Первый раз, когда открываешь эту книгу, бросается в глаза выражение "во вкусе".
Сразу возникает вопрос - в каком таком "вкусе" и почему "умной старины"?
Оказалось, что это весьма удачное название для книги, в которой рассказывается о том, как организовывали свой домашний быт люди, жившие в нашей стране в позапрошлом веке. Точнее сказать, речь в книге идет о конце XVIII - начале XIX веков.
Содержание:
Деревня, усадьба, подмосковная - (вместо введения) 1
Очерк I - Переезд 2
Очерк II - Дом 3
Очерк III - Дворня 5
Очерк IV - Костюм 7
Очерк V - Хозяйство 9
Очерк VI - Развлечения 10
Очерк VII - Соседи 11
Очерк VIII - Еда 12
Очерк IX - Вино 13
Очерк X - Охота 15
Очерк XI - Чтение 16
Очерк XII - Семья 17
Очерк XIII - Учеба 19
Очерк XIV - Болезни и лекарствА 20
Очерк XV - Гигиена 21
Очерк XVI - Чудаки 22
Образ усадьбы - (вместо заключения) 23
Библиография 25
Примечания 25
Константин Соловьев
"Во вкусе умной старины… "
Деревня, усадьба, подмосковная
(вместо введения)
Усадебная жизнь русского дворянства - удивительный культурный феномен, строго ограниченный во времени и пространстве. Это наше отечественное явление, возросшее на российской культурной почве и подпитываемое живой национальной традицией. Но это еще и отечественный вариант общеевропейской культуры рубежа XVIII–XIX веков.
Усадьба, как особая разновидность загородного дома, появилась, видимо, в XVII веке. Тогда существовали две основные формы феодальных владений: вотчина и поместье. Вотчины - родовые земли бояр - находились в полной их собственности и служили основой их богатства и могущества. К началу XVII века бояре добились важнейшей для себя привилегии: вотчинные земли опальных и казненных бояр должны были оставаться в семье, а не забираться в "казну", что еще более отделило вотчины от поместий, даваемых дворянам только за службу и только на время службы.
В отличие от крупных европейских феодалов, бояре не жили в своих вотчинах. И на Руси не было феодальных замков. Центр интересов российских бояр - город. Тут велась торговля всем, что производилось в вотчине, здесь же - государственные должности, приносящие почет и дополнительную прибыль. А управлением многочисленных боярских владений занимались наместники, часто - грамотные холопы.
Усадьба же появилась как некое дополнение (и отчасти замена) вотчине. Она давалась во владение крупным чиновникам, живущим в столице, чтобы длительные отлучки в родовые имения не отвлекали важных людей от их государственных забот. Иногда на полученных подмосковных землях строился боярский дом, где боярин "усаживался" как в городе - с двором и дворней, амбарами и промыслами, приносящими доход. Но постоянно там не жили и там. В усадьбах "гостили": приезжали на пару недель присмотреть за хозяйством и отдохнуть. Боярские подмосковные не держались в семье подолгу: смерть боярина, опала, перемена власти - и пожалованное имение отбиралось, переходило к другому приближенному.
Дворяне же - помещики, обязанные являться по требованию царя на военную службу "конно, людно и оружно", в перерывах между войнами и призывами на смотр, жили в своих деревеньках. Но особой "поместной" бытовой культуры ни в XVI, ни в XVII веке не выработалось. Жизнь поместных дворян во всех ее важнейших проявлениях (дом, одежда, язык, еда, питье, взгляды и привычки) практически ничем не отличалась от жизни богатых крестьян, однодворцев, или управляющих боярскими вотчинами.
Петр I в своем стремлении поставить все сословия на службу государству "выдернул" бояр из родовых гнезд, а дворян из их поместий (покидать которые "для-ради" царской службы им становилось все труднее). Попутно он уничтожил разницу между вотчиной и поместьем, и сохранил за дворянским владением лишь одну функцию: обеспечивать дворянина - офицера или чиновника - всем необходимым на протяжении его пожизненной службы Отечеству. Вот тогда и началась новая история усадьбы - деревенского дома городского (по своим взглядам и привычкам) человека. Два поколения дворян не имели возможности жить в своих поместьях. За это время они усвоили (частично) европейские знания быт и привычки, но не успели забыть, что их настоящий, их подлинный дом - в деревне.
В 1736 году срок службы дворянина был ограничен 25 годами, и сорокалетние отставники могли спокойно отправляться в сельские дома доживать свой век. В 1762 году император Петр III "Указом о вольности дворянства" освободил их от обязательной государственной службы. Жизнь дворянина стала его частным делом и постепенно начала перемещаться поближе к источникам дохода, туда, где жить проще и дешевле - в деревню. К этому времени дворянское сословие устоялось, перемешались вотчинники и помещики, новые и старые дворяне. Официально дворянство делилось на четыре категории: титулованные, столбовые, выслуженные и личные. Первые три представляли собой плотно сшитую родственными и служебными связями материю. По большому счету все сколько-нибудь известные в нашей истории дворянские фамилии находились друг с другом пусть в отдаленном, пусть полумифическом, но родстве. Их быт с середины XVIII века усредняется и типизируется: постепенно уходит в прошлое непомерная роскошь вельмож и полу крестьянская жизнь мелких помещиков.
"Жалованная грамота дворянству" подписанная императрицей Екатериной II в 1785 году, закрепила за ними право создавать дворянские общества, избирать уездных и губернских предводителей. С этого времени, провинциальное дворянство постепенно превращается в "собрание людей (…) связанных сознанием общих интересов, имеющее определенные права и обязанности, имеющее цели, выходящие из уровня только обыденных хозяйственных, домашних забот" .
Массовое строительство усадеб началось в 60-е - 80-е годы XVIII века, "когда их владельцы не только прочно оседают в своих поместьях, но и обращают больше внимания на развитие сельского хозяйства…" . При этом в деревню вернулось совсем не то дворянство, какое уходило на государственную службу полвека назад. Оно прошло через войны и победы, узнало столицу и заграницу, получило образование и значительно расширило свой кругозор. Можно сказать, что из деревни ушло русское дворянство, а вернулось - европейское. Новый опыт (государственной службы и европейских привычек) совмещенный с традициями русской деревенской жизни и сформировал уникальную культурную среду - дворянскую усадьбу.
Возвращаясь в деревню, дворянство не собиралось забывать о своей роли в обществе и о своем призвании к государственной службе. Частная жизнь по-прежнему не имела самостоятельного значения . Не служить (в гвардии, в армии, на флоте или уж, так и быть, "на гражданском поприще") считалось не престижно и неприлично. Поэтому усадебная жизнь делилась на два периода: детство как приготовление к службе и отставка как воспоминание о службе. Отдав долг Отечеству, дворянин должен был выполнить свои обязанности перед семьей и своим родом. Понятия дворянской и родовой чести в усадебной жизни не только не отмирали, но и обретали гораздо большее значение, чем на службе.
Быт русской дворянской усадьбы был сложным. В нем переплетались разные традиции и влияния. Многие дворянские семьи переезжали в деревню на лето, а зиму предпочитали проводить в городе. Широкое распространение этого обычая привело к появлению "подмосковных" - деревень (и усадеб) приобретаемых специально для летней жизни. "Городские" по своей природе привычки и условности отчасти переносились в деревню. Однако решающее воздействие на образ жизни в усадьбе оказывали другие факторы. Это русская природа средней полосы (лес, поле, речка) и связанные с ней удовольствия и развлечения. Это хозяйственные заботы. Это постоянное общение с крестьянами. Это тесный круг соседей и родственников, вне которого немыслима деревенская жизнь.
Но была и еще одна особенность, определившая своеобразие быта русских помещиков конца XVIII - начала XIX веков: бесплатный труд крепостных. Недаром в середине прошлого века, еще при крепостном праве, но уже в пору кризиса крепостного хозяйства, культура дворянской усадьбы начинает разрушаться, и очень быстро - за 10–15 лет - изменится почти полностью. Отмена крепостного права и технический прогресс довершили начатое разрушение. В 1839 году маркиз де-Кюстин, путешествуя по России, еще застал все приметы старого барства, а в 1852-54 годах, когда Д. Благово записывал "Рассказы бабушки", черты усадебного быта воспринимались уже как бесконечно далекая старина. Прошло еще 15–20 лет и разрушение старого усадебного быта стало необратимым. На смену прежним барам пришли "новые помещики" - заводчики и дачники.
Очерк I
Переезд
Переезд в деревню - событие, повторяющееся каждый год, но не перестающее от этого быть Событием. Городская застава была той границей, за которой человек менялся, и менялся очень существенно. Дух горожанина - театрала, любителя банкетов и светских развлечений - в деревню не проникал. Он оставался бродить по комнатам опустевшего городского дома вместе со сквозняками и парой оставленных слуг. Он шуршал "в шкапу" городской одеждой и, отражаясь в пыльных зеркалах, ждал декабря. В деревню ехал сельский житель: рачительный хозяин, лично наблюдающий за полевыми работами; строгий господин своих крестьян, беспристрастно разбирающий жалобы и споры; сентиментальный любитель природы и сельских видов; страстный охотник и уставший от светской жизни любитель сельской простоты.
Реальная простота, дешевизна деревенской жизни имела большое значение для той части дворянства, которая именовалась мелкопоместной. Для них - владельцев лишь нескольких десятков крестьянских душ - столичная и, в целом, городская жизнь была разорительна. А жизнь в Москве с ее барством и хлебосольством разорительна вдвойне.
Превращение городского жителя в сельского происходило в дороге. Но и сама дорога означала иную, совершенно особенную жизнь. Современный человек почти не живет в пространстве. Мы ценим время, а в пространстве только перемещаемся, стараясь делать это быстро и незаметно. Но 200 лет назад ужать пространство до нескольких часов было невозможно. В нем приходилось устраиваться. Сравнительно быстрый способ перемещения - на почтовых, с переменой лошадей на каждой станции, в частной жизни мог быть пригоден разве что для Хлестакова - "сосульки и вертопраха" в чине коллежского регистратора. При крайней необходимости так добирался к умирающему дядюшке Евгений Онегин. Почтовых лошадей подавали "по чинам", в первую очередь курьерам и чиновникам, путешествующим "по казенной надобности". Отставной поручик, едущий по собственной надобности, мог дожидаться свободных лошадей и неделю, бранясь со станционным смотрителем, кляня тараканов, скучая и радуясь любому новому лицу. Помещику же, выезжающему из города со множеством вещей, перевозимых в "подмосковную" тащиться на почтовых было совсем не с руки. Поэтому в деревню ехали "на долгих" - на своих. А "долгими" они назывались потому, что груженые экипажи никто не гнал, лошадям давали отдохнуть на каждой станции. Путь мог быть и близок, да долог по времени.
Итак. За неделю или больше до отъезда начинались сборы: готовились вещи и еда в дорогу, приводился в порядок городской дом, подновлялись экипажи. Из деревни вызывались лошади, на дорогу закупался корм. Отъезжали, чаще всего, после Николина дня, то есть 9 мая. На то были свои причины. Во-первых, лошади. Помещик Иванчин-Писарев для переезда в деревню использовал 21 лошадь. Помещика Головина - 76 лошадей. Бывали "поезда" и побольше. Забрать такое количество лошадей из деревни в апреле - значит сорвать сев. Значит надо ехать либо до полевых работ, либо в их промежутке. Княгиня Дашкова, не желавшая жить в Москве подолгу, уезжала в Подмосковье в марте - по санному пути. Большинство же помещиков отправлялись в деревню в мае, когда сев заканчивался.
Во-вторых, Москва так просто не отпускала. Первого мая в Сокольниках, "в немецких столах", еще со времен Петра I проходило самое престижное гулянье - в экипажах. Вот как описывает его очевидец:
"Сколько народу, сколько беззаботной, разгульной веселости, шуму, гаму, музыки, песен, плясок… сколько щегольских модных карет и древних, пра-прадедовских колымаг и рыдванов, блестящей упряжки и веревочной сбруи, прекрасных лошадей и претощих кляч, прелестнейших кавалькад и прежалких донкихотов на прежалчайших росинантах!"
На следующий день, 2 мая, назначались скачки с участием лучших московских наездников. Пропустить этот праздник - все равно, что потерять год: себя не показать, других не увидеть. Поэтому и ждали до мая: сначала гулянье, потом - отъезд.
В-третьих, апрельские дороги были, как бы это сказать, не для путешествий. Шоссе в России было только одно - из Петербурга в Москву. В XVIII веке оно было покрыто широкими и толстыми досками, в начале XIX-го - щебнем. Остальные дороги были грунтовыми. Путешествие по ним в весеннюю распутицу выглядело, судя по письму Марты Вильмот, так:
"Лавируя, карета продвигалась вперед почти без дороги (если не считать колеи, оставленной небольшими грязными повозками), и нас било, вертело, трясло, стукало, бросало из стороны в сторону. Вдруг лошади поднялись на дыбы, рванули - и мы все до единого очутились в болоте… с которым мы сражались в течение 5 часов под звон московских колоколов".
А вот другое описание весенних дорог: на Пасху 8 апреля 1778 года компания московских дворян отправилась в поместье графа Орлова Остров. "Дорогою была великая грязь, и переломилась ось" - меланхолически записал один из путешественников.
В-четвертых - реки. Путешествующий в апреле "по казенной надобности" А.М. Фадеев переправлялся через Оку: "Мы должны были пересидеть целый день в отвратительной грязной мужичьей избе в ожидании, пока разойдется лед". Те же, кто ехал по своим делам пережидать ледоход предпочитали в городе.
Отъезд в деревню сопровождался определенным ритуалом. Чаще всего - молебном. Иногда отъезду предшествовало поклонение святым мощам в кремлевских храмах. Внешний вид "поезда" - поставленных друг за другом различных экипажей - зависел, помимо обеспеченности помещика, от меры удобств, которым он хотел располагать в дороге, его официального положения и личных привычек. Перед двадцатью экипажами помещика Головина везли чудотворную икону Владимирской Божьей Матери, а страстный охотник Нащекин окружал свой обоз одетыми в гусарские костюмы конными лакеями, впереди пускал слугу с трубой, подававшего сигналы к остановке и продолжению движения поезда. Граф Бутурлин ездил в свое село Белкино отдельно от семьи, в сопровождении двух камердинеров, библиотекаря, доктора или живописца.