Мое сердце колотилось так сильно, что его стук, по моему мнению, должны были слышать все на мостике. Столько месяцев ожидания… и вот… Мне оставалось только радоваться, что я могу выполнять привычную работу штурмана, а присутствие Пика освобождает меня от необходимости браться в такой напряженный момент за совершенно незнакомое занятие ведения огня. Я спустился в штурманскую рубку и тщательно проверил наши координаты. Тони стоял рядом. Я подумал, что ему здорово повезло – в первом же походе он будет участвовать в бою. Или, может быть, наоборот? Судьба не благоволит к нему? Ведь в бою можно и голову потерять? Долго раздумывать времени не было – следовало сделать записи в журнале.
"1.16. Замечено судно на направлении зеленый-30, расстояние около 4000 ярдов, следует курсом на восток. Наш курс юго-восточный, координаты 42°56′6″ с. ш., 10°27′4″ в. д. Скорость 12 узлов.
1.17. "Орехи справа по курсу" от командира флотилии".
Пока я это писал, мы шли следом за 636-й, которая выходила на позицию для торпедной атаки. Мне показалось, что прошло уже несколько часов. Чтобы проверить свои ощущения, я взглянул на часы. Было 1.19. Переговорная труба сообщила голосом Корни:
– 636-я только что выпустила одну торпеду, Ровер.
– Да, сэр. На часах 1.19.
Я вернулся на мостик и принялся таращиться в темноту.
– Прошло 30 секунд, – выдохнул Корни.
Я инстинктивно прикрыл глаза в ожидании яркой вспышки. На мостике никто не двигался.
– 60 секунд.
– Это не может быть дольше, сэр, – расстояние было около 2000 ярдов.
Взрыва так и не последовало. К этому времени цель уже была видна вполне отчетливо. Похоже, это был большой траулер. Мигнул белый свет, и надежды окончательно растаяли.
– Сделай запись, Ровер, нам передают "D", – вздохнул Корни.
Внезапно ожило устройство связи с орудиями – я даже подпрыгнул от неожиданности.
– Еще один корабль на направлении зеленый-1–3-5, сэр, – доложил Дей от орудия X.
Бинокль Пика повернулся в нужном направлении, а дальше все происходило одновременно. 636-я выпустила последнюю торпеду, траулер открыл огонь, а мы резко уклонились вправо.
– Открыть огонь! – взревел Корни.
Мы шли следом за 636-й, поэтому могли использовать только 6-фунтовое орудие. Расстояние быстро увеличивалось. Не было похоже, что другое вражеское судно собирается вмешиваться – наоборот, оно явно старалось уйти и вскоре скрылось из вида. Когда огонь прекратился, мы подошли к 636-й и застопорили машины.
Последовала короткая беседа между Грин-Келли и Корни, после чего лодки разошлись. На совещании перед выходом в море велась речь об отвлекающей атаке, очевидно, именно к ней шло дело.
636-я пошла на юг, а 658-я двинулась в обход, чтобы судно противника оказалось освещенным луной.
Враг выстрелил осветительный снаряд, за которым последовал град трассирующих пуль всех цветов и размеров.
– Повремени, Пик, – пробормотал Корни, – пусть они окажутся там, где нам удобно.
И в течение двух бесконечных минут мы двигались прежним курсом, прислушиваясь к грохоту выстрелов.
В конце концов спокойный голос Корни нарушил затянувшееся молчание:
– Право руля, рулевой.
Я записал время, мимоходом подивившись невозмутимости командира. Рулевой так же спокойно повторил приказ – словно мы находились не вблизи противника, а входили в свой родной порт, – и мы двинулись вдоль лунной дорожки к вражескому кораблю. Мне на мгновение показалось, что никакой войны нет, а мы едем в загородный дом, очертания которого уже показались в конце подъездной аллеи.
– Ровер, передай им "D", возможно, это собьет их с толку.
Я послушно схватил лампу и несколько раз подряд передал нужную букву. Противник действительно прекратил огонь.
Теперь счет шел на секунды. Мы начали атаку с 1500 ярдов, и теперь расстояние быстро сокращалось. На 700 ярдах противник снова открыл огонь. Все присутствовавшие на мостике с недоумением посматривали на Корни. Почему он не приказывает Пику открыть огонь? Ведь так нас всех убьют раньше, чем мы успеем сделать хотя бы один выстрел! Приказа все не было, и я в ужасе стиснул зубы. Прошла целая вечность, прежде чем он спокойно проговорил:
– Готовься, Пик. Еще 50 ярдов, и можешь показать им все, на что способен.
Артиллеристы у орудий замерли в напряженном ожидании. Глаза, всматривающиеся в перекрестья прицелов, пальцы на спусковых крючках.
– Открыть огонь!
Грохот и дым, сопровождающие бортовой залп 658-й, всегда являлись шоком даже для нас, хотя мы все это ждали. Артиллеристы не могли промахнуться – цель была ясно видна, а расстояние составляло не более 250 ярдов. Огонь противника сразу же ослабел, вражеское судно сделало попытку уйти.
Корни следовал за ним по пятам, отдавая спокойные команды рулевому. Через две минуты судно остановилось, охваченное огнем. Только одно его орудие (20-мм) продолжало вести огонь. Вскоре замолчало и оно. Мы осторожно приблизились, желая своими глазами увидеть конец врага.
По всей длине судна бушевали пожары. Оно медленно, но верно оседало все глубже и глубже. Судно имело длину около 130 футов. Мы отчетливо видели большое орудие, расположенное перед высоким мостиком, низкую рубку в корме. Против нас оно использовало самые разнообразные орудия – мы заметили 3-дюймовку, 40-мм и несколько 20-мм орудий. Видимо, это было специальное судно ПВО.
Пока мы разглядывали поверженного врага, артиллерист "пом-пома" Престон доложил об обнаружении еще одного судна на направлении красный-2–0. Что это? Другая мишень, которую мы уже видели, или возвращается 636-я?
– Вызывай их, Ровер, – приказал Корни.
В течение целой минуты я передавал букву "S", а тем временем расстояние между нами сокращалось. Наши орудия были наведены на приближающийся корабль. Он подходил таким образом, что очертания рассмотреть было совершенно невозможно, иными словами, мы не могли его идентифицировать. Но спустя мгновение наши сомнения оказались развеянными – с быстро идущего корабля зазвучали выстрелы.
– Открыть огонь! – приказал Корни. – Надо полагать, возвращается приятель этого подбитого друга и жаждет мести.
Приказ был немедленно исполнен, и первый же 6-фунтовый снаряд попал в цель. Корабль остановился, где-то в районе миделя начался пожар. Теперь мишень стала еще более удобной, и остальные орудия начали концентрировать на ней огонь. Неожиданно Корни завопил:
– Прекратить огонь! Это 636-я!
Мы в ужасе застыли, глядя на быстро распространяющийся пожар, постепенно осознавая, что произошла трагедия.
– Почему, черт возьми, они не ответили на вызов? – вопрошал Пик, глядя на каждого из нас по очереди. – И почему они открыли огонь?
– Так, парни, сейчас мы все выясним, – отрывисто бросил Корни. – В воде находятся члены команды 636-й, готовьтесь принять их на борт.
Вокруг поврежденного корабля, озаренные тусклым светом его погребального костра, виднелись люди – они карабкались на спасательные плоты или плавали в одиночку, держась за плавучие обломки. Мы подоспели очень быстро и начали вытаскивать уцелевших моряков из воды. Как раз в это время раздался крик наводчика орудия Y (с 6-фунтовыми снарядами). Он доложил о приближении еще одного судна.
Каким тяжелым ни было решение, но мы его приняли: врага следует отбить и только после этого продолжить спасательные операции, иначе мы можем попасть в крайне неловкое положение, когда нас застигнут "со спущенными штанами". В наших ушах все еще звучали отчаянные призывы о помощи цепляющихся за плоты людей, а мы набрали скорость и скрылись в темноте. Мне было даже страшно подумать, что чувствовали те люди в воде и на плотах.
Они понимали, что мы – их единственный шанс на спасение, который теперь стремительно удалялся. Нас тоже вполне могли потопить, но, даже уцелев, мы могли их больше не найти.
– Продолжай сигналить, Ровер, это может сработать. Да, передавай "G". Они не могут точно знать, кто уцелел в двух стычках, которые они наверняка видели на подходе.
На этот раз противник попался более пугливый и сразу же открыл огонь. Мы находились в весьма выгодном положении – заходили со стороны луны, поэтому стремились как можно скорее сократить расстояние. Огонь противника был сильный и более точный, чем раньше. Грохот и голубая вспышка в районе миделя свидетельствовали о том, что в нас попали.
– Имеются раненые у орудия X, сэр, – доложил Магуайр.
– Присматривай за ними, Мак, – распорядился Корни. – Пик, огонь.
Начальный залп оказался удачным, и противник бросился наутек. Корни упорно "сидел на хвосте" у вражеского корабля до тех самых пор, пока он не остановился. Мы медленно подходили все ближе и ближе. В конце концов, когда он прекратил огонь, мы определили, что второй корабль был в точности такой же, как и первый, уже потопленный нами. Теперь он тоже горел и сильно кренился на правый борт.
Мы вернулись к тому месту, где догорала 636-я, и сразу же обнаружили плот, с которого как раз собирались начать принимать людей, когда нас так грубо прервали. Но завершить дело нам снова помешали.
На материковом берегу вспыхнул прожектор и начал обшаривать море, высвечивая по очереди каждое горящее судно. Когда луч добрался до 636-й, все желающие могли увидеть и нас, стоящих совсем рядом. Береговые батареи незамедлительно открыли огонь (расстояние до берега составляло около 3 миль), и в воду в неприятной близости стали падать снаряды.
Стало слишком горячо, чтобы сохранять неподвижность, поэтому мы предприняли попытку замести следы. Сначала мы на большой скорости ушли на северо-восток, попутно создавая дымовую завесу и выбрасывая за борт светящиеся снаряды, которые должны были ввести врага в заблуждение, изображая пожары. Затем мы остановились и очень медленно и почти бесшумно поползли обратно. Нам повезло. Прожектор нас потерял, береговые орудия прекратили огонь, и мы получили возможность вернуться к 636-й. После часа тщательных поисков мы подняли из воды двух офицеров и восемнадцать рядовых, затем, убедившись, что никого не оставили плавать, взяли курс на запад.
Два зенитных корабля и 636-я давно остались позади, а я неожиданно поймал себя на том, что все время оглядываюсь назад, выискивая в темноте три языка пламени. "Господи, спаси и сохрани", – подумал я.
После завершения третьего сражения Корни приказал мне передать всю навигацию Тони, а самому заняться ранеными. Мы подняли на борт Фредди Уорнера, командира 636-й, старого приятеля Корни по Лоустофту, и его штурмана, но Грин-Келли и старпом с 636-й, а также семь рядовых погибли. Это была большая потеря для всех.
Я как можно лучше устроил промокших и находящихся в состоянии шока моряков в кают-компании и столовой команды, выдав им всю имеющуюся в наличии сухую одежду и одеяла. Фредди и еще несколько человек имели не слишком серьезные ранения, но у старшего матроса Чизвелла было раздроблено плечо, да и у нашего раненого – матроса Болдерсона – рана была очень неприятная. Он получил осколок в живот – понятно, что тут я ничем не мог помочь.
Я сделал обоим по инъекции морфина и снабдил их записками о том, что им делали, чтобы врачи получили пациентов вместе с информацией об оказанной помощи. Так нас учили на лекциях о первой помощи пострадавшим, которые я посещал. Но ранения были тяжелыми, а я не обладал медицинскими знаниями, поэтому делал только то, что мог, – накладывал повязки и проводил противошоковую терапию.
Механик с 636-й, живой, но без сознания, лежал на носилках. На нем не было никаких внешних повреждений, но все наши попытки привести его в чувство оказались тщетными. В 4.00 он умер, так и не придя в сознание. Мы могли только предположить, что смерть наступила в результате каких-то внутренних повреждений или шока. Один из его людей рассказал, что в машинном отделении рядом с ним разорвался 6-фунтовый снаряд, который в самом начале боя вывел из строя сразу все двигатели.
Фредди Уорнер, несмотря на собственные раны, рвался помогать своим людям. Оказалось, что на 636-й действительно видели наши сигналы, но не успели дать ответ, поскольку один из артиллеристов открыл огонь без приказа. Результатом стал наш ответ, причем первый же снаряд разнес машинное отделение.
Мне поручили тяжелое задание – зашить тело погибшего в полотно, и на рассвете мы его похоронили в море.
Фредди Уорнер настоял на проведении погребальной службы. Действо, развернувшееся на плавно покачивающейся палубе, озаренной первыми лучами солнца, было незабываемым. Здесь не было вымуштрованного почетного караула, не звучали и оружейные залпы – погибшего провожала в последний путь группа обнаживших головы моряков, но торжественность и искренность этой погребальной службы тронула бы даже самое черствое сердце, и она запомнилась больше, чем любые другие помпезные похороны.
Так мы предали тело нашего погибшего товарища морю.
Завернутое в полотно, оно тихо скользнуло в темные глубины. Этот человек до конца исполнил свой долг. А наш все еще был впереди.
Глава 10. ФАЛЬШИВЫЙ НОС
Исполнением печальной миссии наши заботы не ограничивались. У нас на борту оставалось несколько тяжелораненых, нуждавшихся в срочной медицинской помощи, а еще и топливо заканчивалось. До Маддалены мы могли и не дотянуть, поэтому Корни принял решение идти в Бастию, расположенную на северо-востоке Корсики. Мы знали, что неделей раньше Бастия была освобождена силами Свободной Франции, и надеялись, что она окажется для нас открытой и там найдется подходящий госпиталь.
На следующий день после проведения церемонии погребения матроса в море мы подошли к старому порту Бастии.
Мы с радостью заметили, что в порт как раз входит 662-я (командир – Тим Блай, штурман – Гордон Сертис). На ней замигала сигнальная лампа, проинформировав нас, что 662-я прибыла сюда, чтобы подготовить портовые мощности. Наше неожиданное появление добавило срочности ее миссии.
Мы пришвартовались рядом с лодкой Тима, и экипаж приступил к уборке палубы. Матрос развернул шланг, и в палубу ударила тугая струя воды. Я уже слышал выражение "кровь текла по шпигатам", но до этого серого октябрьского утра оно оставалось для меня только словами. Теперь же я своими глазами видел капли и потеки крови на бортах и переборках, окрашивавшие воду в розовый цвет, и снова переживал события прошлой ночи. Экипаж 662-й молча следил за нашими действиями, а Тим и Гордон поднялись на борт, чтобы послушать рассказ о наших приключениях.
Мне предстояло отправиться в госпиталь и определить туда двух тяжелораненых матросов, которые нуждались в операции. Приложив немало усилий, я отыскал необходимое лечебное учреждение, но оказалось, что немцы оставили его в плачевном состоянии. Теперь здесь работали монахини, а из врачей был только один французский хирург, который и пытался справиться со всеми жертвами недавних боев за освобождение острова. Здесь катастрофически не хватало всего: воды, медикаментов, медицинского персонала и места – люди сидели и лежали везде.
Я шел по грязному, вонючему коридору и случайно заглянул в дверь одной из палат. У меня замерло сердце. Увиденное напомнило попавшуюся мне в одной из книг картину, изображавшую госпиталь периода Крымской войны до того, как в нем появилась Флоренс Найтингейл. Пациенты были оборванными и грязными, на кроватях не было белья – только тонкие одеяла. Здесь царила смерть и безнадежность. Могли ли мы отправить наших людей сюда?
Я нашел хирурга и на школьном французском как мог объяснил ему наши проблемы. Он распорядился, чтобы за нашими ранеными послали машину. Затем я подписал какой-то документ, разрешающий ему при необходимости оперировать. Больше я ничего не мог сделать.
В тот же вечер мы пришли навестить раненых и были потрясены их положением. Им обработали раны, но больше эти люди не получили никакого ухода. Они лежали грязные и прикрытые каким-то тряпьем в душной переполненной палате. Болдерсон, похоже, понимал, что умирает. Ему было очень больно, но он через силу улыбнулся и прошептал, обращаясь к Корни:
– Желаю удачи вам и 658-й, сэр. Я горжусь, что служил на ней.
Ночью он умер, а на 658-й в знак траура приспустили флаг. Чизвелл, которому ампутировали руку, вопреки ужасным условиям, быстро поправлялся и через несколько недель был отправлен домой. Раны Фредди Уорнера тоже обработали в госпитале, где он на некоторое время остался, главным образом ради того, чтобы следить за состоянием Чизвелла.
На следующий день мы бросили якорь рядом с обломками торгового судна в заливе Бастии и занялись необходимыми делами. Нам предстояло сделать очень много, прежде чем корабль снова сможет выйти в море на бой с противником, и в первую очередь тщательно осмотреть, почистить и смазать орудия. Но больше всего мы стремились к кратковременной передышке, чтобы в спокойной обстановке обдумать недавние события.
Трагическая гибель 636-й и случайная потеря хороших людей омрачала тот факт, что мы очень неплохо показали себя в схватке один на один с противником. Если бы не это, мы могли бы в полной мере ощутить гордость и удовольствие оттого, что в одиночку потопили два вражеских корабля, а значит, чуть-чуть приблизили окончательную победу над противником.
Мы все тяжело переживали случившееся, но больше всего это отразилось на Корни. Его вины в происшедшем не было. Наш сигнал заметили слишком поздно, орудие на 636-й слишком быстро открыло огонь, угол подхода и видимость затруднили идентификацию, а в довершение этой цепи случайностей наш огонь (в этом случае к несчастью) оказался слишком точным.
И хотя Корни никто не обвинял, было очевидно, что его одолевают мрачные мысли. Мы ничем не могли ему помочь. Он был командиром и с достоинством нес свою личную ношу. А на команду первый бой повлиял, в общем, благоприятно. Теперь люди чувствовали уверенность в себе и своих товарищах, осознали важность грамотной технической эксплуатации и своевременного обслуживания орудий, машин и механизмов. Больше никому не приходилось гадать, что будет в бою. Люди это точно знали и не испытывали страха. Каждый член команды почувствовал себя ценным звеном прочной цепи.
Днем позже мы вернулись на Маддалену и были тепло встречены командами других лодок и катеров. К нашим достижениям все отнеслись с восторгом, а к чувствам – с пониманием и уважением. Товарищи помогли нам развеять печаль и с оптимизмом взглянуть в будущее.
В отличие от портов, где мы до сих пор базировались, на Маддалену не заходили большие военные корабли. Изредка здесь случайно появлялся эсминец, но в целом это была база Береговых сил, субмарин и минных тральщиков. Персонал базы расположился в очень симпатичной вилле на берегу, все ее службы находились в удобных местах и, как и причалы, были хорошо защищены.
Организовав работу базы в Маддалене, коммандер Аллен отправился на север и принялся создавать базу в Бастии, стремясь поместить здесь все необходимое для оперативных нужд малого флота. Бастия, расположенная всего лишь в 30 милях от Эльбы, занимала очень выгодное географическое положение. Поэтому такая база быстро приобрела первостепенное значение, а база на Маддалене приобрела статус "тыловой", куда лодки заходили только для отдыха и текущего ремонта, а также для получения запасов продовольствия и боеприпасов.