
Мы ярлыки к явленьям приторочим,
Явлений смысл не понимая без…А может, это балуется бес,
Игрушки пчелам выдавши рабочим?
И мы играем, а потом пророчим, -
Такой у нас, наверное, замес.А пчелы видят цвет и аромат,
За каплей меда попросту летят,
Потом нас медом потчуют пчелиным.Но совершенство шестигранных сот
Прекрасно, как и первый наш урод,
И поколенье первое машинам.
III
Я машину научу… Научу -
Лучше нашего слова выбирать,
Даже в шахматы, как боги, играть,
Если только захосу. Захочу!Мне все это по плечу? По плечу!
И оставлю я машинную рать
На земле мои дела продолжать,
Если к звездам полечу. Полечу?Но задумаются горько они,
На планете оставаясь одни,
Кто им жизнь такую трудную дал?..Может, маленький и злой человек?
Так не смог бы он придумать вовек!
Их, наверно, Бог машин создавал.
Друзья
Есть, на счастье, друзья у меня.
Мы не видимся с ними подолгу…
Но дошедши до черного дня,
По любви мы живем – не по долгу.Как в набат, в телефоны звоня,
Говорим непонятно и волгло,
Ибо память о прошлом храня,
По любви мы живем – не по долгу.И друзья мои слышат набат
И приходят не ради наград,
А, как водится, – буднично просто.И становится легче чуть-чуть
Эта боль, источившая грудь,
И друзья мне такие – по росту.
Тайна
Веселое пятно на потолке…
Но – говорят – он просто не побелен,
А зайчик солнечный в моей руке
Неощутим, бесплотен и бесцелен.Я угадала Моцарта в сверчке,
Но он на сто Сальери был поделен.
И я брела сквозь время налегке,
Поскольку груз мой был в пути потерян.Уже давно побелен потолок.
Но зайчик жив. Он выжить мне помог
В наивном хитроумии эмоций.Сверчка не слышно на закате дня.
Но по ночам есть тайна у меня:
В моей душе готов проснуться Моцарт!
Больничные раздумья
Неощутимая утрата -
Старинной клятвы перевод…
Я вспоминаю Гиппократа,
Когда болезни час придет.И сострадание не свято,
И все страшнее каждый год
Звучит больничный стон палаты,
Когда болезни час придет.Наверно заблуждались греки,
Преуспевая без аптеки,
Пред алтарем склоняясь ниц.Вступая с Гиппократом в сделки,
На них работали сиделки
И воскрешали без больниц.
Похоронный марш
Еще нескоро оплывет свеча,
Еще рассвет затеплится нескоро.
Лишь сердце, похоронный марш стуча,
Найдет неведомые переборы.Тогда мастеровитость палача
Осуществит бескровность приговора,
И не поможет знахарство врача,
Увещеванья чьи-то и укоры.А, в сущности, что делали князья,
Кого-то милуя или казня?
Они присваивали Божье право.Но вот уже оплыли свечи слов…
Я ощущаю холод кандалов
В чужой толпе безлико и кроваво.
Онкоцентр
Коридоры, коридоры -
По окружности комфорт.
Страха гордого затворы,
Боль надежды – первый сорт.Но ведь это – исключенье,
Странных судеб круговерть…
Даже методы леченья
Здесь подсказывает смерть.Добрый доктор! Почему же
Вы избрали свой удел?!
Коридоры кружат, кружат,
Может, выберешься цел.Стерта разность интересов,
Только боль и человек…
Век невылеченных стрессов,
Рака и инфаркта век.
Путь прогресса – гордость мира,
За гуманность этот мир…
…Прежде честности рапиры
Доверял любой турнир.А теперь наука, скальпель,
И наркоз, как шум дождя…
И бесчисленные скальпы
Над вигвамом у вождя.Скоро хлынет дождь кровавый -
Непонятный, проливной.
Победители со славой
Возвращаются домой.И забрало поднимает
Эскулап в крови – росе…
Он один не понимает
То, что понимают все.
Страх
Страх… На что он похож?
На слезу?
На церковное пение?
На тифозную вошь?
На предчувствие?
На прозрение?Страх… Он глуп, глух и слеп,
Искажает он время и зрение.
Страх по сути нелеп,
Как нелепо всегда невезение.Он не только слабых берет в полон,
Просто сильный в него не верует,
Потому и опасен он,
Что никто его смысла не ведает.Страх…
Не надо!
Ведь это крах -
Мысли высквозит,
Сердце остудит.
Для чего нам бессильный страх?
Только люди его осудят.Не сжимайся, сердце, в комок
И не бей о ребра с размаха!
Страх еще никому не помог.
Нет ничего
Унизительней страха.
"Я боюсь пробуждений…"
Я боюсь пробуждений,
Когда светлосерый рассвет
Давит в тонкие стекла
Неотвратимостью лет.
Я боюсь побуждений -
Обманчиво-пестрой тщеты,
В мире сделано столько,
Что больше не сделаешь ты.
Нужно снова подняться
И снова посеять зерно,
Чтобы в несколько зерен
Смогло превратиться оно,
Чтоб неверные пальцы
Найти в себе силу смогли
Разгадать, как он черен -
Комочек родящей земли.
Я боюсь этих всходов,
Боюсь их, как снов наяву -
Ведь до времени жатвы
Я попросту не доживу,
До столетних восходов,
Когда понимаешь с утра,
Что в ладони зажата
Опять лишь крупица добра.
Не убий
Иисус Христос скончался на кресте.
О. ненадежность заповеди пятой!
Веками в бронзе мучился распятый
И воскресал под кистью на холсте.Но не дает житья один вопрос,
И я неслышно подхожу к распятью.
О. нарисованный Иисус Христос,
Как мне без Бога жить, хочу понять я.Пред кем теперь колена преклоню,
Кому свечу грошовую поставлю,
Кого в беде бессильно прокляну,
Кого в минуту радости восславлю?Добро, добро… Опасная стезя!
Твои костры, твои кресты – несметны.
Ты сам умрешь, умрут твои друзья,
И только толкователи бессмертны.Бог в неисповедимости путей
Впрок вылепил не личности, а лица
И дал самоуверенность арийца
Он глиняным поделкам всех мастей.Приказ, призыв, призвание – убей!
А – НЕ УБИЙ – забытое, в завете…
Мечтатели, художники и дети
Немыслимых рисуют голубей.Безбожник превращается в попа,
Над прочими случайно возвеличась,
Но только в муках сотворится личность,
И станет человечеством толпа.
"Уеду на перекладных…"
Уеду на перекладных,
Задам работу бренной плоти,
Пусть дремлет в креслах откидных
На реактивном самолете.Трясется на грузовике
По допотопному проселку,
Потом в вагоне, налегке,
На верхнюю взлетает полку.Меня, как щепочку река,
Всю жизнь несет слепое время.
Гостиниц шумная тоска
Стучит в висках, долбит мне темя.Бесплотная маячит цель
На тонком острие смятенья…
И все метель, метель, метель -
Потоп и светопреставленье.Не помню, где была вчера,
Не знаю, где я завтра буду.
Пилоты, словно кучера,
Готовы выполнить причуду.Четыре теплые стены
Мираж рисует незнакомо,
Не для меня возведены
Защитные пределы дома.И я бегу по шпалам строк
К тому глухому полустанку,
Где пращуров высокий слог
Сулит мне краткую стоянку.Остановлюсь, передохну,
Смахну нечаянные слезы…
И снова задавать начну
Неразрешимые вопросы.
Логика жизни
К чему тебе логика мысли,
Коль сердце трепещет пока,
И в небе хрустальном повисли
Крахмальным бельем облака?Вино ли, нектар ли, кумыс ли
Туманят, дурманят слегка,
Пока превращаются листья
В надгробную плоскость пенька.Утрачена радость. И разом
Во тьме пробуждается разум,
Чтоб выход открыл лабиринт.И поздно, так поздно, что рано
Врачует смертельные раны
Фантазии кипельный бинт.
Ремесленник
Сапожник набивал набойки,
И было все ему сруки.
Стояли украшеньем стойки
Игрушечные башмачки.Его клиенты были бойки -
Шутя, сбивали каблуки.
Но были украшеньем стойки
Игрушечные башмачки.В сей месяц и сего числа
Исчезла гордость ремесла,
А выгода пошла на убыль.Суров конвейер волшебства,
И стала забывать молва
Секреты золушкиных туфель.
Монолог Бабы-Яги
Забыла я рецепты колдовства,
И, чуда не творя, скольжу я мимо,
И даже приворотная трава
Уже от прочих трав неотличима.Разношенная ступа мне тесна,
Как туфли новые, И отчего-то
Я ночи напролет сижу без сна,
Гляжу, как пролетают самолеты.О, как удобен их стальной полет,
Как мощен рев их в поднебесном мире…
И что мне омут – есть водопровод
В любой благоустроенной квартире.Я жить хочу на пятом этаже,
Цветы растить не на земле, а в плошках,
Мне слишком ветхой кажется уже
Моя избушка на куриных ножках.Давным-давно не забредал ко мне
Иван-царевич. Стал костер золою,
И я, сгорев в его живом огне,
Живу теперь не доброй и не злою,Я и сама не верю в чудеса,
Я – тихая, обычная старуха.
И сказками не колют мне глаза -
Ни слуха обо мне теперь, ни духа.Но иногда в душе застонет бес,
Но иногда привидится такое,
Что до смерти захочется чудес
И вовсе не захочется покоя!
Снегурочка
Она жила, она была – Снегурка.
Не знаю – где,
Но знаю – где-нибудь.
И ледяное сердце билось гулко.
Ей ледяную разрывая грудь.Ей валенок к морозам не валяли
И не вязали пуховой платок.
С ней пани на гулянках не гуляли:
Отпугивал Снегуркин холодок.Из голубого снега рукавицы,
И голубые волосы до пят,
И ледяные слезы на ресницах
Солеными сосульками висят.Ее соседи, как могли, любили,
Так деловито, буднично добры.
Они для обогрева запалили
Веселые сосновые костры.О, люди добрые, вы мне поверьте:
Лишь миг один помедлив на ветру,
Она рванулась к вам, а не в бессмертье,
Легко шагнув к последнему костру.
Рыба
Ухожу головою в омут.
Разомкнулась, сомкнулась волна,
И не женщина я, а омуль,
И желанна мне глубина.Я плыву, раздвигая жабры,
Я ищу свой рыбий народ,
И в себя я вбираю жадно
Из зеленой воды кислород.Я плыву, раздвигая водоросли,
Смыслу здравому вопреки,
Развеваются, словно волосы,
По бокам моим плавники.Что меня ожидает? Не знаю…
У меня рыбьих навыков нет.
Я такая еще земная,
Я несу в себе солнечный свет,
Я стараюсь еще по-земному
Чешую, как пальто, распахнуть.Но уже к неизвестному дому
Мой невидимый тянется путь -
Новых родичей острые лица
И земных рыбаков невода…
Никогда мне теперь не напиться,
Если всюду – вода и вода.В глубину не проходит волненье,
Ни любви, ни беды в глубине…
И горчайшая сладость сомненья
Исчезает бесследно во мне…
Емеля
Успехи его отшумели.
В сомнении он и в тоске
Сидит, как на печке Емеля…
А щука – в далекой реке,А щука – в другом поколенье,
В другом измеренье плывет,
И щучьего нету веленья,
И он без веленья живет.Идет к государыне-рыбке,
Кричит, надрываясь, во тьму.
Но, видно, теперь за ошибки
Придется платить самому.Ах, время! В муку перемелют
Емелю его жернова.
…Но чает, но чует Емеля,
Что прежняя щука жива!
Сотворение мира
Над первозданной зыбкостью болот,
Где мошкара парит, как испаренья,
Меня несет трудяга-вертолет,
Как будто в самый первый день творенья.Я вглядываюсь в полотно земли…
На нем художник, гениально-строгий,
Рисует время, скрытое вдали,
Штрихами санно-тракторной дороги.В ненастной немоте нелетных дней,
Когда буксуют, что ни метр, колеса,
И падают, лишенные корней,
Порывом ветра сбитые березы,Прислушавшись, сумеешь различить
Невиданные, чистые созвучья.
Но их нельзя по нотам разучить,
Таким напевам только жизнь научит.А вибробур врезается во тьму,
Пласты времен соединяя вместе,
И я теперь, наверно, не пойму,
Где центр земли, а где ее предместье.О. вечного движенья маята -
То океан, то вакуум под килем,
Уходят люди в новые места,
Подверженные центробежной силе.Они через снега и грязь идут,
И Землю поступью своей вращают,
Они самих себя находят тут,
И сотворенье мира завершают.
"Попутный ветер в странствия велит…"
Попутный ветер в странствия велит,
Вперед плывет бумажный наш кораблик,
И на фуражке капитанской крабик
Воинственно клешнями шевелит.Пересекаем океан. Но вот
Окончен со стихией поединок -
Нас потопил космический ботинок
Прославившейся фирмы скороход.И не было спасательных кругов,
И канули мы, словно в лету, в воду.
А впрочем, что за дело пешеходу
До маленьких бумажных моряков?!