– Нету больше аккордеона. Подорвались мы с ним на боевых…
Так и сказал: "мы с ним". Как про товарища. Как про вчера… Вот так, спустя больше двадцати лет, узнали мы о судьбе нашего "Гуляки"…
Эпизод второй. "Я иду тебе навстречу"
… Июнь. Жара. Мы уже отпрыгали положенные три прыжка с парашютом, и теперь только тактика, тактика, тактика.
Каждое утро выходим за город и до одури бегаем или ползаем по поросшему жесткими колючками громадному полю…
В обед – пешком назад в часть.
Усталые, исцарапанные, потные, пыльные…
Какой же тяжелый мой пулемет ПК, какой же неудобный…
Это на тактике в поле у меня преимущество – с ПК не надо ползать по-пластунски, только на боку да еще опираясь на пулемет.
А парни-то со своими автоматиками да РПК на пузе все занятие проползали.
Зато теперь все тащат "пушинки" АКС, а мне ПК отбил уже все ноги.
Грустно смотрю вниз на свои ботинки – эту пыль теперь, похоже, никогда не отчистить…
Входим на территорию полка…
И вдруг "Синяя птица":
Я иду тебе навстречу росными лугами,
Радость падает на плечи желтыми утрами.
Знаю, ждешь меня ты где-то у любви во власти,
Посреди цветов и лета, посредине счастья.
В плотном, знойном ферганском воздухе словно повеяло ветерком.
Ветерком откуда-то из той жизни, которая была еще так недавно и которой, кажется, никогда больше не будет.
А будет только бритва "улыбка" по утрам – фирменный прикол ВДВ, когда недобритые неумелой рукой волосинки под носом зажимают пружинистой шпилькой от парашютного прибора и выдергивают. Ты дергаешься от боли, но вроде как "улыбаешься".
Или пресловутое "Закончить прием пищи, выходи строиться!" – а мы только успели зайти в столовую и разложить в миски воду с капустой…
Или "крокодильчик" перед отбоем.
Все эти маленькие радости армейской жизни, благодаря которым, видимо, из нас и предполагается вырастить грозу и гордость Вооруженных сил.
Они сейчас – реальность.
Все, что было до этого, кажется сном. Да и было ли оно?
Было ли такое, что и для нас звучали эти песни?
Я иду тебе навстречу по лесистым тропам,
Зажигает листьев свечи золотистый тополь.
Он так ярко зеленеет и звенит листвою,
Чтобы встретиться скорее нам пришлось с тобою.
О чем подумали, кого вспомнили в этот момент идущие рядом пацаны?
Не знаю. И никогда не узнаю – каждый прячет это глубоко в себе, внутри.
Там, куда не добраться на утреннем осмотре ни Рыбе, ни Бобру, ни Путе.
Наши сержанты могут только отобрать и порвать письма из дома, найденные в карманах.
Последнюю ниточку, связывающую нас с "той" жизнью.
Хотя нет уже никакой "той" жизни, есть только эта, где ты – "тело"…
– Эй, тело, ко мне бегом, марш!
Да нет, есть! Есть!
Где-то там, под х/б, под тельником, внутри живет что-то светлое, чистое, неподвластное хозяевам нашей теперешней жизни.
Да, мы "тела", но в нас все еще живы души.
И вот этого у нас не отобрать…
Не знаю, не знаю, как описать это чувство.
Светлая грусть? Тоска по дому? Полет мечты?
Нет у меня таких слов – описать это.
Да и нужно ли – кто может, тот поймет и без слов…
А кто испытал – не забудет…
Уж не знаю, случайно ли так получалось или специально ставил в одно и то же время эту песню клубный радист, но только весь июнь возвращаемся мы с занятий под "Я иду тебе навстречу"…
Каждый день идем мы под нее навстречу Афгану.
Шаг за шагом, он все ближе и ближе.
Мы еще пока только "играем" в войну. Только готовимся к ней.
Но она уже потихоньку дает себя знать.
Вот сержант читает нам письма наших предшественников.
Тех, кто до нас держал здесь "крокодильчика", выбегал строиться, пел от восторга под раскрывшимся куполом парашюта, обдирал в кровь колени на тактике.
Тех, кто, как и мы, устало и понуро входил в полк и оживал, услышав ту же песню. Кто прошел перед нами навстречу войне.
Они в Афгане всего полгода, но уже пишут о чьей-то гибели.
А ведь этот пацан из "нашего" отделения.
Кто-то из нас спит сейчас на его койке и таскает его автомат.
И скоро нам туда же, где он погиб.
Вот кто-то из них присылает в письме листок с текстом "афганской" песни.
От зимы до зимы здесь жара и туман,
Лезут в гору ЗИЛы, надрывая кардан,
Автоматы в руках, передернут затвор,
Не остаться в горах – хоть молись на мотор.
Правда, "афганские" только слова – мелодия-то знакомая.
Причем неожиданно знакомая…
"What can I do?" – так пели в одном из своих хитов конца 70-х "Smokie".
"Нет, я не жду", – вторили в альбоме русских перепевок западных хитов "Веселые ребята".
"Водки найду!" – куражась, переделывали мы припев их песни.
Но это там, на гражданке.
А здесь у этой песни другой припев и другой "перепев"
Афганистан, Афганистан,
Письма редко приходят отсюда домой.
Афганистан, Афганистан,
Не одна мать-старушка зальется горючей слезой.
В письме однокласснику пишу:
"Учи аккорды "What can I do?", Гаврюха. Есть хороший новый текст. Вернусь – споем…"
Теперь "вернусь" для нас уже наполнено другим смыслом…
Скоро, скоро нам туда, где уже гибнут наши предшественники из 6-й УПДР.
Хотя многие пишут домой про Германию, про Монголию.
А в голове у каждого:
А в родимом краю уж сады расцвели,
Там тепло и светло от родимой земли,
Ждите, девушки, нас, мама вытри глаза,
Мы ведь живы еще, мы вернемся назад…
И день за днем – тактика, тактика, тактика…
Эпизод третий. "Уносишь ты меня, скажи куда…"
В июле нас на несколько недель вывозят в горный центр в соседнюю Киргизию. В ту самую Ошскую область, где уже много лет регулярно делят что-то друг с другом Киргизия и Узбекистан.
Мы славно налазались по горам. И уже чуть лучше представляем, что ждет нас в очень скором уже теперь будущем.
Можно сколько угодно рассказывать про горы и можно даже вполне представить себе, как трудно, должно быть, лезть по склону с рюкзаком, набитым камнями. Но, только оказавшись на этом склоне реально с реальным рюкзаком с реальными камнями, ты понимаешь, что все твои прежние знания и представления о горах ничего общего с реальностью не имели.
И какой бы романтикой ни было окутано твое представление о войне, хоть раз забравшись на этот склон, ты даже задумываться боишься, как это будет, когда сверху в тебя еще кто-то станет стрелять.
Это нереально себе представить. Потому что и без всякого обстрела ты "умираешь", не добравшись еще и до середины склона.
В горном центре наши "взъебдренажи" наполняются все же куда большим практическим смыслом, чем в полку. Более того, все мы сейчас с удовольствием хоть сто раз пробежались бы под "Гуляку" и хоть с утра до ночи бы строились.
Но этим блаженным мечтам никогда уже не суждено сбыться. Потому что в полк мы больше не вернемся.
После горного центра мы окажемся в своих казармах только для того, чтобы привести их в порядок и устранить следы запустения, вызванного нашим отсутствием. Сразу после этого практически всех нас увозят в учебный центр.
Он расположен сразу на выезде из Ферганы. Недалеко от аэродрома, с которого взлетали наши Ан-12 во время прыжков, и за тем бесконечным полем, где мы занимались тактикой. То есть нас как бы просто вывозят из полка за город.
Учебный центр – это большая одноэтажная казарма, столовая, клуб и еще несколько каких-то зданий, назначение которых мне не очень понятно.
Как поначалу не очень понятен и смысл нашего здесь пребывания.
Тем более в составе одной роты.
Странно и то, что после полка и горного центра дрючат здесь ощутимо меньше. Но это радует. Как радует и то, что радист местного клуба – похоже, брат близнец того, что в полку. Фанат группы "Синяя птица".
Только песня любимая у него другая.
Каждый день по несколько раз над расположившимися в намертво выжженной солнцем степи казармами раздается:
Ах, белый теплоход, гудка тревожный бас,
Печалит за кормой сиянье синих глаз,
Ах белый теплоход, бегущая волна,
Уносишь ты меня, скажи куда?
Впрочем, очень скоро становится ясно, зачем мы здесь.
На самом деле этот "учебный центр" что-то типа чистилища перед отправкой в Афганистан.
Пока что – только для нашей 6-й роты.
От двух других рот батальона она отличается тем, что в полном составе отправляется в Афганистан уже спустя три месяца.
Все, как обещал тот самый коренастый сержант в конце апреля.
А это и был старшина нашей роты Малышев. Не обманул…
Через несколько дней начнутся отправки.
Уже витают в воздухе незнакомые, чужие и непривычные пока названия Гардез, Джелалабад, Кандагар.
Именно в этих афганских городах находятся десантноштурмовые бригады и батальоны. И именно туда вскоре отправимся мы все.
Кому куда выпадет. Кто в какую отправку попадет.
Нам пока все равно: Гардез, Джелалабад. Кандагар.
Для нас это пока ничего не говорящие чужие названии.
Скоро, скоро станут они родными навек.
Через несколько дней судьба разбросает нас по Афганистану.
Через несколько дней – на войну, куда мы несколько месяцев готовились.
А пока нам выдали кучу новых, непривычных и ненужных нам сейчас шмоток: шинели, бушлаты, парадки, шапки.
Казалось бы, на дворе конец июля, жара под 50…
Зачем?
Но мы уже знаем – в армии нет слова "зачем?". Есть слово "надо".
И мы погружаемся в довольно непривычные занятия.
(Как вскоре окажется – и совершенно бессмысленные.
Но, опять же – мы в армии. Надо, значит – надо…)
Макая в хлорку спички, мы "клеймим" все это хозяйство, старательно выводя на изнанке свои фамилию и инициалы.
Все "нулевые" вещи, которые мы сумеем довезти до бригады, навеки сгинут в ротной каптерке, и мы никогда больше с ними не встретимся.
Мы пришиваем шевроны, погоны и петлицы на парадки и шинели.
Нам невдомек, что кто-то уже месяца через три поедет во всем этом домой.
С войны – на Родину.
И на этих самых шинелях, висящих на спинках двухъярусных коек, мы же будем делать "дембельский начес" для осенников призыва 1982 года…
Чтобы шинели их были "мохнатыми" и нарядными.
Как положено гвардейцам-десантникам.
А вся "красота", которую мы пришиваем, мучительно прокалывая пальцы, сопя и по-детски высунув язык, будет с этих шинелей оторвана.
А на ее место, возможно снова кем-то из нас, будет уже пришито все предназначенное специально для парадки, "нарядное", "дембельское": и погон с пластмассовой вставкой, обшитый стропой, с обтянутыми красной ниткой лычками; и шеврон – с надписью "Афганистан" и годами службы.
И вставлять, обшивать, оттягивать и вырезать все это неуставное дембельское великолепие будем то же мы, несколько месяцев назад прибывшие из Союза молодые бойцы, или, на афганском армейском жаргоне – "шнуры", обалдевшие и от того, куда мы попали, и от того, как нас встретили.
Но ничего этого мы не знаем пока. Да нам и неважно.
Нам достаточно того, что нас оставили на время в покое…
Ах, белый теплоход, гудка тревожный бас,
Печалит за кормой сиянье синих глаз,
Ах белый теплоход, бегущая волна,
Уносишь ты меня, скажи куда?
"Я иду тебе навстречу" и "Белый теплоход" до сих пор популярны.
Их часто крутят по радио. "Ретро" 80-х теперь в моде.
Под них "зажигают" шумные компании.
Бывает, "зажигаем" и мы с Пахомом.
Но, каждый раз глядя в этот момент на Саню, весел ли он или сосредоточен, я безошибочно знаю, где он сейчас…
Мы с ним шагаем по асфальтовой дорожке ферганской учебки с занятий по тактике.
Или сидим на теплом асфальте учебного центра. И скоро нам ТУДА…
Эпизод четвертый. Недоброе прощание
В первый день августа каждый из нас уже знает, куда именно.
Примерно половина нашего взвода попадает в первую отправку.
В город Гардез, в 56-ю десантно-штурмовую бригаду.
Другая половина – в Джелалабад. Несколько человек поедут в Кандагар.
То, что я попадаю именно в Гардез, мне пока без разницы.
Зато радует, что мы по-прежнему вместе и с Пахомом, с Валерой Лункиным, с Индейцем, Мартыном. С теми, с кем успели уже скорешиться за эти три месяца.
А вот Валера Мищенко и Петя Еремеев грустят. Один попал в Гардез, другой – в Джелалабад.
Они еще с гражданки дружат. Призвались вместе. И вот – расстаются.
Почему нельзя отправлять нас вместе целыми взводами или хотя бы отделениями, по 15–20 человек, мне непонятно.
Непонятно, зачем нужно разлучать сдружившихся и притеревшихся друг с другом пацанов? Зачем резать по живому, разлучая друзей, которые, может быть, никогда больше и не увидятся?
Впрочем, непонятно мне все это сегодня. А тогда никаких "зачем?" и "почему?" у меня не возникает. За три месяца я хорошо выучил ответ…
Первая отправка – 3 августа.
Так что мы еще успеваем отметить на Родине новый пока для нас праздник – День ВДВ. В моем случае – праздник двойной.
Можно сказать квинтэссенция исполнения юношеской мечты – сегодня день ВДВ, завтра – окажусь в Афганистане.
Впрочем, лично мне этот триумф воли родная армия умудрилась обосрать.
Лет с десяти мои любимые конфеты – соевые батончики.
Могу их есть в неограниченных количествах. Только подтаскивай.
И надо же было так угадать родному командованию, что на праздничном обеде новоиспеченных воинов-интернационалистов решили побаловать… именно этими конфетами!
Радости моей не было границ! Чего не скажешь про большинство моих товарищей. Мало кто разделял мои кондитерские пристрастия.
Так оно и к лучшему. Все, с кем я сидел за одним столом и кто заметил мой светящийся радостью взгляд, свои батончики сгребли с собой.
Видимо, в честь предстоящей завтра чуть ли не половине взвода отправки, сержанты не стали шмонать нас на выходе из столовой.
Вопреки обыкновению.
Обычно это делалось для того, чтобы никто из гвардейцев, которым толком не давали поесть, не затаривал по карманам куски хлеба.
Для чистоты эксперимента, так сказать.
Вот лучше бы им и напоследок не отступать от этой замечательной традиции…
Но нет – они как будто не видят, как братка ссыпает мне свои батончики. А надо сказать, что и свои я в столовке есть не стал. Решил отведать в обстановке, более подходящей столь торжественному случаю.
Но, став объектом невиданной щедрости товарищей и снисходительности сержантов, я дал слабину и решил, что уж один-то батончик я могу употребить немедленно. Я же три месяца их не ел! Не видел даже!!!
Разворачиваю, трепеща от предвкушения обертку, попутно отмечая, что на гражданке даже обертки батончиков куда более яркие и сочные…
Да и сами конфеты куда более "жизнеутверждающего" цвета. А армейские – какие-то бледные, невыразительные…
Параллельно этим глубоким мыслям разламываю батончик и уже ничего почти не замечая вокруг несу ко рту…
Хорошо, что "почти". Как ни блаженно мне сейчас, но не заметить жирного белого червяка, вылезающего из самой середины конфеты, невозможно…
Вот облом! Надо ж так нарваться! Тьфу! Чтобы загладить мимолетную неприятность, тут же разворачиваю и разламываю второй батончик. И уже предусмотрительно рассматриваю разлом…
Та же фигня…
Короче, червивые они оказались все. Видать, долго ждали своего часа…
С Днем ВДВ тебя, воин! Счастливой дороги в Афганистан, гвардеец!
В общем, радость от долгожданной отправки в Афганистан мне подпортили.
Зато все остальное складывается наилучшим образом – завтра наконец-то буду там. Так что в целом жизнь прекрасна!
Тем более что в Афгане-то всего этого дурдома, как в учебке, наверняка нет. Там же война. Там все по-настоящему. Там все как братья.
Скорее бы уже…
Эпизод пятый. "Летите, голуби, летите…"
Вот и настал этот день.
Отправка…
Ферганский аэропорт, построение на взлетке, последняя проверка.
Жуткая жара и как сквозь вату причитания этого дебила. Неужто он не понимает, что поздняк метаться?
Да и смысл?
Вот даже не могу вспомнить, чем все кончилось в итоге. Врать не стану.
Знаю только, что в бригаде я его потом видел.
То ли сам заглох. То ли слушать мы его перестали – не до него…
Как ни хорохорься, а понимаем ведь, куда летим и зачем… Мы уже не здесь – мысленно мы уже там. Хотя и не знаем, какое оно – "там".
Три часа лету – и узнаем.
Приятный сюрприз – борт гражданский.
Все дела – газировка, стюардессы…
Правда, смотрят на нас как-то странно.
Я тогда подумал, что из-за панам наших дурацких.
За три месяца бесконечной беготни, пыли, пота они уже вообще ни на что не похожи… Даже на клоунские колпаки. Унылое, в общем, зрелище…
Потом, много позже, понял.
Мы ведь не первые такие у них были.
И знали они, куда летим. И ТАМ они уже бывали.
И видели, наверное, в Кабуле, как кому-то из нас возвращаться предстоит…
Другими самолетами. В другой "упаковке"…
А вот у нас при виде "слабого пола" все тяжелые мысли улетучились.
Нам же по 18 всего. А кто в 18 о плохом задумывается?..
Опять же, музычка в салоне играет…
Прислушался: "Летите голуби, летите…"
Помню, подумал: "Интересное совпадение… Символичное…"
Да нет, насчет "символичное" это я уже потом, конечно, додумал…
Потому что полный текст песни нашел я, уже только вернувшись домой.
Ну, не бывает таких совпадений! ТАКОГО символизма!
Никогда бы не поверил, что история эта непридуманная!!!
Если бы это не я сам сидел в салоне Ту-154 в аэропорту Ферганы 3 августа 1984 года, отправляясь в Афган.
И не я лично слышал доносящуюся из динамиков песню.
Ну, сейчас сами поймете…
Летите, голуби, летите,
Для вас нигде преграды нет!
Несите, голуби, несите
Народам мира наш привет!Пусть над землею ветер стонет,
Пусть в черных тучах небосвод -
В пути вас коршун не догонит,
С пути вас буря не собьет.Во имя счастья и свободы
Летите, голуби. Вперед!
Глядят с надеждою народы
На ваш стремительный полет.Летите, голуби, летите,
В лучах зари и в грозной мгле,
Зовите, голуби, зовите
К труду и миру на земле.
Гениально…
Как потом выяснил – песня из кинофильма "Мы за мир"…