Очерк V
Хозяйство
Образ помещика - паразита и бездельника - появился на страницах российских сатирических журналов еще во второй половине XVIII века и живет до сих пор. Описание празднеств, где-нибудь в Кусково или Архангельском, во дворцах, специально для этого построенных крупнейшими российскими вельможами, заслоняет для нас обычную жизнь дворянина в его усадьбе. А между тем представление о деревенской жизни как о череде забав и развлечений - свойственно было лишь жителям столицы. Именно там чиновники, не решаясь на долгую отлучку от места, где продвигалась их карьера, нанимали дачи, теснясь по 2–3 семьи в одном загородном доме, чтобы жить летом "на природе". Часть из них, следуя общей моде, заводили себе "подмосковные" и переносили на них петербургско-дачное отношение к селу. Очень характерно замечание петербургской светской дамы, адресата стихов Пушкина, Лермонтова, Вяземского, Жуковского - А.О. Смирновой-Россет: "… летом же я больше гуляю, катаюсь и ничего не делаю, хожу в нашем подмосковном Спасском по крестьянам и с ними болтаю". Отметим, что это пишет человек, чьи "занятия" в Петербурге состояли, главным образом, в посещении балов.
Еще один тип деревенского "бездельника" - очень молодой человек: офицер в отпуске или студент на каникулах. Приезжая в деревню навестить родных, они попадали в ситуацию искусственно продляемого детства, с его беззаботностью, играми, чтением книг и всем тем набором благ, что можно назвать "родительской заботой". Абсолютное же большинство помещиков были обременены массой хозяйственных забот (или, по крайней мере, они так думали).
День помещика делился на две половины: с утра (а утро для многих начиналось в 4–5 часов) до обеда - хозяйственные занятия, с обеда до ужина - отдых и развлечения. В дворянских усадьбах сохранялось характерное и для крестьян деление всех работ на домашние и полевые. Набор домашних дел ("труд помещицы") достаточно традиционен: поддержание чистоты в доме, уход за скотиной, подсобная женская работа вроде вязания или плетения кружев, заготовление припасов на зиму. Естественно, помещица не делала эту работу сама. Но она ею руководила и постоянно лично ее контролировала.
С.Н. Глинке запомнилось, что под руководством его матери в доме варились сыры и варенья, а также пеклись необыкновенные коврижки, отсылаемые знакомым в Петербург. Один из знакомых, Л.А. Нарышкин, оказавшийся большим любителем коврижек, ответил письмом: "Все присланные вами коврижки разошлись на домашнем почивании; а потому, чтоб быть позапасливее, прошу заготовить мне тысячу коврижек с моим гербом, которого прилагаю рисунок. Из этой тысячи уделю только двадцать Г.Р. Державину за хорошие стихи". Не замедлил и отклик Гавриила Романовича:
"Дележ у нас - святое дело,
Делися всем, что Бог послал,
Мне ж кстати лакомство поспело,
Фелицу я тогда писал".
Приготовление пищи - отдельная тема. Как правило, оно находилось вне сферы женских забот. Обед заказывал глава семьи и принимал к исполнению повар. Жена же помещика "заведовала" сенными девушками и занималась "женской работой", к которой относилось вышивание, ткачество, плетение кружев, шитье, вязание и опять вышивание без конца.
Хозяйственные заботы главы семейства менее разнообразны. Не будем здесь говорить о тех, кто вел хозяйство профессионально: держал винные откупа, имел фабрики, управлял удельными волостями или поместьями крупных вельмож. Большинство помещиков хозяйствовали по "должности" владельца земли и крестьян. Приезжая в поместье, они должны были включить в свой ежедневный распорядок две обязательные вещи: выслушивание отчета о делах и присутствие на сельхозработах.
Контроль помещика над трудом крепостных мог быть реальным или представляться одной только видимостью, но его нужно было обозначить, иначе помещик терял уважение соседей, а главное, собственных крестьян, что грозило срывом работ, потравами и прочими убытками. И наоборот, ежедневный выезд барина на "полевые работы" дисциплинировал и крестьян, и тех, кто был поставлен ими управлять, хотя порой это приводило к курьезам.
В.В. Селиванов вспоминал, как отец его, выезжая в одноколке "на поля" в своем поместье Любавы под Зарайском, трижды приказывал продергивать мак и каждый раз очень сердился на старосту, который уверял, что бабы посланы и работа сделана. И только поехав в четвертый раз вместе со старостой, он выяснил, что все время осматривал маковое поле своего соседа, а от собственного мака благодаря трем прореживаниям ничего почти не осталось.
Самым важным делом помещика почиталась обязанность выслушивать отчет о делах. О серьезности этой процедуры говорит строгая форма отчета, вырабатываемая каждым помещиком в отдельности, и ее неукоснительное соблюдение всеми сторонами. Как правило, отчет заслушивали рано утром: до, во время или сразу после утреннего чая. Так помещик В.В. Головин в своей подмосковной - селе Новоспасском - еще до восхода солнца успевал выслушать доклады дворецкого, ключника, выборного и старосты. А самое большое количество отдающих утренний рапорт обнаружилось у помещика Петра Алексеевича Кошкарева: староста, конюший, садовник, ловчий и секретарь.
Доклад - основная форма контроля помещика над своими главными помощниками руководителями усадебных служб (дворецкий, садовник, секретарь) и крестьянской общины (староста, выборный). При этом только от самого помещика зависело, будет ли этот контроль реальным или доклад сведется к формальному выполнению условия: барин дает указания - все выполняют. По второму варианту хозяйствовал однажды, приехавший в свою деревню на три дня, П.В. Завадовский: "Садовник и архитектор призвали меня, чтоб… получить уроки на дальнейшие работы; но я, видевши вкус их и знание их во всем том, что сделано, дал каждому из них полную волю остальное доделывать, указав только место, где чему быть".
Еще одним живым и интересным дело было почти поголовное увлечение теплицами и оранжереями. Работать в оранжерее - по-настоящему, руками - не только не считалось зазорным, но даже составляло привилегию помещиков. Так, граф Д.П. Бутурлин, имея более 200 деревьев в кадках и грядки с тюльпанами, в оранжерее работал сам, жене оставляя "воздушное садоводство". Устроив оранжерею или теплицу и трудясь в ней, помещик как бы поднимался на более высокий уровень неписаной помещичьей иерархии - он мог позволить себе модное увлечение. Содержать оранжерею - дело не простое, оно требует денег, времени и специальных занятий. Именно поэтому, показывая гостю редкие растения в зимнем саду и угощая его персиками в феврале, хозяин пользовался редкой возможностью сказать: это сделано мной - и получить в ответ порцию справедливо заслуженного восхищения.
Тот же Завадовский, сосланный императором Павлом в поместье Ляличи, так описывал свою жизнь в письме приятелю, графу Александру Воронцову:
"Провожу время, осматривая работы строительные и садовые; в дурную погоду читаю, и не чувствую, как бежит год".
Буян и картежник в прошлом, а ныне опальный вельможа писал о своей оранжерее:
"Часть сия есть во мне господствующая страсть", и просил приятеля прислать саженцев лимонных деревьев и "груш французских хорошего вкусу".
Нередко более практичные и инициативные помещицы вытесняли своих мужей из хозяйственной сферы почти целиком. Оранжерея в таком случае становилась почти делом жизни. Генералу в отставке Д.Б. Мертваго до смерти надоели споры с женой и тещей по поводу разных хозяйственных мелочей. И что же: "Чтобы отстраниться от участия в действах, мне противных, - записывает генерал, - Не стал я мешаться в дела хозяйственные… определился в любители садоводства и принялся работать в саду своими руками".
В семействе Чернышевых, как пишет очевидец, "всем распоряжалась графиня", то есть назначала работы, проверяла отчеты в конторе, занималась постройками, заводами, фабриками и даже садом. Граф в хозяйство "не входил". Он выбрал себе другое дело, типологически близкое к оранжерее, но гораздо более дорогое. Это был конный завод на 400 голов. Но такая отдушина была доступна лишь по-настоящему богатым людям. "Обычные" помещики, как бы не показалось это странным, любили заниматься обычным делом - копаться в земле.
Очерк VI
Развлечения
Послеобеденная часть дня отводилась в усадьбе отдыху и развлечениям. Самое простое и обычное из них - прогулка. Д.Н. Толстой вспоминал о том, что на прогулку отправлялись или в легком экипаже - дрожках "в поля", или пешком по саду. В поместье генерала Недоброва "катались на линейке или гуляли, особенно в дубовом лесу, собирали грибы и поддубные орешки, из которых делали чернила".
Как заметил один помещик, сад заводился "для веселости". Прогулка по нему часто заканчивалась в беседке, куда в традициях сентиментального XVIII века удалялись, "чтоб давать мыслям волю", или просто, без затей, попить чайку. В усадьбе Бутурлиных был принят целый церемониал прогулки-чаепития: если после обеда не уходили собирать грибы, то садились в линейку и отправлялись в ближайшую рощу пить чай в старом деревянном доме, оставшемся от прежнего помещика и сохраняемого специально для таких выездов.
Дома вечером или в плохую погоду затевались игры. Модный при дворе Екатерины II преферанс, а тем более азартные карточные игры, в ходу не были. Мужчины играли в вист по маленькой, женщины в пикет "на изюм". Очень широко были распространены бильярд, шашки и шахматы.
Еще одно обычное "удовольствие" - музыка. Играли сами: отец С.Н. Глинки по вечерам выходил на крыльцо дома и играл на флейте; в семействе М.В. Толстого по вечерам пели. Пели и у Недоброва: "А я в три косы косила", "Ай Феня, Феня, ягодка моя", "Деревня наша хороша, только улица грязна". Многие помещики средней руки держали небольшие домашние оркестры, и "музицирование" обязательным пунктом входило в порядок дня. Помимо русских песен, исполняли классическую камерную музыку.
В последнее десятилетие XVIII века в моду вошел домашний театр. Сначала пьесы разыгрывали дети. Автора брали немецкого или французского, пьесу на русский не переводили. Считалось, что так лучше учить языки. Потом дети подросли, а увлечение осталось. Уже в самом начале Х^ века домашний театр, где играли не крепостные, а господа, стал явлением широко распространенным, если не сказать массовым. Большинство пьес, разыгрываемых в домашних спектаклях, брались из репертуара французского классического театра, а значит, были нравоучительными, что соответствовало первоначальной учебной задаче представлений. Так, например, одна из пьес, разыгранных в доме Архаровых, называлась "Ненависть к людям и раскаяние".
Бутурлины ко дню рождения хозяйки дома 25 июля 1916 года поставили пьесу, сочиненную старшей дочерью. Представляли ее в каменной риге (амбаре), но с "настоящими декорациями". Позже в репертуар домашних театров вошли пьесы русских авторов. Например, спектакль, поставленный в поместье А.Д. Закревского (тоже к именинам жены) уже в 40-е годы XIX века, назывался "Не любо не слушай, лгать не мешай". Комедия принадлежала перу князя Шаховского. В имении Салтыковых Марфине театр стал главным развлечением. В специально для постановок построенном деревянном здании хозяева и гости разыгрывали не только драмы, но и оперы.
Для веселого времяпровождения собирались небольшие кампании соседей и родственников, близких друг другу по положению, уровню образования, интересам. Вместе они проводили весь летний сезон, придумывая все новые и новые развлечения. Приведем описание одного из таких соседских кружков, сложившегося в 1812 году в усадьбе А.А. Плещеева, селе Черни:
"В кружке Плещеева, кроме его жены, Жуковского, дочерей Е.А. Протасовой и близких приятелей и знакомых: Д.Н. Блудова, Д.А. Кавелина, помещика Апухтина участвовали многие из образованных пленных французов, в том числе генерал Бонами. Здесь проводили время очень весело, читали, разыгрывали французские пьесы, играли в распространенные тогда в избранных кружках jeux d" esprit, исполняли музыкальные пьесы".
И уж совершенно особым сельским "удовольствием" были празднества и гуляния, устраиваемые редко, 2–3 раза в году, но зато на широкую ногу, с приглашением 50-100 гостей. Чаще всего поводом к такому празднеству были именины хозяина или хозяйки поместья, иногда - храмовый праздник села, и, конечно, приятные события, затрагивающие соседей и родню, такие как свадьба или крестины.
Праздник - одна из трех форм соседского общения. Две другие - визиты и гости - более обычны и регулярны, о них мы расскажем отдельно. Праздник - развлечение из разряда обязательных. Как в городе уважающий себя дворянин должен был давать "два бала ежегодно", так и в деревне он должен уважить соседей и созвать их к себе всех на праздник, хоть раз в году. К еще одному отставному фавориту Екатерины - С.Г. Зоричу собиралось по праздникам более ста соседей. Гости графа Чернышева съезжались на праздник в течение 2–3 дней, в конюшнях освобождалось место для пятисот лошадей, на которых приезжали гости. Но и скромный помещик, приглашая только родню и ближайших соседей, не мог надеяться, что к нему съедутся менее 20 человек.
Праздник начинался службой в церкви, и продолжался обедом, за которым следовали развлечения. Самое короткое описание праздника принадлежит Н.Н. Муравьеву-Карскому. Это именины его жены: "Роща и сад иллюминированы, была и музыка, все повеселились вдоволь". В одной лаконичной фразе поместились два главных атрибута праздника: он проходит на природе, объединяясь с гуляньем, и немыслим без музыки. Программа праздника составлялась заранее и включала ряд обязательных элементов, комбинация которых придавала празднику индивидуальную окраску. Для того чтобы убедится в этом, сравним два подчеркнуто разных праздника, данных в конце XVIII века и сохранившихся в памяти мемуаристов.
Первый из них давал помещик Дурасов в 17 верстах от Москвы, в Люблине. Устроил его во французском стиле, что означало обед на открытом воздухе, среди цветников, прогулку по саду после обеда и театральное представление, включавшее драматическую пьесу, балет и фарс. Во время представления, даваемого крепостными актерами, "публику обносили подносами с фруктами, сладостями, мороженым, лимонадом, чаем и другими напитками". (В скобках заметим, что устроитель праздника Дурасов уже в те времена заслужил репутацию человека, которому некуда девать деньги).
Второе же празднество организовал гораздо менее богатый тульский наместник Н.М. Кречетников. Описавший торжество А.Т. Болотов отметил, что проходило оно "так, как бывает в Англии". У англомана-наместника гости с утра получили свободу "гулять кто где хотел и делать что ему угодно". Обед, поданный по сигналу колокола, был "сытый и пышный", а после обеда началось "общее гуляние" по прудам и рощам, завершением которого стало чаепитие в особом, специально построенном шатре на другом берегу реки. "Английский" вариант праздника не включал безумно дорогой театр, программа же в целом выдерживалась: обед - гулянье - чай.