Он неплохой старичок, думала госпожа Бонневиль, при всех своих недостатках и причудах - вспомнить, хотя бы, как уперся и нипочем не хотел сойти из своей комнаты вниз к великому Бонапарту. И чтó его мучают без конца, уж оставили бы в покое.
- Вас похоронят у вас на ферме, - сказала она.
- Что ж, это земля хорошая, - размышлял вслух Пейн, пытаясь собрать ускользающие мысли. - Американская земля… это бы не худо. Но только землю продадут, а мои косточки выроют и тоже пустят в распродажу.
- Не будут продавать вашу землю, - легко сказала госпожа Бонневиль, думая о том, что любые слова дозволительны, если ими можно утешить умирающего старика.
Теперь не оставалось ничего, кроме боли, - в боку, где со времен, когда он сидел в Люксембурге, не заживали язвы, в голове, повсюду. Человек умирает так медленно. Госпожа Бонневиль наняла ему сиделку, но сиделка оказалась особой набожной и сочла своим долгом поделиться со всем светом благою вестью, что Том Пейн доживает последние дни. Так началось паломничество: слишком заманчивой представлялась перспектива услышать, как Пейн будет на смертном одре отрекаться от "Века разума"!
Перебывали все до единого, какие есть: католики и методисты, конгрегационалисты, лютеране, квакеры, пресвитериане - книгу они не читали, но все-таки явились дать бой нечистому и его писаньям.
- Отрекись! Отрекись от Бога, от добра и надежды, ведь ты умираешь! Отрекись от человечества!
Священники, пастыри, святые отцы, монашки - все прокрадывались к нему в комнату при содействии сиделки, которую не иначе как сам Всевышний направил исполнить эту святую миссию. Старый воин умирал, так чего ж им было страшиться! Звуки ангельских труб раздавались над Конкордом и Лексингтоном - здесь слышался только жесткий шелест черных облачений. Он, может, и звал на помощь слабым голосом, да его товарищи не слышали: одни поумирали, другие были далеко, шли вперед, одолевая горы и равнины, погоняя волов, запряженных в крытые фургоны - шли строить страну и мир, которые были мечтой, и мукой, и делом рук Тома Пейна. Фигуры в черном нагибались к изголовью, заслоняя и без того скудный солнечный свет. Исступленно взывали - отрекись! Приходили благочестивые дамы, одетые, сообразно случаю, в черные платья. Даже врач теребил его, склоняясь к самому уху:
- Вы меня слышите, господин Пейн? Еще не поздно - есть еще надежда. Вы не хотели бы признать, что Иисус Христос - сын Божий?
- Хочешь признать?
- Хочешь отречься?
- Хочешь раскаяться?
- Ты - старый нечестивец, все отвернулись от тебя. Не упорствуй, сдайся!
Если и выпадали спокойные минуты, - существует же все-таки на что-то раннее утро, поздний вечер, - сиделка принималась читать ему в полный голос из Библии. То был крестовый поход: все - под знамена, праведные!
А потом он уже больше не слышал их голосов, их понуканий, издевательств, их призывов к нему проявить слабость - к нему, сила которого была силой легендарных героев, древних богов. Он обрел покой; рядом были его товарищи, он стоял среди людей доброй воли - тех, кто предшествовал ему, и тех, которые придут ему на смену.
Вот какая похоронная процессия сопровождала тело его на ферму в Нью-Рошелл: госпожа Бонневиль с детьми, два негра и проповедник-квакер Уиллет Хикс - только эти семеро, больше никого. Но этого было достаточно; это был весь мир.
В одном месте по дороге в Уэстчестер кучер сделал остановку, чтобы дать передышку лошадям, и случайный зевака обратился к Хиксу с вопросом:
- Кого хороните?
- Тома Пейна.
- А-а, - ощерился незнакомец. - Ну, если и вправду существует такое заведенье, как чистилище, то ему крепко достанется, пока нечистый согласится выпустить его из лап.
- На этот счет, - сказал задумчиво Хикс, - я бы за Тома Пейна меньше волновался, чем за любого из жителей Нью-Йорка.
Поглазеть на похороны собралась горсточка нью-рошеллских поселян. Поржать, покамест Хикс будет произносить несколько слов над могилой. Кучер радовался, что день выдался погожий; ему нечасто удавалось выбраться за город. Хикс спросил у госпожи Бонневиль, имеется ли в завещании распоряженье относительно надгробного камня, и она отвечала да, и как только камень вытешут, надо его будет поставить. Еще ей хотелось бы обсадить могилу ивами и кипарисами, а то без них так голо. Она показала Хиксу листок бумаги, на котором рукою Пейна выведена была эпитафия для собственного надгробия:
"Томас Пейн, автор "Здравого смысла"".
- И этого довольно, - сказал Хикс. - Этого было бы всякому достаточно. Сколько ему было лет?
- Семьдесят два, по-моему.
Было восьмое июня 1809 года.
Но славным жителям Нью-Рошелла мало показалось, что его похоронили в неосвященной земле. Они совершали набеги на ферму, обламывали ветки на деревьях, посаженных госпожою Бонневиль и продавали их как сувениры. Откалывали куски с надгробного камня, обрывали немногие цветы, которые росли на могиле.
Через десять лет одного человека, его звали Уильям Кобетт, осенила идея. Он вырыл кости Пейна и повез в Англию с намереньем ездить по городам и выставлять их для обозрения. Но на этот последний, завершающий позор английское правительство отказалось дать разрешенье, и кости затерялись где-то в Англии.
Вот почему никто сегодня не знает, где покоится Пейн, - и это, быть может, к лучшему, ибо весь мир был его селеньем.
Светлой памяти своего учителя В. А. Каверина
посвящает эту работу переводчик.
М. Кан
Примечания
1
Каждый - творец своего счастья (лат.).
2
Обучая, учимся (лат.)
3
"Альманах Бедного Ричарда" - серия назидательно-юмористических альманахов, издаваемая в 1732–1757 гг. Б.Франклином.
4
Ветхий Завет. Книга Руфь, 1, 20.
5
Перевел Р. Сеф
6
Второзаконие 34,6