Нет, не полезна, и вот почему: она попустительна ко вреду. Есть моменты истории, когда позиция "умеренности" преступна, как позиция предательства. Жизнь разжевала и в рот положила "умеренным" горький плод их "январского молчания", но и поныне костенеют они в том же своем принципе "понемножку". Они, как будто, увидели весь яд "Дурново" и видят его продолжающее действие, но все думают, как бы воспрепятствовать ему "повежливее"... Нет, и думание, и делание "умеренной оппозиции" сейчас, прежде всего, не действенно. Оно равняется нулю и останется нулевым практически. А так как, волею времени и совокупных причин, как раз от умеренных требуется сию минуту главное делание (они - в центре политики), то эта пустота - уже не нуль, а делание отрицательное - вред.
А что же деятельность "Чхеидзе", столь "почтенная" в мирное время, то есть - крайних наших?
Поскольку она успешна - она опасна, и счастье, что она не успешна. Оторванная от центрально-важных сейчас, лево-государственных, политических кругов, недвижно-консервативная в себе, деятельность неорганизованных "левых" с подкладкой не политики, а социализма (то есть вне исторической утопичности) - такая деятельность только и может быть или неуспешна или - вредна.
Правые - и не понимают, и не идут, и никого никуда не пускают.
Средние - понимают, но никуда не идут, стоят, ждут (чего?).
Левые - ничего не понимают, но идут неизвестно куда и на что, как слепые.
Со всеми же вместе, что будет? С Россией? Или она уже обречена - за старый и вечный свой грех долготерпения?
Самодержавие... Пока эта точка горит - всего можно ожидать, ни на что нельзя надеяться. (Не долго ли горит, не перегорела ли Россия?)
Непонимающие низы, одни, с этой точкой не справятся. (Если б справились по своему - то не к добру. Ведь ее и "погасить в уме" надо!)
Умеренные и вежливые верхи - (в своей умеренности) - тоже не справятся. Они со странной нерешительностью все "обхаживают" самодержавие (будто его можно обойти!) Но с них больше спросится, - ой, как спросится! - потому что спасти Россию сейчас можно - не снизу. Ее могли бы спасти эти политические верхи. Но только в известном контакте, в каком-то сговоре, с крайними левыми, т.е. поступившись известной долей своей умеренности... я не сомневаюсь, что при этом контакте и крайние поступились бы известной долей своей крайности.
Мыза Коерово.
Продолжение Общественного Дневника.
3 Сентября - 15г.
События развертываются с невиданной быстротой. Написанное здесь, выше, две недели тому назад - уже старо. Но совершенно верно. События только оправдали мою точку зрения. Неумолимы события.
Теперь для большинства видна горящая точка русского самодержавия. Жизнь кричит во все горло: без революционной воли, без акта хотя бы внутренне революционного, эта точка даже не потускнеет, не то что не погаснет. Разве вместе с Россией.
Вчера, 2-го сентября, разогнали Думу. Это сделал царь с Горемыкиным. Причина - главная - знаменитый "думский блок". Он был так бледен, программа так умеренна, что иного результата и нельзя было ожидать. Царь смело разогнал либералов. Опять: "бессмысленные мечтания!" Мечтаний он не боится. Пожалуй, за ними проглядит и другое: голое, дикое и страшное не для него одного, страшное своей полной обнаженностью не только от мечтаний, но и от разума.
Это опасность не пустая. Это - РЕАЛИЗМ.
Картина происшедшего за эти дни, - история "блока", вот:
Умеренно-левые, те, кого сейчас вынесло на гребень политической войны, стали перед выбором: олибералить правых - или умерить левых.
Казалось бы, органическое влечение к.-д. вправо не должно играть роли в такой момент. Следовало выбирать по разуму путь наиболее практический, действенный.
Однако, думские политики к.-д. сделали первый выбор:
еще умерив себя самих - они подтянулись к правой середине, и правых к ней же подтянули, для блока.
Левые остались, как были, предоставленные себе. Только расстояние между ними и умеренными еще увеличилось.
А блок прекрасных "мечтаний", так естественно названных "бессмысленными", оказался просто бесплодным, и для данной минуты вредным: послужил роспуску Думы, а она была нужна, как зацепка, надежда гласности, сдержка левой стихийности.
Умеренные, еще умерившись под блоком, всему покорились. Выслушали указ о роспуске и разошлись.
Все это очень хорошо. Все это, само по себе взятое, прекрасно и может быть полезно... в свои времена. А когда немец у дверей (надо же помнить), все это неразумно, потому что не действительно.
Царь последовательнее всех. Он и возложил всю надежду на чудо.
Пожалуй, других надежд сейчас и нету.
Впрочем, это неинтересно повторять унылое "надо было..." Важнее знать, что сейчас надо, и хотя это очень трудная задача - попробуем анализировать положение далее.
Вспомним исходную точку: ОТСТОЯТЬ РОССИЮ ОТ НЕМЦЕВ. Уже выяснившееся, непременное условие для этого: немедленная и коренная перемена политического строя.
Умеренно-левые наши политики - только они! - имеют организационные способности. И если бы они понесли эти способности, и свое значение, и готовность к жертвам не вправо, а влево, - получилось бы движение к перелому. Ибо возможность перелома находится: влево от умеренных и вправо от левых, как раз между ними.
Правый блок свел возможность осуществления перелома к минимуму.
Наоборот, БЛОК ЛЕВЫЙ, т.е. соединение УМЕРЕННЫХ с ЛЕВЫМИ, и только он один, мог бы найти и действительные средства к осуществлению перелома.
В данном же состоянии, действенных, действительных, путей и средств нет ни у кого.
Левые знают свои средства: забастовки, личный террор... Они совершенно не годятся. Каждый час забастовки ослабляет армию; при данном положении этот час может растянуться неопределенно и превратиться в уличные бунты со всеми последствиями (самое страшное).
Между тем, если бы умеренные, приняв искренно и уже безоглядно лозунг "перелома", сблокировались бы с левыми в Думе, - они могли бы приложить к их кругам свои организационные способности и политические навыки.
Получилась бы внутренняя революционная сила, но сама себя сдерживающая от всех не своевременных выступлений.
Нам сейчас нужен, необходим, - только один рубль. Не надеясь на рубль умеренные мечтают о сорока пяти копейках. Но смиренно попросить "хоть сорок пять копеечек" - верное средство получить в ответ оплеуху или "дурака".
Потребуйте рубль двадцать. Но требуйте, - не просите. Тотчас полезут за кошельком и выложат заветный рубль. Надо, чтобы была опаска: не дашь рубля весь кошелек возьмут.
От просьб опаска не родится, а от недоброго - добром ничего получить нельзя. Ничего.
Продолжение "Современной Записи" в СПБ-ге.
4 Сентября.
Мы еще не вернулись совсем в город, приехали всего на несколько дней. Беру свою книгу для записывания хроники. Поразительно все идет "по писанному".
Но сначала общее.
Варшава давно сдана. И Либава, и Ковно. Немцы наступают по всему фронту, все крепости сданы, очищена Вильна, из Минска бегут. Вопрос об эвакуации Петрограда открыт. Тысячная толпа беженцев тянется к центру России.
Внутреннее положение не менее угрожающе. Главнокомандующий сменен, сам царь поехал на фронт.
Думский блок (ведь он от к.-д. до националистов включительно) получил только свое. На первый же пункт программы (к.-д. пожертвовали "ответственным" министерством, лишь попросили, скромно и неопределенно, "министерство, пользующееся доверием страны") - отказ, а затем Горемыкин привез от царя... роспуск Думы.
Приказ еще не был опубликован, когда мы говорили с Керенским о серьезном положении по телефону. Керенский и сказал, что в принципе дело решено. Уверяет, что волнения уже начались. Что получены, вечером, сведения о начавшихся забастовках на всех заводах. Что правительственный акт только и можно назвать безумием. (Не надо думать, что это мы столь свободно говорим по телефону в Петербурге. Нет, мы умеем не только писать, но и разговаривать эзоповским языком).
- Что же теперь будет? - спрашиваю я под конец.
- А будет... то, что начинается с а...
Керенский прав и я его понимаю: будет анархия. Во всяком случае, нельзя не учитывать яркой возможности неорганизованной революции, вызываемой безумными действиями. Правительства в ответе за ошибки политиков. "Умеренные" просьбы должны давать правит, реакцию. Лишь известная политическая неумеренность может добиться необходимого минимума.
А только он спасет Россию. Его нет - и каждый день стены сдвигаются: стена немцев и стена хаотического бунта внутреннего. Они сдвинутся и сольются. Какие возможности!
Я не стану повторять все то же, все то же: ответственность всецело лежит на кадетах, которые, не понимая момента, выбрали блок с правыми вместо блока с левыми. Борьба с Пр-вом посредством олибераленья правых кругов - обречена на крах. Ведь надо же знать, когда и где живешь, с кем имеешь дело. И это "политика"?
Да зачем, почему, для чего снизошло бы Пр-во к покорнейшим просьбам Милюкова с Шульгиным и с Борисом Сувориным? (он тоже за блок и "доверие"). Пр-во не боится никаких разумно-вежливых слов. Анархия не боится, ибо ничего не видит и не понимает. В предупреждение "злоумышленных эксцессов" (видали, мол, виды!) этот рамоли-Горемыкин созвал к себя на днях... всех градоначальников. У цензуры пока заметны признаки острого помешательства, но вскоре она просто все закроет, и когда на улицах будут расстрелы - газеты запишут усиленно о театре.
Правительство, в конце концов, не боится и немцев.
Но неужели наши главные "политики", наши думцы, кадеты, неужели они о ею пору еще не убедились бесповоротно, что:
БЕЗ ПЕРЕМЕНЫ П-ВА НЕВОЗМОЖНО ОСТАНОВИТЬ НАШЕСТВИЕ НЕМЦЕВ, КАК НЕВОЗМОЖНО ПРЕДОТВРАТИТЬ БЕССМЫСЛЕННОЕ ВОССТАНИЕ?
Я хочу знать; это нужно знать; ибо если они в этом еще не твердо убеждены и действуют, как действуют - то они только легкомысленные, ошибающиеся люди; а если убеждены, и все-таки по своему, бесплодному (вредному) действуют, - они преступники.
Так или иначе - ответственность лежит на них, ибо, по времени, им должно действовать.
В Петербурге нет дров, мало припасов. Дороги загромождены. Самые страшные и грубые слухи волнуют массы. Атмосфера зараженная, нервная и.. беспомощная. Кажется, вопли беженцев висят в воздухе... Всякий день пахнет катастрофой.
- Что же будет? Ведь невыноси-тель-но! - говорит старый извозчик.
А матрос Ваня Пугачев пожимает плечами:
- Уж где этот малодушный человек (царь), там обязательно несчастье.
"Только вся Рассея - от Алексея до Алексея".
Это, оказывается, Гришка Распутин убедил Николая взять самому командование.
Да, тяжелы, видно, грехи России, ибо горька чаша ее. И далеко не выпита.
Третьего дня было жарко, ярко, летне. Петербург, весь напряженно и бессильно взволнованный, сверкал на солнце. Черные от людей, облепленные людьми, трамваи порывисто визжали, едва брали мосты. Паперть Невского костела, как мухами, усыпана беженцами: сидят на паперти. Женщины, дети...
Указ о роспуске Думы "приял силу", несмотря на сильное давление союзников. Конечно, они не хотят. Но с достаточной ли ясностью видят они путь гибели наш?
Неужели - поздно?
...И вот Господь неумолимо
Мою Россию отстранит..."
12 Сентября.
Уж и Дурново умер и, мертвый, торжествует больше, чем когда-либо. Вводится предварительная цензура. "Не уявися, что будем!" восклицает... Б. Суворин.
Родзянко отказано в аудиенции. Депутация московских съездов, думаю, не будет принята. А если и будет...
Умеренные возглашают: "спокойствие, спокойствие, спокойствие!" как, бывало, Куропаткин в Японской войне: "терпение, терпение и терпение".
Что же, можно молчать.
Зато громко говорят немецкие орудия.
23 Ноября.
Почти три месяца прошло. Трагизм превзошел ожидания: вылился в трагическую, каменную успокоенность, полную победу полной реакции.
Когда распустили Думу (за блок и московский съезд), она громко покричала "ура" и тихо разошлась. Лозунг депутатов был: "сохраняйте спокойствие". И сами сохранили его, и помогли, при содействии Правительства, другим в этом занятии. Пока что - хлыщ и провокатор Хвостов (новый министр) задействовал, черносотенцы съехались с уволенными (в Г. Совете сидящими) министрами, "объединенное дворянство" со своей стороны "припало к самодержцу".
На съезде митрополит объявил: не только царь - помазанник, но "соизволением Божиим поставленные министры тоже имеют на себе от Духа Свята" (Хвостов, например, ну и прочие). Таково, мол, "учение Церкви". Своего рода декларация.
В указе о разгоне Думы было определено, что ее вновь
соберут "не позже ноября". Однако, вот, не желают. Хвостов смеется: это "каприз"! Отложим лучше.
Блокисты не знают, куда девать глаза. Хранят свое спокойствие, хотя на сердце-то скребет...
...Без утра пробил час вечерний
И гаснет серая заря...
Вы отданы на посмех черни
Коварной волею Царя...
Воистину на посмех. И то ли еще будет! Войне конца краю не видать. Германия уже съела, при помощи "коварной" Болгарии, - новой союзницы, Сербию; совсем. Ездят прямо из Берлина в Константинополь. Вот, нео-славянофилы, ваш Царь-Град, получайте. Закидали шапками?
У нас, и у союзников, на всех фронтах - окостенение. Во всяком случае мы ничего не знаем. Газет почти нельзя читать. Пустота и вялое вранье.
Царь катается по фронту со своим мальчиком и принимает знаки верноподданства. Туда, сюда - и опять в Царское, к престарелому своему Горемыкину.
Смутно помню этого Горемыкина в давние времена у баронессы Икскуль. Он там неизбежно и безлично присутствовал, на всех вечерах, и назывался "серым другом". Теперь уж он "белый", а не серый.
Впрочем, Николай вовсе не к этому белому дяде рвется в Царское. Там, ведь, Гришенька, кой, в свободные от блуды и пьянства часы, управляет Россией, сменяет министров и указует линию.
В прочее время, Россия ждет... пребывая в покое. Сто раз мы имели случай лицезреть этого прохвоста; быть может, это упущение с исторической, с литературной, с какой еще угодно точки зрения, однако, доводы разума были слабее моей брезгливости. А любопытство... тоже действовало вяло, так как этого сорта "старцев" не мало мы перевидали. Этот - что называется "в случае", попал во дворец, а Щетинин, например, только тем от Гришки и отличается, что "неудачник", к царям не попал. Остальное - детально того же стиля, разве, вот, Щетинин "с теориями" поверх практики (ахинею несет и безграмотно ее записывает, а Гришка ни бе, ни ме окончательно).
Гришка начался в те же времена, как и Щетинин, но последний пошел "по демократии" и не успел, до провала, зацепиться, (хоть и закидывал удочки в высшие слои); Гришка же, смышленная шельма, никого вокруг не собирал, в одиночку "там и сям" нюхал. То - пропадал, то - опять всплывал. Наконец, наступив на одного лаврского архимандрита (настоящего монаха, имевшего некое, малое, царское благоволение) как на ступеньку, ступеньку продавил, а к "царям" подтянулся. После летнего, перед войной, покушения на него безносой бабы, особенно утвердился.
Да, вот годы, как безграмотный буквально, пьяный и болезненно-развратный мужик, по своему произволу распоряжается делами государства Российского. И теперь, в это особенное время - особенно. Хвостов ненавидит его, а потому думаю, что Хвостов недолговечен. Ненавидит же просто из зависти. Но тот его перетянет. Остальные министры все побывали у Гришки на поклоне, и клялись, целуя край его хламиды. (Это не "художественный образ", а факт: иногда Гришка выходит к посетителю в белом балахоне, значит - надо к балахону прикладываться).
Экая, прости Господи, сумасшедшая страна. И бедный Милюков тут думает "действовать" - в своих европейских манжетах.
Что это, идеализм, слепота, упрямство?
О, наши "реальные" политики!