- Товарищи! "Решительное" наступление гитлеровских полчищ на Москву провалилось. Красная Армия отшвырнула врага от стен нашей столицы и гонит его на запад. Мы победим! За нашу победу, друзья мои!
…Смотрю "поденную запись летной работы" за 1942 год. Читаю запись: "16. I. 42 г. ТБ-7. Перелет с авиазавода на аэродром. 1 полет 2 часа 10 минут, высота 800 метров".
Перегнали мы в тот день к себе новую боевую машину. На том, "летучем голландце", севшем без экипажа, после ремонта и замены сгоревшего мотора летал уже с бывшим моим экипажем другой командир корабля.
Радуемся, что в продолжающемся зимнем наступлении, начатом в начале декабря, будет и наш вклад.
Первый боевой вылет с укатанной тракторами снежной полосы начинаем еще засветло. Поднимая за собой снежные вихри, выруливают от опушки тяжелые, нагруженные корабли. Один, другой, третий… Вот уже стронулся с места, обдавая нас тучей снега, корабль командира эскадрильи, майора Александра Курбана. Вслед за ним пошли и мы. Подождав, пока уляжется снег, поднятый взлетевшим перед нами самолетом, поднимаемся в воздух.
Поля, луга, озера и болота сливаются в сплошную белую пелену. Еле просматриваются шоссейные дороги. Зато резко выделяются на белом фоне железнодорожные рельсы и темные пятна леса. Цель - железнодорожный узел Смоленск. Обходим с севера Москву. За каналом Москва-Волга слышу в наушниках голос нового штурмана Лебедева:
- Посмотрите налево, только трубы торчат…
Внизу на белом снегу видны стоящие в ряд печи и трубы. Через несколько минут вторая сгоревшая деревня, третья, четвертая… Все сожжено дотла.
Сумерки переходят незаметно в ночь. Далеко впереди, где-то за Гжатском, полыхают пожары. Линия фронта. Набирая высоту до заданной, входим в облака, и только розовые отсветы на них говорят нам, что внизу идет бой и горят деревни.
Вышли за облака. Наверху в морозном небе ярко мерцают звезды. Время от времени через облака видны вспышки огня: где-то бомбят. Вскоре через поредевшие облака стала вновь просматриваться земля.
- Сабы, видите? - спрашивает штурман.
- Вижу.
- Это и есть наша цель.
Впереди нас ярко горят под парашютами осветительные бомбы. Теперь все в порядке. Заходим на цель. Вокруг нас сверкают разрывы зенитных снарядов. Лебедев добавляет наш бомбовый груз к уже рвущимся на путях бомбовым сериям наших товарищей, и я стараюсь возможно резвей покинуть зону зенитного огня. Все! Теперь домой.
Через час с небольшим слева перед нами заморгал световой маячок. Еще десяток минут, и под колесами родной аэродром.
- Ну, Пусэп, с полем тебя, - выслушав доклад о выполнении задания, улыбается мне командир полка.
- С каким полем? - удивляюсь я.
- Ты что, не охотник? Так поздравляют друг друга охотники с первой дичью. А ты после выздоровления полетел сегодня в первый раз и вернулся, отлично выполнив боевое задание. Вот и с полем! - протянул мне руку полковник.
… Смоленский железнодорожный узел и аэродром стали для нас целью на ряд боевых вылетов. За ним последовала "работа" по железнодорожным узлам Витебска, Орши, Минска, Любани. Но все мы рвались понести наши "гостинцы" подальше, на города фашистской Германии. Но приказ есть приказ.
Вскоре мне прибавилось забот: меня назначили командиром эскадрильи. Повысили в звании - стал майором.
А "работа" - все та же: бомбили железнодорожные узлы со скоплением вражеских эшелонов с живой силой и техникой, изредка - аэродромы и прятавшиеся в лесах готовые к броску скопления танков.
С авиазавода, строившего воздушные корабли нашего типа, стали все чаще поступать к нам новые машины, и наступило время, когда их количество уже не умещалось в положенное одному полку штатное число. Началось формирование второго полка. Меня это интересовало тогда мало, - наступили долгожданные ночи полетов в глубокий тыл врага, на военные объекты Берлина и Кенигсберга, Данцига и Штеттина, Будапешта и Варшавы.
К тому времени постановлением Государственного Комитета Обороны была создана Авиация дальнего действия и командующим АДД стал командир нашей дивизии Александр Евгеньевич Голованов. Дивизию принял Викторин Иванович Лебедев, наш командир полка.
В октябре 1942 года последовал приказ командующего АДД:
"Командир эскадрильи 432-го тяжелобомбардировочного авиационного полка 81-й авиационной дивизии Авиации дальнего действия майор Пусэп Эндель Карлович назначается командиром 890 ТБ АП 81 АД АДД".
А еще несколько месяцев спустя - в январе 1943 года мне было присвоено очередное воинское звание - подполковник.
На огненной дуге
"Два наших самолета не вернулись на свои аэродромы. Совинформбюро".
Начало июля 1943 года выдалось знойным и жарким. Солнце припекало к полудню так сильно, что нельзя было притронуться к наружным частям самолетов.
В эти дни враг готовился к очередной операции под названием "Цитадель", в результате которой намеревался уничтожить советские войска на Курской дуге и открыть себе путь на Москву - вожделенной цели Гитлера и его генералитета. Шум, поднятый по этому поводу геббельсовской пропагандистской машиной, доходил и до нас: то по обрывкам подслушанных радиопередач, то через листовки, щедро разбрасываемые фашистскими летчиками. Со свойственной ей помпой и трескотней, геббельсовская пропаганда расписывала невиданную по мощи новую армию, оснащенную непробиваемыми танками и самоходными орудиями, против которой "истощенной и обескровленной" Красной Армии не устоять…
Восточный фронт, как ненасытное гигантское чудовище, пожирал с каждым днем все больше и больше сил, истощая до предела и так уже скудные запасы Германии и всей оккупированной фашистами Европы. Беспрерывным потоком, днем и ночью катили железнодорожные эшелоны с запада, доставляя живую силу, военную технику и боеприпасы на железнодорожные узлы Орла и Белгорода. Львиную долю всего этого "добра" пускали под откос неуловимые народные мстители - партизаны Украины и Белоруссии, объявившие в те дни ненавистным оккупантам беспощадную "рельсовую войну".
То, что все же доходило до места назначения, попадало под удары бомбардировщиков советской авиации.
Авиация дальнего действия в эти дни воевала в тесном взаимодействии с наземными войсками, которые готовились к отражению очередного вражеского натиска.
В этот душный июльский вечер подготовка к очередному вылету подходила к концу. Распластав у опушки леса широченные крылья, наши четырехмоторные красавцы ПЕ-8 (ТБ-7) принимали в свое чрево смертоносный груз - бомбы. Одна за другой, втягиваемые с помощью лебедки, исчезали в широко раскрытых люках кораблей двухсотпятидесятикилограммовые сигарообразные авиабомбы. Когда к ним привинтили взрыватели и люки закрылись, на каждый корабль подняли еще по две бомбы для наружной подвески под крылья. Командиры кораблей и штурманы сидели в это время в душном помещении штаба, готовили маршрутные карты и рассчитывали курсы, готовясь к очередной бомбардировке Орловского железнодорожного узла.
Начальник штаба полка, худощавый остроносый седой подполковник Никитин, дочитывал командирам и штурманам кораблей последний пункт боевого приказа:
"… бомбардирование контролирует штурман полка майор А. Синицын".
Прослушав сводку погоды и закончив навигационные расчеты, экипажи направились к кораблям.
Когда до старта оставалось еще минут пять, я объехал без шофера на лендлизовском "виллисе" корабли и предупредил экипажи о возможных атаках ночных истребителей врага.
- По разведывательным данным известно, что в направлении Орел-Брянск фашисты собрали своих лучших асов. Ночныеистребители пилотируются летчиками, прошедшими войну в Испании, во Франции и Югославии. До последнего времени их использовали инструкторами для выучки молодежи. Видно, не очень-то много у фрицев осталось людей, раз даже из школ приходится забирать. Будьте внимательны, следите беспрерывно за воздухом!
Взглянув на часы, я поднял руку. Тут же взметнулись в небо две зеленые ракеты: "Запустить моторы и выруливать".
Один за другим, грузно покачиваясь на неровностях с крыла на крыло, двинулись корабли к старту. С северо-запада небо покрывал багрово-золотистый закат, как бы напоминая о лавине огня и потоках крови там, на западной стороне.
Оставляя за собой тучи поднятой винтами пыли, корабли шли на взлет. Я следил за каждым и мысленно давал оценку взлету. Лишь тогда, когда последний корабль растаял в пурпурном закате, я влез на сиденье "виллиса" и уехал на командный пункт.
- Товарищ подполковник, связь со всеми кораблями установлена, - доложил оперативный дежурный.
Один за другим сообщали командиры кораблей о прохождении контрольных этапов и погоде в пути следования. Каждая радиограмма к радости всех присутствующих, кончалась лаконическим: "Все в порядке".
Подходило время бомбового удара. Радисты теснее прижимали наушники и вылавливали из хаоса радиосигналов позывные своих кораблей. На командном пункте стояла сторожкая тишина. Капитан Борис Низовцев, дежурный навигатор, обложившись транспортирами и линейками, вычерчивал на большой карте линии пеленгов и определял местонахождение кораблей.
Вскоре начали поступать радиодонесения:
"Подполковник Лавровский выполнил боевое задание"…
"Капитан Марусиченко выполнил боевое задание"…
Несколько минут спустя пришло последнее из них - от контролера, майора Синицына. Вслед за этим начались по радио подробные доклады о количестве попаданий - взрывов, пожаров, прожекторов и зенитных орудий.
Я курил папиросу за папиросой и ждал свободного доклада от контролера. Уже поступили подробные донесения от всех. Лишь два корабля: майора Сушина, на борту которого находился штурман полка, контролер майор Синицын, и майора Вихорева - не подавали больше никаких сигналов.
В сердца наши закралась тревога.
- Товарищ дежурный, распорядитесь, чтобы еще двое слушали только 069-го и 109-го, - приказал я.
Два радиста перестроились на прием замолчавших кораблей. Томительно шло время… Первые корабли уже возвращались к своему аэродрому, запрашивали разрешения на посадку. Волнуясь и беспрерывно дымя "Казбеком", сидел я у стартовой рации и вглядывался в номера приземлявшихся в лучах прожектора самолетов.
"Кокорев, Ермаков, Архаров", - называл я мысленно фамилии командиров кораблей, садившихся на гладкую бетонную полосу аэродрома.
"Марусиченко, Лавровский, Родных, Белков, Дьяченко…"
Опираясь на палку, потихоньку зашагал к командному пункту. Шофер медленно ехал за мной вслед.
Вот идет еще один… 068 - это майор Н. И. Пахомчик.
Посадочный прожектор продолжает светить. Из темноты выскакивает на его свет номер 015 - старший лейтенант П. И. Немков… И еще машины… и еще… Но это уже начинают возвращаться корабли соседнего полка. Садится командир эскадрильи майор Додонов, за ним Адамов, Каминский.
"…Все… Неужели сбили?" - думал я с тревогой, возвращаясь на командный пункт. Там уже собрались все командиры и штурманы вернувшихся кораблей. Нет только Сушина и Вихорева.
Молча слушаю рапорты летчиков - командиров кораблей.
- В 0.17 восточнее цели, в районе деревни 0. наблюдали воздушный бой, а 0.20 на высоте 4000 метров летел курсом на восток горящий самолет, - заканчивает доклад капитан Кокорев.
- Наш? Большой корабль? - задаю вопрос.
- Темно было, видимость плохая, - подумав секунду, добавляет Кокорев.
- В 0.20 восточнее цели видели горящий самолет, большой, наверное, наш…, - докладывает командир третьей эскадрильи майор Павел Архаров.
Доложив о выполнении задания, экипажи уходят "поужинать", хотя уже утро, а затем спать. Вечером - снова в бой.
Штабные офицеры во главе с начальником штаба составляют итоговое донесение в штаб дивизии. Тревога не покидает нас. Пепельница на столе заполняется окурками. Мысли всех там, над Орлом, где остались Сушин, Вихорев и Синицьш с двумя экипажами воздушных бойцов.
- Вернутся, - утешаю я окружающих. Вихорев из-под Карпат пришел, а здесь - рукой подать… И, закурив которую уже по счету папиросу, вспоминаю, как выбрался из вражеского тыла Вихорев.
… Прошлой осенью над политическим центром одного из сателлитов гитлеровской Германии в числе других производил бомбометание экипаж тогда еще капитана Вихорева. Выполнив задание, экипаж маневрировал, уходя из зоны зенитного огня. Самолет шел уже курсом "а восток, когда громкий и резкий удар по правому крылу тряхнул весь самолет.
- Подбили! - подумали члены экипажа. За тысячу километров от линии фронта, в глубоком тылу врага выбрасываться на парашютах было далеко не весело. Вихорев мысленно уже представлял себе, как его, тяжело раненного (здоровым он не сдается), окружают враги, везут в свой штаб. Начинается бесконечный допрос, непрерывные муки плена…
Капитан прилагал все свое умение и силы, чтобы улететь возможно дальше на восток. Правый мотор отказал. Вихорев старался удержаться на прямой, изо всех сил нажимая на левую педаль руля поворота. Скорость пришлось уменьшить: иначе самолет терял высоту. Левая нога стала вскоре уставать. Пришлось и правую переставить на левую педаль. Высота была еще порядочная, а если оставшийся мотор не подведет, то имеется реальная возможность перетянуть линию фронта, до которой оставалась пока еще добрая тысяча километров.
- Сколько осталось до линии фронта? - решил он уточнить уштурмана.
- Около тысячи двухсот, - чуть помедлив, ответил тот. Пока самолет летел в ясном небе, все шло более или - менее
гладко: летчик давил на левую педаль то одной, то другой ногой, иногда обеими вместе. Самолет шел, правда, с небольшим снижением, но Вихорев знал, что высота будет теряться до определенного предела, ибо мотор на расчетной, более низкой высоте обретет большую мощность, и самолет полетит ровно, без снижения.
Но этим радужным надеждам не суждено было сбыться. Впереди, на всю ширину горизонта, на сколько мог охватить глаз, то там, то сям возникали яркие всполохи молний. Работай на самолете два мотора, Вихорев стал бы набирать высоту и, возможно, обошел бы грозовой фронт сверху. Теперь об этом нечего было и думать. Мощные грозовые облака, тянувшиеся сплошной грядой с севера на юг, запирали подбитому самолету непроницаемой стеной путь на восток. В нормальных условиях каждый мало-мальский опытный летчик отказался бы от мысли лезть напролом в этот кромешный ад. Вихорев прекрасно знал, что грозу надо обойти либо сверху, либо сбоку, стороной. Но на этот раз он не имел выбора. Поневоле оставалось лишь одно - идти прямо. Будь, что будет!
- Попробуем, - ободрил он экипаж, - может и проскочим…
Грозовые явления уже издали давали о себе знать. Началась "болтанка". Сперва легко, а затем все сильнее и резче бросали израненный самолет бушующие воздушные потоки. Его кидало во всех направлениях, заваливало в крены, бросало носом то вверх, то вниз. По лицу летчика потекли струйки пота. Временами очередная, уже - близкая вспышка молнии надолго ослепляла экипаж. Иногда казалось, что сиденье проваливалось вниз, и летчики висели в воздухе… После каждого такого провала, бросив взгляд на высотомер, обнаруживалась потеря высоты на сто, а то двести и более метров. Это тревожило Вихорева больше всего. По расчетам штурмана внизу должны быть Карпаты. Их высота в этом районе достигала более полутора тысяч метров. Самолет же опустился уже ниже трех тысяч. Следовательно, лишь немногим более тысячи метров отделяло машину от горных вершин.
Во все глаза следя за высотомером, летчик все же еще надеялся, что вот-вот самолет выскочит из облаков и выйдет под чистое небо. Тогда все пойдет как по маслу… Однако тщетными были надежды: измученному в неравной схватке с грозой экипажу пришлось выдержать еще одно последнее испытание. Перегрелся и начал давать перебои единственный, пока еще /работающий мотор… Стрелка на приборе, показывающем температуру головок цилиндров, перешла красную черту. Вихорев еще раз нажал на рычаг открытия юбок капота, но они и так уже были открыты до предела. Подождав немного, летчик заметил, что стрелка термометра дошла до упора.
"Загорится", - мелькнуло в голове, и он быстро выключил зажигание. Винт сразу остановился. "Заклинило!" - подумал летчик и сказал вслух, как можно спокойнее:
- Придется покинуть самолет. После приземления собраться у самолета. Он наверняка загорится и будет далеко виден.
Выдержав небольшую паузу, тут же скомандовал:
- Всем прыгать на парашютах! - и громким голосом повторил команду три раза.
Убедившись, что экипаж выбросился, открыл верхний люк. Еле успев приподняться и стать ногами на сидение, он сразу очутился в воздухе. Вниз летел спиной, нащупал кольцо замка парашюта и резко выдернул его.
Тут же последовал хлопок, и капитан оказался в нормальном положении - головой кверху, ногами вниз. Взглянул вверх: большой шелковый купол надулся и плавно опускал его к земле.
Кругом по-прежнему сверкали молнии. При очередной вспышке парашютист очутился в сплошном потоке воды. Дождь хлестал, как из ведра; струи его били то в лицо, то по затылку и проникали противным холодком под воротник, растекаясь по груди и спине.
Где-то в стороне, внизу на земле, взметнулся столб пламени и остался гореть в кромешной тьме ярким костром.
"Мой самолет", - подумал с горечью Вихорев.
Облака кончились. Дождь лил по-прежнему. Благополучно приземлившись и освободившись от парашюта, капитан осмотрелся. Невдалеке, освещая своим пламенем опушку не то леса, не то сада, горел самолет. Вихорев собрал было парашют, но, сообразив, что делать с ним больше нечего, бросил его, а сам направился к самолету. Подойдя ближе, обнаружил, что вокруг него значительно больше людей, чем имелось в экипаже. Люди все прибывали, и они окружали костер плотной толпой. Совсем рядом чернели какие-то здания. Нет, туда дорога закрыта, там, наверное, враги.
Было темно, но при ярких вспышках молнии летчик видел в стороне черную стену лесной опушки.
"Туда! Только туда!" - мысленно произнес он. "Но где штурман? Где стрелок-радист? Где все они?"
Тревожась за судьбу товарищей, капитан поспешил к лесу. Туда он добрался до рассвета. Прошел небольшое болотце, нашел в нем место посуше и, как был в унтах и 'меховом комбинезоне, прилег на мокрую землю. Почувствовав смертельную усталость, тут же заснул.
Проснулся от жары. Первое, что он, открыв глаза, увидел, был пар, валивший с мокрого комбинезона. Погода стояла ясная, и солнце грело последним теплом бабьего лета. С комбинезоном пришлось расстаться, хотя ночью он мог бы сослужить еще хорошую службу. Но днем ходить в нем жарко, нести на себе не только тяжело, но и опасно.
Определив по солнцу и часам положение стран света, капитан двинулся на восток, забрав из наколенных карманов неприкосновенный запас питания. Планшет выбросил, карту засунул за пазуху. На ходу открыл пачку печенья и, отламывая небольшие кусочки, ждал, пока они сами растаят во рту.