- Воды слей умыться, - негромко попросил вошедший в безоконную каптерку командир минометчиков лейтенант О***.
У него лицо как в гриме. Там где была марлевая повязка, кожа чистая смугло-загорелая, а выше корка налипшей глины, только белки глаз сверкают. Из термоса набираю в котелок и затем сливаю в подставленные ладони воду. О*** довольно фыркая умывается.
О*** не кадровый офицер. После окончания университета с военной кафедрой и офицерских сборов ему присвоили звание "лейтенант" и призвали служить на два года. Было тогда такое. Это в штабах все штатные единицы заполнены, а в строю вечно "взводных Ванек" не хватает, вот военные кадровики и заполняли пробелы как могли.
Умывшись О*** роется в мешках сложенных в каптерке и неразборчиво крайне недовольно ворчит.
- Спрятанную тут бутылку командир роты когда уходил на дежурство, себе забрал, - решил я ему помочь, и насмешливо добавил:
- В большой и дружной офицерской семье ебл…м не щелкай!
- А ты откуда знаешь? - хмуро спрашивает О*** и подозрительно смотрит на меня.
- Каптер сказал, когда уходя ключи отдавал, - все еще улыбаясь доложил я, предложил:
- Могу бражкой угостить.
О*** заколебался, это был принципиальный офицер и абы с кем не пил. А тут мало знакомый солдат, да еще и не с его взвода.
- Товарищ лейтенант, - решил я облегчить ему нравственные терзания и сомнения, - эту брагу ваши ребята, когда на усиление уходили, специально для вас оставили и меня предупредили: "Смотри! Если будет О*** хреново, то угости его" А я же вижу как вам хреново…
Бушует за дощатой дверью "Афганец" и так хреново О*** что он соглашается:
- Ну ладно доставай.
О*** не уходит в одиночку глушить бражку из фляги в офицерском помещении, он благородно предлагает:
- А ты будешь?
Если О*** надеялся, что я откажусь, то он сильно ошибался, не таковского напал, избытком благородства я никогда не страдал.
- Ну если вы приказываете товарищ лейтенант, то я обязан подчинится, - радостно оскалился я, достал и протянул О*** свой котелок.
- Гм…, - чуть разочарованно бормотнул О*** и покачал полулитровую флягу на руках.
Ну что такое пол-литра слабо алкогольной браги на двоих? Это даже не выпивка, а так… можно даже сказать издевательство над выпивающими людьми.
О*** льет мне напиток в котелок, сам пьет из фляжки. Сидим на куче сваленных бушлатах мелкими глотками смакуем сильно пахнущую дрожжами бражку.
По виду и по манере поведения О*** совершенно от кадровых офицеров не отличается. Тот же мат при отдании воинских команд, та же командная хрипотца в голосе, то же умение заставить даже самого наглого солдата выполнить почти любой приказ. И в военном деле он вполне прилично разбирался. И по своей минометной части дока был и командиром боевой группы на операции ходил. Офицер как офицер. На сугубо мирного гражданского интеллигента на которого чуть ли не силком напялили военную форму, О*** совершенно не похож. Хотя мирный, скромный, неловкий, обремененный дипломом и комплексами юноша интеллигент говорящий солдатам "вы" и не умеющий командовать, пить водку и воевать, это или донельзя затертый художественный штамп или просто рудимент иных времен. Наш студент, умеет пить, материться, драться, в безвыходных ситуация на экзаменах и зачетах проявляет смекалку, выдержку и беспредельное нахальство. А студент живущий в общежитии, да на одну стипендию это вообще элита студенческого сообщества и готовый командир для наглых, матерящихся, пьющих и не желающих служить как надо солдат. Чуток военных знаний, немного боевого опыта и вот вам офицер способный тащить службу "Ванькой-взводным" в любом роде войск.
- А вот интересно, где это вы постоянно дрожжи и сахар достаете? - облизывая губы крайне бестактно спрашивает меня бывший студент и выпускник физико-математического факультета, ныне и присно и до дембеля командир минометного взвода лейтенант О***.
Всем своим видом демонстрирую удивление и возмущение его крайне бесцеремонным вопросом. "Какой вы невоспитанный человек!" - говорит О*** моё вытянувшееся с разводами еще не смытой глины лицо. Такой вопрос по военному этикету это дурного воспитания. Если офицер поймал солдата с брагой или водкой, то отбирай, проводи допрос, накажи в конце то концов если уж так приспичило. Но если тебя угостили, а ты принял угощение, то спрашивать: где; зачем; почему, это то просто… ну просто моветон.
- Да я так интересуюсь, - слегка смущается О*** и пытается исправить возникшую неловкость, - вдруг самому пригодится.
- На хлебопекарне 201 дивизии меняем на патроны, - нехотя признаюсь я
- ?! - от удивления даже раскрыл рот О*** - Да на кой патроны хлебопекам нужны? Этого же добра и так завались…
И точно, вот чего-чего, а уж боеприпасов особенно патронов и гранат навалом было. Никого отчета в их использовании не требовалось. Цинки с патронами, гранаты без запалов прямо в палатке у оружейных ящиков валялись, "бери, не хочу". Да еще у каждого в РД по одному б/к - боекомплекту было. Б/К это четыреста патронов в пачках и четыре гранаты.
- Это трофейные патроны, - болтая в котелке остаток браги поясняю я, - пекари из них сувениры делают. Дома небось вые…ться будут: "вот мол мы какие лихие… вот какие у нас трофеи… вот сколько духов положили…. а вот эту самую пулю у меня прямо из груди вытащили…" Тут главное, - чуть улыбнувшись продолжаю я, - чтобы маркировка на патронах с иностранными буквами была. Больше всего патроны от английской винтовки "Бур" ценятся, еще патроны с иероглифами от китайских АК хорошо идут. - И поспешно во избежание последующих вопросов добавляю, - Мы уже все обменяли, больше нет.
- И браги больше нет? - тоскливо спрашивает не утоливший жажду О***.
Пожимаю плечами: Нет.
- Неужели и для П*** ничего не осталось? - скорбит О *** и вонзает мне слова прямо в сердце:
- Какие же вы х…вые солдаты, совсем не заботитесь о командире, а вот П*** вас всегда защищает.
Оскобленный до глубины души, я в запале кричу:
- Да мы для него два литра приготовили! Только, только бражка дошла…, - и прикусываю язык.
О*** довольный удавшейся провокацией смеется и хлопает меня по плечу.
- Ничего не знаю… я пошутил… не скажу… - и закончив фразу сжимаю зубы и смыкаю губы ну прямо хоть картину маслом пиши: "Допрос партизана".
- Да ладно тебе, - радостно улыбается Игорь О*** - Сашка П*** все равно эту брагу нам отдаст. Не пьет он эту дрянь…
- Не ври лейтенант, - не верю я.
Потому как твердо знаю, нет в армии непьющих офицеров и подло клевещет О*** на моего командира взвода.
- Слово офицера, - торжественно клянется О***.
Слову О*** я поверил и не ошибся. Действительно в силу дурного воспитания и неизвестного науке дефекта в психике кадровый офицер П*** брагу не пил, водку употреблял в малых дозах и очень редко. Кроме того он не курил, и почти не матерился. Нет вы чего плохого не подумайте, во всем остальном он был вполне достойный офицер. А не пьет…не курит… не кроет матом… ну что ж… в конце концов у каждого есть свои недостатки.
Достаю из потаенного места еще две фляги с брагой. Пока я рылся в углу каптерки О*** деликатно повернувшись ко мне спиной смотрел как сквозь щели дощатой двери продолжает мести в помещение бурую пыль "Афганец".
- Тебе когда на пост? - перед выпивкой осведомляется О***.
- Через два часа, - отворачивая колпачок фляги отвечаю я, а сам думаю каких же п…лей мне отвесят ребята когда узнают как бездарно был израсходован запас взводной браги.
- Протрезвеешь? - заботится о службе ответственный за роту лейтенант О***.
- Было б с чего, - вызывающе говорю я и делаю первый глоток.
Пьем молча минут пять. А потом… ну вы же сами знаете у в нас в стране даже запойные пьяницы и самые забубенные алкаши и то молча не пьют.
- Слушай Игорь, - фамильярно перехожу на "ты" и зову офицера по имени, - у тебя случайно почитать ничего нет, а?
- Есть томик прозы Лермонтова, - не удивляется вопросу Игорь, - да ты же вроде Пушкина предпочитаешь? Я твое сочинение по Ларину читал, а потом и статейку в стенгазете…
О*** мелко и как мне представляется противно хихикает, а я все равно под его критикой не клоню головы. "Завистники всегда губят талант" - мрачно думаю я и делаю из фляги глубокий глоток, брага скользнув по пищеводу смыла мою обиду на О***.
- Много ты в литературе понимаешь, - уверенно кинулся я на защиту своей статьи и…
О литературе сейчас говорят развалившись на стопке грязных бушлатов полупьяный проваливший экзамены в институт солдат и выпивший призванный после окончания университета офицер. Да я и сам понимаю, что трудно в это поверить. Вот только о чем еще было говорить? О войне и службе? Да ну ее на х. й! Не затем пьют в Афгане что бы о нём говорить, за тем и пьют что бы хоть на время о нем не думать. Рассказывать о доме и девушках? Так разные у нас дома и общих знакомых нет. Лучше уж о литературе… век девятнадцатый сменяет двадцатый, почти безостановочно грохочут на нашей планете войны, простые люди так и не могут помять: "им то зачем истреблять друг друга?", но падают убитые солдаты, и оживают и снова идут в атаки что бы умереть еще раз теперь уже в книгах. В тех книгах которые напишут их выжившие товарищи. Может и про нас кто напишет. Главное чтобы не в парадные расчеты нас построили, а рассказали о том какими мы были на этой ненужной нам войне где мы убивали, чтобы не быть убитыми.
- Слышь Игорь, а вот у тебя как было, вот ты что чувствовал когда первого убил? - вернулся я к занимавшей меня теме.
Мы как раз повесть Бориса Васильева "А зори здесь тихие" вспомнили. Сначала горько посетовали, что у нас в батальоне зенитный взвод из одних парней состоит. Затем я осторожненько поинтересовался его мнением о художественной достоверности той части повести где старшина Васьков девушку-зенитчицу утешает и рассуждает о нравственной ломке которую должен переживать человек убивший себе подобного. И только потом, в упор, как в живот выстрелил, спросил: "Ты что чувствовал когда убил человека?"
- Я же минометчик, - морщится крайне недовольный вопросом О***, - моё дело команду отдать: "Прицел… беглым огонь…", а там куда мина попадет…
- Не п…ди! - грубо обрываю я О***. Сейчас он для меня не офицер. Кто? Да просто товарищ, сослуживец с которым за флягой браги говорю о литературе и о войне вот потому и повторяю:
- Не п…ди Игорь! Ты же боевой группой командовал, мы же не всегда с минометами на операции ходим.
- Чего ты дое…лся? - неожиданно резко повышает голос О*** и он сейчас не с подчиненным ему солдатом говорит, а почти со сверстником, - Ничего такого я не чувствовал! И переживать по этому поводу не собираюсь! Понял?!
Тускло желтый от электрической лампочки свет в безоконной каптерке. Тускло желтое лицо у Игоря и у меня наверно такое же, уже только на донышке фляжки осталась брага, и все метет и метет Афганец.
- Думай о простых вещах, - помолчав советует Игорь, - пожрать, выпить, поспать, - чуть улыбнувшись краешком потрескавшихся губ продолжил, - как офицеров нае…ть. Иначе ты служить тут не сможешь. Обо всем остальном дома подумаем… если вернемся.
Через две недели О*** убьют. Колонна машин за продуктами шла в Союз, лейтенант О*** и его взвод были назначены в сопровождение. Машина в кабине которой ехал Игорь подорвалась на мине. Игорю оторвало обе ноги, он умер от потери крови. Ребята говорили, что он не мучился быстро отъехал. А пока:
- Тебе пора, смена скоро, - вставая с кипы бушлатов негромко говорит О*** и приказывает, - Пошли, мне тоже посты проверить надо.
Надеваем марлевые повязки, пыль на них красно-черная как запекшаяся кровь, выходим из каптерки. Бушует Афганец и марлей закрыты у нас рты. Непроницаемой стеной стоит красно-бурая пыль, так тяжело дышать и не видать что там вдали. С закрытыми ртами, сомкнутыми губами и сузив глаза почти ничего не видя идем мы на посты. Мы не знаем, что ждет каждого из нас. С закрытыми ртами, сомкнутыми губами и сузив глаза прошли мы по этой войне. И что бы выжить в этой буре надо думать только о простых вещах: "Пожрать, выпить, поспать, как офицеров нае…ть, как не нарваться на пулю, не подорваться на мине". А все остальное… повторю короткое пожелание своих сослуживцев: "Да пошло оно все на х…й!" Пусть каждый сам хоронит своих мертвецов. И все бушует в памяти красно-коричневая буря, которую мы называли просто по имени: "Афганец".
А еще в первые месяцы службы в Афганистане было у меня тайное горе. Очень много оно мне нравственных страданий принесло и чем сильнее я о нем хотел забыть тем чаше мне про него напоминали. Дело в том, что мне просто фатально не везло с воинскими званиями. Ну то что я единственный в учебной роте в Гайджунае при выпуске получил чин ефрейтора, это еще не горе, со всяким такая беда может случиться коли такое звание в армии предусмотрено. Как говорится с кем не бывает. А вот то что в роте куда попал служить, я оказался единственным ефрейтором меня сразу как-то насторожило. Рядовые у нас были, сержантов хватало, а вот ефрейтор я один. И чего ранее со мной никогда не было, стал я при перемещениях по батальону и бригаде погоны солдат срочной службы разглядывать. И вот через пару недель мрачное подозрение превратилось в твердую уверенность, я не только в роте, но и во всей бригаде единственный ефрейтор. Как же мне за это досталось! Если командир роты со зловещей улыбкой меня спрашивал: "Вы это, что себе позволяете, товарищ ефрейтор?" То я сразу понимал никакие отговорки не помогут, меня подловили с очередным залетом, и будь готов ефрейтор получить хороших ну просто огромным трендюлей. Если командир взвода лейтенант П*** с утра вставал с левой ноги, а я в недобрую минуту попадался ему на глаза, то он обязательно спрашивал: "А почему вы товарищ ефрейтор предусмотренные уставом знаки различия на погонах не носите?" Дело в том что свой гайджунайский позор, тоненькую сиротскую и такую одинокую лычку я на погоны никогда не пришивал. А П*** требует: "Немедленно пришить, а потом прийти и доложить" Несколько раз я слезно умолял командиров:
- Ну разжалуйте вы меня! Ну чего вам стоит, я же не отпуск прошусь в конце то концов.
- Товарищ ефрейтор! - с офицерской лаской пенял мне капитан А***, - вы совершенно о товарищах по роте не думаете.
- Это еще почему? - чувствуя грядущую подъ…бку угрюмо спрашивал я.
- В трудный час посмотрит на вас, товарищ ефрейтор, наш боец, - улыбается ротный, - ему сразу на душе веселее станет, он то нормальный солдат, а уж никак не ефрейтор.
- И пришейте наконец знаки различия, - добавляет П***.
- Ну на конец это то по желанию, - хохочет ротный, - а вот на погоны обязательно.
Ну ладно офицеры, не слишком уж и часто они вспоминали о моем воинском звании, а вот товарищи по роте… Вот сколько звезд на небе столько раз я и выслушал что: "лучше иметь дочь проститутку, чем сына ефрейтора". Я стал мрачен, злобен и ужасно раздражителен. Особенно меня Фарид В*** боец из второго взвода доставал. Он татарин как и я, только я с Волги, а он крымский. Призвали его из Узбекистана. Прозвище у него Челубей. Так вот эту фразу про сына и дочь, он аж на трех языках повторял, на русском, татарском и узбекском. Еще у нас и настоящий немец во втором взводе служил, из Казахстана парня призвали, так вот его Челубей попросил выучить как поговорка про ефрейтора и на немецком языке звучит. Тот его и обучил. Достал он меня полиглот хренов. Два раза я гордо бросал ему вызов: "Ты козел! Пойдем поговорим!" И два раза был избит, роста мы были одного, но мышечной массой он меня раза в три превосходил. Жизнь моя стала горька, судьба туманная, военная карьера неопределенна, а воинское звание "ефрейтор" ненавистно. В сладких мечтах я видел, как стою перед строем роты, а с моих погон "с мясом с корнем" срывают ненавистную лычку. И вот, дело в феврале было, сплю я на своей койке в палатке, помимо тощего байкового одеяла еще и шинелью укрылся и снится мне чудный, просто волшебный сон.
Стою я горе и точно знаю, что это греческий Олимп. Вижу сидящего на троне седовласого величественного старца. На голове у старца золотой обруч, в правой руке лира, в левой развернутый свиток. На свитке надпись: Гомер "Илиада". Сам знаю, что место поэтов это Парнас, но это же Гомер. Геркулеса же к богам причислили, а Гомер это Геркулес изящной словесности. Кабы не поэты, то кто бы про этого Геркулеса то знал? Заслужил Гомер божественный титул, да еще как заслужил! Вот это да! Попасть на Олимп увидится с самим Гомером, значит достоин, достоин и еще раз достоин! От такого счастья ликует моя душа. Дело в том, что до двадцати лет, я не только пописывал стишки, но и весьма самонадеянно считал, что обладаю незаурядным поэтическим даром. Стишки были такого качества, что в слове "пописывал" как угодно ставь ударение и в любом случае не ошибешься. Ну да ладно. Подхожу я значит строевым шагом к Гомеру и приветствую его:
- О ты! Сладкозвучный отец поэтов, рад увидеть тебя на Олимпе! В месте для достойных, самых избранных поэтов.
- Это вы то избранный поэт? - недовольно отвечает мне Гомер, и с едким сарказмом спрашивает, - Вы что это возомнили о себе товарищ ефрейтор?
О бессмертные боги Олимпа! Неужто и Вы знаете, что я ефрейтор? Нет мне спасения. Вижу что и тут придется мне вместо кубка с амброзией, испить горькую чашу позора.
- О ты богам подобный! - ответствую я Гомеру, стараясь чтобы в моей речи прозвучали и "стопы" и "ямбы", - За что мое терзаешь сердце? Иль мало я страдал? Иль мало мук я испытал? Божественный орел терзает печень Прометея, так и мне с насмешкой страшной, напоминают о моем позоре! О сладкозвучный! Многоямбный! О сжалься надо мной!
- За твой бред, что осмелился ты называть стихами, - крайне язвительно и в прозе бросает Гомер, - тебе еще мало досталось. Как жаль, что нельзя тебя сварить в кипящем масле.
Но сравнение с богами Гомеру понравилось. Даже великому поэту все равно приятна беспардонная лесть. Подумал Отец Поэтов, пожевал губами, поморщил в раздумьях высокое чело и молвит:
Гомер: Коль ты клянешься, не позорить поэзию
Своим бесстыдным рифмоплетством,
То дам тебе совет от мудрыхЕфрейтор: Клянусь, великой "Илиадой"
Гомер: Так помни же свою ты клятву
А теперь внимай:
Прекрасную Елену
Парис похитил
Конь эллинов зашел за стены Трои
И царь Итаки
Многомудрый Одиссей
Циклопа ослепил
Для умного достаточно
Сего услышать
Коль не поймешь
То оставайся
Богов насмешкой
Ефрейтором…Ефрейтор: Постой, постой
А как же…Гомер: Прощай!
и помни клятвуЕфрейтор: Слова твои
на сердце камни
так холодно мне стало
наверно это лед Аида