Глава 10
Большинство экипажей нашей эскадрильи проводило свои свободные дни в Линкольне, но через некоторое время этот город нам немного надоел, и те из нас, кто имел автомобиль, стали для собственного удовольствия колесить по округе. В один из таких свободных дней мы с Доном Паркером, бывшим пилотом бомбардировщика, а теперь ночным истребителем отправились на моем старом, но надежном "уолси хорнете" в крупный город Лестер. Тем вечером в баре "Саймон" в "Гранд-отеле" я заметил красивую девушку в компании с пожилой женщиной. К раздражению подружки, сидевшей около меня, я не мог оторвать глаз от новой прелестницы. Через некоторое время я позвал официанта и послал его, чтобы он спросил, не согласятся ли леди выпить со мной. Он вернулся и сказал, что они согласны, так что я довольно грубо попрощался со своей прежней подружкой и остальной компанией и присоединился к новым знакомым.
Оказалось, что это мать и дочь и что Джоан, дочь, была медсестрой, находившейся в отпуске. Я узнал, что в расположенном поблизости зале можно потанцевать, и предложил пойти туда, надеясь, что мать откажется, что она и сделала. Так что мы пошли на танцы, по пути проводив мать Джоан до трамвая, на котором та отправилась домой.
Когда мы танцевали, я понял, что хочу видеть Джоан снова и очень часто, так что по пути домой спросил ее, могу ли я позвонить ей в следующий свободный день и пригласить к своим родителям в Даксфорд. Она задумалась, но наконец сказала:
– Мы должны спросить родителей.
Я проводил ее до двери дома, и мы договорились, что встретимся три дня спустя за ланчем в баре "Саймон". Оттуда мы планировали пойти к ней домой и получить добро ее родителей на поездку в Даксфорд.
В гостинице Дон жаловался, что я оставил его одного с двумя женщинами. Признаюсь, я не очень сочувствовал ему. Следующим утром мы на моем старом автомобиле вернулись в Веллингор, но стрела любви догнала меня. Все, о чем я мог думать, это был новый свободный день, и молил Бога, чтобы ничто не разрушило мои планы.
Я написал своим родителям и сообщил, что приеду к ним с девушкой. К тому времени, когда подошли два моих свободных дня, я стал переживать об успехе своего предприятия. Я еще не получил разрешения родителей Джоан, но встречал ее мать и чувствовал, что смогу убедить ее дать согласие. Однако отец Джоан был совсем иное дело. Возможно, он жесткий малый, который превратно истолкует мои намерения. И я решил взять с собой для моральной поддержки адъютанта Сэмми Френса, испытанного и верного друга.
Когда наступило время, мы с Сэмми отправились в Лестер на "уолси", открытом спортивном автомобиле. Это была действительно холодная поездка. Лицо бедного старины Сэмми, обычно румяное, было положительно синим к тому времени, когда мы выбрались из машины около "Гранд-отеля". Джоан ждала, и после одного или двух стаканчиков, чтобы согреться и обрести некоторую храбрость, мы отправились на другой конец города, чтобы увидеться с ее родителями. Выходя из машины около ее дома, я думал, что хуже было лишь столкновение с целой армией немцев. Расправив плечи и приняв смелый вид, я позвонил в дверной звонок. Дверь открылась. Я искал взглядом что-то выше своей головы, но там ничего не было! Ну да, он был меньше меня!
– Привет, я ждал вас, входите. Мать, пришел молодой человек Джоан.
Это было дружественное и ободряющее начало. Джоан, очевидно, убедила родителей разрешить ей поехать в Даксфорд, так что мы уселись в старый автомобиль, Сэмми взгромоздился сзади. Места для сидения были немного тесноватые. Если Сэмми был синий после поездки от Веллингора до Лестера, то стал темно-серым, когда мы остановились около дома священника в Даксфорде, принадлежащего моему отцу.
Мы провели пару замечательных дней, и во время этой второй нашей встречи я признался Джоан в любви. Мы решили пожениться как можно скорее. Мои родители были удивлены нашему желанию пожениться после столь короткого знакомства, но мы убедили их в серьезности наших намерений. Во время возвращения обратно в Лестер я спросил Джоан, что она будет делать, если ее родители станут возражать. Ей было только восемнадцать, и они могли сказать, что она слишком молода и не знает меня достаточно хорошо, чтобы составить обо мне мнение. Однако она с самого начала показывала, что, приняв решение, она могла быть очень настойчивой.
– Оставь это мне. Я смогу уговорить маму и папу, – сказала она.
Когда мы приехали к Джоан, ее отец был на работе, и, поскольку Сэмми и я должны были вернуться в Веллингор в тот же день, мы не могли ждать. Я вынужден был предоставить Джоан сообщить новости родителям.
Ее родители согласились, хотя сочли нас безумцами. Так что Джоан вернулась в госпиталь в Биллерикее, в Эссексе, где она работала, и оставила службу в качестве медсестры. Она поселилась в доме моих родителей в Даксфорде, чтобы подготовиться к свадьбе. В Веллингоре я обнаружил, что каждый знает о том, что я собираюсь жениться. Я задавался вопросом, кого попросить стать шафером, и наконец обратился к Джекки Пейджу, одному из наших офицеров-радиооператоров, и тот согласился. Церемонию бракосочетания провел мой отец в церкви округа Даксфорд 15 апреля 1941 г., неделю спустя после моего двадцать первого дня рождения. Присутствовали многие члены эскадрильи, включая моего командира Чарльза Уиддоуса и его жену Никки. Во время службы над церковью на небольшой высоте, приветствуя нас, пролетело звено "бьюфайтеров" из 29-й эскадрильи. Они произвели потрясающий шум, и, видя лицо отца, я усомнился, что он это одобрил. Мы же с Джоан считали, что это прекрасный жест со стороны моих товарищей.
Той ночью Джоан и я остались в "Юниверсити армс", гостинице в Кембридже. На следующее утро мы первым делом отправились на поезде в отель в Майнхеде, в Сомерсете, где провели три недели нашего медового месяца. Мы полюбили Майнхед, казавшийся далеким от войны, хотя ежедневные новости не были ободряющими. Мощные немецкие ночные налеты бомбардировщиков продолжались с неустанной яростью. Однажды утром, когда мы бездельничали в кровати, мне принесли телеграмму. Это был приказ немедленно вернуться в Веллингор, поскольку эскадрилья перебазировалась в Уэст-Маллинг, около Мейдстона, чтобы прикрыть подходы к Лондону. Чарльз Уиддоус принес извинения за то, что отозвал меня, но на юг должны были отправиться все экипажи. Я вскоре позабыл свое разочарование, так как знал, что мы должны оказаться в самой гуще событий. Я сомневаюсь относительно того, смогла ли Джоан понять мои мысли, но был еще очень молод, и Королевские ВВС были моей первой любовью.
1 мая мы в последний раз взлетели из Веллингора, места многих счастливых и некоторых ужасных воспоминаний. Пат Митчелл вел звено "В", в котором я возглавлял секцию из трех самолетов. Большинство наших механиков уже прибыли на место и ожидали нас, чтобы показать наши стоянки вокруг аэродрома. Прочный большой особняк недалеко от Уэст-Маллинга был отдан под нашу столовую, и после тоскливой однообразности Линкольншира мы наслаждались восхитительными поездками взад и вперед от столовой до аэродрома между живыми изгородями и садами Кента. Спустя пару дней после прибытия мы начали ночные патрульные полеты, управляемые новыми радарами "GCI", размещенными на побережье Кента. Теперь мы знали, что должны участвовать в боях, поскольку враг появлялся над Лондоном каждую ночь.
Глава 11
Вскоре после того как мы обосновались в Уэст-Маллинге, Чарльза Уиддоуса в качестве командира эскадрильи сменил уинг-коммендэр Колбек-Велч. Но мы не расстались с Чарльзом, который заслужил уважение каждого в эскадрильи. Как командир авиастанции он возглавил Уэст-Маллинг. Колбек-Велч, подобно его предшественникам, должен был быть в самой гуще, но большую часть времени, проведенного с нами, он страдал из-за плохого здоровья.
В мае люфтваффе продолжили массированные ночные налеты на Англию. Пока они несли относительно легкие потери, по сравнению с ужасным ущербом, причиняемым ими гражданскому населению. Зрелище наших городов, горящих подо мной, вызывало у меня неистовый гнев, когда я вместе с другими экипажами летел в ночном небе, пытаясь остановить бессмысленное убийство беспомощных людей. Это беспричинное разрушение должно было навлечь на головы немцев ужасную месть, высшей точкой которой стало полное уничтожение Гамбурга в 1943 г. Я никогда не мог понять, почему немцы думали, что эти убийственные рейды бомбардировщиков помогут им. Разрушения лишь укрепляли дух британцев в борьбе против них. Я мог понять индивидуальный поединок в воздухе. Действительно, было что-то романтичное и прекрасное в бою истребителя против истребителя. Но бомбардировщик был отвратительной, смертоносной целью, которую следовало уничтожать без пощады. Сострадание, которое я несколькими месяцами раньше ощутил к мертвому экипажу "Юнкерса-88", сбитому Уиддоусом над Восточной Англией, теперь утонуло в ненависти к врагу, уничтожавшему нашу прекрасную страну с памятниками ее славного прошлого.
Шанс моей личной мести представился ночью 8 мая. Сразу после наступления темноты в нашем лагере и в соседних деревнях завыли сирены. Самолеты эскадрильи взлетели один за другим. Со мной снова был Росс. Он придавал мне уверенность своим спокойным поведением в воздухе. Оператор "GCI" направил нас юго-западным курсом на высоту 4600 м. Ночь была темная с клоками облаков между 3000 и 3700 м, недостаточных для того, чтобы враг скрывался в них долгое время. Набирая высоту, мы могли видеть вспышки и пожары от первых бомб, падающих на Лондон. Другие ночные истребительные эскадрильи из Тангмера и Миддл-Уоллопа уже были полностью вовлечены в потасовку. Когда мы достигли назначенной высоты, оператор сообщил нам, где находились вражеские самолеты, и мы стали приближаться. Я сказал Россу:
– Когда вы установите контакт, выводите меня так, чтобы он был немного выше меня и прямо впереди.
– О'кей, босс.
Это была наша стандартная тактика. Теперь я мог наблюдать массированный зенитный огонь над Лондоном и сильные пожары в южных предместьях. Оператор "GCI" вызвал меня:
– Крипер-42 (это был мой радиопозывной в то время). Бандит точно впереди, 10 км, немного выше. Через мгновение вы должны установить контакт.
Я молился, чтобы радар Росса не подвел. Если бы это случилось, то было мало надежды на то, что мы сможем обнаружить врага визуально.
– Как дела, Росс?
– Есть контакт! – ответил он.
Я вызвал оператора "GCI" и сообщил, что мы установили контакт, и он пожелал нам удачи. Росс молча отключил прием радиосообщений с наземных станций наведения, чтобы можно было сконцентрироваться на предоставлении мне непрерывной информации относительно того, что он видел на электронно-лучевых трубках своего радара. Постепенно он подводил меня ближе к врагу. Когда мы были приблизительно на дистанции 1800 м, он неожиданно сказал:
– Босс, я вижу две отметки, обе на той же самой высоте и дальности. Один прямо впереди, другой – 10 градусов право.
– О'кей, давайте сначала к тому, что прямо впереди.
– Хорошо. Дистанция теперь 1350 м, 15 градусов выше, точно впереди.
Он продолжал наводить меня. По изменению тона его голоса и по тому, как он говорил, медленно или быстро, я мог предугадывать интенсивность поворота, надо ли добавить или убрать газ. Это была по-настоящему слаженная работа, абсолютно необходимая для ночного боя. За несколько месяцев, что Росс и я работали вместе, мы открыли секрет – полная координация действий и безоговорочное доверие друг к другу. Теперь мы подошли очень близко к противнику. Я убрал газ, уменьшая скорость сближения до минимума, чтобы не пролететь мимо цели. Я не видел ничего, пока мы не окажемся на дальности приблизительно в 180 м. На этой дистанции я должен был увидеть самолет, идентифицировать его – свой или вражеский, определить тип и, наконец, поймать его в прицел и сбить.
Наши скорости были синхронизированы приблизительно на 260 км/ч. Постепенно я прибавлял газу. Росс продолжал сообщать мне жизненно важную информацию:
– Он сейчас лишь в 180 м. Другой – в 30 градусах с правого борта, около 230 м. Оба слегка выше нас. Вы можете что-нибудь увидеть?
Мои глаза до боли всматривались в пространство. И вот я обнаружил обоих. Я мог рассмотреть впереди мерцающие вспышки из выхлопных патрубков двухмоторного самолета, а уголком глаза мельком заметил с правого борта выше себя темный объект, который, перемещаясь, закрывал звезды.
– Я вижу их.
Я не смел оторвать глаз от того самолета, что был передо мной. Он имел силуэт "Хейнкеля-111". Теперь я видел его достаточно четко и ясно. Я бросил взгляд вправо на другую цель, которая все еще была там, быстро вызвал оператора "GCI" и, занимая позицию для стрельбы, приподнял носовую часть и прокричал Россу, чтобы он наблюдал за огнем через фонарь своей кабины. Он ответил, что видит оба самолета, и в тот же момент я открыл огонь. Это была не очень точная очередь, и, хотя я заметил несколько попаданий, враг не был смертельно ранен. Дымя одним двигателем, он начал левый разворот на пикировании, и его верхний хвостовой бортстрелок открыл огонь. Тонкая полоска трассеров прошла над нами. Я проклинал себя, поскольку надеялся быстро покончить с ним и затем атаковать другой. Теперь это было невозможно, если я хотел добить своего первого противника. Я бросил "бью" влево и выпустил в него длинную очередь, на сей раз гораздо удачнее. Я увидел попадания, и немецкий стрелок прекратил огонь. Позади обреченного самолета появился шлейф пламени. Он круто пикировал к земле. Я выровнял свою машину и развернулся ко второму "хейнкелю", увидев огромную вспышку пламени, когда наша жертва врезалась в землю. Я сообщил о нашем успехе операторам "GCI" и попросил помочь обнаружить второго противника, но они не смогли помочь нам, так как в этом районе находились и другие ночные истребители, поэтому ситуация на экранах их радаров теперь была запутанная.
После бесплодных поисков в небе при помощи нашего бортового радара Росс и я решили, что мы можем вернуться на базу. Тридцать минут спустя мы были на земле в Уэст-Маллинге. Ночь оказалась богата событиями. Ночные истребители сбили десять бомбардировщиков и еще три или четыре – зенитная артиллерия. На следующий день я узнал у флаинг-офицера Гамильтона, нашего "шпиона", место падения моего противника. Он спросил, хотел бы я поехать и посмотреть на него. Весь экипаж был мертв.
– Нет, спасибо, – ответил я.
Я все еще помнил разбившийся "Юнкерс-88" Уиддоуса и не находил никакого смысла в подобном зрелище. Но я попросил Гамми привезти для меня и Росса какие-нибудь сувениры. На следующий день он представил Железный крест 1-го класса, который снял с мертвого пилота, и пару немецких спасательных жилетов. Я взял орден и один спасательный жилет, а другой отдал Россу. Немецкие спасательные жилеты были гораздо меньше наших, и, согласно мнению наших экспертов, не были так хороши, поскольку в дополнение к надувным резиновым мешкам не имели капока, чтобы помочь летчику удержаться на плаву. Несмотря на это, я считал их более практичными, чем наши, и носил свой немецкий трофей до тех пор, пока не освободился от него перед попаданием в плен в июне 1944 г.
Крупномасштабные налеты достигли кульминации 10 мая 1941 г. Это была также наиболее успешная ночь для обороняющихся. Из приблизительно 500 немецких бомбардировщиков 20 были сбиты ночными истребителями и 4 – зенитками. Наша эскадрилья получила свою долю, и много новых экипажей добились своих первых успехов. Россу и мне не повезло. Сразу после того, как мы взлетели, наш радар вышел из строя. Мы вернулись на базу, где для нас не нашлось другого свободного самолета. Но было отрадно наблюдать, как поднимался боевой дух эскадрильи. Нам не было нужды больше слушать "пение" экипажей 219-й и 604-й эскадрилий, на тот момент самых успешных ночных истребителей. Они получили свою славу в то время, когда гунны были многочисленными, мы же застали только конец этого периода. Наши успехи пришли в скудные годы, когда немцы появлялись намного реже и использовали новую тактику против ночных истребителей.
После того как эти последние мощные налеты прекратились и стало намного спокойнее, в непосредственной близости от Уэст-Маллинга я нашел квартиру для себя и Джоан. Это была часть красивого дома, стоящего в вишневом саду. Джоан была восхищена этим садом, и мы были в высшей степени счастливы, когда в короткие часы, которые мы проводили вместе, могли забыть о войне.
Глава 12
В течение весны и лета 1941 г. эскадрилья была полностью укомплектована. Часть ветеранов получили назначения на должности инструкторов, а их места заняли новые летчики. Эти новички были гораздо лучше обучены искусству ночного боя, чем мы в свое время. Нам пришлось учиться, экспериментируя с техникой и тактикой. Эти же парни извлекали пользу из нашего опыта. Мы обнаружили, что многие не очень высокого мнения о "бьюфайтере". Они считали его опасным самолетом, полагая, что он не может летать на одном двигателе. Опыт развеял их сомнения. Теперь я получил звание флайт-лейтенанта, оставаясь в звене "В" заместителем Пата Максвелла. В то же самое время Гай Гибсон стал исполняющим обязанности сквадрэн-лидера и возглавил звено "А". Обоими звеньями теперь командовали сквадрэн-лидеры.
В течение этого периода вражеской ночной активности мы имели время, чтобы лучше узнать наших операторов "GCI". На побережье Кента было несколько радаров, которые время от времени управляли нами. Наши экипажи различали голоса операторов, а те определяли наши голоса. Нам были известны энергичные операторы, на команды которых экипажи истребителей реагировали более быстро.