Жуков помнил, что командующий 3-й армией генерал Горбатов предлагал нанести удар 9-м танковым корпусом Бахарова несколько севернее – из лесисто-болотистого района, где, по его данным, у противника была очень слабая оборона. При разработке плана действий предложение Горбатова не было принято во внимание, и теперь пришлось исправлять ошибку. Жуков разрешил нанести удар в том месте, которое раньше присмотрел командующий 3-й армией. Это позволило опрокинуть противника и стремительно продвинуться к Бобруйску, отрезая противнику единственный путь отхода через р. Березина.
Для развития успеха операции в сражение были введены подвижные группы: 1-й танковый корпус генерала В. В. Буткова на 1-м Прибалтийском фронте, конно-механизированная группа генерала Н. С. Осликовского, а затем и 5-я гвардейская танковая армия маршала бронетанковых войск П. А. Ротмистрова – на 3-м Белорусском, конно-механизированная группа генерала И. А. Плиева – на 1-м Белорусском фронте. Утром 25 июня войска 43-й армии генерала А. П. Белобородова (1-й Прибалтийский фронт) и 39-й армии генерала И. И. Людникова (3-й Белорусский фронт) соединились в районе Гнездиловичей. В результате под Витебском в окружении оказались пять пехотных дивизий немецкой 3-й танковой армии общей численностью 35 тыс. человек{546}. Советские войска отразили все попытки противника осуществить прорыв из кольца окружения и 27 июня завершили его разгром. 26 июня штурмом был взят Витебск, на следующий день – Орша.
Не менее успешно развивалось наступление и на 1-м Белорусском фронте. Его войска 27 июня окружили юго-восточнее Бобруйска около шести дивизий 35-го армейского и 41-го танкового корпусов 9-й армии. К 17 часам воздушная разведка доложила, что враг готовится к прорыву из окружения. Представители Ставки ВГК Жуков и Новиков решили привлечь для уничтожения окруженных войск 16-ю воздушную армию генерала С. И. Руденко. В течение полутора часов 400 бомбардировщиков под прикрытием 126 истребителей наносили массированный удар по врагу. Окруженная группировка была полностью деморализована, до 6 тыс. солдат и офицеров во главе с командиром 35-го армейского корпуса генералом К. Лютцовом сдались в плен{547}.
29 июня Бобруйск был освобожден. А тремя днями раньше войска 2-го Белорусского фронта при активной поддержке соединений 4-й воздушной армии генерала К. А. Вершинина освободили Могилев.
В результате первых шести дней наступления советских войск группа армий "Центр" оказалась на грани катастрофы. Ее оборона была прорвана на всех направлениях 520-километрового фронта. К исходу 28 июня соединения 1 и 3-го Белорусских фронтов обошли оба фланга группы армий, создав условия для нанесения концентрических ударов в направлении Минска с целью окружения немецкой 4-й армии.
Жуков, анализируя данные обстановки, ждал, что же предпримет немецкое командование. "Мы, откровенно говоря, удивлялись их явно ошибочным маневрам, которые обрекали войска на катастрофический исход, – отмечал он позднее. – Вместо быстрого отхода на тыловые рубежи и выброски сильных группировок к своим флангам, которым угрожали советские ударные группировки, немецкие войска втягивались в затяжные фронтальные сражения восточнее и северо-восточнее Минска"{548}.
Получив сведения об успешном наступлении советских войск в Белоруссии, Гитлер снял с должности командующего группой армий "Центр" генерал-фельмаршала Буша. Войска группы армий "Центр" возглавил по совместительству командующий группой армий "Северная Украина" генерал-фельдмаршал Модель. Он незамедлительно начал организовывать оборону восточнее Минска. Сюда из групп армий "Север" и "Северная Украина" перебрасывались охранные и специальные части. Это был просчет Моделя, не подозревавшего, что командование Красной Армии одновременно с такой крупной операцией в Белоруссии готовит и другую – Львовско-Сандомирскую операцию силами войск 1-го Украинского фронта маршала Конева.
Замысел Минской наступательной операции заключался в том, чтобы в ходе развернувшегося преследования врага стремительными ударами войск левого крыла 3-го Белорусского фронта и части сил правого крыла 1-го Белорусского фронта по сходящимся направлениям на Минск во взаимодействии со 2-м Белорусским фронтом завершить окружение минской группировки противника. Одновременно войска 1-го Прибалтийского, правого крыла 3-го Белорусского и часть сил 1-го Белорусского фронтов должны были продолжить стремительное наступление на запад, уничтожить подходившие резервы противника и создать условия для развития наступления на шяуляйском, каунасском и варшавском направлениях.
После обсуждения с Жуковым и Василевским сложившейся обстановки Сталин направил 28–29 июня частные директивы фронтам с уточнением задач по развитию наступления. Войскам 2-го Белорусского фронта приказывалось не позже 30 июня – 1 июля с ходу форсировать Березину и, обходя встречающиеся опорные пункты противника, развивать стремительное наступление в общем направлении на Минск. Сталин особо отметил, что действовать надо именно так, как ранее указывал маршал Жуков. В дальнейшем 2-му Белорусскому фронту предписывалось не позже 7–8 июля во взаимодействии с левым крылом 3-го Белорусского фронта и правым крылом 1-го Белорусского фронта овладеть городом Минск и выйти на западный берег р. Свислочь.
Командующий 3-м Белорусским фронтом получил задачу также с ходу форсировать Березину и, обходя встречающиеся опорные пункты противника, развивать стремительное наступление на Минск и правым крылом занять Молодечно. В директиве отмечалось: "Ставка недовольна медленными и нерешительными действиями 5 гв. ТА и относит это к плохому руководству ею со стороны тов. Ротмистрова. Ставка требует от 5 гв. ТА стремительных и решительных действий, отвечающих сложившейся на фронте обстановке"{549}.
Войска 1-го Прибалтийского фронта должны были преследовать врага в северо-западном и западном направлениях, овладеть Полоцком и обеспечить действия войск, осуществлявших под Минском окружение 4-й армии противника.
Сроки овладения Минском, указанные в директивах, как показал ход событий, оказались завышенными, и если бы их формально придерживались фронты, то, возможно, противник не был бы окружен.
Сил на то, чтобы сдержать продвижение советских войск, у генерал-фельдмаршала Моделя явно не хватало. Советские танковые части и соединения, обходя узлы сопротивления, проходили до 50 км в день, а среднесуточный темп продвижения общевойсковых соединений составлял 20 км. Большую помощь наступавшим войскам оказывали белорусские партизаны, разрушавшие коммуникации врага, наносившие ему удары с тыла.
29 июня войска 3-го Белорусского фронта приступили к выполнению поставленных задач. На правом крыле фронта конно-механизированная группа, форсировав Березину, продолжала наступать на Плещеницы. На следующий день главные силы фронта вышли к Березине. Соединения 5-й гвардейской танковой армии и передовые отряды 11-й гвардейской и 31-й армий генералов Галицкого и Глаголева подошли к Борисову. Войска фронта успешно форсировали Березину и, не ввязываясь в затяжные бои, обходя узлы сопротивления на промежуточных рубежах, продвигались вперед. Главные силы 1-го Белорусского фронта продолжали развивать наступление в направлении на Барановичи.
Особую роль в достижении высоких темпов наступления сыграли подвижные войска. Командующий 5-й гвардейской танковой армией маршал бронетанковых войск Ротмистров, выполняя указание Сталина, принял меры по активизации действий своих подчиненных. Войска армии в результате стремительного продвижения вышли на северную окраину Минска. На помощь танкистам подошли стрелковые части 11-й гвардейской и 31-й армий, которые начали отбивать у противника квартал за кварталом. Войска 1-го Белорусского фронта тем временем неотступно преследовали противника на минском и барановичском направлениях. В ночь на 3 июля 1-й гвардейский танковый корпус генерал-майора танковых войск М. Ф. Панова обошел Минск с юга и вышел на юго-восточную окраину города, где соединился с частями 3-го Белорусского фронта. Тем самым было завершено окружение основных сил 4-й армии и отдельных соединений 9-й армии общей численностью в 105 тыс. человек.
В направлении Минска одновременно наступали и войска 2-го Белорусского фронта. Они сковывали, дробили и уничтожали соединения противника, не давали им возможности оторваться и быстро отойти на запад. Авиация, прочно удерживая господство в воздухе, наносила мощные удары по противнику, дезорганизовывала планомерное отступление его войск, препятствовала подходу резервов. К исходу 3 июля Минск был полностью освобожден. Вечером Москва салютовала воинам-победителям 24 залпами из 324 орудий. 52 соединения и части Красной Армии получили наименование "Минских".
4 июля войска 3 и 1-го Белорусских фронтов достигли линии озеро Нарочь – Сморгонь – Красное – Столбцы – Клецк. Войска 1-го Прибалтийского фронта, обеспечивавшие проведение Минской операции с севера, к этому времени вышли западнее Дретунь, Козямы, озеро Мядель. Большую помощь войскам оказали партизаны, которые устраивали засады на путях отхода противника, громили его штабы и отдельные части, захватывали переправы.
Ликвидация окруженной группировки противника была осуществлена в период с 5 по 12 июля войсками 33-й (генерал-лейтенант В. Д. Крюченкин), частью сил 50-й (генерал-лейтенант И. В. Болдин) и 49-й (генерал-лейтенант И. Т. Гришин) армий 2-го Белорусского фронта. Исполняющий обязанности командующего 4-й армией, окруженной под Минском, генерал-лейтенант Мюллер признал дальнейшее сопротивление бесполезным и сдался в плен. 17 июля все 57 600 пленных, захваченных в операции "Багратион", под конвоем советских солдат шли по улицам Москвы. Во главе колонны шествовали 19 генералов, мечтавших пройти по Москве победным маршем, но вынужденных теперь идти по ней с поникшими головами побежденных.
У. Черчилль 5 июля писал И. В. Сталину: "С большой радостью я узнал о Вашей славной победе – взятии Минска – и о колоссальном продвижении, осуществленном непобедимыми русскими армиями на столь широком фронте"{550}. Это признание премьер-министра Великобритании относится и к Г. К. Жукову, который вместе с генералами И. Д. Черняховским, И. Х. Баграмяном, Г. Ф. Захаровым и маршалом К. К. Рокоссовским добился впечатляющей победы.
Генерал К. Типпельскирх, вступивший 25 июня в командование 4-й армией, впоследствии отмечал: "…Результат длившегося теперь уже 10 дней сражения был потрясающим. Около 25 дивизий были уничтожены или окружены. Лишь немногие соединения, оборонявшиеся на южном фланге 2-й армии, оставались еще полноценными, избежавшие же уничтожения остатки практически полностью утратили свою боеспособность"{551}.
Минская наступательная операция представляет значительный интерес с точки зрения развития военного искусства. Во-первых, окружение восточнее Минска крупной группировки противника было запланировано еще при подготовке операции "Багратион" и осуществлено в ходе преследования противника на глубину 200–250 км от переднего края его обороны. Во-вторых, решение такой задачи стало возможным благодаря четкому взаимодействию фронтов, которые преследовали отходившего противника как по параллельным маршрутам (3 и 1-й Белорусские фронты), так и с фронта (2-й Белорусский фронт). В-третьих, войска на внешнем фронте окружения не переходили к обороне на определенном рубеже, а продолжали развивать наступление в глубину, чем лишали противника возможности организовать непосредственное взаимодействие его окруженной группировки с основными силами на внешнем фронте окружения из-за его непрерывной подвижности. В-четвертых, большую роль в решении задач по окружению и уничтожению противника играл маневр соединений и объединений подвижных войск. В-пятых, в ходе преследования широко использовались передовые отряды, основу которых составляли стрелковые батальоны, посаженные на автомашины и усиленные танками, САУ и артиллерией. Это позволило советским войскам развить высокий темп наступления с опережением на трое – четверо суток против запланированного Ставкой ВГК срока.
Немецкое командование, стремясь стабилизировать свой фронт на востоке, произвело крупные перегруппировки войск и перебросило в Белоруссию 46 дивизий и 4 бригады из Германии, Польши, Венгрии, Норвегии, Италии и Нидерландов, а также с других участков фронта{552}.
Едва завершилась Минская операция, как войска 2-го Белорусского фронта (3, 49, 50, 4-я воздушная армии) приступили к проведению Белостокской операции, являвшейся составным элементом второго этапа операции "Багратион". В директиве № 220131 Ставки ВГК от 4 июля представителю Ставки маршалу Г. К. Жукову и командующему 2-м Белорусским фронтом генерал-полковнику Г. Ф. Захарову была поставлена задача: нанести главный удар в направлении Новогрудок, Волковыск, Белосток. Ближайшая задача – не позже 12–15 июля овладеть районом Новогрудка, выйти на р. Неман и р. Молчадь. В дальнейшем овладеть Волковыском и наступать в направлении Белостока{553}.
Операция началась без оперативной паузы силами 3-й армии (более 80 тыс. человек, 1589 орудий и минометов, 148 танков и САУ; генерал-полковник А. В. Горбатов). В 4-й воздушной армии (генерал-полковник авиации К. А. Вершинин) насчитывалось 577 самолетов. В полосе 3-й армии действовали остатки 4 дивизий и несколько частей противника. 5–9 июля войска фронта, уничтожая арьергарды соединений 9-й армии группы армий "Центр" (генерал-фельдмаршал В. Модель) и подходящие резервы противника, форсировали несколько водных преград и продвинулись на 120–125 км. В ходе наступления войска 3-й армии преодолели промежуточный рубеж обороны по рекам Неман и Сервечь, куда 7 июля вышел передовой отряд 50-й армии (генерал-лейтенант, с 15 июля генерал-полковник И. В. Болдин), прикрывавший правый фланг 3-й армии. Войска 49-й (генерал-лейтенант И. Т. Гришин) и 50-й армий в это время отражали атаки врага, пытавшегося прорваться из окружения под Минском. Перейдя в наступление 10 июля, 50-я армия вышла на рубеж рек Неман (среднее течение) и Свислочь (устье реки), форсировала их и во взаимодействии с 31-й армией (генерал-лейтенант, с 15 июля генерал-полковник В. В. Глаголев) 3-го Белорусского фронта и 3-м гвардейским кавалерийским корпусом, переданным из этого фронта, 16 июля освободила г. Гродно.
Войска 3-й армии к этому времени форсировали три водные преграды, освободили г. Волковыск и вышли к реке Свислочь. 17–27 июля войска 2-го Белорусского фронта преодолели сопротивление противника и вышли на подступы к границе Восточной Пруссии. На этом этапе операции была введена в сражение из второго эшелона 49-я армия. 27 июля войска 3-й армии, применив удачный маневр, освободили Белосток. Генерал А. В. Горбатов вспоминал: "Действительно, брать Белосток в лоб значило бы затевать очень трудное и кровавое дело. Оборона перед городом состояла из трех траншей, одной из которых он был обведен вокруг. За двое суток по нашим частям было выпущено пятнадцать тысяч снарядов и мин. Что сделал полк Беляева? На узкой полосе он прорвал все три траншеи, проник на юго-восточную окраину Белостока, удержал ее и привлек к себе все внимание противника. Пользуясь этим, дивизии Никитина и Маслова обходным движением проникли в тыл, захватили двадцать восемь орудий, сразу лишив противника артиллерийской поддержки. Успеху этой операции, редкой по быстроте темпов, очень помогла авиация, руководимая генералом К. А. Вершининым"{554}.
В ходе Белостокской операции советские войска продвинулись на глубину 300 км, уничтожили 4 дивизии противника, нанесли большой урон 6 дивизиям и двум бригадам, сорвали план противника нанести удар по правому крылу войск 1-го Белорусского фронта.
Войска 1-го Украинского фронта в конце июня – первой половине июля готовились к проведению Львовско-Сандомирской стратегической наступательной операции. Цель ее состояла в том, чтобы окружить и уничтожить львовско-бродскую группировку противника, взять Львов, рассечь группу армий "Северная Украина", одну ее часть отбросить в район Полесья, другую – к Карпатам, и главными силами 1-го Украинского фронта выйти на рубеж р. Висла.
Исходя из оценки обстановки, учитывая сильный состав противостоящей фронту группировки противника, а также местность, позволявшую немецкому командованию организовать эшелонированную траншейную оборону, маршал Конев решил прорвать ее на двух участках, удаленных друг от друга на 70 км, сосредоточивая основные усилия на львовском направлении. Тем самым достигалось не только рассечение группировки противника, но и окружение части его сил в районах Бродов и Львова. Успех прорыва, по мнению Ивана Степановича, обеспечивался сосредоточением до 90 % танков и самоходно-артиллерийских установок, свыше 77 % артиллерии и 100 % авиации на участках, составлявших всего 6 % полосы, занимаемой фронтом. Развитие тактического прорыва в оперативный предполагалось осуществить вводом в сражение сразу трех танковых армий и конно-механизированной группы, то есть максимальным использованием огневых, ударных и маневренных возможностей бронетанковых и механизированных войск{555}. Чтобы скрыть замысел операции и перегруппировку соединений фронта, штаб по указанию командующего разработал план оперативной маскировки. Им предусматривалось имитировать сосредоточение двух танковых армий и танкового корпуса на левом крыле.
В середине июня в Ставке ВГК состоялось обсуждение плана операции. Конев вспоминал: "Как нам представлялось, был это обстоятельно подготовленный и продуманный план. Однако он вызвал возражения со стороны Верховного главнокомандующего, считавшего нанесение фронтом двух ударов нецелесообразным… Я же отстаивал нашу точку зрения, мотивируя тем, что один удар на львовском направлении даст противнику возможность широко маневрировать танковыми и моторизованными дивизиями, другими резервами, а также привлечь для действий по нашей ударной группировке всю свою авиацию. Кроме того, наступление одной ударной группировкой фронта на львовском направлении вынудит войска преодолевать целый ряд сильных оборонительных рубежей, проходящих по высотам, и штурмовать мощные опорные пункты. Это приведет не к прорыву, а прогрызанию обороны… к выталкиванию противника от рубежа к рубежу и не даст больших оперативных выгод… Мои доводы и проявленная настойчивость заставили Сталина в конце концов согласиться с нашим планом. Помню, как он сказал: "Уж очень вы упрямы. Хорошо, проводите свой план и выполняйте его на вашу ответственность"… Скажу откровенно, в данном случае не упрямство владело мною, а убежденность в своей правоте. Мне был вверен фронт, насчитывающий более миллиона человеческих жизней, и я отвечал не только за выполнение плана предстоящей операции, но и за жизнь людей, которых пошлю в бой. Я ставил вопрос открыто и прямо и не мог, не имел права утаивать свои мысли, приспосабливаться к мнению Верховного… Кстати, Сталин понимал людей, которые твердо и открыто отстаивали свое мнение в принципиальных вопросах"{556}.