Мы надеялись, что "Русанов" привезет нам "настоящую" картошку, ибо ее сушеный вариант всем осточертел. Мы с нетерпением ждали также подвоза свежих продуктов, топлива, доставки новых фильмов и почты. Каждый зимовщик мечтал получить от родных целую кипу писем и посылку.
Радисты острова не знали в эти дни ни минуты покоя. Каждый по несколько раз в день допытывался:
- Далеко ли "Русанов"?
Наконец корабль вышел из бухты Тихой острова Гукера и, дымя, направился по Британскому каналу на север.
Однако на следующий день была получена огорчившая всех радиограмма: "Русанову" пришлось прервать свой путь и укрыться от шторма…
Шторм бушевал также на острове Рудольфа и выгонял в открытое море из бухты Теплица застрявшие там на мели айсберги. Ослепительно белые могучие ледяные горы, словно линкоры, медленно и гордо двигались, гонимые ветром.
Вдруг ветер переменил направление. Все увеличиваясь, волны с глухим рокотом бились о берег. Рождались новые айсберги.
Чтобы получить представление об этом величественном и могучем явлении природы, надо знать, как возникают ледники, покрывающие острова Арктики.
Ледник, высота которого доходит местами до двухсот метров, обычно образуется не из замерзшей воды, а из снега, находящегося под очень большим давлением. Снега в Арктике выпадает много, и он не успевает растаять в течение короткого прохладного лета. Так каждый год образуется слой снега, пропитанного талыми водами. На протяжении десятков и сотен лет подобное наслоение достигает внушительной высоты, и верхние слои все сильнее и сильнее давят на нижние. Снег превращается в лед. Давление на нижние пласты становится все сильнее и выжатые пласты льда сползают в море. Лед находится под водой до тех пор, пока со страшным грохотом не отломится от ледника под давлением воды. Поднимаясь на поверхность, новорожденный айсберг вызывает огромные волны. Беда тому, кто в эту минуту окажется поблизости! Не только для моторной лодки или катера, но даже для судна с солидным тоннажем рождение айсберга может стать роковым.
… На берегу бухты Теплица стоял коренастый широкоплечий мужчина, озабоченно оглядывая бушующую водную поверхность. Обутый в высокие сапоги, одетый в брезентовый плащ, он как бы бросал вызов пронизывающему насквозь ветру. С грохотом, заглушающим даже шум бури, один за другим на поверхности моря появлялись айсберги. Но стоявшего на берегу человека это устроенное природой грандиозное зрелище совершенно не интересовало. Он с тревогой думал о том, что произойдет, если ветер еще раз изменит направление и начнет дуть с запада, со стороны островов Шпицберген. На западе, всего лишь в пяти-шести милях от берега, зловещей полосой белел на горизонте лед. Если ветер подует с той стороны, то вскоре пригонит ледяные поля в бухту. Тогда кораблю сюда не пробраться, а значит, и на этот раз не удастся получить провиант, топливо и все остальное…
За время, пока начальник полярной станции Виктор Степанов раздумывал над такими весьма неприятными возможностями, на южном горизонте появилась еле заметная полоса дыма.
- Ура-а! Судно на горизонте! - раздалось за спиной начальника станции.
Обернувшись, Степанов увидел, что все обитатели острова Рудольфа (их было пятнадцать человек) спешат к берегу. Первым рядом со Степановым оказался пилот Георгий Орлов. Он сразу осознал нависшую опасность.
- Всех людей надо поставить на разгрузку, иначе не успеем!
Степанов кивнул головой.
Тут же были сформированы две бригады: одна из работников полярной станции во главе со Степановым, другая из летчиков под руководством Орлова.
- Так, ребята! Теперь быстро поесть, а как только прибудет корабль, начнем, - скомандовал Степанов. - Восемь часов работаем, потом едим, немного отдохнем и снова на разгрузку, пока не закончим. Для перевозки грузов на склад времени у нас будет потом достаточно-предостаточно. Главное - успеть доставить груз на берег.
- Не лучше ли сделать рабочий день подлиннее? - спросил коренастый бортмеханик Павел Петенин. - А то перекусишь, ляжешь и только заснешь, как уже надо вставать.
- Неплохая идея. Боюсь только, что мы не сможем работать двенадцать часов подряд, рассуждал Степанов.
После короткого спора решили все же принять предложение Петенина.
Когда мужчины вышли из столовой, корабль был уже хорошо виден. Через полчаса под звуки глухой сирены он бросил якорь неподалеку от берега.
Все население острова выстроилось на берегу. Ветер немного стих. Но беспокойные волны по-прежнему грызли прибрежный лед, бросая в лицо ожидавшим острые осколки льда и пену.
С корабля прибыл катер. Однако понадобилось еще минут десять, чтобы найти подходящее место для причала.
Всеобщее внимание привлек пожилой моряк с голландской бородкой - капитан "Русанова" Артур Карлович Бурке. Его знали во всех прибрежных районах Севера, от Шпицбергена и до мыса Барроу на Аляске. Он был одним из тех немногих капитанов, которые большую часть своей жизни провели в ледяных морях Арктики.
- Привет, рудольфовцы! - пророкотал Бурке. - Как дела?
- Нормально, идут помаленьку, - ответил Степанов, протягивая гостю руку. - Я думаю, сразу же и начнем?
- Чем раньше, тем лучше, - Бурке сделал выразительный жест в сторону ледяного поля на горизонте. - Начнем с провианта. Уголь и бензин оставим на завтра.
Моряки сколотили временный причал и установили его в удобном для подхода месте. Бригада Орлова начала работу первой.
Тем временем буря стихла, но море все еще не успокоилось. Однако ждать было нельзя. Одна за другой прибывали к импровизированной пристани шлюпки, загруженные мешками с картофелем, ящиками и бочками. Бригада летчиков быстро вытаскивала груз на берег и складывала в груду.
Работа спорилась. Лишь около полуночи, когда бригада Степанова пришла сменить летчиков, люди почувствовали сильную усталость. Плечи и руки, казалось, налились свинцом.
Бригада Орлова, хорошо отдохнув, через двенадцать часов снова появилась на берегу. Обстановка заметно изменилась. Море на расстоянии нескольких десятков метров от берега походило на ледяной суп. Волнение снова усилилось. От временного причала ничего не осталось.
Члены бригады Степанова, по пояс в ледяной воде, вытаскивали на берег бочки с бензином. Когда появилась бригада летчиков, как раз подошла очередная шлюпка с грузом бочек. На границе льда люди выкатывали бочки прямо в воду, а оттуда при помощи багров и канатов полярники доставляли их на берег.
- Ну, летчики, хватит ли у вас сил? - спросил Степанов.
- Если хватило у вас, хватит и у нас, - ответил второй бортмеханик Чернышев и зашагал между льдинами ловить бочку, аза ним остальные члены бригады.
- В связи с изменением обстановки придется сократить рабочее время, - сказал начальник полярной станции. - За четыре часа можно основательно промокнуть.
- Действительно, больше, пожалуй, не стоит, - согласился Орлов, - иначе и простудиться недолго.
Через некоторое время произошла непредвиденная задержка: заглох мотор катера. Оставшись без дела, мы, промокшие до костей, сразу же начали замерзать. Не оставалось ничего другого, как собрать валявшиеся на берегу доски от ящиков и разжечь костер. Вскоре стало теплее, одежда немного подсохла.
Сверху, с ледника, послышался вдруг лай собак и тяжелый топот. Огромный белый медведь, преследуемый стаей собак, мчался прямо к костру. Зверь даже не обратил внимания на то, что на его пути стоят люди. Спасаясь от собак, он в панике промчался прямо между летчиками и ринулся в воду.
Тем временем исправили мотор на катере, и он, пыхтя, направился к берегу.
- Ребята, знаете что? - озорно крикнул Орлов. - Давайте поймаем этого зверя! Догоним его на катере и набросим на него петлю. Ведь на воде он нам ничего сделать не сможет.
Началась своеобразная охота. Мы втроем - Орлов, Вершинский и я - сели на катер и помчались за белым медведем.
Вот это была охота! Каждый раз, когда мы приближались к медведю и хотели накинуть на него привязанную к багру петлю, он нырял под воду. На поверхности воды медведь появлялся на порядочном расстоянии от нас. Так прошло целых полчаса, прежде чем Вершинскому удалось накинуть ему петлю на шею.
Теперь мы отправились к "Русанову". Хозяин Ледовитого океана сердито рычал и фыркал, но был вынужден плыть за нами.
- Эй, капитан! - крикнул Орлов, когда мы приблизились к кораблю. - Вадите, какого великолепного пассажира мы вам раздобыли! Спускайте конец с лебедки!
Белому медведю такая поездка вовсе не нравилась. Каждый раз, когда петля хоть немного ослабевала, он пытался нас атаковать. Надо было все время быть начеку.
И вот нам подали конец с судовой лебедки. Поймав его, мы остановили катер. И тогда начался переполох! Прежде чем мы успели связать наш канат со спущенным с лебедки, белый медведь оказался на корме нашего катера. Положение создалось довольно-таки опасное - ружей мы с собой не взяли!
Попавший в беду хватается за соломинку, и нам ничего не оставалось, как взобраться на корабль по спущенному оттуда штормовому трапу. С невероятной быстротой, которая сделала бы честь акробату, я взлетел на палубу. Оглянувшись, увидел, что Орлов и Вершинский уже стоят там. Когда же они успели?
Моторист катера остался один на один с белым медведем, и зверь, не мешкая, начал наступление. Трубу и штурвальную колонку, оказавшихся на его пути, косолапый смял в одно мгновенье. Обломки ему тоже, наверное, мешали, и он столкнул их за борт.
Пока медведь был занят этим, мотористу удалось схватить железный лом. Теперь он уже мог защищаться. Выбрав подходящий момент, моторист ударил медведя по лбу. Рыча от боли и ярости, зверь встал на дыбы. В тот же момент раздались выстрелы… и грузное тело рухнуло на палубу. Капитан Бурке и один из матросов держали все время зверя на прицеле. Выстрелы были точными - когда моторист ткнул медведя концом лома, тот не подавал уже никаких признаков жизни.
Все вздохнули с облегчением.
- Где же вы научились так ловко лазить по канату? - с улыбкой спросил меня капитан Бурке.
- По нужде и вол в колодец полезет, - ответил я эстонской поговоркой.
Моряки освежевали зверя и перенесли мясо на камбуз.
Закончив свою смену, мы отправились на корабль. Пар поднимался от больших блюд с медвежатиной на выбор: жареной и вареной. Это был замечательный пир! И шутки на наш счет отпускались без конца и края!
… После ухода "Русанова" на берегу снова началась напряженная работа. Наконец весь груз был перевезен на склады. Начали монтаж доставленной нам электростанции.
Приближалась осень. Солнце уже не стояло днями и ночами на горизонте, а садилось за ледяные глыбы - сначала в полночь, а затем уже и в более ранние часы. Установился обычный ритм чередования дня и ночи.
В одну такую ночь нас разбудил сильный лай собак.
- Что это они там опять расшумелись? - возмутился штурман Лев Рубинштейн, любивший поспать.
- Наверное, медведи бродят, - предположил я, вылезая изтеплого спального мешка.
- Что, если посмотреть? - заинтересовался и Орлов.
Мы быстро оделись, схватили ружья, фотоаппараты и помчались на улицу. Собаки, которых держали на полярной станции для езды в упряжке и перевозки грузов, в большом волнении прыгали и лаяли, рвались с цепи…
На западной стороне неба стояла полная луна, на северо-востоке уже начало светать, ветер стих.
Не успели мы спустить собак с цепи, как они сразу же помчались прямо в сторону бухты Теплица.
Снег был довольно плотный, и по нему могли свободно передвигаться не только собаки, но и люди. Поэтому вместе с присоединившимся к нам Петениным мы помчались за собаками, не надев лыж. Многоголосый лай отдалился, но становился все более яростным. Пробежав километра два, мы увидели необычайное зрелище: собаки образовали круг и отчаянно лаяли на кого-то. Приблизившись, мы увидели главных виновников этой суматохи. Окруженная собаками, топталась большая белая медведица, за которую пытался спрятаться маленький, двух-трехмесячный медвежонок.
Стало уже довольно светло. Я выхватил из-за пазухи фотоаппарат. К. сожалению, успел сделать лишь один снимок, когда раздался выстрел и медведица рухнула на снег.
- Надо же было тебе так торопиться, - ругал я Петенина. - Можно было сделать еще несколько хороших снимков…
Но делать нечего. Медведица лежала на снегу, а малыш бойко стоял за себя.
- Давайте поймаем маленького и воспитаем, - предложил Степанов, только что вместе с Чернышевым прибывший к месту происшествия.
Пока Петенин ходил за сеткой и санями, мне удалось сделать еще несколько снимков. Потом мы завернули медвежонка, ростом с хорошую овчарку и оказывавшего упорное сопротивление, в сетку и на санях повезли к нашему жилищу.
Чернышев и Петенин остались снимать шкуру с медведицы. Мы с Орловым смастерили широкий ошейник и посадили малыша на цепь, прикрепленную к большому камню недалеко от дверей.
Маша (так мы назвали медвежонка) чувствовала себя вначале довольно скверно. Особенно досаждали ей собаки, которые нахально пытались утащить принесенную для медвежонка еду.
Пока Маша бранилась с одной из них, другая успевала съесть ее пищу. Нам не оставалось ничего другого, как построить Маше из досок будку, открытую только спереди.
Вскоре Маша привыкла к людям и ее можно было освободить от цепи. Большую симпатию она испытывала к тем, кто ей чаще приносил еду, особенно сгущенное молоко, ее любимое лакомство. Уже издали заметив в руках человека банку, она облизывалась и садилась. Получив первую порцию, она закрывала от наслаждения глаза и с умильным видом ожидала следующей.
Маша быстро привыкла к своему имени и сразу же прибегала на зов. Когда ее чесали за ухом, она урчала от удовольствия, положив свою голову человеку на колени. Как каждый детеныш, Маша любила возиться и шалить, а особенно увлекалась борьбой. Она вставала на задние лапы, обхватывала противника за пояс и старалась повалить его. Если после долгой возни ей удавалось положить противника на лопатки, она с чрезвычайно гордым видом клала переднюю лапу побежденному на грудь и лизала своим шероховатым языком лицо и руки лежащего. Однако если побежденный оставался долгое время неподвижным, Маша начинала скулить и пыталась "воскресить" его, тыча носам в бок или катая лапой, чтобы снова затеять борьбу.
… Прошла зима. Маша стала сильной и рослой. Соревнованиям по борьбе пришлось положить конец - Машины объятия становились опасными для наших ребер. С цепи отпускать ее уже не стали. Собаки держались от нее на почтительном расстоянии. Беда тому псу, который забывал об осторожности, - с разодраным боком отлетал в снег от одного взмаха медвежьей лапы.
Однажды утром, когда мы, накануне устав на расчистке снега, спали дольше обычного, нас разбудил повар Василий Иванович.
- Маша убежала! - взволнованно крикнул он с порога. Выскочив на крыльцо в нижнем белье, мы убедились, что это действительно так. Мороз загнал нас обратно в теплую избу.
- Значит, железная цепь оказалась такой хрупкой, что Маша смогла ее разорвать, - удивился Орлов, одеваясь.
Тепло одевшись, мы вышли и внимательно осмотрели жилище беглянки. Мы заметили, что крайнее звено цепи сломалось в том месте, где оно было как бы перетерто.
- Ну да, разве вы не замечали, что Маша в последнее время беспрерывно качала головой? - воскликнул Орлов.
Теперь и я припомнил, что наша медведица подобно тому, как это делают медведи в зоопарке за железной решеткой, часами поворачивала голову слева направо и справа налево. Так постоянным трением ей удалось ослабить путы. Внимательно осмотрев цепь, мы заметили еще несколько слабых звеньев.
Мы спустили собак, обшарили берег и ледяные холмы - нигде никаких следов Маши.
В свободное время мы обычно бродили по острову с фотоаппаратом и ружьем. Было очень интересно наблюдать и фотографировать явления суровой жизни Арктики. Иногда я часами лежал на высоком берегу между каменными глыбами, рассматривая в бинокль море необъятную ледяную пустыню. Как только после темной зимы с метелями вновь стало появляться солнце, природа начала пробуждаться ото сна. То тут, то там, у самого берега и подальше, появлялась чистая вода. На льду около таких мест, если присмотреться внимательнее, можно было заметить стада тюленей, гревшихся на солнце. В стаде всегда находились один-два старых зверя, которые, вытянув шеи, бдительно следили за окрестностями и при малейшей опасности поднимали тревогу.
Опасность для тюленей исходила от хозяина ледяных полей - белого медведя. Он осторожно передвигался между ледяными глыбами, время от времени принюхиваясь и внимательно прислушиваясь. Когда до добычи оставалось с полкилометра, медведь ложился на брюхо и начинал ползти. Работая всеми конечностями, как при плавании, он потихоньку продвигался вперед. Подобравшись ближе, он начинал ползти уже на трех лапах, прикрывая четвертой черный кончик носа, чтобы глазастый тюлень его не заметил. Последние и решающие метры, отделявшие его от ближайшего тюленя, медведь преодолевал резким рывком. Но не тут-то было! Тюлень грелся, как и остальные, "а самом краю льда. Мгновение - и он уже скрылся вместе с другими под водой. Снова медведю пришлось залезать на высокий торос и, принюхиваясь, выбирать направление для новой охоты…
На этот раз я не дал этому зрелищу увлечь себя. Меня интересовала только Маша. Где же она?
Единственным темным пятном, попавшимся мне на глаза, была груда бочек на берегу. Когда-то, несколько лет назад, на остров привезли бочки с моржовым мясом для корма собак. Из-за нехватки складских помещений эти бочки оставили на высоком берегу, примерно в километре от зимовки, и доставляли их оттуда по мере надобности. Теперь я заметил вдруг, что одна бочка упала с берегового обрыва и разбилась вдребезги.
Странно! Что за сила могла вытащить почти полутонную громадину из груды и швырнуть вниз?
Осторожно, чтобы не попасть в какую-нибудь скрытую снегом щель во льду, я спустился вниз, на морской лед, и заметил, что около разбившейся бочки с мясом кто-то побывал. На твердой корке снега можно было различить лишь царапины, но вблизи бочки, на свежем снегу, четко виднелись медвежьи следы, между которыми кто-то, как будто палочкой, провел черту.
Ясно! Тут действовала наша Маша!
А черта на мягком снегу обозначала след обрывка цепи, которую волочила за собой медведица.
Дома я всем рассказал о том, что видел.
Вместе с Орловым и Чернышевым мы пошли к бочке. Теперь следы лап и цепи мы обнаружили и немного дальше, между двумя ледяными холмами, на более мягком снегу.
- Я останусь тут караулить, - сказал Чернышев, очень любивший Машу. - Она, может быть, вернется сюда, и тогда я приведу ее домой. Вечером, может быть, кто-нибудь из вас покараулит немного, пока я схожу поесть.
Чернышев терпеливо ждал Машу все послеобеденное время. Но безуспешно. Затем его сменил я и снова скользил биноклем по обледенелым окрестностям. Но обнаружить Машу не удавалось. И вдруг, совершенно неожиданно, она появилась из-под обрывистого берега, потопала к разбившейся бочке и стала пожирать замерзшее мясо.
- Маша! - радостно позвал я с берега. Зверь вздрогнул, посмотрел в мою сторону и продолжал есть.