И мне слегка полегчало. Хотя ничего не изменилось: просто этот человек произнёс самым обыденным тоном и почти напрямую то, чего я не слышал до этого от других издательских работников, и в его тоне я ощутил даже сочувствие. Или мне показалось? Я припомнил, что в одном журнале, где была уже готова небольшая статья о пополнении в стане пишущих для детей (даже с моей фотографией), материал сняли без всяких объяснений. А в другом журнале, когда я попросил заказать мне хотя бы полуторастраничную рецензию (для заработка), мне сначала отказали, а потом, уступив просьбе работающего там моего друга, согласились, но только чтобы под псевдонимом. Недолго думая, я выбрал фамилию Радальцев, а имя Станислав - и получилось Ст. Радальцев. Однако этот "смех сквозь слёзы" начальство посчитало неуместным и велело выкинуть из имени букву "т".
К счастью, запрет на мою фамилию (а также профессию) до Северного Кавказа ещё не дошёл, и оттуда продолжали изредка поступать предложения о переводе стихов. И в московском музыкальном издательстве тоже изредка заказывали эквиритмические переводы песенных текстов. Всё это напоминало о вещих строчках А.К. Толстого - "Земля у нас богата, порядка в ней лишь нет…" А также о том, что, благодаря именно этому, у нас почти из любого невода рыбёшка, нет-нет, да прорывается. (Обдирая при этом чешую, а то и подвергая серьёзной опасности жабры и всю голову.) К этим спасительным для многих упущениям власти можно отнести и то, что впоследствии стало называться иностранным словом "коррупция". (Которое в советском толковом словаре 1987 года растолковывается как "…в буржуазном обществе - подкуп взятками, продажность должностных лиц, политических деятелей". А в другом советском словаре, 1989 года, означает: "продажный, подкупный; о буржуазной прессе - жёлтый, рептильный".)
Всё это плохо, конечно… Но и хорошо - потому что Римма обрадовала меня через несколько дней после моего приезда, сказав, что у одной её сослуживицы, кому она рассказала о моих делах с автомобильными правами, есть муж, а у мужа - хороший знакомый в ГАИ, и не в той, что на Болотной площади, а бери выше - в той, что в Подкопаевском переулке, и знакомый этот может помочь уладить все эти дела - и с самим дорожным происшествием, и с возвращением прав. Но только… сами понимаете… Мы с Риммой, разумеется, понимали и очень обрадовались…
А потом я собрался в Голицыно, где находился один из трёх подмосковных домов "творчества" (а если без этого безвкусного, на мой взгляд, пафоса, то попросту дом отдыха для писателей с отдельной комнатой для каждого "творца"). Голицынский дом был самым маленьким - всего тринадцать комнат, и самым уютным. Я уже бывал в нём и познакомился там с интересными людьми, в том числе - повторяю, потому что самому приятно вспомнить: с Юрием Домбровским, Анной Барковой, Анастасией Цветаевой, с ярым монархистом Василием Шульгиным. Все они - литераторы и жуткие враги советской власти, просидевшие в тюрьмах и лагерях до двадцати лет. И там же, в Голицыне, о чём тоже хочется вспомнить, узнал я в те годы других литераторов, чудом избежавших этой участи, - в их числе Анатолий Мараенгоф, Рюрик Ивнев, Рита Райт, Мария Поступальская, Елена Благинина, Лев Славин…
Некоторых из них я бы с удовольствием повидал снова, но сейчас важней всего для меня было увидеть Антонину Федоровну, милейшую хозяйку голицынского "звердома", в тесном жилище которой на проспекте Мира находился во временном пребывании наш любимый Кап. (Все улицы здесь, включая наполовину заросшие травой и непригодные для движения любого вида транспорта, кроме гужевого, гордо именовались "проспектами".) Капа уже несколько раз мы оставляли тут, и, судя по всему, ему нравились и хозяйка, и постоянные, а также временные обитатели дома. Среди постоянных были её муж Васильич, старая больная мать, две кошки и небольшой пёс, а среди временных - часто приезжавшая из Москвы дочь, редко приходящий с соседней улицы (проспекта) сын и несколько появлявшихся от времени до времени собак, а изредка и кошек, которых владельцы оставляли "на сохранение". Недавно тут побывала и чёрная кудлатая пуделица Томка, о которой через минуту-другую я поведаю волнующую историю.
По дороге к "звердому" я увидел на другой стороне улицы Марью Ивановну и подошёл поздороваться. Как всегда, она пригласила заглянуть к ней, а узнав, что я только-только приехал, предложила поесть и выпить чая. О моем Капе, сказала она, я могу не беспокоиться: он в полном порядке, а вот с собакой Раисы Абелевны случилась ужасная история. Женщину, о которой она упомянула, я довольно хорошо знал (а её блестящие переводы с немецкого и английского ещё лучше), но с её собакой знаком не был, и попросил историю рассказать.
То, что услышал от Марьи Ивановны, постараюсь передать её собственными словами, поскольку рассказчицей она была отменной. Впрочем, для многих эта история может показаться мало достойной внимания, и лишь тех, кто их любит (под "их" я имею в виду домашних животных), рассказ Марьи Ивановны сначала ужаснёт, а потом, надеюсь, обрадует.
МНОГОНАЦИОНАЛЬНЫЙ ЗВЕРДОМ В ГОЛИЦЫНЕ
У тёти Тони, вы уже это знаете, Юра, настоящий пансионат для собак и кошек. И плата вполне приемлемая - по соглашению. Питомцы чувствуют себя там, как дома, и возвращаются потом в городские квартиры к хозяевам посвежевшими и даже пополневшими, что не всем хозяевам по душе.
Тётя Тоня умела быть с приёмышами естественной и ровной, и это весьма способствовало тому, что многонациональное население её приюта мирно уживалось друг с другом, а если среди них и появлялись шовинистические настроения и неурядицы на расовой почве - всякие там антипуделиные, антидворняжьи или сеттерофобные выпады, - она их искусно улаживала методом ласки и убеждения и быстро восстанавливала консенсус.
А то, что она всю жизнь ремонтирует свой скромный дом - то полы заново настелет и покрасит, то перегородки поставит или опять разберет, а то и новые сени приделает, - так ведь людям это, может, и не слишком удобно, а для собак и кошек сплошное развлечение: сколько новых уголков, закоулков, сколько всякого мусора… А запахов, запахов!
Тётя Тоня много чего знает про животных, и не из книг, а из жизни. Знает, что кошки, например, вовсе не обожали бы так маниакально молоко или сметану, а собаки - любые кости, если их к этому не приучил бы человек. Его самого тоже можно приучить к чему угодно - к лягушкам, червякам, акульим плавникам или, извините, к телятине. Для чего приходится телёночка убивать. Знала она также, что у кошек нет ключиц - потому они такие изящные и ловкие. А ещё совершенно точно знала, что собаки - как сами они считают - служат человеку, а кошки абсолютно уверены, что человек должен служить им. Хотя ни те, ни другие не читали ни Киплинга, ни Метерлинка.
В общем, тётя Тоня всегда со своими питомцами на "ты". И они отвечают ей тем же. А добиться этого не так просто, как может показаться: бывает, говоришь им "ты", а они либо вообще не отвечают, либо цедят сквозь клыки что-нибудь такое, не слишком доброжелательное: мол, извините, мы, кажется, с вами "вместе не служили" и кем вы, собственно, будете являться?..
Не все, конечно, в Голицыне на проспекте Мира одобряли тётю Тоню. Многие считали, что она с приветом: возится с кошками да собаками, словно другого дела нет. Но это ведь полная неправда: у неё и других дел хватает - она и хозяйство ведет, и за своей матерью ухаживает, и за матерью мужа. И ещё одной-двум пожилым да больным соседкам помогает, и к сыну своему заходит - если надо помочь…
А сколько хлопот с животными! У нас в посёлке, Юра, чтоб вы знали, объявляют порою "день отстрела"… Нет, не надо вспоминать сейчас о вашем друге Даниэле, у кого, насколько знаю, повесть называется "День открытых убийств", за которую его посадили на пять лет… Но то сатира, а тут по-настоящему: официальный государственный день отстрела бродячих, то есть бездомных собак и кошек. Разрешённый и одобренный. И происходит на глазах у всех. И у детей… Ах, вы знаете? Ну, конечно, извините… Это же не только у нас в Голицыне…
Но я хотела о другом… Этим летом Раиса Абелевна, вы с ней знакомы, опять оставляла свою Кнопку у тёти Тони… Вы её не видели? Я про Кнопку говорю. Будь у неё копытца и рОжки - ну совсем ягнёнок. Чёрный-пречёрный. А на самом деле она - красавица-пуделица(ха?). Тётя Тоня уверяет, что ещё совсем немного - и Кнопка заговорит. А пока только глазами разговаривает. Правда, наш Васильич, муж Тони, всякий раз отвечает на это, с присущей ему страстью к научным разговорам, что, если рассуждать логично, через миллион лет, или около того, такое вполне возможно, только перед этим ей надо в шимпанзе превратиться, а потом в питекантропа, синантропа, кроманьонца. Однако тётя Тоня не соглашается и говорит, что Кнопка и так хороша - ни в кого ей превращаться не надо…
И вот Кнопка вдруг пропала. Представляете, Юра? Вскоре за ней должна приехать дочь Раисы Абелевны, а собаки нет!
В тот день Кнопка гуляла, как обычно, в палисаднике вместе с другими собаками и с вашим Капом. К ним приходили соседские ребята - в прятки поиграть. Они прятались в саду, за сараями и оттуда звали собак - кто быстрее их разыщет. Тётя Тоня ходила в продуктовую палатку, потом принесла из колодца воды для одной дачницы, покопалась в саду и прилегла отдохнуть. Встала - тут и время животных кормить. Позвала - все прибежали, а Кнопки нет: наверно, с бабушками в доме сидит, слушает, как Васильич с ними про политику рассуждает. Но Кнопки нигде не было.
Начались поиски, которые ни к чему не привели. Тётя Тоня, Васильич, соседские ребята - все ходили по саду, по улице, заглядывали во дворы, кричали, звали. Дошли аж до берёзовой рощи, что у Минского шоссе, - нигде нет. Как в землю провалилась!
- Ну, не знаю, - чуть не плача, сказала тётя Тоня. - Просто ума не приложу, где она? Сама не могла уйти… Нет!
- Хочешь сказать, тут замешаны чьи-то злокозненные действия? - спросил Васильич. - Впрочем, логически рассуждая…
- Откуда мне знать? - перебила его тётя Тоня. - Может, действия, а может, впрямь за какой собакой побежала? Когда ребята калитку отворяли.
- В таком разе, - сказал Васильич, - не логичней ли будет объявление о пропаже повесить? И что в случае нахождения возможно вознаграждение…
Так они и сделали, и к приезду Тамары, дочери Раисы Абелевны, несколько объявлений уже висело на столбах и заборах. Однако никто не спешил за вознаграждением.
- Маме плохо будет, если узнает, - сказала Тамара. - Я ей пока говорить не стану: вдруг ещё найдётся…
Тамара задержалась на несколько дней в поселке, исходила его вдоль и поперёк, несмотря на заверения Васильича, что он уже сам обследовал данный населённый пункт, и в полном отчаянии собралась уезжать, когда вдруг появилась женщина по объявлению. Она оказалась даже разговорчивей Васильича и, пока добралась до сути, долго распространялась о том, как и почему здесь оказалась, а когда это стало в общих чертах понятно, поведала наконец, что в недалекой отсюда деревне, где она недавно купила дом, есть одна баба, то есть женщина, отОрва ещё та - ко всем цепляется, проходу не даёт. А сынок у неё - того хуже: мат-перемат, но это ещё ладно, а вот неизвестно, чем занимается: всегда бухОй, то есть косой, но денежки шевелятся, а чтобы "здрасьте" сказать, от него не дождешься… И потом…
- А про собаку что? - спросила тётя Тоня.
- Собаку? Так я ж и говорю: у Терентьевны этой то и дело собаки лают. Прямо заливаются. От меня через забор… А я с какой стати у вас, в посёлке теперь-то? Да товарка тут у меня живёт, на Пушкинском проспекте. Мы с ней идём со станции, а на столбе объявление. Я про собаку-то и вспомнила…
- Про какую собаку?
- Разве я не сказала? Этот сынок её, у нас говорят, собаками промышляет. Чего "как"? Я разве знаю? На шкуру, может, или на мыло… А то и на мясо… Китайцы или как их… корейцы за милую душу собак едят, не слыхали?.. Ну, моё дело сказать, а уж вы как хотите… И плата мне ваша, про чего в объявлении, не так уж чтобы нужна… Только собаку у них такую я раньше не видала - очень уж городская. Чёрная вся, курчавая, и лает без передыху. А Терентьевна ей: Булька, в дом! И в сарай загоняет… А вашу, часом, не Булькой звали?
- Её имя Кнопка, - с упрёком и грустью сказала тётя Тоня.
Она потом рассказала об этой встрече Тамаре, и они решили завтра же поехать в ту деревню, хотя надежды на благополучный исход ни у кого не было. Да и как вообще там искать? Кто позволит?
Последние два вопроса задала Тамара, и тётя Тоня, подумав немного, решительно ответила:
- Милиционер.
- Кто? - переспросила Тамара.
- Поселковый наш. Алексей Семёныч. Только бы он свободен был. А в деревню эту Севка, сосед, нас доставит… Я попрошу…
На следующее утро в светло-коричневой севкиной "Победе" они уже ехали в деревню Сивцево. Когда остановились, не доезжая до первого дома, Сева поставил машину под кусты и наметил план действий.
- Значит, так, - сказал он, - мы люди городские, приехали узнать, продаются ли тут дома с огородами и садами, и цены какие. Только ты, Семёныч, форму сними - не пугай народ понапрасну.
Алексей Семёныч обиделся.
- Что ж, мне, извините, в трусах идти, что ли? И в майке?
- В майке можно, - разрешил Сева. - А на трусы ты мои рабочие штаны натяни. Я из багажника выну.
Так и сделали…
(Рассказ Марьи Ивановны затянулся. Но не только из-за подробного изложения, которое лично мне было по душе: чувствовалось, словом хорошо владеет, умеет напряжение создать в самом простом сюжете, поддержать интерес. Ей бы беллетристику для детей сочинять, а не научно-познавательные книжки о воде, огне и прочих изобретениях Природы - хотя те, что она преподнесла нам с Риммой, читались с интересом.
Главной же причиной проволочки послужило то не лишённое приятности обстоятельство, что её рассказ сопровождался чаепитием, и пирожки, приложенные к нему, были отменного вкуса. Так что, невзирая на то, что мне не терпелось увидеть Капа, прогуляться с ним, как обычно, до берёзовой рощи и потом увезти домой, я терпеливо вкушал чай и ждал окончания истории про Кнопку.)
Марья Ивановна продолжала.
…Вошли они, значит, в деревню, начали заходить в дома, спрашивать, не продается ли, по сторонам смотрели. Тамара даже позволяла себе изредка выкрикивать слово "Кнопка", чем вызывала недоумение людей, а возможно, и подозрение в некотором сдвиге своего душевного здоровья. (Но от этих городских и не такое услышишь!..)
Нашли они и ту, которая приходила к тёте Тоне по объявлению, и она чуть не шёпотом объяснила, где дом Терентьевны, но пойти с ними наотрез отказалась: ей здесь жить, и вообще она просит её не вмешивать.
Тамара стала уж говорить, что всё это, на самом деле, очень неприятно и нужно уходить из деревни: ничего они не добьются. Однако тётя Тоня не соглашалась.
- Приятно - неприятно, - рассуждала она, - только надо. В жизни одно приятное не бывает. Как с погодой: сегодня вёдро, назавтра дождь.
С этим утверждением спорить было трудно, и они продолжали свою разведоперацию.
Сева увидел неподалёку мальчишку лет десяти и окликнул его.
- Тебя как звать?
- Ну, Колька, - ответил тот.
- Хорошее имя! - восхитился Сева. - А скажи, Николай, ты у вас в деревне, небось, всех собак знаешь? А?
- Ничего я не знаю, - сказал Коля и отвернулся.
Но Сева не отстал: он работал водителем в местной газете, "косил" под бывалого журналюгу и любил доводить дело до конца.
- Понимаешь, старик, какая история… - доверительным тоном заговорил он снова и рассказал мальчику, что они ищут одну знаменитую на всю страну собаку, она такая - чёрная вся, курчавая, по виду ничего не скажешь, а на самом деле известная цирковая артистка - с ней выступает известный во всем мире клоун Карандаш… Видел его на арене?.. Ну, вот. А теперь все представления отменят, и все ребята Москвы и Московской области плакать будут… Обревутся…
Тамара подошла ближе, положила руку на плечо мальчика.
- Молодой человек шутит, Коля, - сказала она. - Послушай, что я скажу. Мы ищем собаку моей мамы. Обыкновенную собаку. Но мама привыкла к ней, любит её, заботится, а та отвечает ей своей дружбой и преданностью. Что очень важно. Маме без неё будет тоскливо и одиноко.
Тамара смотрела на Колю, и ей показалось: в его лице что-то дрогнуло. Быть может, он, вправду, знает о чём-то.
Почувствовала это и тётя Тоня.
- Вот какое дело, Коля… - сказала она. - Никому не говорили, а тебе скажем, как на духу. Слышали мы, что у вашей Терентьевны здесь чужие собаки в доме бывают. И что-то дурное она и её сын с ними делают. А ещё говорят, что на днях новая у них появилась. Чёрная и лохматая. Лает всё время…
- Только мы боимся идти к ней, - добавила Тамара. - А что, если это неправда, и она обидится.
- Ха, неправда, - сказал Коля. - Все знают: они собак подбирают неизвестно где, а потом продают. Сын у неё… Откуда хотите собаку достанет. Как по заказу.
- Понятно, - проговорил молчавший до сих пор Алексей Семёныч. - Нелегальная предпринимательская деятельность в обход государства, являющаяся источником личного обогащения. Пройдем к Терентьевне!
Он сказал это на одном дыхании, словно по радио.
- Ничего ещё не понятно, - возразила Тамара. - Не надо навешивать ярлыки.
- Я немного не понимаю, - сказал Сева, обращаясь к Тамаре, - вы хотите свою собаку найти, или мы просто подышать воздухом сюда приехали? Бензин, между прочим, тоже денег стОит…
Разговаривая так, они подошли к дому Терентьевны, Алексей Семёныч открыл калитку, но Коля во двор не пошёл.
- Хозяйка! - крикнул Сева. - Принимай клиентов!
- А чего их принимать? - послышался голос совсем рядом, и из-за угла дома появилась сама Терентьевна. - Мы этим делом не занимаемся.
- Каким делом? - уточнил Семёныч.
- Не сдаём и не продаём. Вы бы шли отсюда.
Все помолчали.
- А кто это лает у вас? - спросил потом Сева.
- Кому же лаять, как не собаке? Она и лает. Не кошка ведь.
Ответ был точный. Все опять помолчали. Первым вышел из неловкого положения опять Сева.
- А звать её как? - поинтересовался он.
- Кошку-то? Муркой. Как же ещё?
Мяч опять оказался на стороне хозяйки.
- Она у вас чёрная? - беспомощно проговорила Тамара.
- Кошка-то? Да нет, серая. А вам на что? Купить, или так, для разговору?
- Хватит шутки шутить, гражданка! - милицейским голосом прикрикнул Семёныч. - Нам известно, вы незаконно животными торгуете.
Однако Терентьевна не испугалась.
- Люди чего не скажут, - ответила она. - А если какую животину нашла и продала, чего тут бессудного? Лучше разве, коли она бегает да заразу разносит?
- Извините нас, - робко заговорила Тамара. - Мы сейчас уйдём, только скажите, вы чёрную такую, курчавую не находили случайно? Пуделя.
- Чего нет, того нет, - было ответом. - Белая вон во дворе на цепи сидит, лает. Посмотрите сами. А чёрной нет…
- И посмотрим, - сказал Сева.
Он прошёлся по двору, заглянул в сарай, покричал: "Кнопка! Кнопка!" Тётя Тоня тоже позвала несколько раз Кнопку.
Тамара поморщилась и вздохнула.
- Не надо, - попросила она. - Сказали ведь нам. Пойдёмте… Простите нас, пожалуйста.
- Да ладно, - сказала хозяйка.
Они вышли за калитку, пошли гуськом по улице, по косогору - туда, где стояла машина.
- Эх, не дали как следует поискать! - сказал Сева. - Не нравится мне, всё равно, эта Терентьевна.