Карл открыл тогда для себя идеи французского рабочего мира - не наведываясь в мастерские (посещать их было нельзя), но общаясь с коммунистом Этьеном Кабе, который только что напечатал свое "Путешествие в Икарию", и с социалистом Луи Бланом, выдвигавшим близкую ему идею использовать какое-нибудь мощное государство для перехода к бесклассовому обществу, лишенному репрессивного аппарата. Он уважал их политический ум и теоретическую подкованность, но его раздражали их постоянные отсылки к религиозным вымыслам. Тогда он стал искать встречи с Прудоном: познакомившись с его творчеством в Берлине, Маркс восхищался им - это был вундеркинд, сын пивовара и кухарки, с шести лет работавший пастухом, а в десять поступивший за казенный счет в королевский коллеж Безансона, где ему пришлось прервать свою блестящую учебу за неимением денег. Но автор трактата "Что такое собственность?" жил в Лионе, и встретиться им не довелось.
Карл с восторгом осматривает Париж. Он ослеплен только что открывшейся Промышленной выставкой и освещением площади Согласия электрической дугой. Только-только появившееся электричество его завораживает: он видит в нем символ грядущего нового общества, где всего будет вдоволь и всё будет легкодоступным и разнообразным. Он посещает салон графини д'Агу, встречая там Энгра, Листа, Шопена, Жорж Санд и Сент-Бёва. Нет никаких указаний на то, что он коротко сошелся с кем-либо из них. Он проглатывает романы Бальзака, Гюго и Санд, отдавая предпочтение Бальзаку. Вышедший гораздо раньше из-под пера Мэри Шелли "Франкенштейн" произвел на Маркса сильное впечатление, став для него метафорой чудовищности капитала-"кровопийцы". Он с увлечением читает "Вечного жида" Эжена Сю, делает пометки в каждой книге, попадающей ему в руки, и подумывает, не начать ли писать самому, но никак не может выбрать сюжет. Несколько месяцев спустя Руге, с которым он общался ежедневно, заметил по этому поводу: "Планы у Маркса большие: критиковать естественное право Гегеля с коммунистической точки зрения, потом написать историю Конвента и, наконец, критику всех социалистов. Он все еще стремится написать о последних книгах, которые прочел, но безостановочно продолжает читать и дописывает все новые пассажи". Это замечание, уже высказанное по поводу его первых произведений, станет для Маркса кредо: никогда не бросать написанное. Мы увидим, что он даже бессознательно сделает этот принцип одной из основ своего анализа труда и отчуждения.
Его личность четко оформилась, не претерпев существенных изменений. Знающий себе цену, трудолюбивый, бескомпромиссный, часто неистовый, задиристый, он по-прежнему много курит и, как свидетельствуют некоторые гости, бывавшие на улице Вано, нередко злоупотребляет вином, предпочитая хорошее.
Они с Руге лихорадочно трудились над журналом, хотя быстро поняли, что по-разному смотрят на дело: Арнольд хотел, чтобы их журнал объединял либералов Германии и Франции, тогда как Карл, напротив, намеревался превратить его в орудие революции, чтобы распространять "неумолимую критику всего существующего" и показать превосходство классового сознания над политическим. Арнольд верил в существование "универсального политического и нравственного сознания", не зависящего от материальных условий, в которые оно помещено, тогда как Карл полагал, что абсолютной морали не существует и что интересы разных социальных групп неизбежно антагонистичны. День ото дня споры между компаньонами становились все ожесточеннее.
К размолвке добавилась еще одна неприятность: все французские авторы, которых пригласили в качестве авторов, сняли свои кандидатуры. Ни Кабе, ни Леру, ни Консидеран, ни фурьеристы не пожелали связать свои имена с именами двух немцев, открыто называвших себя атеистами; кроме того, они опасались, что новое издание станет экстремистским. Луи Блан, Ламенне и Ламартин вначале было согласились, а потом передумали - по тем же причинам. Маркс представил Руге поэту Гейне, который не возражал против сотрудничества с их журналом, хотя ему и не понравился товарищ Карла: поэт разглядел в Руге конформиста и выразил свое отношение к нему, используя любопытный образ, типичный для романтического стиля: "Как сильно бы он ни восторгался эллинской наготой, он никак не решится отказаться от варварских современных штанов, даже от германо-христианских кальсон нравственности!"
Карл получил от Моисея Гесса гранки статьи, которую тот намеревался опубликовать и которая произведет большое впечатление на Маркса: "О сущности денег". Гесс применяет там гегелевские понятия отчуждения и инверсии к социальному и экономическому развитию. Он пишет: "Деньги - это отчужденное богатство человека, добытое им в торгашеской деятельности. Деньги - это количественное выражение стоимости человека, клеймо нашего закабаления, печать позора нашего пресмыкательства". Он предрекает, что с торговыми спекуляциями прекратятся философские и теологические спекуляции, а с политикой прекратится религия. Конец коммерческой спекуляции станет концом царства денег, на смену которым придут "непосредственные и человечные взаимообмены между индивидами".
К концу декабря 1843 года предприятие завершилось крахом: Арнольд и Карл получили материалы для журнала только от парижских немцев, а также от Энгельса, который прислал из Бармена небольшое эссе "К критике политической экономии", которое, как скажет позднее Карл, произвело на него сильное впечатление. Энгельс клеймит в нем лицемерие и безнравственность экономической системы, порожденной частными интересами и свободной торговлей. Он утверждает, что "стоимость - это отношение между затратами на производство и выгодой в том виде, в каком оно проявляет себя при конкуренции". Он обличает экономистов, которые не говорят о стоимости вещей "из опасения, что безнравственность торговли станет слишком очевидна", а потому переворачивают экономику с ног на голову. Благодаря двум этим работам - Гесса и Энгельса - Маркс начинает понимать, что между философией и экономикой можно перебросить мостик.
Из-за отсутствия французских статей проект журнала оказался загублен. Даже его название - "Немецко-французский ежегодник" - утратило весь свой смысл. Руге расстроился и медлил с выплатой жалованья Марксу.
Тем не менее в феврале 1844 года вышел первый и единственный, сдвоенный номер журнала. Письмо Карла к Руге, написанное в 1843 году, стало вступительной статьей журнала. Маркс пишет: "Существование страдающего человечества, которое мыслит, и мыслящего человечества, которое подвергается угнетению, должно неизбежно стать поперек горла пассивному, бессмысленно наслаждающемуся животному миру филистерства. Наша же задача состоит в том, чтобы разоблачать старый мир и совершать положительную работу для образования нового мира. Чем больше времени будет предоставлено ходом событий мыслящему человечеству, чтобы осознать свое положение, а человечеству страдающему, чтобы сплотиться, - тем совершеннее будет плод, который зреет в недрах настоящего". Он считает, что эмансипация человека возможна лишь при условии радикального преобразования основ гражданского общества путем революции, орудием которой может быть только пролетариат.
Генрих Гейне поместил в журнале сатирическую оду Людвигу II Баварскому. В том же номере были напечатаны две статьи, написанные Карлом прошлым летом: "К еврейскому вопросу" и "К критике гегелевской философии права. Введение". Карл в их отношении испытывал сомнения, не считая их безупречными; как в детстве и отрочестве, так и всю свою жизнь, ему трудно было признать сочинение законченным и сдать его в в печать. Он добавил еще кусок к первой статье, актуализировав различие между государственно-гражданской, политической эмансипацией и тем, что Бауэр называл "человеческой эмансипацией" вообще, подчеркивая между тем положительную роль, сыгранную евреями, добивающимися своего гражданского освобождения, в современной истории. Но там, где Бауэр называет евреев "массой" в противоположность самому себе, якобы являющемуся воплощением Духа, Маркс заявляет о важности для эмансипации осознания своей частной принадлежности к еврейской "массе" и проводит различие между "абсолютным социализмом", идеалистическим и иллюзорным, и "массовым, мирским социализмом и коммунизмом".
Почти полностью написанный на немецком языке "Немецко-французский ежегодник" не встретил большого отклика в Париже. У журнала почти не было французских читателей, а в германоязычных странах он был принят очень плохо. В Вене Меттерних пригрозил строгими санкциями книготорговцам, если те попробуют продавать эту "отвратительную до омерзения писанину". В Берлине прусское правительство велело изъять экземпляры, переправленные из-за Рейна, и даже приказало арестовать издателей журнала, если они появятся на немецкой земле.
И вот Карл, уехавший из Пруссии по собственной воле, уже не может туда вернуться. Но друзья не отступили и стали работать над вторым номером. В жизни даже нашлось место радости, ибо 1 мая 1844 года на улице Вано Женни произвела на свет дочь, которую окрестили ее именем, а они оба потом будут называть ее "Женнихен". Ребенку было всего несколько дней от роду, когда с ним случились сильные судороги. Карл с женой перепугались, тем более что в то время три ребенка из четырех умирали на первом году жизни. К счастью, в тот момент в доме находился Генрих Гейне. По семейной легенде, он, увидев бьющуюся в судорогах Женнихен, воскликнул: "Надо искупать малышку!" - потом сам приготовил ванну и погрузил в нее ребенка, чем спас ему жизнь.
Арнольд отошел от журнала и тогда же, в мае, поместил в газете парижских немцев "Форвертс" очень жесткую статью против Пруссии, закрывшей перед ним свои двери, - "Король Прусский и социальная реформа". Карл, со своей стороны, усиленно работал над другой статьей, хотя еще не решил, станет ли ее публиковать; он собирался выводы немецкой философии, в частности, концепт, находящийся в центре гегелевской мысли - "отчуждение", применить к экономике, то есть он заговорил о социально-экономическом отчуждении.
Все еще считая Фейербаха "единственным мыслителем, совершившим настоящий переворот в теории", он вернулся к Гегелю. Перечитал некоторые позабытые пассажи учителя своей юности и углубил два ключевых термина его философии, до сих пор остававшиеся в тени, - "отчуждение" и "инверсия". Он самостоятельно проводит идею о том, что "отчуждение" - это процесс, в ходе которого дух отделяется от самого себя, чтобы попытаться найти себя и вернуться к себе; действует против себя, чтобы осознать самого себя. С другой стороны, как и Гегель, Маркс полагает, что философия - по определению "инверсия" здравого смысла и что, таким образом, она устанавливает близкое родство между разумом и его противоположностью - безумием. Значит, истинное единство неразделимо с процессом расчленения, безумие - условие истинности существования. Именно отчуждение переживает Карл в тот момент. И так же, как Гегель в пору работы над "Феноменологией духа", Карл погрузился в "Племянника Рамо" Дидро в переводе Гёте; в этом оригинальном, эксцентричном человеке он увидел самого себя стоящим на социальной и интеллектуальной обочине французского века Просвещения, потрясшим устои морали и ценности здравого смысла. Много позже Маркс пришлет Энгельсу экземпляр "Племянника", подчеркнув в нем множество отрывков.
В письме Фейербаху от 15 мая 1844 года Арнольд снова тревожится по поводу Карла: "Он много читает. Работает невероятно напряженно. У него есть талант критика, что порой вырождается в чистую игру диалектики, и он ничего не может закончить, бросает каждое новое исследование, чтобы погрузиться в очередной океан книг. Он раздражен и груб как никогда, особенно когда довел себя до болезни, потому что все работал и не спал три или четыре ночи". Он добавляет: "По своим способностям к науке он целиком и полностью принадлежит германскому миру, но своим революционным образом мыслей исключает себя из него".
Карл интересуется всем, в особенности (и всё больше и больше!) техническим прогрессом. Увлеченный первыми возможностями использовать электричество (для освещения нескольких улиц), он с восторгом узнал о том, что 24 мая 1844 года Самуэль Морзе испытал телеграфную линию, установив связь между Вашингтоном и Балтимором. Он увидел в этом предвестие перемен в капитализме - электричество создаст более мобильные средства сообщения и увеличит производительность труда.
Как и многие его современники, он был шокирован 6 июня того же 1844 года избиением силезских ткачей, восставших против своих работодателей. Ему, как и многим в Европе, это событие позволило понять, что рабочие могут восстать и сами, нимало не нуждаясь во вдохновителе или вожде. Бальзак говорил о "современных варварах, которых новый Спартак, наполовину Марат, наполовину Кальвин, поведет на штурм гнусной буржуазии, которой досталась власть". В тот же момент Энгельс заявил о своем восхищении ирландскими рабочими, добавив: "С несколькими сотнями парней их закалки можно было бы перевернуть Европу!" Руге, отрицавшему важность этого происшествия, Карл повторял: "Без революции социализм не может стать реальностью".
В начале лета 1844 года Карл отправил жену с дочерью в Трир, показать бабушке внучку. Там Женни увиделась с Эдгаром, своим любимым братом, только что получившим диплом юриста в Бонне и занявшим в родном городе скромное место чиновника. Карл, оставшись один в Париже, читает, пишет, делает заметки, пока еще не решаясь выбрать сюжет для книги. После событий в Силезии он хотел объединить социальную и политическую борьбу на местах с мировыми экономическими целями. Таким образом, он понемногу отдалился от "критического" материализма Фейербаха и пытался лучше постичь положение рабочего класса. Но он понимал, что для этого его философской начитанности недостаточно, гегелевские концепции тут ему не помогут, а то, что он читал по экономике, чтобы написать статью о расхитителях леса в Пруссии, чересчур поверхностно. Он углубился в систематическое изучение тех великих теоретиков классической экономики, к которым еще не обращался.
Маркс читал Уильяма Годвина, который полагал, что наши общества больны частной собственностью: "Пороки нынешней системы собственности исчезнут в обществе, где все в равной мере будут пользоваться дарами природы". Читал Томаса Спенсера и Уильяма Огилви, согласно которым частная собственность на землю "веками посягала и препятствовала счастью человечества в гораздо большей степени, чем тирания королей, обман священников и крючкотворство законников". Он открыл для себя Франсуа Кенэ, который в своей "Экономической таблице" развил теорию деления общества на классы в зависимости от источников доходов и их роли в приращении "чистого продукта": "Нация состоит из трех классов граждан: класса производительного, класса собственников и класса бесплодного". Читал Орэ, который видел в промышленной прибыли часть стоимости, украденной у трудящихся: "Труд - единственная основа собственности и, по сути, любая собственность - не что иное, как накопленный труд". Читал Джона Стюарта Милля, который тоже полагал, что богатства распределяются несправедливо, даже если "объяснение этой несправедливости заложено в исторической случайности, а не в самой природе капитализма".
Больше всего он читал Давида Рикардо, который доказывал, что труд наемного работника в промышленности - истинный источник богатств, а землевладельцы и финансисты обогащаются, не трудясь, в ущерб крестьянам и наемным рабочим. В особенности Маркса интересовала идея Рикардо (почерпнутая у Смита) о трудовой стоимости, определяющая заработную плату как естественную цену труда, то есть как сумму жизненных средств, разную для разных времен и народов, минимум, который "необходим, чтобы рабочие могли существовать и продолжать свой род без увеличения или уменьшения их численности". Он перечитал Сен-Симона, согласно которому, хотя история обществ есть история классовой борьбы, спасение человечества придет от света Разума и порожденного им технического прогресса. Освободительницей может стать добродетельная технократия. Сен-Симон, помещик-аристократ, разоренный революцией, осознавший необходимость уничтожить свой класс и заговоривший об этом, теперь выглядел пророком прогрессивной буржуазии.
Карл изучал также швейцарского экономиста Сисмонди, который первым подметил решающую специфическую особенность капитализма по отношению к прежним способам производства. Бурное развитие механических средств производства заставляет капиталистов искать рынки сбыта для все увеличивающегося объема продукции. Они бьются не на жизнь, а на смерть, чтобы завоевать рынки и сократить производственные затраты, урезая заработную плату и увеличивая рабочее время, стараясь угнаться за более сильными конкурентами или упрочить свое положение над более слабыми соперниками. Таким образом, по мере увеличения производства увеличивается бедность, что приводит к острым экономическим кризисам и социальному хаосу. Чтобы предупредить появление этого хаоса и оградить трудящиеся классы от нищеты, государство должно, по мнению Сисмонди, взять на себя контроль за накоплением капитала.
Наконец, Маркс перечитал Прудона (с которым так до сих пор и не встретился лично), полагавшего, что человек осуществляет себя благодаря общественному труду, общественной справедливости и общественному плюрализму, и мечтавшего о "науке об обществе, методически разрабатываемой и легко применимой". Прудон проповедовал одновременно антикапитализм ("отрицание эксплуатации человека человеком"), антиэтатизм ("отрицание власти человека над человеком") и антитеизм ("отрицание поклонения человека человеку"). По мнению анархиста Прудона, справедливости противостоят две силы: накопление капитала, которое постоянно увеличивает неравенство, и государство, которое, под прикрытием демократических институтов, легализует и узаконивает присвоение богатств исключительно капиталистами; государство он обвиняет в организации отъема у самых беззащитных индивидов их естественного права на собственность. Таким образом, он против капитала и против государства. Тогда Карлу казалось, что это "самый смелый теоретик французского социализма".